За столом для переговоров у председателя правления филиала все стулья были заняты начальниками служб. Константин сидел в центре и на него были устремлены взгляды собравшихся. Говорил сам председатель филиала Слепцов:
- Это предательство! Ты запятнал свою честь!
Константин поднял глаза на руководителя:
- О чем вы?
- Это он меня спрашивает? - Игорь Викторович обвел взглядом своих заместителей, мол, вы видели такого нахала. – Зачем ты отправил письмо, не поставив меня в известность?
- Копию я послал вам по электронной почте.
- Копию… Сергей Миронович, подготовьте документы на увольнение этого писаки. Идите! А мы с вами господа, обсудим вот что…
Что решил начальник обсудить со своими приближенными, Константин не узнал, закрывая за собой дверь.
Была пятница. Обухов два дня провел в тревожном ожидании понедельника. Супруга успокаивала:
- Найдешь работу, ты многое умеешь, а таких газет в городе полно. Ну и я не буду молчать. Напишу куда надо, да хоть Путину! Пусть знает, какие долбо… дураки у него в почете!
- Ну что ты напишешь? Что редактор мелкой корпоративной газетки восстал против грубости, хамства и глупости? Да неужели ты не поняла, что и сам Слепцов такой же не выдержанный, крикливый и деспотичный! А когда приезжают из Москвы, стелется, как ковер перед начальниками! Все они такие! Еще говорят о чести!
- И откуда эта Никитенко приехала? Кто она такая? Что она из себя представляет?
- Вроде я тебе не рассказывал? Полгода назад предстала эта красивая и нахальная дама, приехавшая с Украины, перед руководителем департамента, опоила его мудреными англоязычными словесами, в которых сам черт спотыкается, и вот она, начальник отдела проводит селектор со всеми редакторами. «Проводит» слово – в кавычках. Мы у нее бездари, тупые, ничего не понимаем в журналистике. Ее подопечный Жарков, без году выпускник какого-то платного факультета, начинает нам рассказывать про русский язык, стилистику… А ведь ребята с других филиалов – не год, не два, а десятилетия в газетном деле! У многих высшее специальное образование. Каждый мэтр, правда, признаюсь, с провинциальным осадком. Никуда от этого не деться, если не работать над собой! Но, по сути, наша провинциальная «тупость» вызывает неприкрытую классовую ненависть в отдельно взятом департаменте. Мы, бывшие совковые журналисты, воспитанные на «Правде», не постигшие просветленной бизнесом журналистики «Коммерсанта», мешаем воспитывать персонал в духе верности идеалам капитализма! Примерно так я и написал в Москву, начальнику департамента Сомову, начальнику этой Никитенко! Вот в чём моя утерянная честь!
Две ночи Константин лежал без сна и думал, ради чего он восстал? Другие редактора молчали. И когда его заместитель Надежда Шерстова заявила на селекторе в ту же пятницу, но без него уже, на котором начальник департамента зачитал его письмо о Никитиной, что Константина увольняют, ведь не вступились, промолчали. А ведь до пенсии осталось года три. Кто его возьмет на работу в городе?
Осунувшийся, с темными кругами под глазами, взглядом загнанного в капкан зверя, он появился в редакции. Утреннюю планерку поручил провести Шерстовой и слышал, как она с интонацией без пяти минут руководителя хлещет по сотрудникам теми же эпитетами, что и Никитенко. Не выдержал, вошел в её кабинет, оттеснил зама и довел совещание. Вернее, скомкал, потому что позвонили из приемной Слепцова и приказали идти к кадровикам.
Ну, все, подготовили расчет! Ладно, перетерпим. Разве не было у него, Константина чёрных дней в жизни? Были. И ничего, жив!
Но расчёта ему не дали, а долго задержали в небольшом коридорчике перед кабинетом начальника службы по работе с персоналом. Уже близился обед, а о нём никто не вспоминал.
Через час ожидания Константин запустил руку в карман пиджака за носовым платком, чтобы стереть пот, и извлек скомканную бумагу. Раскрыл, на ней был текст молитвы Архангелу Михаилу, переписаный женой.
Обухов прочитал его, не раскрывая рта. Молитва понравилась тем, что успокоила и наполнила уверенностью в том, что зла не будет. Тогда он решил перечитать обращение к Архангелу вслух, но очень тихо, чтобы не слышала секретарша. Впрочем, её вызвали в кабинет.
И снова первые слова, обращенные к Архангелу Михаилу. Как только Константин завершил чтение крестным знамением, в помещении воцарилась необычная тишина. Звуки уличного транспорта, хлопанья дверей и шагов в управлении исчезли. Лишь легкий всплеск воздуха перед лицом Константина, словно от движения крыльев, заставил работать воображение: здесь ещё кто-то есть и он, Константин, не один!
Обухов всякое прошел в жизни, был ярым атеистом, в армии состоял в компартии вплоть до ельцинского указа о ликвидации партии, но как творческий человек, с фантазией, по-детски думал о том, что он под охраной небесных сил, и эта детская вера, внушённая матерью, как ни странно позволяла ему продвигаться как по служебной лестнице, так и оставаться в жизни наплаву.
А когда после развода встретил вторую жену, Викторию, то стал приглядываться к верующим людям. Любимая женщина исполняла основные церковные предписания на праздники и посты. Под воздействием супруги атеизм в Константине постепенно стал таять, освобождая место любопытству и мудрому отношению к религии. Он видел пороки священнослужителей, посмеивался над некоторыми несуразицами в Библии и реальной жизни. Он считал, что трезво относится к вере, а сейчас, когда, был раздавлен бесцеремонностью и долгим ожиданием своей участи, растерялся.
Что здесь произошло? Галлюцинация от перенапряжения? Но ведь нет! Исчезло тягостное настроение. Улыбка смутила вернувшуюся секретаршу при взгляде на него – не тронулся ли Обухов умом? Но ведь ощутил благодать от невидимого присутствия и заступничества Архангела! И это и радовало, и пугало одновременно. Он почти догадывался, что произойдет дальше. Так оно и случилось – вышел из кабинета начальник службы Гапоненко и приказал:
- Пошлите со мной.
В его обращении к провинившемуся неожиданно появилось уважительное «те».
Вскоре они были в кабинете Слепцова. Тот даже встал, чтобы объявить свою волю:
- Вот что, Обухов, увольнение подождет. Идите, работайте и не пишите больше никуда. Если что, сразу ко мне!
Через полгода Константин и другие редакторы были вызваны в Москву на семинар. Командировка длилась три дня. В департаменте никто не напоминал ему о письме, да и самой Никитенко никто не видел, будто и не было! Прошёл слух, что уволилась по собственному желанию.
В заключительный день семинара всех редакторов собрали в зале для гостей управления отраслью. Прибыл сам председатель Семенов. О нем Константин уже сложил мнение, как о нормальном, безвредном мужике. Тот поднял тост за четвертую власть – журналистов.
Когда начальник ушел, Тимаков Саша, редактор из сибирского филиала, поднял тост за Константина, как за мужественного и честного человека.
- Да ну что вы, ребята, какой я… Не мужество, а отчаяние и обида за нас.
- Вас же увольняли, - поддержала тост Димка Верещагин из Ростова, - но не посмели. Ты наш герой! Скажи, как удержался, кто заступился?
- Небо! – сказал Константин и поднял глаза к потолку.
Саша Тимаков засмеялся:
- Конечно небо! Вы же, Константин Семенович, в молодости были летчиком! Давайте за вас выпьем! Ведь вы один из нас громко сказали то, о чем мы все думали на этих экзекуциях!
- Ура Константину! – дружно подняли тост все журналисты.
К ним присоединились и работники департамента.
P.s.
Пришло время приподнять занавес в этой истории, которая, как кажется автору, прошла именно так, а не иначе. Для этого расскажем о судьбе действующих лиц. Итак:
1. Герой. Он пришёл к выводу, что понятие "справедливость" существует только не в реальном мире.
2. Жена героя. Она ещё уверена, что справедливость - это свойство людей.
3. Никитенко - она давно уволена, как совершенно случайный человек в департаменте.
4. Начальник департамента. Его увели вместе с ушедшим на пенсию руководителем всей организации.
5. Слепцов. Давно на пенсии, о нём пишут в отраслевой газете, и он не помнит, кто такой Константин.
6. Шерстова. Заместитель, мечтающая занять место шефа. Применяет отчаянные интриги.
7. Михаил Архангел. Он же архистратиже Божий, победитель демонов.