Ночь и День
Его лица не вижу, она напротив. Красные губы, влажное лицо, бледные, однозначные глаза, легкие светлые волосы. Его вижу спину. Покатая, книжная спина в хорошей льняной рубашке. Интеллигентные кудряшки, плечи, сандалии, часы. Он говорит, давно. Правильная речь, ничего не умеющие руки. Она разводит колени, подается вперед, тычет пальцем ему в плечо, кладет на стол грудь, откидывается, скалит зубы, обнимает сумку. Он говорит. Она второй час пьет кофе. Совсем стемнело, официант поставил свечу. Она комкает сумку, привстает. Он не дает ей платить, суетится, неловко, задом, цепляясь сандалиями за мой столик, выходит за ней из кафе.
Утром я узнаю кудряшки, плечи и сандалии. Упершись их подошвами в косяк, он толкает от себя четырехметровую дубовую дверь читального зала. В руках пирамида книг. Книги можно поставить на пол, можно попросить подержать, можно занести по частям, но он не сдается, энергично пихаясь задом, и нежно прижимая к груди темные, сальные, резко пахнущие тленом переплеты. Его объятия крепки и надежны, он свеж и весел, и на лице его нет следов ночи любви. Вожделенная дверь, тяжелая и стройная, медленно и важно, со слабым писком, подается ему, впуская в царство мертвых. И на сандалиях крылья.