Замечательный мой Стогорск – город многих надежд, ноосферный форштевень вселенной, взрастивший в своих детсадах и лицеях плеяду блистательных математиков, программистов и физиков плазмы; когорту талантливых инженеров-изобретателей; прочно лидирующий по количеству планетариев и наблюдательных башен; центр притяжения для писателей-гуманистов и футурологов; островной тёплый мир, подпоясанный струями Белой и Красной Дилинды.
Я покинул его десять дней назад для участия в альпиниаде - открытом горовосходительском первенстве нашего края, – чтобы сегодня подняться на южную стену пика Веснянка.
* * * * *
«Плавненько, по чуть-чуть, постепенно приподнимаемся и вылупляем свои носы из спальных мешков. Очень медленными движениями, не торопясь, начинаем вставать…» - ровный голос руководителя наливался силой, способной выгнать нас, молодых, из палатки наружу, под дождевую холодную пыль. Да, я считаю – тогда, в моём первом серьёзном походе, манера инструктора по туризму была совершенно оправдана: он сберегал нашу волю.
Так и теперь, через все четырнадцать лет знакомства с горами, став мастером спорта по альпинизму и мастером спорта по скалолазанию, я повторяю негромко те правильные слова и стараюсь выдержать ту интонацию для своих товарищей.
Товарищ Леночка Бэмс просыпается сразу, освобождает лицо и руки из спальника, хмуро смотрится в зеркальце и тянется к своему рюкзаку за косметикой. Поросёнок сопит из глубин мешка, ворочается, да так, что падает с узкой «полки» и повисает над пропастью на самостраховке. Спросонья он и не вспомнил, что ночевали мы без палатки, на скальном карнизе, сидя со свешенными вниз ногами.
В составе тройки мы наметили «сделать» южную стену пика Веснянка. До нас тут никто не ходил. Разумеется, альпинисты давно заприметили этот красивый маршрут, только вот в первых числах мая на стену слетались такие несметные полчища красных, зелёных и розовых бабочек, что у всякого человека пропадала охота даже притронуться к скалам.
А летом и ранней осенью недотрога-стена стояла вся мокрая - по причинам, вполне понятным для тех, кто бывал на вершине Веснянки, поднявшись туда по северному, «классическому» пути, или видел когда-нибудь верх горы с вертолёта.
Лишь этой весной ситуация поменялась – может, ветры дули другие, или что-то ещё, только бабочки на маршруте не появились, совсем. «А раз так, - веселился на лагере Поросёнок, - мы пойдём со своей!»
Я – руководитель и лидер в нашей маленькой группе. Хотя Лена и Поросёнок заметно выросли как скалолазы на длительных заграничных сборах, но здесь им без меня не пролезть. Я последовательно ухожу наверх, оборудую «станции» и принимаю товарищей. Небо в своей восхитительной синеве растворяет все мелкие беспокойства. Вот и солнце, вывернув правым боком из-за грани нашей горы, освещает скальную гладь тёплым розовым светом. Прекрасно!
Прозвищем Кроманьонец меня наделили по случаю - после четвёртого класса школьной моей учёбы, когда мама уехала в экспедицию, а я остался на попечении соседей. Они во всём хорошие люди и обо мне, конечно, заботились, но прилетевшая к ним на лето племянница страшно меня раздражала: держала себя с возмутительным превосходством, хотя была на год младше. Девчонка знала много вполне культурных, но обидных словечек. Например, улучив момент, могла выдать мне без свидетелей: «плоскоформатные недоцивилизованные мозги», и я терял равновесие на весь день. Будучи коренной москвичкой, она гордилась местом своего рождения и воспитанием, но легко могла брякнуть про наш Стогорск: «здесь, в провинции…» или «здесь, в сельской местности…». Временами я просто её ненавидел.
В нашем городе и тогда было более ста тысяч жителей, много библиотек и три планетария. Кроме этого, начиналось строительство башни для созерцания стогорского дневного неба! А гостья будто не замечала вокруг ничего хорошего, лишь по всякому поводу выказывала пренебрежение. Меня она откровенно старалась задеть:
- Ты, юный варвар, не можешь перемножать в уме числа так быстро, как я.
Я, конечно, завёлся. Мы принялись решать те примеры, которые нам подкидывали соседские малыши… И я проиграл. Гостья только посмеивалась, сидя на лавочке и лениво обмахивая себя пластмассовым веером.
А через несколько дней, когда от тайных и продолжительных исчислений на скорость я чуть не слёг, тот веер случайно попался мне на глаза. И на нём – с внутренней стороны – обнаружился маленький встроенный калькулятор. С этой ловкой шпаргалкой, понятно, не сложно было выигрывать. В порыве злости я ощипал злополучный веер, а по калькулятору пару раз тяпнул обушком топора. Гостья потом выкрикивала сквозь слёзы, что за эту «злодейски укокошенную уникальную вещь» мне в жизни не рассчитаться. А я в тот же час убежал из города. Почти трое суток прожил в пещере, известной археологическими находками, – той, что за Красной Дилиндой, через рассоху. Меня потеряли. С большим трудом разыскали. Умеренно пожурили, отмыли и продезинфицировали – после трёх ночёвок в золе пещерного костровища.
Я стоял, завёрнутый в простыню, в ожидании чистой одежды, когда мимо проскользнула москвичка. Не взглянув в мою сторону, на ходу быстро выпалила: «Кроманьонец!»… Но, интересное дело, прозвище мне понравилось. Настолько понравилось, что с тех пор сам охотно так себя называю. Под это прозвище я домыслил тысячу оснований, и почти все они характеризуют меня привлекательно.
«Тебя послушать, так получается, что со времён кроманьонцев люди лишь деградируют, теряют чуткость и совесть», - сказала мне как-то раз беспощадно красивая в тот тёплый вечер Леночка Бэмс.
Лена – замыкающая в нашей связке. Соответственно, она собирает установленное мной «железо». Ещё год назад я бы слушать не стал о её участии в таком восхождении. Другое дело теперь - после длительных и продуманно-интенсивных практик по скалолазанию за границей Бэмс может серьёзно работать на вертикали. Кроме бурно возросшей квалификации и окрепшей мускулатуры, из-за океана она привезла неплохое денежное состояние. Стала там официально избранной «мисс» столичного мегаполиса, что, конечно, неудивительно: ум, фигура, большие глаза, золотая коса… На неё запал один наш российский влиятельный бизнесмен, и совсем недавно они расписались. «Он старше неё лет на сто», - говорит Поросёнок. Но говорит так, понятно, из зависти. Я бизнесмена не видел, однако Кальян отзывался о нём хорошо: мол, мужик настоящий, для Лены отличная партия. Вероятно, Бэмс теперь бросит свою разнесчастную заочную аспирантуру, которой мается третий год. Впрочем, может, как раз сейчас сколько-нибудь займётся наукой?
Поросёнок, который младше неё на шесть лет, живёт сладкой памятью о далёкой гостеприимной стране, где они были вместе даже ночами. За последнее время он много раз получал от Бэмс упреждающие замечания в том ключе, что поскольку она теперь замужняя дама, то прошлое – в прошлом и надеяться парню категорически не на что.
Пять месяцев сборов пошли на пользу сынку богатых родителей: Поросёнок-Петя окреп и подсох; из румянощёкого здоровяка и самонадеянного нахала на окружающий мир всё чаще поглядывает человек глубокий, думающий, надёжный. Правда, речь у него до сих пор пацанская, но это уже детали.
- Петя, держи! – кричу ему вниз и со спокойной душой прохожу проблемный участок. Другой раз срываюсь, едва успев вякнуть (куда деваться, когда зацепка – рельефный и прочный на вид выступ камня – вдруг отрывается от монолита и вместе с моей рукой лихо чертит синее небо)… Но мой товарищ не зазевался и даже сумел смягчить мне рывок.
- Ну ни-и-чего ты л-и-таешь! Меры не знаешь! – взволнованно, даже чуть заикаясь, говорит Поросёнок.
Я сорвался метров на восемь: четыре – до установленной френды и столько же вниз от неё. Зависаю весьма далеко от скалы и не тороплюсь возвращаться к ней – отдыхаю. Не хочу теперь показать, что обескуражен, поэтому – в целях психотерапевтических – завожу с Петром разговор.
- Меру знать – это, кстати, большое искусство. Мне недавно один мужик подарил брошюру. Она у меня в палатке на лагере. Когда вернёмся - дам тебе почитать. В ней, в частности, вот что: если этические самооценки ещё дополнительно отражать в виде чисел, то – по закону взаимопереходов качества и количества – через месяц-два этой практики новое качество обнаружит себя в непривычном блеске могущества и красоты…
- Ты не ушибся? – не дожидаясь конца моей речи, спросил Поросёнок. – Может, лучше дальше не лезть, вернуться, пока не поздно? А то что-то страшно становится…
- Ребята, вы там, пожалуйста, осторожнее! – подаёт свой встревоженный голос снизу, от рюкзаков, Лена Бэмс.
- Ерунда, я всё понял - как надо, сейчас сделаю…
Со второй попытки (хотя в какой-то момент на пределе своих возможностей) прохожу опасное место, где отрицаловка, и породы ломкие, и вообще как-то хмуро. Дальше намного приятнее: выбираемся на крутую, но не дотягивающую до вертикали поверхность со множеством шероховатостей. А ещё через пару часов поднимаемся на предвершину.
- Мы это сделали! – кричит Поросёнок. – Ура Кроманьонцу!
- Всей команде ура! – подвожу итог я.
Оглядываемся по сторонам: мы в чрезвычайно красивом месте Стогорья, где в исполинской чаше мегалитического ковша обитает горное озеро. Чаша лежит на боку, завалившись в южную сторону; верхний край её задран настолько, что гарантирует нам ещё одно маленькое восхождение. При взгляде отсюда, то есть изнутри, краснокаменный окаём создаёт впечатление необычной динамики. Особенно при ветре и облаках - даже голова идёт кругом. Может, поэтому место названо Небочерпалкой. Сегодняшним солнечным днём здесь – в «ковше» – настоящее лето. Озеро почти полностью освободилось от ледяного покрытия, а под высокой северной стенкой даже парит, вызывая игру причудливых отражений на зеркалах влажных скал.
Мы упрятали в рюкзаки восходительские предметы, не нужные до другой серьёзной горы, собрали верёвку и двинулись берегом озера. Навалившийся каменный обод, с крохотной пирамидкой триангуляционного пункта в верхней точке горы, вытесняет синее небо. Вот и ажурная пирамидка скрылась от наших взглядов за острым каменным зубом, над которым парит одинокая птица.
- Ну ништяк, высоко вороны летают! – верещит Поросёнок.
- Это, Петя, орёл, - с ноткой превосходства поправляет товарища Лена Бэмс.
Она идёт теперь впереди и почти не смотрит под ноги, каска в левой руке, голова запрокинута ввысь, цвета спелой пшеницы коса растрепалась по рюкзаку, взгляд восторженный.
- Вы, конечно, не знаете этой легенды, - говорит она, резко остановившись. - Озеро Небочерпалки особенное: кто в нём искупался и при этом своё сокровенное загадал… у того всё исполнится.
- Сама-то будешь? – живо спросил её Поросёнок. – Только чего тебе ещё желать, у тебя всё есть.
- Может, я для других хочу попросить. Вы, надеюсь, не против?.. Отойдите тогда вон за те лиловые камни.
Мы послушно удаляемся метров на сто. Но товарищ мой недоволен, бурчит на ходу:
- На фига нас так далеко отсылать? Ты ведь тоже, раньше… видел её без прикида?
- Не твоё поросячье дело.
За мыском из лиловых каменьев и щебня – не менее подходящее для купанья место, чем то, которое выбрала Лена. Поросёнок только ноги помыл и условно скрытно, держа ботинки в руках, начал было прокрадываться назад, ближе к даме. Однако Бэмс была настороже и шуганула нахала.
А я разделся и, перед тем как прыгнуть в прозрачную воду, попросил для себя заговорщицким шёпотом, полусерьёзно:
- Любви, настоящей!
Обедали и отдыхали - до той минуты, когда дневное светило присело на западный гребень. Тогда подхватились и побежали вдоль кромки озера к низкой восточной закраине чаши – догонять наше солнце. Потом больше часа карабкались лезвием обода Небочерпалки к вершине.
Дальше – за триангулятором – ровный, пологий, хотя и заснеженный, спуск с Веснянки по северному ребру. Недельной давности след большой группы. Всё, в общем-то, просто и благоприятствует быстрому нашему возвращению в базовый лагерь. Но общее утомление сказывается: Лена на ходу задремала и улетела на несколько метров, где эффектно упала в глубокий снег… «оправдав тем самым, - как пошутил Поросёнок, - свою фамилию».
Стогорск отсюда как на ладони: за тридцать пять километров центр города виден в прорезь речной долины. Улицы и дома теперь зажигают огни. Там, в уютных квартирах, сухо, тепло – вероятно, намного комфортней, чем здесь.
В центре города есть горушка с сохранившимся на ней хвойным лесом. На самом её верху построена Башня для созерцания стогорского дневного неба. Старшеклассником я основательно поучаствовал в этом деле и заслуженно стал членом Клуба экскурсоводов на Башню. После смерти мамы много дней провёл на башенной смотровой: измерял освещённость и ветер, фиксировал облачность и показывал экскурсантам окрестные горы…
Впрочем, возведённое руками энтузиастов строение - не для экскурсий, а именно для «созерцания сокровищ дневного стогорского неба». Людям постиндустриального общества непривычно смотреть себе вверх, полёживая на спине, на коврике, на топчане; даже не загорать тёплым летним днём, а просто разглядывать облака, восхищаться проворством голодных стрижей, процеживать через нервную ткань неземную изменчивость красок. Но романтики вроде нас, основателей, ценят всё перечисленное и дорожат возможностями сокровенного созерцания.
По Уставу первые посещения для новичков возможны только в сопровождении, с обязательным поручительством члена Клуба за гостя. В марте этого года я поручился за приезжего из Иркутска. Он мне сразу понравился уважительным отношением к нашему краю, да и просто по-человечески. Я провёл иркутянина на верх Башни, прочёл краткую вводную лекцию и оставил его одного в распогодившемся весеннем просторе. Поджимали сроки подачи статьи в университетский сборник, поэтому я спустился в пристройку и уселся в продавленное мягкое кресло ночного сторожа. В новый выпуск уже поступило с десяток работ от сотрудников философского факультета, а от кафедры аксиологии, на которой нас пять человек, пока ничего. Нужно было спешить. При всём этом я не пишу абы как и не начинаю проработку деталей, пока не созреет название, отражающее основную мысль публикации. Эту статью я назвал «Употребление численно выраженных пропорций для интенсификации этического самоусовершенствования».
Иркутянин провёл на башне весь день, до начала сумерек. Я в основном закончил работу и шлифовал последний абзац, когда заслышал, как приезжий спускается по металлической лестнице. Изрядно замёрзшему, я предложил ему горячий чай с лимоном и пододвинул засохшие печенюшки. Чуть отогревшись, гость спросил, чем я занимаюсь. А когда прочитал название будущей статьи, был весьма удивлён. Причина эмоциональной реакции легко прояснилась: гость занимался по жизни родственными вопросами. Да ещё как серьёзно!
Теперь подаренная им брошюра лежит у меня в палатке на базовом лагере… Когда уже наша тройка до него доберётся? Заметно похолодало, третий час ночи. В низине, по темноте, мы сбились с дороги и ломимся по глубокому снегу с подтаявшей днём, а теперь уплотнившейся коркой - увы, недостаточной, чтобы выдержать груз наших тел и нашего снаряжения. Лена вовсе ослабла. Забрасываю её рюкзак поверх своего и снова иду вперёд. Только в пять утра мы на лагере. Сил хватает на кружку тёплого киселя да ещё – забраться в свой спальный мешок.