Робот

Виктор Махров
Меня зовут Глеб. Точнее, так меня назвали мои новые хозяева. Я робот-подросток японской фирмы "ТАКЕШИ" и мое настоящее имя с трудом можно произнести на русском языке. Языке, на котором я говорю со дня своей активации. Да это и не имя вовсе, а набор иероглифов и цифр, обозначающие серию или партию. Или, может быть, место моего изготовления. Я отнюдь не передовая модель, про таких, как я, говорят – «бюджетный вариант». Впрочем, я не так уж и плох, если задуматься.
Правда, я лишен этой функции. Я имею память и неплохую. Я обучен многим вещам и способен реагировать на изменения обстановки, но способности мыслить, делать выводы, обучаться я не наделен. Это следующая ступень эволюции. Роботы-начальники. Роботы-судьи. Время робота-раба давно прошло. Теперь человек сам создает для себя робота-хозяина. Нам, роботам средних операционных возможностей, этого не понять. Впрочем, "нам" я сказал, конечно, зря. Здесь, в пригороде Воронежа я единственный в своем роде. Да и во всей России, насколько я знаю.
Если бы я только мог, я бы начал подозревать, что я единственный и на всей планете. И тогда, конечно, я бы страшно гордился этим. А может, боялся бы своего одиночества. Если бы только мог... Ничего этого я конечно, не могу. Никаких лишних эмоций, лишних чувств, кроме уже заложенных в оперативную память. Забавно, что мои создатели в числе остальных, самых простых способностей, заложили в меня возможность предполагать и сомневаться. И я предполагаю, что это вышло случайно. Хотя и сомневаюсь в этом.
 
Отец семейства Каленовых Егор приобрел меня 3 года назад для своей дочери. Нужно сказать, в наше время роботом никого не удивишь, в том числе и социально-адоптированным, вроде меня. Но три года назад я был своего рода первопроходцем среди разумных роботов в этих краях. Годом позже у нашего соседа, живущего в огромном красном особняке за высоким забором, появилась робот-девушка последней модели, затмившая меня по всем статьям. О, эти новые роботы - настоящее произведение искусства. Наш сосед рассказывал подчиненным на работе, что это его подружка, и они верили. Или притворялись, что верят.
Хотя вычислить ее простому человеку будет крайне сложно. Я же не сомневался с первой минуты. Когда такая девушка вдруг берется из воздуха в доме одинокого, пусть даже очень богатого, мужчины первая мысль - фабрика роботов. Хотя, как я уже говорил, делать выводы - не мой конек.
Меня купили для четырнадцатилетней дочери ее любящие родители. Ее зовут Юля. Она и сейчас рядом со мной. Мы сидим здесь вдвоем и смотрим за горизонт, где разгораются первые лучи нового дня.
За три года, что я провел с ней, она сильно изменилась. Меня подарили одинокой и тихой девочке. Возможно, это был совет психолога. В любом случае, я рад быть свидетелем ее взросления и подлинного расцвета. Она похорошела (сам я судить об этом не способен, я подслушал это из ее телефонного разговора с каким-то парнем), стала настоящей молодой леди. И с недавних пор, мне так кажется, я стал тяготить ее. Что ж, наверно, я выполнил свою функцию. Роботов ведь не держат долго, мы ведь не собаки, чтобы привыкать к нам.

Я бы хотел пообщаться с той девушкой из дома напротив. Правда, она несколько старше. Ну, вернее, она изготовлена в виде более взрослой человеческой особи. В отношении же возможностей и производительности, я давно устарел на ее фоне. Вполне возможно, что у нее уже есть возможность ощущать весь спектр человеческих чувств, включая любовь, печаль, горе. Во мне нет сердца, в человеческом обличии, но моя грудь вздымается, имитируя дыхание и сердцебиение. А в ней, догадываюсь, пытались имитировать душу. Даже для меня, обладателя идеальной человеческой оболочки с железными мозгами (по правде, мои «мозги» состоят из многих составных частей: серебро, золото, свинец, неодим. Позолоченные контакты, посеребренные, свинец как припой, снова неодим - в магнитах жесткого диска, арсенид галлия и кремний, - в микросхемах. Ещё церий - в магнитах, индий - легирование полупроводников, олово - в припое, платина, палладий, селен, медь, цинк, ртуть, германий, европий, литий, кобальт, сурьма, кадмий, мышьяк, редкоземельные металлы. Наверное, и еще много чего...), было в диковину то, чему научились эти новейшие роботы.
Они могли чувствовать, сопереживать, любить и даже предавать. Вы, возможно, удивитесь и возмутитесь, но мы с Юлей смеялись до слез (точнее смеялась она, а я лишь чувствовал легкое покалывание в области звуковой платы), когда эта девушка-робот шикарных форм и изысканных манер бросила своего хозяина и сбежала с любовником. Пятьдесят тысяч евро коту под хвост! Или чужому мужику под бок.

Три года назад, когда меня купили и активировали, Юле было четырнадцать. Вы представляете, как меняется девочка за три года в период самого бурного созревания? Я не изменился вовсе. Меня доставили в дом шестнадцатилетним подростком, таким я остаюсь и по сей день. С момента включения я уже знал, на что способен и на что нет. Никаких лишних функции! Я способен быть другом, партнером в играх, отличным собеседником и еще лучшим слушателем. Но не способен любить душой или телом, не способен быть лидером и вожаком, не способен добиться девушки... Не удивительно, что она быстро переросла меня.
Такое происходит сплошь и рядом даже с живыми парнями, которые ведут себя навроде меня. Их считают отличными друзьями, но в любовники выбирают более решительных. На первых порах я сослужил отличную службу, я считаю так. Юля не была душой компании, скорее наоборот. И появление рядом с ней симпатичного (эту характеристику я услышал от нее сразу после моей активации) молодого человека явно благотворно отразилось сперва на ее репутации, а затем и на самооценке. Если это был и правда совет психолога, то этот парень не зря получает зарплату.

Сейчас я считаю, что моей главной особенностью и главным достоинством является моя память. Она так же избирательна, как память человека, но более точна в деталях. Я помню свой первый день в доме Каленовых. Как папа Егор поднялся с колен, закончив мою активацию. Как мама Юли Елена удивленно посмотрела на меня и шагнула за спину мужа, из-за которой следила за моими передвижениями несколько первых дней. И как сама Юля назвала меня «симпатичным чудиком».
Я буду с ней ближайшие три года и буду знать о ней практически все. И помнить самое важное. Например, сейчас мне вспомнилось, как однажды нас остановили ее подружки. Это было уже через полгода после моей активации, теплым майским днем. Одна из ее подруг, белокурая, тощая и длинная, словно гладильная доска из музея истории ХХ века, вышла вперед и ткнула в меня пальцем:
- Мы знаем, что он не настоящий! Завела себе робота-дружка и, думаешь, все теперь должны с тобой считаться? Как бы ни так!
Я заметил, что Юля растерялась, не зная, что ответить на это. И тогда я ответил сам:
- Послушай, тупица. Взгляни на себя! Тебе нет пятнадцати, а ты выглядишь на сорок. Клянусь, даже моя бабуля использует меньше синтетической косметики, хотя ее лицо втрое больше твоей тощей селедочной мордашки!
Клянусь, я даже слышал какие-то эмоции в своем голосе! Конечно, этого быть не могло, но я ощущал присутствие гнева внутри меня. А после - как будто тепло юного тела моей подруги, обнявшей меня в знак благодарности.

Да, память это моя визитная карточка.
Но вот что странно: с некоторых пор я начал понимать - что-то идет не так в процессе хранения моей памяти.
Вообще, я вам тут рассказываю, что начал понимать, ощущать, чувствовать... Конечно, это не совсем так. Не в обычном понимании людей. Мне с трудом даются выводы, как я говорил. Но что-то происходит внутри процессора и это вызывает некие реакции. Люди называют это чувствами, эмоциями. Для нас, электронных, подобных красивых слов не придумано. Так что позвольте использовать ваши.
Так вот память, моя память. По сути, это все, что у меня осталось. Я веду эту запись на крохотный остаток своей памяти. Мое огромное преимущество в том, что для этого мне не приходится даже открывать свой рот. Не говоря уже о записях на бумаге или электронных носителях, вроде компьютера или электронной записной книжки.

Примерно два месяца назад, когда на улице был самый жаркий месяц в году, я стал замечать практически полное отсутствие Юли в моей жизни. Точнее сказать, мое существование перестало совпадать с ее жизнью. Это совсем не страшно для бездушного робота. В конце концов, я не собака, я не привязан к хозяину. Но меня беспокоило отсутствие цели. Три года моего существования моей программой было сопровождать, оберегать, помогать, поддерживать мою спутницу. Теперь я оказался абсолютно бесполезен. Юля нашла подходящую ей компанию и это были в высшей степени достойные ребята. Будто бы роботы нового поколения, на фоне которых я давно морально устарел.
Я не завидовал. Не мог завидовать по причине отсутствия подобных настроек. Да и не стал бы. Если кем и восхищаться, то более примитивными формами роботов, имеющими более подходящие формы и пропорции. Мне совершенно не нравилось мое тело, оболочка, в которую вживлен искусственный разум, коим я являюсь. Она была практически пустой. Скелет из легких сплавов, без всяких хрящей и прочих никому не нужных мышц. Кожаный покров из синтетических материалов. И пустота внутри. Если бы кто-нибудь захотел вдруг хорошенько пнуть меня под зад, я мог бы без труда перелететь забор нашего соседа. Черт, почему я не подумал об этом, пока еще его любовница не сделала ему своей ультрасовременной ручкой?
Поэтому я восхищался калькуляторами, тетрисами и видеомагнитофонами. Ничего лишнего, только лаконичность и завершенность во всем, в каждой линии!

Когда Юля начала исчезать из моей среды обитания, я догадался, что моя миссия подходит к концу. Я застыл на месте и просто смотрел в окно. Заряда батареи хватит еще на несколько лет. И объема памяти на двоих таких же. Я предположил, что было бы лучше для всех отключить меня и передать на запчасти для иных роботов. Самый рациональный выход. Но тут же усомнился, а есть ли еще такие же, как я? Возможно, это было слишком для меня, для моего процессора. Я ведь не создан для логического мышления. И я ощутил странное журчание и треск где-то внутри моей человеческой оболочки. Так бывает, когда у кого-то из людей урчит в животе. Неловкое чувство, называемое "внутренним китом".
Именно тогда я впервые захотел сделать что-то необычное. Я не знаю почему. Точнее, тогда не знал. Сейчас-то мы все уже выяснили. А тогда, как гром среди ясного неба, мне нестерпимо, насколько это возможно для железяки, захотелось на море. Мне ужасно, просто до боли в печенке, если бы только она у меня была, захотелось встретить рассвет на пирсе у самой воды. И чтоб мои ноги ощущали холодную воду морского прибоя...

Когда я рассказал об этом Юле, она не придала этому большого значения. «Ты, должно быть, услышал об этом из рекламы или вычитал где-нибудь, дурачок!» - сказала она. Мне нравилось имя «дурачок». Уж куда лучше, чем Глеб. Но в последнее время оно звучало все реже.
Я пытался вспомнить, где мог зацепить столь странный обрывок памяти, но не мог. Я не мог воспроизвести из памяти морского пейзажа, шума волн или соленого встречного ветра, но я все более явственно ощущал желание попасть на пирс у моря в час рассвета.

Юля продолжала жить своей жизнью, все меньше уделяя внимание стремительно стареющей относительно новых моделей игрушке. Я перестал быть близким другом, перейдя в категорию приятелей. У нее появился поклонник, и теперь уже быть приятелем мне было бы в радость. Я превращался в предмет интерьера. Обидно быть все лишь вещью, навроде вешалки, когда в тебе потенциала еще на несколько лет стабильной работы. Черт побери, машины моего класса не должны себе подобного позволять, но я знал, что умнее и лучше воспитан, нежели как минимум половина из жителей нашего элитного поселка!

В тот день она пришла поздно, за что получила выговор от отца. Ворвавшись в комнату, Юля с яростью бросила сумку в одну сторону, пиджак в другую. Я успел перехватить его рукой.
- Что ты так смотришь? - заметила она мой взгляд. Впервые за последнее время заметила. - Может, еще и ты будешь меня отчитывать?
Я молча сложил ее вещи. Внутри меня снова бурлило и ухало, пустота заполнилась звуком моего странного воспоминания, это происходило все чаще, и звук становился громче и противнее.
Она снова посмотрела на меня.
- Слушай, ты в последнее время мне совершенно не нравишься.
Я опешил от такого прямого заявления. Я, конечно, не ждал извинений. На меня ведь можно кричать сколько угодно. Но так прямо...
- Не в том смысле, дурачок! - быстро добавила Юля, заметив мою растерянность. - В том смысле, что ты стал какой-то странный. Какой-то подавленный и уставший, малоподвижный. Как человек, не иначе.
Я попытался улыбнуться. Моя механическая улыбка вызвала у нее приступ веселого смеха. Она извинилась взмахом руки, как выходило только у нее. И подозвала меня к себе.
- Расскажи мне, что случилось?
Она уселась на кровати, подобрав под себя ноги. Я нерешительно опустился рядом с кроватью, присев прямо на ковер. Мы проводили так не один вечер, когда делились тем, что было на душе. Точнее, она делилась со мной своими эмоциями, переживаниями, а тем, что мне удалось услышать, увидеть и вычитать. Я был ее дневником и новостной лентой одновременно. Юля как всегда запустила пальцы в мои полиэстеровые волосы. Ей это нравилось, а мне, как вы понимаете, ни капли не мешало.

Слова не хотели связываться в предложения, но я заставил себя говорить:
- Обещай не смеяться!
Юля посмотрела на меня максимально серьезно. Всего секунду. И тут же расхохоталась. Я знал такую ее реакцию - это пройдет через мгновение и она выслушает меня, как лучшего друга. Подумайте сами, непросто оставаться серьезным, когда вам хочет излить душу ваша собственная игрушка.
- Обещаю, - закончив смеяться, ответила она. И сразу добавила, - но и ты не смей меня смешить в таком случае!
Я снова криво улыбнулся и кивнул головой.
- Я заметил, что мы стали меньше проводить времени вместе, - начал я несмело. Юля хотела что-то сказать, но все же промолчала, давая мне возможность продолжить. – Я, безусловно, все понимаю и не требую от тебя объяснений. Я вижу, что ты стала взрослой и самостоятельной. Такой робот как я уже не может соответствовать тебе.
- Ерунда! - горячо и громко выпалила она. - Ты мой друг и...
- Позволь, я закончу.
Обычно я никогда не перебивал ее, но сегодня дело обстояло иначе, и, кажется, Юля это поняла и снова умолкла.
- Да, конечно я твой друг. Но и у друзей бывают нелегкие времена. Бывают ссоры и размолвки. Не мне говорить об этом, но порой обида проскакивает и во мне. Я всего лишь робот и тебе, наверное, смешно от всех этих переживаний. Я и сам не знаю, что это, но я бы назвал этот процесс человеческим словом «тоска».
Мы немного помолчали. Я, конечно, ожидал, что Юля перебьет меня еще в самом начале и до признаний о моем тоскливом самочувствии не дойдет. А она, похоже, чувствовала себя немного виноватой.

- Мне нравятся новые друзья. И Гарик. Он смешной и крутой одновременно! - она говорила скорее сама с собой.
- Может быть, лучше было бы деактивировать меня? Перенастроить и подарить кому-нибудь.
Она посмотрела в мое лицо. Мои зрительные детекторы определили целую гамму эмоций: злость, растерянность, печаль, негодование и даже презрение. И все это - в маленькой слезинке, застывшей в ее глазу. Она моргнула и тут же ее глаза стали чистыми.
- Что еще придумаешь? А? Может, еще предложишь продать мне своего друга с аукциона? Любой каприз!
- Поедем на море, - неуверенно произнес я.
Юля посмотрела на меня сперва недоуменно, потом я различил ее милую улыбку.
- Вот ты к чему! Опять эти твои воспоминания о море, да?
- Я не могу от них отделаться, - вздохнул я виновато.
- Слушай, а, может, ты превращаешься в человека? Как этот, как его? Электроник!
- Кто?
- Ну, помнишь, мы смотрели допотопный фильм про мальчишку-робота?
Я задумался на секунду, вспоминая этот фильм.
- А что, разве ему хотелось на море?
- Всем людям хочется на море. Вот я и подумала...
- Поедем? - снова перебил ее я.

Девушка прибывала в замешательстве, как я догадался. Она улыбалась, но это ее ежеминутный защитный механизм, я знал это. Она искала способ отвертеться от этой затеи.
- Ты понимаешь, на что меня подбиваешь? - произнесла она шепотом, будто нас могли подслушивать. - Родители меня в жизни не отпустят одну на море! Хорошо, не одну, а с тобой. Но где мы денег возьмем?
- Заложим меня в ломбард! - это прозвучало так, будто я задолго до разговора планировал сам себя заложить. На самом деле эта дикость пришла мне в голову внезапно. А сам разговор давно шел не по плану. Тут я повторил одну из грубейших ошибок любого человека - пытался что-то планировать.
Юля снова рассмеялась, но теперь как-то нервно.
- Ты клевый, но много за тебя не дадут, уж извини.
- На денек хватит. - Я пытался стоять на своем.
- На денек... На море на денек. Подожди минутку.
Она кошкой спрыгнула с постели и порылась в своей сумочке. Когда она повернулась, на ее лице сияла самая настоящая улыбка, от которой таяло даже мое кибернетическое сердце. А в руках было несколько банкнот.
- Без шика, но на денек в Сочи хватит.
Я молчал, как будто сам хотел остановить это безумие. Но Юля не оставила мне шанса на это.
- Едем на море, парень! Завтра же!

Слишком долгие сборы и лишние раздумья были нашим злейшим врагом в данной ситуации. Днем мы с Юлей съездили на вокзал в Воронеже и приобрели два билета до Сочи. Ей, как студентке, сделали достойную скидку. Зато меня, несмотря на присутствие у меня спецпаспорта робота-человека, посчитали за багаж и обложили всеми возможными пошлинами. Возражать было себе дороже, и мы пошли на эти убытки. Денег осталось мало, но на билеты домой должно хватить. Если не покупать мороженое или газировку, то даже на два билета.

Мы ехали долго. Сперва тайком выбрались из дома и на такси отправились на вокзал. На перроне было мало народу, а нам так хотелось затеряться в толпе! Днем мы взяли билеты на проходящий поезд из Минска в Адлер и в два часа ночи, в свете вокзальных фонарей, столь ярких, что нельзя было различить звезд на ясном небе, мы вошли в вагон. От большинства пассажиров нас отличало отсутствие багажа. Лишь маленькая сумочка у Юли на плече.
Для меня сутки в поезде прошли незаметно, но Юле, и многим другим, пришлось непросто. Поезд то и дело останавливался и снова трогался, причем полноценных запланированных остановок на станциях было в пять или десять раз меньше, чем остановок вообще. Мы стояли в чистом поле, стояли в лесу, на окраине какого-то города и прямо в сердце какой-то деревни. Пейзаж за окном вагона менялся и при этом оставался одним и тем же. Вагоны, ржавеющие на полузаброшенных станциях; старые шпалы, сваленные черной кучей; поля, засеянные хлебом вперемешку с заросшими; подсолнухи, качающиеся на ветру; и осень, медленно, но верно пожирающая все, что попадается на пути. И лишь яркие осенние листья украшали увядающую траву, спасая остатки летней красоты от разорения.

Люди в вагоне скучали каждый по-своему. Одни играли в карты, сбившись в компанию из пяти-шести человек, другие пили чай и непременно бежали после него в туалет, а наш сосед беспрерывно ругался с проводницей, укоряя ее, что туалет всегда занят или закрыт.
Мы ехали молча. Юля спала или прибывала в своих мыслях. В полдень она включила телефон, отключенный из предосторожности (скорее, что бы немного отсрочить неприятный разговор с родителями), и посыпались звонки. Она ушла в тамбур и вернулась только через полтора часа. Родители, нужно думать, были в шоке и поэтому даже не стали сильно ругаться. Они лишь попросили как можно скорее вернуться домой. Звонили и ее друзья, и учителя, и, конечно, ее ухажер. Она не стала вдаваться в подробности этих разговоров, да и к чему мне это?
Сутки в пути мне казались вечностью из-за неизвестности. Но и они имели свой конец.
Сочи встретил нас осенней прохладой. Осень в этих краях теплая, по меркам Воронежа - просто жаркая. Даже ночью. Но прямо перед нашим приездом прошел сильный дождь с грозой, более похожий на шторм или ураган. В воздухе пахло сыростью и, хотелось так думать, морем.
Вокзал Сочи - настоящий дворец, памятник! Огромные высокие колонны держат величественную белую крышу в форме купола. Три дворика разных архитектурных направлений, три высоких этажа здания управления. А венцом всему - башня с часами. Огромные стрелки переползали с одной цифры на другую, отсчитывая не только время, но и знаки небесных созвездий, красующиеся над каждой из цифр. Если присмотреться, можно заметить, что знаки эти стоят не в привычной очередности, а несколько перепутавшись. Нам, к сожалению, некогда было присматриваться. Часы пробили 4 часа утра нового дня, дня, когда нам нужно было столько успеть! До восхода солнца оставалось всего несколько часов.
Мы не стали задерживаться на вокзале и отправились в сторону морского порта. Дорога шла по темным улицам,  луна не справлялась с функцией фонарей, которые здесь мало где горели. Вокруг сладко пахло дыней и шашлыком. Дух олимпиады, прошедшей здесь когда-то, выветрился без остатка. Не пахло здесь и сексом, вопреки известному стихотворению о сочинских ароматах. Во всяком случае, так сказала Юля. Мне ведь этот запах не знаком.
За час мы добрались до порта, где огромные корабли отдыхали после долгих путешествий. А могучие краны волокли на сушу контейнеры с добычей этих громадин. Мы двинулись дальше вдоль побережья, до которого было еще прилично. Юля отыскала на интернет-форуме интересное место, где бывалые туристы советовали хотя бы раз в своей жизни встретить рассвет всем романтикам. Старый брошенный пирс вдали от большого порта, давно забытый большинством местных жителей, и почти не известный простым отдыхающим.

Пирс был плохо различим на фоне темного моря, гулко ударяющего волнами о крутые берега. Но, я думаю, он был точь-в-точь как на картинке, которую мы видели. Я бы мог соврать, что именно так я себе его и представлял, вспоминал именно таким, но ничего этого не было. У меня не было ни единого обрывка воспоминаний об этом месте. Да и быть не могло. Я ведь прибыл в семью Каленовых прямо с конвейера, изготовленный по заказу отца Юли.
Ветер здесь усилился, задувая с моря. Я заметил, как Юля ёжилась от холода, и отдал ей свою куртку. Мне ведь и в майке не плохо. Не хуже и не лучше. Юля поблагодарила меня за заботу и закуталась в ветровку со значком «Барселоны» на спине. Я успел подумать, что ей она идет лучше, чем мне.
Мы спустились к пирсу. Это был действительно старый пирс. Не знаю, когда им пользовались по назначению в последний раз. Уже здесь я почувствовал странное ощущение в затылке, где кроется самая важная вещь в моем кибернетическом организме - моя память.
Мы огляделись, соорудив маленький фонарик из планшетного компьютера Юли. Мода на большие планшеты прошла не так давно, поэтому у Юли с собой был совсем маленький, наподобие старых телефонов. Пирс был бетонный, но покрытый сверху деревянным настилом. Доски давно пришли в негодность из-за влажности и старости, но оставались чем-то вроде ковра на этой холодной бетонной глыбе. По бокам еще продолжали висеть старые автомобильные покрышки, защищающие причаливающие катера от ударов об пирс. Хотя, сейчас уже сам старина нуждался в защите. Морская вода беспощадно колотила его все эти годы. И продолжала это делать на наших глазах. Стенки его были покрыты трещинами, а кое-где море уже сумело оторвать себе приличный кусок от бедняги.

- Вот, значит, куда ты так рвался? - усмехнулась Юля. - Теперь доволен?
- Сейчас проверим.
Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. А я лишь скинул ботинки, носки и подтянул штаны.
- Не простудись.
- Мне это не грозит, - ответил я слишком самонадеянно.
Мой череп продолжало покалывать. Моя оболочка нравилась мне все меньше.
Я подошел к самому краю пирса и присел. Волны мощно плеснули, и меня окатило прохладной водой. Я сделал то, чего так сильно хотел. Я сел на самый край, и мои ноги оказались в воде по колено. И тут я почувствовал...

Юля испуганно подбежала ко мне, бросив мои вещи на мокрые доски.
- Глеб, что с тобой?
- Я не знаю. Ноги мерзнут!
Я был как будто во сне. Я не мог ощущать холод своими ногами, это не возможно. Но ощущал! Я понял, что вода проникла внутрь моей оболочки и сейчас жадно облизывала мой металлический скелет. Это странное ощущение расползалось по всему организму, пока не добралось до затылка. Я прикоснулся к своей голове. Чуть правее темени, почти за ухом, я вдруг нащупал некий вырез или слот. Я провел пальцем снова. Раньше его точно не было.
- Посмотри, что там? - попросил я подругу.
Юля явно не хотела быть впутанной еще и в эту мою выходку, но все же подошла. Она посвятила своим импровизированным фонариком и прошептала:
- Это какая-то карта памяти или вроде того.
- Как думаешь, стоит ее извлечь и посмотреть?
Я не колебался, но Юля могла сомневаться. Впрочем, любопытство уже овладело ей, и она согласилась.
Тонкими пальцами она смогла подцепить маленькую карту памяти и после некоторых манипуляции вставила ее в свой планшет.

Я так и сидел - ноги по колено в воде, весь скелет и организм в плену странных ощущений холода, да плюс еще трещина в затылке. Юля поднесла планшет, на экране которого открылся текст какого-то послания.
- У меня ноги замерзли, похоже, вода попала, это странно.
Я, как мог, пытался сохранять спокойствие, хотя был не вполне уверен в том, что происходит. Процессы были мне совершенно не знакомы.
- Ничего странного, - ответила Юля. - Здесь написано, что ты российской сборки. И довольно древний.
- Да? А я всегда считал, что я японец, фирмы «ТАКЕШИ».
Юля замолчала на несколько минут и я не хотел ее отвлекать. Потом она подошла и села рядом.

Пришло время мне открыть вам секрет. Все то, что вы читаете, я набросал на свой диск памяти за те минуты, что мы провели в тишине. Я будто бы предвидел, что обнаружение этой карты в моей голове и вообще все это путешествие не случайны. Что-то должно случиться. И я сделал то единственное, на что способен лучше всех - запечатлел в памяти некоторые моменты, связанные с этим днем. Дальше я собираюсь вести запись синхронно с нашей беседой, с опозданием всего на несколько секунд. Поэтому не могу гарантировать предельной точности. Но времени на осмысление и обработку данных сейчас нет. Если все закончится более или менее благополучно, и хотя бы моя голова останется цела, то вы сможете это узреть. Если кому-то из вас будет это интересно.

Она села рядом.
- Здесь на английском. Я могу прочесть, если хочешь…
Ее голос звучал странно. Было похоже, что она сдерживала слезы или только что плакала. Я лишь кивнул, не зная, что сказать.
Она нажала на экран и начала читать:
- Привет, мой брат! Прости, что, возможно, испортил твою размеренную семейную жизнь. Глупо было вкладывать в тебя свои детские мечты. Но я создал тебя из-за них. Потому что мне не знакомы радости семейной жизни. Потому что у меня никогда не было брата. Я задумал сделать тебя, своего брата, из пластика и металла. А еще я мечтал быть на море и встречать рассвет, купая ноги в морской пене. Из нашего приюта для юношей до моря день пути пешком - целая вечность, когда твои ноги не ходят.
Прости меня, мой брат, что я не нашел сил создать тебя сам. Я продаю свои чертежи людям из России, чтобы они даровали тебе жизнь, а я смог продлить свою. С любовью, твой брат, Такеши.

Я так и не нашел, что ответить на это. Я только чувствовал холод всем своим телом. Даже мой электронный мозг совершенно замерз и, должно быть, покрылся коркой льда. Мы молча смотрели, как восходит солнце, медленно поднимаясь из-за самого горизонта. Тучи отступили, и гроза уходила прочь. Долго ли мы сидели, юноша-робот в одной футболке и его подруга в спортивной куртке? Не знаю. Уже не имело значения.
Юля задремала на моем плече. Когда было уже достаточно светло, я провел пальцем по ее щеке. Она открыла глаза.

Как обычно скорая на подъем, через пару минут она уже была готова двинуться в путь. Но я застыл как статуя, сидящая статуя.
- Ты идешь?
- Я не могу.
- В каком смысле? - она уже сделала несколько шагов к берегу. - Нам нужно идти, поезд скоро, а билетов еще нет.
- Я не могу подняться. - Теперь я уже не паниковал, а говорил спокойно. - Вода, похоже, нарушила работу организма, процессы не осуществимы. Я не могу подняться.
- Что за черт! Хватит шутить! – она реально разозлилась на затянувшуюся шутку.
- Я говорю серьезно. – Я, черт возьми, говорил очень серьезно!
- И что же прикажешь делать?
- Слушай. Я, похоже, исполнил свое предназначение. И для тебя, и для своего создателя. Ты могла бы извлечь из моей головы диск памяти, - я провел пальцами по двум венам на шее - ключ к сейфу - и мой затылок открылся еще чуть шире. - А меня оставить здесь или столкнуть в море.
Я ожидал бурных протестов, негодования и обвинений. Но Юля молча подошла ко мне сзади, прикоснулась к плечам, провела теплой нежной рукой по волосам и прошептала: «Дурачок»...