Вернувшись во Владивосток, я решил «пробить» строительство лаборатории где-нибудь за городом, чтобы можно было производить измерения вне многочисленных городских помех (электромагнитных полей от трамвайных и троллейбусных линий, магнитных масс проезжающего автотранспорта и т.п.).
Время для этого было, как будто, благоприятное: началось интенсивное строительство Дальневосточного Академгородка. Возводились здания новых институтов: Биологии моря, Химии, Тихоокеанского океанологического, Биолого-почвенного, Прикладной математики, Тихоокеанских институтов биоорганической химии и географии… Во вновь разворачивавшемся Дальневосточном филиале Сибирского Отделения АН СССР (в дальнейшем ДВ Отделении Российской академии наук) жизнь «кипела во всю»: помимо строительства, приглашались крупные учёные и талантливая («подающая надежды») молодёжь из институтов Центральной части страны и Новосибирска – для организации новых «продвинутых» коллективов…
Отношение директора ДВГИ чл. корр. АН СССР Е. А. Радкевич (далее – ЕА) к строительству помещения загородной палеомагнитной лаборатории - лично её особо не интересовавшей - было нейтрально-положительным: на Учёном Совете мне удалось добиться её поддержки с целью включения в заявку от института в ОКС (Отдел Капитального Строительства) начала строительства на следующий год. Место для здания было выбрано «тихое» - в пригороде Владивостока Седанке, чуть ниже водохранилща, снабжающего город питьевой водой. Рядом не было дорог и различных электрокоммуникаций. Но это место с практически полным отсутствием промышленных помех оказалось и весьма трудно «пробиваемым» для строительства - в этой зоне запрещалось возведение всяких зданий и рубка деревьев…
Надобно сказать, что, вследствие своеобразного стиля руководства ЕА институтом (постоянные разъезды на совещания, конференции, экспедиции), «техническим» директором института, подписывавшим всякие «бумажки» и ведущего всё текущее институтские дела являлся зам. директора Валентин Григорьевич Моисеенко (далее ВГ) – тогдашний канд. геолого-минералогических наук, будущий академик. Моя бурная активность – «человека, пришедшего со стороны» - его особо не вдохновляла, поскольку он, будучи «примерным» и «глубоко копающим» успешным карьеристом (в любых «смыслах» этого слова) не собирался развивать «чужие» научные направления, не сулящие ему и его лаборатории какие-либо новые преференции и перспективы. Он всегда, чуть ли не с радостью, подписывал мне командировки на полевые работы хоть на целый год, хоть к чёрту на кулички, лишь бы я подольше не находился во Владивостоке и не доставлял ему хлопот с разными организационными делами. Сам он занимался минералогией золота, хотел как можно скорее защитить докторскую и, естественно, стать со временем директором ДВГИ.
Мне приходилось реально все текущие дела по строительству лаборатории «пробивать» самому… Главное формальное препятствие возникло из-за выбора места в запретной зоне водохранилища. Этот вопрос могли решить только краевые власти – лично председатель Крайисполкома (!). Но подписывать бумагу с просьбой ВГ отказался, мотивируя это бесперспективностью получить разрешение…
Я не отступался: опубликовал в краевой газете «Красное знамя» статью о важности развития лабораторной базы ДВНЦ, выступил на каком-то активе… Всё это рально оставалось лишь шелестом газетных страниц и сотрясением воздуха… Надо было предпринимать что-то более действенное.
Возникла мысль как-то задействовать самого Председателя Президиума ДВНЦ Андрея Петровича Капицу… Но попробуй – пробиться к нему мне - «безвестному мэнээсу» -, каковым был я тогда… И при этом – без поддержки и. о. директора… В то время шустрые и хваткие приезжие учёные-москвичи и новосибирцы тянули все одеяла на себя: их головокружительные проекты по созданию разных сухопутных «баз» и морских стационаров - с огромными затратам на осуществление их проектов - поддерживались академиками и руководством различных отделений и Научных Советов при АН СССР.
Тем не менее я рискнул: составил бумагу, где была косвенная ссылка на решение Научного Совета по Геомагнетизму при Президиуме АН ССР (за подписью Г. Н. Петровой и А, Н, Храмова – наших магнитных «столпов-корифеев»), а также Учёного Совета ДВГИ, в которой была просьба – уже от имени самого Председателя Президиума ДВНЦ (то бишь, самого А. Капицы) – разрешить строительство в запретной зоне.
С этой бумагой, записавшись за неделю загодя на приём, я и заявился пред очи «главного шефа всех учёных Д. Востока» в надежде, что он её подпишет.
На всё про всё – изложение моего «дела», как предупредил меня референт, – мне давалось всего 5 минут. Надо было за эти минуты как-то отвлечь А. Капицу от «заваливших» его служебных «бумаг», важных дел и телефонных звонков… Войдя в кабинет, я увидел склонившегося над кучей документов немного утомлённого человека. Подняв голову, он встал и вышел из-за стола, почти вымучено устало улыбнулся и вежливо поздоровался со мной за руку. Такое обращение с просителем было для меня в диковину. Но я видел, что мысли его витали далеко от меня - очередного посетителя… Молниеносно мелькнула мысль, что надо было как-то поскорее сконцентрировать его внимание на мне, моей просьбе и моих словах…
Перед этим я вспомнил известную историю (описываю по памяти – см. главу 19-ю, ссылку на книгу генерала Гроувза «Ярче тысячи солнц»), как, в 1939 г. к президенту США Ф. Рузвельту пришёл его советник А. Сакс (по просьбе известного учёного-атомщика Л. Сцилларда) с письмом от знаменитого учёного Альберта Эйнштейна (см., молодёжь, Википедию), где была просьба срочно начать разработку проекта по созданию атомной бомбы, пока немцы не опередили США в своих исследованиях… Рузвельт, сильно занятый другими проблемами, молча показал ему на свой стол, заваленный различными бумагами с предложениями «не меньшей государственной важности». Для реализации их требовались большие капиталовложения. Какое из этих предложений важнее ? Не в силах убедить Президента в важности своего визита и предложения, Сакс машинально взял со стола статуэтку первого парового корабля изобретателя Р. Фултона и, как бы размышляя вслух, сказал: «если бы Наполеон не отказал в своё время в осуществлении проекта этого изобретателя, предложившего свои услуги императору в создании кораблей-пароходов, то, возможно, флот императора не потерпели бы столь сокрушительного поражения от англичан при Трафальгарской битве, и Мировая история, возможно, пошла бы по другому пути…».
После этого упоминания, впечатлившийся Рузвельт, дал добро, начертав резолюцию на письме: «Это требует немедленного действия».
Вспомнив это, я решил, "отключив" А. Капицу от других мыслей и забот, сразу же полностью сконцентрировать его внимание на своей просьбе.
«Все мы умрём» - начал я, «но после нас останутся наши дела». При этих словах Капица вскинул голову и вопросительно – уже сосредоточенно – посмотрел на визитёра со столь неожиданной преамбулой разговора… Далее я уже не упускал его внимания, стараясь доходчиво объяснить важность намеченного мною строительства. Видимо, моя энергичная речь и «пламенная» убеждённость впечатлили его: он подписал письмо, энергично пожал мне руку и кратко сказал: «Действуйте – пробивайте это дело»…
А дело оставалось за «малым» - добиться разрешения краевых властей. Через пару дней я с трудом попал на приём к вечно занятому Председателю Крайисполкома, где неявно козыряя мнением «автора письма» - Председателя Президиума ДВНЦ членкора АН СССР А. П. Капицы, как бы от его имени почти клятвенно пообещал соблюсти все требования экологии (сохранности зелёной зоны вокруг стратегического объекта - городского водохранилища)… И подпись краевого начальства с соответствующей визой была получена. Ура!
Бумаги были переданы в ОКС. В начале следующего 1971 г. смета строительства была утверждена, был размечен участок, и я облегчённо вздохнул, Но рано я радовался: многие большие подводные камни ещё ждали меня впереди…
На протяжении нескольких лет шла тягомотина со строительством. В общей заявке была указана необходимая мощность подводимого к лаборатории электропитания для электрогенераторов и размагничивающих установок. Как оказалось, ближайшие трансформаторные подстанции были и так перегружены – требовалось строительство новой, подвод мощного электрокабеля значительной протяжённости и т. д. и т. п. На это требовались большие средства, отсутствовавшие в смете строительтва. И произошла обычная история: всё «застопорилось». По инициативе ВГ, воспользовавшимся этим обстоятельством, на заседании дирекции (когда я отсутствовал в институте - находился на полевых работах) было принято решение о «перепрофилировании» почти построенного здания лаборатории в… камнехранилище!
Для проведения необходимых дополнительных экспериментальных исследований («магнитных чисток», изучения различных магнитных параметров – см. Википедию) пришлось пока использовать лабораторную базу моих коллег из ВНИГРИ (Ленинград), ИФЗ и ГИН (Москва), которые любезно предоставили мне такую возможность. Постепенно я понял, что мои усилия "успешно" саботируются дирекцией ДВГИ в лице ВГ. А тут ещё перешёл в Институт Океанологии Ю. Б. Шауб, мой завлаб, которого тоже дожимало геологическое начальство за «непрофильные» для геологического института исследования, проводимые им самим (см. главу 45).
В общем, не нужной оказалась геологическому начальству геофизическая лаборатория в ДВГИ. Меня и других сотрудников «присоединили» к другой лаборатории геологического профиля. К этому времени подоспело время мне «защищаться» - материал для диссертации был подготовлен. «Я махнул рукой» на ввод лаборатории в действие – в ожидании лучших времён.
Скорее всего, я всё же не сумел проявить должную изворотливость в коридорах власти с затеянным строительством – не учёл незаинтересованности ВГ и не привлёк его на «свою сторону» (не осознал, что «сила солому ломит»). К тому времени он стал уже и. о. директора (ЕА, основательницу ДВГИ, достигшую 70-летнего возраста, согласно устава РАН, «освободили» от этой должности, хотя она могла ещё дать сто очков вперёд кому угодно – была творчески активна и энергична…).
Таков был финал моих бесплодных и, возможно. недостаточно умелых организаторских усилий.
Но всё, что ни происходит, вероятно, предопределено. Я, фаталист, верю в предначертанность событий (вспомним хотя бы «случайность» моего рождения именно у «будущей моей мамы, а не у какой другой» (см. главу 3-ю «Моя родословная»). Возможно, несмотря на все мои усилия, не суждено мне было оставаться жить во Владивостоке, и судьба вернула меня впоследствии туда, откуда начинал – в Хабаровск и Приамурье… Но до этого оставалось ещё несколько лет работы в ДВГИ, предстояла защита диссертации и неожиданные для меня самого «революционные» события в личной жизни…