Суд Пилата

Александр Вергелис
- Я же обещал Вам незабываемые впечатления.
Эти слова промурлыкал кот в белоснежном балахончике с синими буквами «ХМ» на груди. Кота звали Серафим, «можно без отчества». Он щурился от яркого солнечного света, отчего его раскосые, заплывшие жирком глазки превратились в тонкие щелочки.
- Купить такой тур за такую цену – это само по себе фантастическое везение, - повторил свою вчерашнюю фразу второй – юный огненноволосый атлет в таком же одеянии. Кот Серафим звал его просто Мишей – так и отрекомендовал клиенту перед отправлением – «просто Миша».
Клиент не спорил, клиент уверял, что доволен. Никто не гарантировал ему такого результата, но главное было сделано – доставили в нужное время и место, обеспечили всем необходимым – одеждой, водой, валютой. Впрочем, всем ли?
- Ваша фирма, вне всяких сомнений, с Божьей помощью будет процветать и, разумеется, продолжит развиваться на радость пытливым умам и ищущим душам. Позволю себе дать совет… То есть совет не себе, а – Вам, Вашей команде, так сказать… - запутавшийся клиент  сделал паузу, подыскивая нужные слова. – Хорошо было бы в таких случаях предоставлять эээ… переводчика.
- Мы же предлагали Вам сопровождение, - правда, это стоило бы как минимум половину уплаченной суммы, - напомнил Серафим и, прикрыв рот стаканом с апельсиновым соком, по-кошачьи зевнул, одновременно скосив глаза на свои золотые часы.
- Да, да, конечно, но мне хотелось побывать там … одному, чтобы быть наедине с этим городом и с этим днем. Вы меня понимаете?
- О да! Многие из тех, кто заказывает тур… или, если угодно, паломничество в Иерусалим, предпочитают путешествовать в одиночестве. Либо в сопровождении близкого человека.
- Речь, скорее всего, идет об электронном переводчике, - подсказал «просто Миша».
- Да, да, – закивал клиент. - Ведь его можно замаскировать где-нибудь в волосах, в складках одежды, в крайнем случае – в посохе, с которым я не расставался.
- В этом посохе был маячок, по которому мы отслеживали Ваши передвижения, - напомнил огненноволосый атлет. – Но мысль здравая. Я бы предложил вмонтировать прибор в какой-нибудь амулет.
- Переводчик с арамейского? – изобразил задумчивость на своем кошачьем лице Серафим и почесал буквы «ХМ» на груди. - Да, это чертовски важно. Спасибо за ценный совет! Учтем, учтем… Действительно, должен же человек понимать, о чем вокруг него говорят. Но Вы нас поймите. Сервис пока не совершенен – потому и скидки такие большие. Это направление разрабатывается совсем недавно – слишком далекий путь, сами понимаете. Гораздо лучше в плане материального обеспечения на европейских линиях. Дистанции не такие длинные. Хорошо проработаны туры в Третий Рейх, в наполеоновскую Францию. А такая древность… Далековато, что и говорить. Мы и в Средневековье-то начали возить совсем недавно. Ну а Римская империя – направление новое, совсем еще не освоенное. Хотя, всего за несколько месяцев туда успело слетать столько народу! Причем Иудея – второй по популярности регион после собственно Рима. И это так понятно: всем хочется увидеть главное событие человеческой истории…
- Мансур Альбертович с Вами бы не согласился, - засмеялся Миша и добавил, обращаясь к клиенту. – Это наш технический директор. Клянется, что во время командировки в Аравию видел Мухаммеда верхом на верблюде. Чуть было не присоединился к неофитам пророка.
- Тоже мне, воин Аллаха! А кто нам каналы в толще веков пробивать будет! – заквохтал Серафим.
Все трое засмеялись.
- Кстати, на умеренных мусульманских паломников мы очень рассчитываем. Седьмой век, Мекка, Медина. Направление весьма перспективное, - серьезно сказал кот.
- Ага. Пускай хорошенько порасспросят пророка, что он имел в виду, когда говорил о джихаде. Уверен, в его проповедях не было ни слова о необходимости взрывать станцию на Марсе! – тряхнул огненной челкой Миша. - Вы ведь слышали об этой трагедии?
- Да, увы… Царствие небесное погибшим, - горестно покивал клиент.
- Уверен, наши услуги окажут на мусульман самое благотворное воздействие. Пусть учат арабский и едут припадать к источнику истины. Кстати, вернемся к языку. Как Вы выходили из положения? – поинтересовался у клиента атлет.
- Приходилось все время притворяться глухонемым, - нехотя ответил клиент, беря со столика еще одну бутылочку с минералкой. - Я ведь в семинарии не учился. Однако у вас тут – как в пустыне!
Клиент сделал вид, что утомлен жарой – надо было переменить тему.
- Климат восточного Средиземноморья! Обеспечить Вам как можно более мягкую адаптацию после возвращения домой – наша святая обязанность, - с серьезным лицом произнес огненный атлет.
- А впрочем, можно и попрохладнее, - бормотнул Серафим и капризно скомандовал стенам: - Что-нибудь менее жаркое!
Солнце слегка потускнело. Стены зала, где представители компании «Хроно-Мобил» и их клиент сидели вокруг стеклянного столика с напитками, вместо знакомого желто-серого ханаанского пейзажа явили субтропический парк и море, синевшее вдалеке за деревьями. Жара спала, подул влажный ветер, пахнущий детством и мечтой о дальних странствиях.
- Ананасового сока? - предложил Миша.
- Спасибо. Пожалуй, мне пора переодеться и принять душ.
При слове «душ» и при мысли о привычной одежде клиент повеселел. Он с удивлением, как впервые оглядел свои грязные пальцы, пыльную полотняную рубаху, слишком туго перетянутую в талии войлочным поясом, тяжелые, желтые от пыли сандалии.
- А еще – немного побыть одному, чтобы улеглись впечатления? – подсказал Серафим. – Что ж, это понятно: такая смесь эмоций, такая гамма чувств – восторг, удивление, тревога и даже страх… Ваш рассказ просто потрясающ, и не смотря на то, что не все Ваши планы осуществились, уверяю Вас: поездка удалась!
- Да, да… Впечатлений море. Хотя, главная цель… Ну да ладно. Достаточно того, что я дышал с Ним одним воздухом, и как и Он, чувствовал на своей коже палящие лучи того незабываемого солнца.
- Если бы я не знал, что Вы – священник, я решил бы, что передо мной – поэт! – воскликнул Серафим, довольный тем, что клиент не стал злоупотреблять гостеприимством фирмы.
- Может быть, в следующий раз всё получится, - немного виновато улыбнулся Миша. -  Мы как раз готовим тур «Голгофа». Остались кое-какие технические моменты. Было много проблем, канал засорен еще больше, чем в случае с «Судом Пилата». Видимо, туристы из будущего заездили этот маршрут до крайности. Требуется расчистка, а может быть, и расширение временного тоннеля. Так что примерно через месяц милости просим в новый тур!
- На всё воля Божья, - устало пробормотал клиент. - А пока – буду признателен, если узнаю, что означает это слово.
- Пока вы будете смывать пыль тысячелетий, мы поищем перевод, - промурлыкал Серафим.
Все трое поднялись с кресел.


С удовольствием сбросив выданную костюмерами мешковатую одежду, освободив ноги от тяжелых, пахнущих кожей сандалий, отец Борис шагнул на молочно-белый теплый кафель душевой кабины. Кабина приятным женским голосом предложила варианты – лучевая чистка кожи, волновой массаж, паровая баня или обычная вода. Отец Борис выбрал последнее – как самое естественное, изначально данное человеку природой – то есть Богом. Он не любил излишеств цивилизации, но анахоретом не был и от простых радостей тела не отказывался. Чистая вода – что может быть приятнее после этой пыльной душегубки! Он с отвращением посмотрел на свои грязные ноги и мягко, как на проповеди произнес: «Вода. Помягче. Градусов сорок».
«Вочеловечиться в этом ужасном городе, в этом чудовищном времени само по себе было для Него мукой», - подумал отец Борис, наслаждаясь теплым потоком, нежно разгладившим его всклокоченные волосы и спутанную бородку. Он со стыдом вспомнил вонючих нищих, которыми кишел город, особенно одноглазого криворотого попрошайку, выклянчившего у него на рынке свинцовую набатейскую монетку. Протоиерей и сам не мог бы с точностью сказать, почему он уступил домогательствам этого человечка, хватавшего его за рукав - пожалел его или же просто хотел избавиться от побирушки, а заодно и от кусочка вредного металла. Совесть не замедлила сделать укол: «Не по-христиански! Что бы сказал на это Он?».
Но всё это были уловки. Совесть юлила. Совесть скрывала главное, прятала страшное, невозможное, чудовищное – то, чего никак не могло произойти с ним, и все-таки произошло. Он помогал ей, стараясь думать о других вещах. Позволяя мягким мочалкам путешествовать по своему усталому телу, лишь время от времени указывая им верный путь короткими командами «ниже», «правее», «левее», он перебирал в памяти эпизоды проведенного дня. Он старательно, по кусочкам восстанавливал лица давно умерших людей с плохими зубами, с грязными ногтями – малопонятных и малоприятных. «Не дай Бог, подцепил там что-нибудь», - с тревогой думал протоиерей, осматривая свое молодое сорокапятилетнее тело.
- Общий медосмотр! – скомандовал он, и по его туловищу, по рукам и ногам суетливо забегали разноцветные лучи.
- Сканирование закончено. Инфекций не обнаружено, все системы организма функционируют нормально. Вероятность появления кариеса на верхней четверке справа, - вкрадчиво отрапортовал повисший в воздухе, как херувим, голографический человечек в белом халате.
«Надо будет все равно пройти более тщательный осмотр. После Пасхи обязательно», - сделал зарубку в памяти отец Борис. Особенно он тревожился из-за того случая в толпе, когда ему пришлось войти в телесный контакт с целой оравой разъяренных бородачей. Но на самом деле тревожился он совсем не об этом.


Они орали что-то, как футбольные болельщики… И зачем он тогда свернул на ту улицу и дал шумящему человеческому потоку унести себя черт знает куда! Проклятое любопытство. Или подсознательное стремление социального животного быть там, где все? Мало ему было базара, где, не смотря на его нищенское одеяние, его сразу же облепили торговцы, суя ему прямо в лицо вонючую рыбу, какие-то пестрые тряпки, стеклянные бутылочки и бусы! Спасибо проходившему по улице солдату - он безо всяких церемоний устранил помеху на своем пути тычками и бранью на латыни. «Асинус! Канис!», - кричал римский оккупант, энергично работая руками. Пришельцу из будущего достался толчок в плечо, но он был рад, что избавился от прилипал-торгашей. Хвала Риму! Да здравствует император!
Правда, вскоре к отцу Борису пристали другие, но он, наученный опытом, посмотрел сквозь них и уверенно продолжил свой путь вдоль лавок, кося глазами по сторонам. Атмосфера на базаре была самая тошнотворная, у туриста кружилась голова от шума бурливого человеческого водоворота, от пестроты тканей, его мутило от запахов, однако купить что-нибудь было просто необходимо – какой же тур без сувениров! Нет, он не собирался приобретать что-то особенное. Когда инструктировали перед отправлением, предупреждали, что привозить назад исторические ценности запрещено. А то ведь обязательно найдутся умники, которые, к примеру, съездят в дешевый тур по XIX веку и скупят у нищего Ван-Гога его малоизвестные картины, чтобы потом озолотиться на аукционах.
На базаре он нацелился на сущую ерунду – на глиняный ширпотреб. Стоя под теплыми струями воды, отец Борис с гордостью вспомнил, как, не зная ни слова ни по-древнееврейски, ни по-арамейски, жестами и мычанием долго торговался с лавочником, продававшим небольшие масляные светильники, и наконец, купил несколько штук за обол с изображением царя Ирода. «Как тяжело было Спасителю с этими людьми!», - думал он, обходя торговые ряды, чувствуя тяжелое дыхание древнего города, слушая беспрерывный поток чуждой речи. Конечно, к таким турам надо готовиться серьезнее – выучить десяток-другой самых ходовых словечек, запомнить план города, привиться от заразы. Но тур был «горячий», с огромной скидкой, и решаться надо было сразу. «Суд Пилата» - один из драматичнейших эпизодов священной истории. И у вас есть шанс увидеть это своими глазами за сущие копейки!», - сказал тогда чудом соткавшийся из воздуха в своем белом балахончике кот Серафим. «Черт с вами!», - махнул рукой клиент, который сначала приценивался к относительно дешевому туру на похороны Пушкина, держа в уме еще более доступную поездку на коронацию Николая Второго. Серафим был профи – в момент сообразил, с кем имеет дело, хотя отец Борис был не в форме священника, а в футболке и джинсах. Одежда хоть и старомодная, но сама по себе еще ничего не означает. А вот взгляд и бородка – еще как означают, сказал бы Серафим и улыбнулся кошачьей улыбкой. Своей религиозности отец Борис никогда не скрывал, и со временем она отпечаталась у него на лице. Еще до принятия сана, когда он был простым инженером и, будучи в отпуске, летал на Марс, на корабле посещал пустовавший молельный отсек, стоял на коленях перед голографическими иконами, не стесняясь заглядывавших в помещение пьяных атеистских рож, а прилетев, первым делом посетил знаменитый местный храм Всех религий. Это было в прошлом году. А теперь вот возмечталось попутешествовать во времени. Церковь такое не одобряет, но и не запрещает. У дряхлеющей Церкви еще не сформировалась позиция. А у отца Бориса сформировалась. Дорого? Да, но зато куда интереснее однообразного Марса с его бесконечным стеклянными куполами, под которыми копошилась жалкая перелетная жизнь! Однако о Палестине времен Первого пришествия он тогда не думал – не по карману. Даже в день коронации Наполеона (путь неблизкий) слетать в пять раз дешевле, чем в Иерусалим времен императора Тиберия, в те самые дни, когда…
«Господи, как они могли!» - недоумевал отец Борис за чтением Евангелия, когда готовился к старту. Он листал иллюстрированную Библию со старинными гравюрами Гюстава Доре и вздыхал: «Глупцы!». Он искренне жалел эту толпу, этот уродливый сонм кричащих ртов. Он пытался понять и оправдать их слепоту, но не мог. Это непонимание и эта жалость к погибшим душам всегда мучили его.
Но больше всего мучило другое. Он боялся, что увиденное им собственными глазами будет чем-то совсем другим – не тем, что он знал наизусть, не тем, что так волновало его воображение. «Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек! Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его!».
«А что если всё было не так?» - эта крамольная мысль сильнее всего тревожила его перед поездкой. Он пытался утешиться той спасительной мыслью, что сомнение есть часть веры (он сам не раз говорил это во время проповедей), но утешение это было слабое. «Почему Церковь не пытается помешать таким, как этот толсторожий Серафим? Ведь последние остатки веры могут растаять после того, как…», - дальше его мысль продвинуться не могла, дальше она наталкивалась на монолитную стену. Там, за этой стеной был непроглядный мрак беспредельного ледяного вакуума, одна мысль о котором могла свести с ума.
Во время утомительной подготовки к перемещению (подбор одежды, бесконечные провода и датчики, назойливые сканирующие лучи) отец Борис задал себе столько страшных вопросов! Христианство клонилось к закату. Последний подъем веры пришелся на великие неурядицы минувшего столетия. Но век отца Бориса – благополучный и сытый век, в котором люди сами стали как боги, не оставлял шансов на возрождение былого величия Объединенной христианской церкви. Разбегающаяся паства не верила даже в космических пришельцев – хотя свидетельств контактов с ними было предостаточно. Главным храмом для его ближних был храм потребления – гигантский виртуальный гипермаркет, по которому ленивые современники отца Бориса бродили, даже не вставая с постели.
Другое дело – ислам. Если бы мусульманские туристы, вернувшись из древней Мекки назад - в какой-нибудь свой Париж или Лондон, объявили, что пророка Мухаммеда никогда не существовало, в лучшем случае им бы просто не поверили. А в худшем – оторвали бы головы или забили камнями прямо возлей Эйфелевой башни, как это уже не раз случалось. Но в реальности пророка и до изобретения машины времени сомнений почти не было – он был реальным религиозным и политическим деятелем, историки всегда относились к нему серьезно. А вот с Иисусом, как с Заратустрой и Буддой, всё гораздо сложнее. Да, Понтий Пилат существовал, это факт. Построил водопровод в Иерусалиме. Остатки этого водопровода можно увидеть, спасибо археологам. О Пилате писал Тацит. И Иосиф Флавий. И другой Иосиф - Александрийский. Об Иисусе, правда, тоже писали, но…
Как будто читая все эти сомнения на лице клиента, кот Серафим расставлял силки и приговаривал: «Поймите, если бы Иисуса Христа не существовало, разве могли бы мы разрабатывать подобные маршруты! Я атеист, Вы уж не взыщите, но чувства верующих уважаю. Чувства верующих надо щадить… Конечно, роль христианства в наше время не так велика, но... Но представить страшно, какой кризис веры вызвали бы скептические отзывы первых туристов, вернувшихся оттуда! Но наши специалисты проверили. Скажу Вам со всей ответственностью: Иисус – кем бы он ни был – Богом или, извините, простым смертным, жил и был казнен в Иерусалиме. Это можно увидеть своими глазами. Надеюсь, Вам повезет, и сцену судилища Вы увидите».
Легко сказать: «увидите»! Что можно увидеть в этом кишащем людьми городе? Всё было так оглушительно сумбурно, что отец Борис с трудом ориентировался в происходящем. Лица, лица, лица, верблюжьи морды, опять лица… «А что если это – апостол Петр?», - с тоскливым чувством думал он, глядя на какого-нибудь бородача. Но если бы он действительно встретил кого-то из Его учеников, разве мог он что-нибудь предпринять? Разве мог он что-то сделать для спасения их Учителя? Не мог и не желал – иначе великий замысел не осуществился бы…
Отец Борис долго мылся в душе и вспоминал этот странный и трудный день.

Будучи выброшен на одной из тихих улочек города, он должен был примерно через четыре часа вернуться на то же самое место. Там находился Портал. Главное было не заблудиться, не угодить в тюрьму, не попасть под лошадь – иначе Серафиму и его присным пришлось бы организовывать целую спасательную операцию. И что самое мерзкое – за счет клиента. Так указано в договоре, который он подписал, приложив указательный палец к светящемуся розовому квадратику на бумаге.
Не заблудиться было мудрено – город казался лабиринтом. План Иерусалима, который перед отправлением показался отцу Борису простым и понятным, скомкался в памяти. Сосредоточиться мешали жара, шум, суета улиц, толчки бесцеремонных прохожих. В голове мешались названия: «Претория», «Храмовая гора», «Гефсимания»… Вся надежда была на маячки - один в посохе и другой – в складках рубахи под мышкой. Они начинали вибрировать, если Борис отдалялся от Портала слишком далеко. А площадь, где всё должно было происходить, была, судя по карте, довольно близко. Но турист сразу потерялся. И в смятении решил идти туда, где было больше народа. В результате -  попал на базар. Вырвавшись оттуда, поплелся по узкой улочке и никуда не пришел, а пришел в замешательство. Город как будто отнял у него волю: город бросал его из переулка в переулок, заманивал в тупички, город вел его туда, куда хотел. «Это ничего. Главное – не выходить за городские стены», - успокаивал себя заблудший.
В конце концов, он выскользнул на относительно широкую улицу и оказался в середине человеческой реки, которая сразу понесла его вперед. Как река впадает в море, улица втекала в большую гулкую площадь, на которой кишела и голосила пестрая толпа. В эту толпу отца Бориса вмазало, вдавило, и он стал ее частью. Спереди, сзади, справа и слева шевелилось и голосило живое пахучее месиво, в затылок горячо дышали чесноком и сыром. Из-за голов впередистоящих невысокий отец Борис ничего не видел – только верх здания из желтого камня. Там, впереди кто-то что-то выкрикивал, и тогда по толпе прокатывалась волна: толпа отзывалась то протяжным воем, то улюлюканием, то ритмичными выкриками. «Вар-вар-вар-вар», - слышал отец Борис. Впечатление было такое, как будто там, далеко за головами что-то продавали, устроив своего рода аукцион, и толпа увлеченно торговалась.
Отцу Борису стало тоскливо и страшно. «Где же ты, Господи?», - чуть было не крикнул он… Но не крикнул, а подумал – громко и отчаянно. Ему захотелось молиться – упасть на колени прямо среди толпы и плача, обратиться к Тому, который был где-то совсем рядом – в этом городе.
 В памяти вдруг всплыли воспоминания о юности, проведенной на стадионе. Эту толпу, как и толпу футбольных фанатов, тоже подогревали невидимые заводилы. Они то и дело придумывали новые кричалки, и все остальные подхватывали эти короткие  - из двух-трех слов состоящие речевки. Отец Борис стоял оглушенный, и вставая на цыпочки, время от времени пытался рассмотреть происходившее в центре площади. О пути назад не могло быть и речи – сзади все больше напирали.
«Постою так, может, и обойдется…», - решил турист. Но не обошлось: стоявший справа тощий юноша с жирной черной бородкой и острым выпирающим кадыком, который вместе со всеми выкрикивал непонятные слова, вдруг перестал кричать и уперся своими черными и влажными зрачками-маслинами в отца Бориса. Тот ответил виноватой улыбкой и снова встал на цыпочки, пытаясь разглядеть происходившее впереди… Но боковым зрением не мог не видеть два неправдоподобно черных луча, с ненавистью буравивших его профиль. Снова взглянув на соседа по столпотворению, Борис попытался улыбнуться еще раз, но приподнявшиеся было  уголки его дрожавших губ сразу опустились – его улыбка отяжелела, как будто налитая свинцом: он видел перед собой выражение самой искренней ненависти.
«Я чужой… Он видит, что я не отсюда», - сообразил Борис.
Хуже всего было быть принятым за римского стукача – таких резали повсюду. Отец Борис ощутил, как его живот тоскливо сжался – как будто почувствовал близкое острие ножа.
«Что он смотрит? Что ты так на меня смотришь? - начал впадать в панику отец Борис. – Заберите меня отсюда! Эвакуируйте меня немедленно! Господи, неужели я здесь совсем один? Должны же быть еще туристы». Он беспомощно крутил головой, но оравшие вокруг него страшные бородатые головы, обмотанные белыми тряпками, явно принадлежали коренным жителям этого века, мертвецам, от которых в его, отца Бориса времени не осталось и костей, что, впрочем, не мешало им сию минуту разорвать пришельца не сходя с места.
«Что ты смотришь на меня, сволочь?» - молча закричал отец Борис. Обладатель острого кадыка, не сводивший с него своих черных глаз, растолкал соседей, и вокруг  отца Бориса  образовался тесный круг. На него смотрели сначала с любопытством, а через несколько секунд – с радостным гневом. «Я не шпион!», - чуть не вырвалось у отца Бориса, но в эту же секунду ему стало ясно: в этой толпе он был единственным, кто ничего не кричал. Над толпой дыбился огромный, тысячеротый крик, который постепенно стал дробиться на ровные остроугольные куски. Этими кусками было повторяемое с нарастающей быстротой и силой слово. Одно слово.
Отец Борис понял: если он сию же секунду не заорет с остальными вместе, его разорвут. И он заорал, и заорав, тут же убедился в правильности своей догадки. Стоявшие вокруг бородачи, и даже черноглазый с острым кадыком довольно быстро потеряли к нему интерес и с увлечением продолжили скандировать слово, которое отец Борис повторял всё громче и громче, чувствуя, как липкий пот страха испаряется у него на лбу, приятно холодя кожу.
 Крича вместе со всеми, он неожиданно для себя почувствовал что-то вроде азарта. Огромная и яростная волна единой человеческой эмоции подхватила его и понесла. Только что пережитый страх, исчезнув, оставил после себя пустоту, которая быстро заполнилась радостным возбуждением. Через минуту это была уже почти эйфория. Ощущать себя частью огромной толпы, охваченной единым духом ненависти или любви, протеста или восторга было здорово – как тогда, в юности на стадионе, когда команда, за которую он болел, быстро чертила белым мячом на зеленом поле невидимые зигзаги передач, и ломаная линия атаки, как молния, летела к центру вражеских ворот.
Это продолжалось долго – еще, как минимум, полчаса. И когда, накричавшись, толпа стала рассасываться, отец Борис внезапно почувствовал чудовищную усталость – как будто весь день таскал с места на место камни размером с конскую голову. «С конскую голову!» - поймав себя за кончик мысли, отец Борис с удовольствием подумал, что за день, проведенный в таком чужом для него мире, сам стал похож на всех этих людей, начав думать, как они. «Месяц-другой, и я заговорил бы с ними на одном языке», - подумал он.
Под мышкой завибрировал маячок: пора было возвращаться. Солнце садилось за плоские крыши, и пыль от тысяч ног казалась красноватой в его лучах. Пора было возвращаться…
Вечерняя возня давно умерших людей, вся эта призрачная жизнь, так непохоже изображенная спустя столетия художниками, писателями и кинематографистами, вся эта иллюзия, выглядящая полнокровной реальностью, нагоняла тоску. «Неужели и нас когда-нибудь кто-то посетит, прилетев из далекого, совершенно чужого нам будущего с ознакомительной целью, и будет смотреть на нас, как на мертвецов?», - устало думал отец Борис, когда ноги, которые как будто освоились в этом городе лучше, чем голова, сами несли его к Порталу. Ему было грустно, что он так и не увидел Того, о ком тосковала его душа? А может быть, в этом городе и в этом времени Его просто нет? Тогда где же Он? Что если всё – только легенда, сказка для этих суетливых, неприятных людей? Но внутренний христианин брал верх над копошащимися внутри бесами сомнения, и оглядываясь на покидаемый город, видя печальные глаза верблюда, увешанного тюками, рыжего легионера, торгующегося с проституткой, скучное лицо старика, сидящего у входа в дом, похожий на склеп, отец Борис чувствовал благодарность – за то, что побывал здесь, за то, что дышал одним воздухом с Ним…
- Ну, как впечатления?
Отец Борис вздрогнул. Сидевший в пыли старик со скучным лицом улыбнулся во весь рот, показав на удивление хорошие зубы.
- Довольны? -  продолжил он на чистом русском языке.
Белозубый субъект с неожиданной легкостью поднялся и подошел к отцу Борису. Стариком его можно было назвать лишь условно. Горб, морщины и седая борода были, судя по всему, искусственными.
- Не пугайтесь, нас здесь довольно много, – сказал субъект, и отец Борис уловил запах мятной жвачки. 
- Вы тоже турист? – шепнул отец Борис, оглядываясь на легионера.
- Я историк. Это своего рода экспедиция. Проверяю, знаете ли, некоторые свои догадки. Если бы вы знали, сколько дров наломали мои коллеги за два тысячелетия! Но теория историчности Христа подтвердилась, – весело разглагольствовал субъект, не стараясь понижать голос. – Да вы не тревожьтесь! Этот болван хочет купить женщину по цене кружки пива, мы ему не интересны. К тому же здесь говорят на самых разных языках. Вавилонское столпотворение! Плавильный котел культур! Вы, кстати, говорите на древнееврейском? А на арамейском? Ну тогда хотя бы на классической латыни?
Отец Борис трижды отрицательно покрутил своей тяжелой от усталости головой. На лбу историка возникла удивленная гармошка.
 - Снимаю шляпу и с склоняюсь перед вашим мужеством, – сказал он, прищурившись. - Я надеюсь, вы не слишком близко к сердцу принимаете всю эту историю с Иисусом Христом?
- Простите? – не понял отец Борис.
- Ну вы же только что были на площади. Вы же видели…
- Кроме галдящей толпы я ничего не видел, - всё еще не понимая, пожал плечами отец Борис.
Историк внимательно посмотрел ему в глаза и рассмеялся, снова продемонстрировав безупречные ряды зубов.
- Тут то и дело попадаются туристы, – сказал он, взяв отца Бориса под руку – как будто они гуляли в Москве по Арбату. - Я видел двух норвежцев. Выглядели они подозрительно – нордический тип здесь как-то не очень распространен…
Историк расхохотался.
- Я наблюдал за вами… - тихо продолжил он, помолчав. - Тоже заразились общим настроением? Или испугались, а? А вы хоть знаете, что вы такое кричали? Ну ладно. Вот и Портал, пришли…

Выйдя из душа, отец Борис машинально натянул футболку и джинсы. Ноги сами нашли туфли.
- Ну как, смыли пыль веков? – осклабился Серафим, увидев преобразившегося клиента. – Что ни говорите, а блага цивилизации стоят того, чтобы вернуться назад. Как бы мы ни любили экзотику, мы – дети своего века…
Серафим не договорил, видя, что клиент его не слушает.
- Вы просили перевести то слово, - напомнил менеджер. – Мы перевели. Компьютер выдал несколько вариантов, но вероятнее всего…
- Спасибо, я догадался, - устало перебил его клиент и направился к выходу.