Танго для дьявола

Маргарет Неве
Истории города Нью–Йорк  – 2
Танго для дьявола
 
Аннотация:
Эмили –  простая девушка, в отличие от своенравной матери Маргарет Неве.  Она любит простые вещи, выбирает простую жизнь. Все в жизни Эмили  просто, но есть одна непростая вещь в мечтах девушки.  Она мечтает написать книгу.
Будущая книга дается героини непросто, не хватает эмоций и жизни на бумаге. И тогда она решается на один странный и опасный эксперимент. Эмили становиться на одну ночь женщиной по вызову. Всего одна ночь переворачивает жизнь Эмили с ног на голову. Невинный каприз оборачивается кошмаром в жизни девушки: убийство на ее глазах, испорченная репутация для талантливой писательницы, наконец, вмешательство спецслужб.
Чтобы загладить скандал, семья решает отправить виновницу на край света – в Антарктиду. Единственное место, где ее не сможет найти невидимый враг. Вот только Антарктида не место для хрупких, бесхарактерных людей. Этот материк, где учатся не жить, а выживать, и причина не смертельный холод, а тайна, свидетельницей которой стала Эмили…




Маргарет Нёве
Танго для дьявола


«Танго для Дьявола – вторая книга в цикле  «Нью–Йоркские истории». Завершающая   история  первого романа «Женщина в поиске любви» о Маргарет Неве и ее близких».
Маргарет Неве

Часть первая
Ловушка для мышки

Извините, что разочаровала вас, но я не претендовала на звание «всемогущей».
М. Снайдер – «Путь Элены. Испытание огнем»

Глава 1


«Все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет …ну, не совсем хорошо, но лучше чем вчера!» – А у вас возникали такие мысли, когда вы опаздывали на работу больше, чем на час? Ну, явно что–то подобное было. Правда, и причина находилась: сели батарейки на часах, было свидание допоздна, прорвало трубу, и многое другое.  Знакомо? Полагаю, что да. Мне же все эти вышеперечисленные причины совсем чужды. Ничего подобного в моей жизни не было. Есть всего две причины, почему я опаздываю –  пробки (это же Нью–Йорк!), и моя книга.
Да, вы не ошиблись, читая эти строки – я пишу книгу о моей матери. Нет–нет, она не о материнской любви, не о пособии лучшей матери – эта книга о том, какой кошмар пришлось пережить мне и Маргарет. Два года назад маме предложили работу в Нью–Йорке, она согласилась переехать из Парижа сюда и сказка стала кошмаром. Такое бывает только в жутких романах,  что она нарвалась на маньяка, который оказался еще к тому же и ее шефом. Жуть? Подождите, вы не знаете, что было еще впереди…
– Эмили! – За спиной я слышу незнакомый голос.
– Да? – Мне хватает всего раз оглянуться, чтобы понять, что парень журналист. Как же они достали за эти два года!
– Всего пару слов для нас…
– Я не даю интервью, – обрываю на полуслове, хмуро глядя на парня.
– Эмили Нёве, вы же знаете, что вас всегда будут преследовать вопросы, – наглым тоном говорит журналист.
Я останавливаюсь застигнутая врасплох. А он прав – вопросы и любопытные будут всегда. Бедная мама! Память подсовывает мне неприятные моменты, когда маму осудили, как ее оправдали и дали условный срок за убийство с целью смягчающих обстоятельств. Ведь, она убила не просто человека – она убила чудовище! Тогда пресса была готова порвать нас в клочки, если бы не Джошуа. Он всегда спасал нас от «псов–прессы», не зря мама полюбила этого замечательного человека.  Я же до сих пор удивляюсь, как он может обожать тяжелый характер мамы. Иногда она невыносима.
– Ну, так что? – самодовольно ухмыляется парень.
 Я вижу на его лице прыщи и мне неприятно:
– Я опаздываю. – Все что выходит сказать ему в лицо.
– Хоть улыбнись! – Вижу вспышку фотоаппарата. Неприязнь к этому парню растет.
– Мне нужно идти, – выплевываю ему в лицо я и, перебегая через дорогу, закрываю перед носом парня двери и бегу в раздевалку. На полпути встречаю высокую, худую фигуру своего шефа – Лео или Большой Бо, как прозвали мы нашего босса. Лео – старый друг мамы, когда–то в прошлом он оказал ей услугу, о которой она не говорит. Именно  эта услуга сплотила их дружбу. Я слышала, что когда–то он работал в дорогом борделе, но не так давно открыл свое кафе. Теперь я среди персонала, спасибо Маргарет Неве.
– И позвонить ты не могла? – Ехидно говорит мне Лео.
– А… э–э… я спешила, – отчасти все было правдой.
– Видимо очень спешила, – Лео, как Эйфелева башня возвышается надо мной.
– Очень–очень, – киваю я, – вчера засиделась допоздна… на уроках… вечерние курсы, учеба и все такое….
– Вчера было воскресенье, – парирует Лео и, кивая прыщавому, говорит, – мы еще закрыты!
– Я к мисс Нёве! – Нагло отвечает парень.
– Мы закрыты! – Отрезает Большой Бо.
– Вы рискуете распугать всех клиентов, – не моргнув глазом, говорит тот.
– Всего в лице одного человека, – Лео не так прост. Близкие люди знают, его острый язык.
– Да уж! – Парень щелкает фотоаппаратом название кафетерия и удаляется с улицы.
– Извини, эта пресса, – жую слова я, и бормочу себе под нос.
– Вся я понимаю, – кивает большой Бо, – иди, давай, переодевайся. О, наказании поговорим потом!
 Счастливая, я отправляюсь в раздевалку. Работа в кафетерии «У Лео» кипит уже давно. На кухне она начинается с булочек, печенья, кексов и мини–тортиков. Заново перебираются сорта кофе барменом, а официанты готовят столики в зале. Все слажено, если бы я не проспала. Хорошо, что Мэтт помог мне с кофе.
– Я не проверил только кофеварки, – говорит официант.
– Мэтти, ты знаешь, что ты – душечка, – поправляя его бабочку на форме, говорю я.
– Разве Мышке откажешь, – улыбается он.
Мышка – это мое прозвище. Маленькая, невысокая и очень худая – вот почему у меня это прозвище. Если у мамы были роскошные светлые волосы, прекрасные серые глаза и довольно шикарная фигура, то мне повезло меньше. У меня короткие ноги, ужасно плоская фигура и черные волосы, постоянно вьющиеся в кудряшки. Мне не подходят никакие цвета за исключением серого и черного, которые скрывают мою уродливую фигуру. Я не ношу туфли, потому что ноги слишком тонкие, поэтому кажутся кривыми. А кожа – это просто кошмар – не выносит солнце и на ней появляются веснушки. Единственная моя гордость – большие серые глаза, как у мамы. Когда Лео первый раз увидел меня, он стал хмуриться и сказал:
 – Деточка, тебя вообще кормят? Мышка и та больше весит, чем ты…
Персонал быстро подхватил это прозвище, и так я стала Мышкой.
Сейчас я показываю Мэтту язык и иду за барную стойку. Мне предстоит проверить только кофеварки – для черного кофе и для капучино. Все вроде нормально и я с облегчением вздыхаю. Как раз вовремя, потому что звенит звоночек и на пороге первый клиент. Мужчина просит завернуть ему булочки и дать на вынос кофе. Потом появляется еще один и еще. Девушки вежливы со мной. Некоторые парни пытаются немного флиртовать, но видя, что мое лицо спокойно быстро отстают.
Это замечает Мэтт:
– Эй, улыбнись!
– Я сама вежливость, – отвечаю я натянуто, улыбнувшись.
– Что с тобой? – Он оставляет столики на Салли. Девушка вертит у веска, но продолжает суетиться.
– Иди, работай, – ворчу я, – Салли не справиться, сегодня людей много.
– Что случилось? – Не отстает Мэтт.
Он младше меня на три года, учиться, еще в школе. Вернее учился, пока его не выгнали из команды баскетболистов за драку, его отец тихо спивается, а парню пришлось устраиваться на работу, чтобы прокормить себя. Мэтт славный, но задира. Он любит, когда на его вопросы отвечают сразу и прямо. Я решаю, что лучше сказать как есть или он не отстанет.
– Опять пресса, – отвечаю я.
– Были уже с утра? Так рано? – Мэтт сочувствующе кивает мне.
– Да, – я начинаю натирать барную стойку, плохой знак. Я нервничаю.
– Мышка, – тихо зовет Мэтт.
– Да, Мэтти? – Я поднимаю глаза и получаю дружеский поцелуй в щеку.
– Все будет хорошо, – говорит парень и его карие глаза излучают радость и доброту.
– Я верю, – теперь я улыбаюсь по–настоящему, – спасибо тебе. А теперь помоги Салли, она не справляется.
– Ты только скажи, я быстро улажу все, – он щелкает пальцами и идет к столикам.
– Конечно, – киваю я.
– А ты ему нравишься, – говорит низкий, приятный голос. Его узнаю я сразу. Она – постоянная клиентка нашего кафе. Красивая, нет, пожалуй, шикарная девушка. Всегда так стильно и элегантно одета. Она много краситься и дорого пахнет. Она приходит в одно и то же время и заказывает всегда много вкусностей, а потом пропадает на целую неделю и появляется вновь. Никто не знает, где она работает, но дорогая машина и шикарные вещи на ней о многом говорят. Мы часто с Мэттом фантазируем, кто она такая, но до сих пор не знаем ее имени. Зато, знаем, что ее рыжие волосы будут распущены, и она придет, как всегда  утром.
– Для этого и нужны друзья, – говорю я, краснея, – мы нравимся друг другу, чтобы понравиться другим.
– Я говорю о другом, – небрежно говорит красавица и добавляет, – Эмили.
Она никогда не называла меня по имени. Второй раз за день я смущена.
– Да, да, пожалуй, – рассеянно говорю я, – Что вы будите? У нас столько вкусностей…
Незнакомка смотрит на меня янтарными глазами и говорит такое, что у меня вспыхивают уши от ее слов:
– Ты хочешь его?
– Что… простите? – Я, кажется, поперхнулась своими словами.
– Ты его хочешь? – Тихо спрашивает она.
Глупо хлопаю ресницами и выдаю самую большую глупость:
– Я хочу булочку?
Через секунду она хохочет и показывает на витрину:
– Все что ты пожелаешь.
– В смысле заказ? Завернуть вам? – Красавица совсем запутала меня.
– В смысле, да. На твой вкус, а он у тебя хороший, Эмили. – Она протягивает холеную руку и говорит, – Я – Лолит.
Обескуражено смотрю на нее и жму руку в ответ: – Эмили Нёве.
– Ты славная, – говорит она, – и знаешь чего хочет клиент.
– Кстати, заверни булочку за мой счет Мэтту, –  хихикая, говорит Лолит.
– Подписать? –  Я беру ручку и смотрю на нее, – Или оставить без подписи?
– Оставь, как есть, – пожимает плечами она, – А ты правда считаешь его другом.
 Она хочет идти, но я спрашиваю, вопрос, который не дает мне покоя:
– А откуда вы узнали, что мы друзья?
– Ты не ревнуешь, – небрежным тоном говорит Лолит и уходит, грациозно цокая каблуками по полу.
Я провожаю ее с раскрытым ртом, мое удивление замечает Салли. Хотя она не замечает меня вообще:
– Мышка, ты чего?
– Салли, сегодня самый странный день в моей жизни, – все еще провожая взглядом «красотку» с рыжими волосами, говорю я.



Глава 2

Под конец дня я, как выжатый манго – уставшая, сонная, еле передвигаю ноги. Хочется залезть в горячий душ, выпить чаю и посмотреть какое–нибудь кино в стиле «Титаник». Потом я вспоминаю, что сегодня понедельник и мне нужно тащиться через полгорода на вечерние курсы. Образование тоже надо получать. Хорошо, что Мэтт решил поддержать меня и тоже ходит на курсы для одаренных детей, так что время пролетит незаметно.
Увы, день еще не окончен и впереди нужно пополнить запас в баре, закрыть кафе и передать Салли ключ от зала. С ней мы не очень ладим. Она почти со мой не общается, ей скучно. Салли любит красивые вещи и смотрит с завистью на таких девушек, как Лолит. Когда Лолит заходит в зал, Салли прячет глаза, чтобы не выдать черную зависть. Если быть честной, я тоже немного завидую им – их жизни, интереснее, чем мои. У меня все сводиться к работе, дому, вечерним курсам, болтовне по телефону с Мэттом, воскресным выездам к Маргарет и Джошуа.
Ничего не происходит в моей жизни. Разве, что моя книга, которая застряла где–то на середине. Я совсем бездарная, а книга, еще и моя дипломная работа. Хотя нет, я  не бездарная – просто слова хорошо ложатся у меня на бумагу, за исключением эмоций. Их вообще нет, мой преподаватель слова говорит, что мне нужно пережить некоторые моменты героини в книге или поговорить с тем, кто пережил такое в своей жизни. Пережить я не могу, просто не сумею стать женщиной легкого поведения на одну ночь или хотя бы вечер. И с очевидцем тоже не смогу поговорить, таких знакомых у меня просто нет, а маму втягивать я не хочу. С нее хватило того года. Возвращать ее в тот кошмар я не хочу. Так что остается вооружиться видео, статьями из газет и за работу!
     От мыслей меня отвлекает разговор в кладовке Мэтта и Салли. Я как раз шла туда, как мой шнурок на кроссовке развязался, и я кое–что услышала.
– Наша Мышка не так проста, – я слышу нотки зависти в голосе Салли.
– За что ты так не любишь Эмили? – Спокойным тоном спрашивает Мэтт, – Она не сделала тебе ничего плохого.
– Сомневаюсь, что она вообще способна кому–то против сказать, – заявляет Салли, – ведь, она такая мягкая и пушистая, аж тошнит. Мышь серая – все правы в одном. Меня она раздражает!
– Не общайся с ней, – после паузы говорит Мэтт.
– И не думаю, – говорит Салли, но помолчав, говорит дальше, – Ты видел сегодня, как от нее млела рыжая? Что в ней такого – в нашей славной Эмили? Уж от рыжей красавицы я не ожидала – я думала, она ее не замечает, а тут… Она познакомилась с ней! С ней, но не со мной! Между прочим рыжая и моя клиентка тоже!
– Тебя задевает, что Эмили умеет нравиться. А ты хочешь получить от рыжей выгоду, но тебе вышел облом, – говорит Мэтт, звенят чашки на полке. Видимо, он меняет посуду.
– Да, задевает, – Салли напоминает мне наглого журналиста утром. Говорит также по–хамски и самоуверенно, так, будто мир у ее ног, – почему все лучшее достается таким как Эмили? Что в этих тихонях такого? Они неудачницы, не больше!
– Эй–эй! – Мэтт цокает языком, – Осторожней со словами, она мой друг! Не забывайся, детка!
– О, да–да, все дружат с Эмили, – ехидно выговаривает Салли.
– Ты завидуешь ей? – Смеется парень.
– Да, а что?
– Не думал, что неудачницам завидуют, – еще громче смеется Мэтт.
– Ну, совсем запутал, – ворчит девушка и тут мой чертов телефон начинает орать на всю громкость. Я понимаю, что это конец – я выдала себя с головой. Мэтт и Салли поворачивают головы и видят меня в дверном проеме. Лицо Салли покрывается красными медяками, она злиться, что я стояла и слушала. Мэтт продолжает работу, бросив на меня быстрый взгляд.
Некоторое время я стою в дверях, а потом неожиданно говорю:
– Что же вы молчите? Можете продолжать говорить. – С этими словами я выхожу из кладовки, иду через коридор и отвечаю на звонок. Звонит мама. Говорить с ней совсем не хочется, она сразу поймет, что со мной что–то не то. Если я не сниму трубку, то, позвонит Джошуа, а с мужчинами я совершенно не умею говорить. Пусть лучше Маргарет.
– Да, мам, – говорю я.
– Солнышко, я не отвлекаю тебя? – Голос мамы приятно звенит колокольчиками.
– Нет, все нормально, – да, сегодня я не богата на слова.
– У тебя точно все нормально? – От нее ничего не скроешь.
– О, да! – Говорю я.
– Эмили, все  хорошо? – Голос Маргарет становиться напряженным.
– Почти, – выдаю я.
– Эмили, деточка, что с тобой? Проблемы с Лео?  Или не ладиться с учебой? – Она говорит слишком быстро, мой английский не так хорош, я путаю слова и начинаю злиться. Уходит несколько секунд, чтобы ответить ей.
– Мне немного испортили настроение люди из желтой прессы, – я имею ввиду не только репортера, но отчасти и Салли. Она – сплетница, все знают это.
– Ничего, солнышко, – мягко говорит мама, после вздоха облегчения, – все со временем  встанет на свои места.
– Да–да, конечно, – соглашаюсь я, – ты зачем звонила?
– Приедешь к нам на выходных? – Немного натянуто говорит она.
– О, да, – я рада, что можно сменить тему, – смогла бы раньше, если не учеба.
– Рада за тебя, – говорит Маргарет и добавляет, – Солнышко мы тебя ждем, до выходных. Привет Мэтту.
– Обязательно передам,– говорю я.
 С этими словами я отключаюсь и только сейчас замечаю, что рядом стоит Мэтт.
– Тебе привет от Маргарет, – говорю я.
– Я на выходных не смогу, – озабоченно говорит друг.
– Значит, поеду одна, – я стараюсь не глядеть в черные глаза Мэтта.
– Мышка, я не хотел обсуждать тебя с Салли, – он берет меня за локоть.
– А я не хотела услышать ваш разговор, – по–прежнему смотрю в его грудь (Мэтт на голову выше меня).
– Мне жаль, что Салли…
– Не извиняйся за нее, – обрываю я и смотрю в его лицо. У него приятное лицо – большие карие глаза и смешные каштановые волосы, они кудрявятся так же, как и мои. Многие спрашивают не брат ли мы с сестрой, тогда мы всегда шутим, что сиамские близнецы.
– Ее проблемы, – говорю я и иду переодеваться в обычную одежду, чтобы снять униформу.
– Ты не обижаешься, Мышка? – он переминается с ноги на ногу.
– Нет, – говорю я, – Мэтти.
Он улыбается, что означает, что он прощен. Я назвала его Мэтти, значит, все будит хорошо и можно спокойно ехать в вечернюю школу.

Глава 3


Небольшой кабинет, пятнадцать столов со стульями, может больше. Три окна с видом на ближайший мост, где проносятся мимо нас электрички. Убранный кабинет, не так давно выкрасили в белые оттенки, что не много радуют унылую обстановку в вечернем заведении. Снаружи учебное заведение выглядит еще хуже, чем внутри. Красное кирпичное знание, стало серым от времени, рядом теперь пристройка, и вид стал еще ужаснее.
Да–да, вот тут я получаю образование. Небогато, зато преподаватели очень сильные – они уважают и стараются помочь эмигрантам и приезжим – таким, как я. Есть местные дети, кто пришел учиться, чтобы получить, хоть какое–нибудь образование и им все равно, кто сидит рядом за партой: американец, француз или русский. Все мы пришли сюда учиться. Нам нужен диплом, чтобы найти свое место в жизни.
 Наш учитель слова говорит, что мы занимаем пятое место по трудоустройству среди лучших. Он считает, что нужно смотреть не на серые стены и слишком высокие потолки, а искать что–то особенное в книгах. Именно они помогут найти ответ на все вопросы. Книги помогут нам сдать экзамены и защитить наши дипломы. Я полностью согласна со своим учителем слова. Он прав – нужно учиться, чтобы найти свое призвание. Разглядеть в себе нечто особенное и развивать его. Конечно, я могла попросить Маргарет или Джошуа, чтобы они помогли мне с работой, но меня не покидает чувство, что я буду обязана им до конца жизни. Если честно, мне хотелось самой найти себе работу. Хотя, я привыкла к временной подработке у Лео, но все–таки стабильная работа – это стабильный доход.
Я делаю конспект и смотрю на Мэтта. Он – умничка. Учится на много лучше меня, не смотря на то, что за спиной его зовут «тупой качек». Он не «тупой», просто добрый и самый лучший друг. Немного резкий и иногда прямолинейный, но Мэтт, это Мэтт. Он старается найти общий язык со всеми людьми: с плохими, с хорошими, с занудами, и даже бандитами. Я понимаю его, никогда не знаешь, чего ожидать с этой жизни. Я не люблю вспоминать свое прошлое, то, что было два года назад – то, другое прошлое, во Франции. Я стараюсь стереть его из своей памяти, забыть,  выбросить как ненужное старое белье. У меня плохо получается – одно радует, что я смогла выбраться из той ужасной обстановки. Я смогла начать тут, в Нью–Йорке, все с чистого листа. Теперь я смотрю на Мэтта и вижу себя со стороны. Его отец пьет, сильно. Редко приходит в себя. Он влезает в долги и «плохие дела». Он общается с жуткими людьми, у которых скорее криминальное прошлое, чем скромный послужной список. Их квартира напоминает сарай или грязный гараж, (у Мэтта просто нет сил убираться каждый раз, после «попойки»), там всегда  пахнет  тухлыми яйцами.
– Что–то хочешь сказать, Мышка? – Негромко спрашивает парень.
– А, – я только сейчас поняла, что слишком пристально разглядываю старого друга, – а… да, хочу. Насчет мамы. – Не очень удачно сказано, но, если быть честной, о сегодняшнем разговоре с Маргарет я тоже думала. Мы редко говорим односложными словами. Мама и я всегда стараемся поговорить честно и разговор занимает не десять минут, а час или больше. С Джошем все сложнее – у нас обычно: «привет», «как учеба» или «дела».
– Учитель слова сегодня не в духе, – тихо говорит Мэтт, – может, после занятий?
– Не хочу идти в местный бар, – признаюсь я, – там будит драка или опять начнут приставать, а ты дашь в морду.
– Ладно, только тихо, – Мэтт отвлекается от конспекта и смотрит на меня, будто помогает.
– Маргарет звонила взволнованная, мы толком не поговорили, – говорю я, – что–то случилось и думаю, мне скажут об этом на выходных.
– Почему? – Темные брови Мэтта ползут к переносице. Он знает, что два года назад нашу семью преследовал маньяк.
– Никогда так не разговаривали, а тут… – звенит звонок, и я замолкаю.
 Студенты встают с мест  и  выходят из класса. Мы с Мэттом тоже собираемся уйти, как учитель слова просит остаться меня в кабинете. Он говорит, что разговор займет минут десять. Я киваю  другу, он кивает в ответ – это означает, что Мэтт подождет меня за дверью. Теперь все мое внимание приковано к полному мужчине пятидесяти лет.
– Эмили, – он садиться на край стола, и смотрит поверх темных очков, – я читал твою рукопись.
– Да? – Я сажусь за переднюю парту и готовлюсь выслушать. Дело в том, что я одна из лучших среди студентов, конечно, после талантливого Мэтта. Учитель слова всегда относиться ко мне с пониманием. Даже к моей дурацкой манере я–не–умею–общаться–с–мужчинами. Как бы я не уважала нашего учителя, все мои фразы относятся к «да» или «нет».
– Эмили, – вновь повторяет он, и я не могу понять тон его голоса, хорошо это или плохо.
– Да, – говорю я.
– Что это? – Он бросает мне под нос мою рукопись.
– Книга, – отвечаю я, – мой дипломный проект.
– Нет, это не книга, – качает головой учитель слова, – это бумага с буквами – она не имеет ценности. Понимаешь, о чем я?
Проглатываю ком в горле и говорю:
– Я старалась, пишу, буду работать ночами, если потребуется. Но что? Что не так в ней? Я использовала самый сложный язык… пыталась донести его, как можно увереннее и красивее, чтобы читатель мог понять. Что не так с книгой?
– Читатель не станет читать это, – с нажимом говорит он, – ты предлагаешь ему сухой корм в красивой обложке. В книге нет жизни, Эмили. Она как пустая бутылка.
– Я не знаю тогда, что делать, – сдаюсь я, – может ночевать в библиотеке?
– Ночевать в библиотеке ты будишь тогда, когда тебя возьмут на работу, если возьмут после такого провала, – он показывает глазами на рукопись, – в лучшем случае тебя возьмут стенографисткой в какую–нибудь Тьму–Таракань, чтобы пересылать по мейлу красивые документики и открыточки.
– Нет, – говорю я.
– Да, – отрезает учитель, – ты перестала заниматься учебой и тебя больше интересуют работа, парни, секс, шмотки.
– Нет! – Я поднимаюсь из–за парты, – Я ищу материал! Я работаю!
– Дело не в том, чтобы найти, – мягче говорит учитель, – а чтобы понять.
– Что понять? Словооброт? Вы прекрасно знаете, что многие студенты не знают различие между словами «быть» и «нужно», –  я говорю впервые нервозно. Никогда ни с кем так не говорила, но он затронул меня за живое.
– Эмили, – резко говорит учитель, – Я не хочу видеть правильные предложения и абзацы без ошибок. Я хочу увидеть тут,– он тычет пальцем в бумагу, – хочу увидеть тут жизнь или ты остаешься на второй семестр.
После этих слов, он показывает мне на дверь. Я киваю не в силах что–либо сказать. Последняя фраза превратила меня в моль – я хочу увидеть тут жизнь или ты остаешься на второй семестр. Вся моя жизнь начинает неслышно рушиться, все мои планы, надежды и мечты. Я не найду работу, потому что я фактически второгодница. Последняя фраза добивает меня так, что   нет силы, чтобы передвигать ноги. Я прислоняюсь к стене и скатываюсь на пол. Мэтт рядом. Он что–то кричит мне, спрашивает, на меня смотрят студенты и учителя. Я киваю и говорю всего одну фразу:
– Все кончено, Мэтт.
Из класса выходит учитель слова. Теперь Мэтт кричит на него. Я не могу разобрать, что они говорят, но учитель только пожимает плечами, а Мэтт переводит большие карие глаза на меня и на учителя. Он кивает ему и отходит в сторону. Потом помогает мне встать с пола, и мы уходим. Меня тошнит, я разбита, спину ломит, хочется плакать, но нет слез. Я конченый человек, второгодница. Мне двадцать один год, а у меня до сих пор нет образования, и не будит, потому что «я хочу увидеть тут жизнь или ты остаешься на второй семестр».
Мимо проплывают машины, магистраль, ходят люди. Потом я вижу лестницу, дверь, пол, диван. Кажется, я дома. Рядом Мэтт, он все время говорит, но я не слышу его. Он помогает снять кеды и укрывает меня пледом, заваривает что–то в стакан и дает пить. Я киваю и делаю несколько больших глотков, потом приходит дремота. Мне так хочется поблагодарить его, но вместо этого я слышу, что сказала:
–  Я хочу увидеть тут жизнь или ты остаешься на второй семестр…



Глава 4


Эта фраза утром звучит не так ужасно, как вчера. Учитель слова не сказал мне, что я уже осталась на второй год. Наоборот,  он предупредил меня, что если книга будет по–прежнему плоха, то я могу получить «бан» по учебе. А пока у меня есть время, предпринять кое–какие меры. Нужно оставить рукопись в покое, хотя бы на неделю, чтобы потом перечитать и понять, что не так в ней. Хотя мой учитель вчера ясно сказал – в моей книге все не так.
Мысль, что вчера я закатила истерику не только Мэтту, но и окружающим в учебном заведении, приводит меня в чувство. Кошмар! Как могла? Куда подевалась застенчивая мышка?  Я вчера была размазня и истеричка, вместо Мышки–Эмили. Я не узнаю вчерашнюю Эмили, будто это была не я, а другая на моем месте. Она хотела забиться в самый дальний угол своей квартиры и плакать, плакать, и плакать. Она думала, что жизнь будет оборвана, только из–за того, что от той Эмили ушла муза? Какая глупость! Я, конечно, не такая сильная, как Маргарет – нелегкие решения я принимаю не так быстро и открыто, как мама. Мне нужно подумать, взвесить и только тогда сказать, что мне нужно. Мама всегда знает, чего хочет или что ей нужно в экстремальной ситуации.
Сейчас нужно, чтобы никто меня не трогал. И, о, чудо! Никто не трогает. Лео, кажется, забыл о своем наказании.  Он поет на кухне и бормочет что–то себе под нос на итальянском. Мэтт общается со мной, как ни в чем не бывало, но старается не лезть на глаза. Салли вообще избегает моего общения и если честно я рада этому. Даже покупатели и те, кажутся милыми и вежливыми.
Вечерами, когда я возвращаюсь с занятий, мой телефон молчит. Мама не звонит. Мэтт устроился на вечернюю работу шофером и ему сейчас некогда. Я вообще подумываю, чтобы он переехал ко мне жить. Оплачивать вдвоем квартиру легче, чем одной.
Барс – мой рыжий кот. Словно чувствует мое состояние, мурлычет у ног, но не подходит близко. Я щекочу кота под ухо и говорю, что он мой единственный мужчина (кто бы мог сомневаться). Потом завариваю кофе, так как ночь обещает быть долгой. А завтра на работу – шепчет внутренний голос, но и его я отодвигаю подальше. Включаю ноутбук, напрочь забывая про обещание, чтобы запрятать рукопись с глаз и начинаю искать ошибки. Так проходит вторник, потом проходит среда, четверг и медленно в мою дверь вползает пятница. Вот только я не сдвинулась с мертвой точки. Для меня книга идеальна, но что–то в ней не то – в ней все не то, но что? Я не вижу, не понимаю, отказываюсь понимать. Неужели я ошиблась с выбором профессии? И нормальный журнал для меня недосягаемая звезда? Мне никогда не работать редактором в журнале, или в издательстве? У меня нет чутья или все–таки музы?
Ноутбук стоит на столе, но работа так и не продвигается. Возле него валяются фантики от конфет, гора бутылок из–под «колы», пакетики кофе и смятая бумага чернового варианта, но дальше правок орфографии не идет. Я брожу по комнате туда–сюда и закатываю глаза. Глаза чешутся, шею ломит, хочется залезть в душ, а потом уснуть. Уловки, одни уловки, чтобы не работать. Отодвинув подальше соблазнительные мысли, я просто сижу.
 В пятницу вечером мне уже хочется и плакать, и выбросить ноутбук с десятого этажа. Но разум берет верх, и я решаю, что техника тут не причем. Закрываю глаза в подушку и вдыхаю несколько раз воздух. Мои упражнения прерывает звонок в дверь. Неохотно поднимаюсь из–за стола и иду открывать дверь. Как ни странно на пороге стоит Джошуа. Высокий, хорошо сложенный мужчина. На его переносице большие нескладные очки, от него пахнет сигаретами и усталостью, а в руках он держит пакет бумаг. Все это говорит о том, что он едет домой с работы и решил по пути заехать за мной.
– Привет, – выдаю устало я, – кофе будишь?
– Нет, – отказывается он, – пошли, машина внизу ждет. Почему не отвечаешь на звонки? Маргарет беспокоится.
– Звонки? – О, ля–ля! Я совсем забыла, что выключила телефоны!
– А документы зачем? – Спрашиваю я, показывая на бумаги, – Мне оставишь?
– А, да…– Он протягивает бумаги, – Не хочу тащиться с ними домой, а в воскресенье заберу. Окей? Просто у тебя удобнее.
– Конечно, – киваю я. Джошуа благодарно кивает в ответ.
 Дело в том, что я никогда не задаю вопрос почему он не оставляет документы на работе и никогда не берет работу на дом. А если и берет, то, закрывается надолго в кабинете, и мы с мамой знаем, что лучше его не беспокоить. Джошуа работает.  Не знаю, но я боюсь задать вопрос о том, где он работает. Даже Маргарет избегает этой скользкой темы. Мы обе знаем, что у Джошуа есть связи, но как далеко они распространяются, мы решаем, что лучше не знать.
– Как у тебя дела? – Спрашивает Джошуа, когда я сажусь в громоздкую, но удобную машину. Марки ее я не знаю.
– Работы много, – уклончиво говорю я, – Как вы?
– Мы нормально, – кивает он, – твой друг Мэтт сегодня не с нами?
– Нет, – качаю головой я, – у него работа.
– Работа это хорошо, – улыбается Джошуа, но как–то странно.
– Что–то еще? – И я понимаю, что сказала не так как нужно. Ну, вот мой словарный запас исчерпан и сейчас я начну говорить всякую чушь. Вернее, уже начала.
– То есть, ты так смотришь, как будто хочешь сказать, – поправляюсь я и не громко добавляю, – или спросить.  Так вот, я слушаю.
Он вновь улыбается и качает головой:
– Мэтт отличный парень и, если честно, я был бы рад видеть его у нас.
К чему он клонит? – Я слишком устала, чтобы вдаваться в двоякую фразу Джошуа, поэтому я просто отвечаю:
– Мэтт – душка. Он самый лучший друг.
– Просто друг? – Спрашивает Джошуа.
– Ну, да, – Я отказываюсь думать, мозг устал, – еще он мой коллега и сосед за партой. Все.
– М, – опять кивает Джошуа.
Его отрывистые «фразочки» начинают меня раздражать:
– Джошуа, что случилось?!
– Ты и правда устала, или ты просто не умеешь общаться с мужчинами, Эмили, – довольно резко говорит Джошуа.
– Ох, это, – я застигнута врасплох, – если ты о моей личной жизни, то все не так плохо – у меня нет времени. Работа или дом, дом или учеба, учеба или спать. Времени нет.
– Иногда я поражаюсь, только не обижайся, – Джошуа всегда говорит прямо, – как ты можешь писать все эти красивые фразы и замысловатые предложения? Со мной ты так говоришь, что будто общаешься в сети Интернет. Отрывные фразы, все эти глаголы. Брр… Эмили, ты молодая, красивая девушка, но общаться с окружающими не умеешь или не хочешь учиться.
Джошуа затронул больную тему, я начинаю грызть ногти и смотреть в окно машины. Хочется открыть дверь и выпрыгнуть из нее, только бы не слушать его. Не слышать правду – он прав, я – машина. Печатная машина красивых слов, не больше. Может, мой учитель слова прав – не только у моей бумаги нет души, но ее нет и у меня самой? Я пустая, как чистые листы.
Джошуа опять начинает говорить:
– Эмили, извини, может я был немного резок…
– Давай сменим тему? – Голос охрип, я злюсь. Может  от того, что не могу скрыть больное место – меня саму? Не знаю. Знаю то, что мне сейчас больно.
– Извини, – он откашливается.
– Ничего, – голос дрожит еще больше, кажется, по щекам текут слезы.
– Эмили, – Джошуа сбавляет скорость, и мы останавливаемся, – О, боже, Эмили тебя нельзя вести в таком состоянии к Маргарет. Что я сказал не так? Эмили?
Нет, уж, я–никому–никогда–не–расскажу – это моя проблема, моя тайна и мое больное место. Ахиллесова пята, если так удобнее считать. Моя боль и никому–никогда–я–не–скажу и не расскажу этого. Еще одна причина уехать из Парижа, из Франции и начать с чистого листа. Вот только проклятая память –  она не хочет быть стертой. Не хочет, что бы я нажала на «Delete». Так просто в «блоге» стереть ненужную информацию или скрыть никому не стоящие воспоминания – жаль, что нельзя такого сделать с памятью. Просто нажать на черную, белую, алую клавишу и все стереть.
– Эмили? – Теплая рука Джошуа лежит на моем плече.
– Я же говорю, что моя личная жизнь – больная тема, – хочется перестать плакать, но слезы переходят в громкие всхлипывания и, вот я обнимаю Джошуа и плачу на его плече.
– Я просто хотел сказать, что Мэтт может стать тебе не просто другом, а нечто большим, – говорит он, – все зависит от тебя, дорогая.
– Мне просто удобно быть друзьями с парнями, – рыдая, говорю я, – пока так лучше для меня.
– О, – выдыхает он, – извини, детка. Я просто не знал, что тебе будит больно. Кто мог знать, что у тебя личные секреты… Я, правда, не хотел, чтобы тебе было больно. Ты хорошая девушка, но кроме «привет» и «как дела» – я  о тебе ничего не знаю. Ты, как закрытая книга в сейфе.
– Книга в сейфе? – От его слов мне становиться смешно, – Ну, я явно не библия.
– Прости, на камасутру ты не тянешь, – шутит Джошуа.
– Может словарь языков? – Я вытираю слезы и улыбаюсь.
– Нет, что–то среднее между словарем, камасутрой и библией, – он смешно хмурит брови.
– Слышала бы нас Маргарет, – говорю я.
– Но она не слышит нас, – беспечно пожимает плечами он.
– Я рада, что мама с тобой, – говорю я, – ты хороший и добрый человек.
– Не всегда и не со всеми, – я понимаю, что Джошуа может быть очень жестким, это слышится в нотах его голоса.
– Почему ты заговорил о Мэтте? – Громко сморкаясь, спрашиваю я.
– Приглядись поближе и ты поймешь, – он вновь заводит авто и мы трогаемся, – у тебя есть полтора часа, чтобы убрать следы слез с лица.
– Окей, – говорю я, – Так все–таки?
– Как–то раз Мэтт спросил, почему ты одна.  Потом он спросил, не знаю ли я, нравиться ли кто тебе или может там, во Франции есть человек…ну, ты понимаешь, – он внимательно смотрит на меня, но на сей раз мое лицо каменное. Слезы высушили эмоции.
– Это и, правда, что говорил Мэтт?
– Не только говорил, – улыбается Джошуа.
– А что еще? – Я чувствую себя глупо, но в делах сердечных у меня большие проблемы.
– Иногда этот парень смотрит на тебя не как на друга, а как девушку, – поясняет мне Джошуа.
– О, вот оно как, – выдыхаю я.
Машина едет по дороге, но я опять смотрю в окно. Говорить, как–то не хочется. Спасибо Джошуа на том, что он и так заставил меня сказать слишком много о себе.


Глава 5


Наша машина подъезжает к двухэтажному домику, окруженному мини–садом. Дом белого цвета, с красивой синей верандой. Он окружен невысокими каштанами, дубами, пихтами. Вокруг дома зеленая лужайка, где растут георгины, розы, нарциссы и много красивых цветов в коричневых, белых, синих горшках. Горшки с цветами расположены вдоль дорожки, совсем рядом с деревьями. Но больше всего мне нравиться дикий плющ, что растянулся вокруг забора дома и уже пустил свои зеленые корни на синюю веранду. Маргарет любит свой сад и цветы, садоводство у нее в крови, так же, как и красивый дизайн. Чего не скажешь обо мне.
Когда я приезжаю за город к Маргарет и Джошуа – мне кажется, что я возвращаюсь домой, после долгой командировки. Моя квартира мила мне, но там не так красиво, как у мамы. Хотя все домики, что расположены в поселке за Нью–Йорком, очень хороши. Мои однокурсники шутят, что это силиконовый рай, сказки для домохозяек, а мне все равно нравиться этот поселок, чтобы о нем не говорили люди.
Есть еще одна причина, почему мне нравиться бывать здесь. Мрачный дом, что построен в венецианском стиле с гладкой зеленой лужайкой вокруг. Он привлекает мое внимание, потому, что в нем что–то есть. Хотя, я знаю, что в том доме живет не что–то, а кое–кто очень симпатичный. Наш сосед не первый месяц волнует мое воображение. Не скажу, что он мне нравиться, но в парне что–то есть. Его серые глаза смотрят из–под темных бровей не много вызывающе. Как он наблюдает за окружающими, будто оценивает их, как он небрежно взъерошивает соломенные волосы. Одним словом, он классный. Правда один раз мое наблюдение за ним закончилось плохо, сосед заметил, что я разглядываю его и даже подмигнул мне. Пришлось уносить ноги, пока я не заговорила с ним, и не сказала ему всякие глупые вещи.
– Эмили, – мама стоит на ступеньках веранды и машет нам. Она одета в простые джинсы и клетчатую рубашку, но выглядит она потрясающе. Я так же заметила, что Маргарет немного поправилась. Мое серое платье меркнет с ее настоящей красотой.
– Привет! – Я крепко обнимаю ее.
– Долго вы, – улыбается Маргарет и смотрит на Джошуа.
– Я тут не причем, – он поднимает вверх руки и тоже улыбается жене, – До Эмили сложно дозвониться.
– Почему? – Хмурит темные брови она.
– Я работаю над книгой, – объясняю я.
– А, ну, все понятно, – кивает мама, – пойдемте в дом, а то, все остынет.
Мы обнимаемся и идем в дом. В доме также хорошо, как и на улице. Все на своих местах. Картины на стенах, книги на книжных полках. В доме так же много цветов, но они совсем незаметные. Цветы не выделяются на фоне дизайна, а наоборот становятся частью его. Мы проходим в довольно просторную столовую, тут же возле нее расположенную уютную кухоньку.
 На столе много сладостей, и мясных блюд. Мама знает, что я люблю сладкое, а Джошуа мясо. Мы перебрасываемся парой фраз, шутим по поводу еды и садимся за стол. В комнате пахнет шишками и вкусной едой, так что я набрасываюсь на ароматный пирог и только киваю, что не буду горячее. Джошуа рассказывает пару анекдотов про работу, но, ни слова, не говорит про то, что я плакала. За это я уважаю Джошуа, он знает грань, когда нужно говорить, а когда нет. Маргарет слушает его внимательно, а потом говорит, что заказчик идиот и перепутал параметры заказа. Ей придется начинать работу с нуля. Все вроде нормально, но я замечаю, что мама нервничает. Она теребит край салфетки и смотрит не на нас, а в бок. Иногда она замолкает и говорит немного не к месту. Когда рассказ о заказчике закончен, она спрашивает про мою учебу. Я опять–таки киваю, что все нормально.
– У меня к тебе предложение, Эмили, – говорит Маргарет, видимо, то, что давно хотела сказать, – может, ты переедешь к нам? Пока не закончишь учебу? Добираться от нас ближе и за квартиру не нужно будит платить. Джошуа или я можем забирать тебя из колледжа. Как тебе мой вариант?
– Отличная мысль, – кивает Джошуа, не дав мне и рта открыть, – а пока ты поживешь у нас, ты можешь сдать квартиру и получать за нее деньги.
Мне не нравиться идея мамы и Джошуа, я не хочу ни от кого зависеть. Придется тщательно подбирать слова, чтобы не обидеть их:
– О, мысль отличная, но я уже предложила Мэтту перебраться ко мне жить, – маленькая уловка, чтобы они отстали, – к тому же до кафетерия от вас как до Луны. Три часа до центра города, это только без пробок. Мне придется оставить идею с работой даже тогда, когда я буду сдавать квартиру. К тому же, я привыкла помогать Лео и замены мне сейчас в разгар сезона не найдут. Так что мысль отличная, но, может быть, мы отложим все до лета?
Маргарет и Джошуа многозначительно переглядываются. Начинает говорить первой мама:
– Ты и Мэтт? Вы… дружите?
Мои щеки начинает заливать румянец:
– Нет–нет, что ты! Мы просто друзья! Мы не…
– Тогда сдай Мэтту квартиру, – Говорит Джошуа, чтобы перевести тему.
– Для него одного это будит дорого, – объясняю я, – А для двоих в самый раз. Вы что? Вы же знаете Мэтта. Он никогда не обидит меня.
– Не в Мэтте дело, – говорит натянуто Маргарет, – а во мне.
В комнате наступает долгая пауза. Джошуа знает, про что говорит мама, зато я ничего не понимаю.
– Что с тобой? – Обращаюсь я к Маргарет.
– Ничего, я не больна, – мама смотрит на мужа и ищет у него поддержки.
Джошуа вздыхает и говорит спокойным тоном:
– Все просто, Эмили, я и Маргарет решили завести ребенка.
У меня уходит несколько минут, чтобы переварить информацию.
– Ты беременна? – Спрашиваю я.
– Да, – отвечает Маргарет, – у меня третий месяц и врач запрещает мне быть одной… а Джош работает и мы подумали, что ты не откажешь…
– Бог мой, –  у меня наверно самая глупая улыбка, – Отличная новость!
Вздох облегчения вырывается у Маргарет и Джошуа.
– Я же говорил, что она воспримет это нормально, – говорит он Маргарет.
– Я рада, – кивает мама ему, – Так что, Эмили, ты поможешь мне?
Придется сказать – да. Конечно, я рада, но жить с родителями мне не очень нравиться.
– У меня одно условие, – говорю я, – мне нужна неделя, чтобы уладить все с Мэттом, предупредить Лео и доделать кое–какие мелочи. Окей?
– За неделю думаю ничего не случиться, – пожимает плечами Маргарет.
– Может, я помогу поговорить с Лео? – Предлагает Джошуа.
– Нет, – резко говорю я, – сама все улажу.
С этими словами я выхожу из–за стола, целую маму и поздравляю ее с малышом. Потом поднимаюсь в комнату и решаю, что мне необходимо залезть в душ и решить, как быть дальше. Конечно, квартиру я отдам Мэтту за полцены. Он будит рад мне помочь и переехать от отца. С учебой все замечательно, в любое время меня заберет семья. Но как быть с работой? Лео не будит в восторге, что я ухожу. К тому же, я привыкла работать у него и мысль, что мне когда–нибудь придется оставить работу никогда не посещала меня. Я так привыкла быть там, на своем месте, что мысль, если мне придется оставить кафетерий, уже противна. Как жаль…
Я подхожу к окну, (не очень удобно, что зеркало возле окна) и снимаю платье, колготки и натягиваю майку. Волосы от весенней жары влажные, приходиться их расчесывать. Даже утюжок не помогает, они путаются и кудрявятся. Приходиться оставить их волнистыми, но это лучше, чем страшные кудряшки. Я беру заколку и… замечаю одну вещь. В окне странный металлический отблеск.
– Что за… – Я поднимаюсь со стула и смотрю в окно. Напротив меня, как раз мрачный, готичный дом и одно из его окон выходит в наш сад. В этом окне я виду стройную фигуру соседа и видеокамеру в его руках. Именно она, а вернее ее серый корпус отдает блеском от приглушенного света лампочки.
Я понимаю, что он снял все, что я проделала сейчас – как снимала платье, осталась в нижнем белье и потом сняла колготки. Сама мысль, что этот извращенец может выложить  видео в интернет, противна мне. Вся красота парня: его соломенные волосы, красивая фигура и не менее шикарные глаза, теперь для меня фольга, не больше. Хуже всего, что воображение подсовывает еще одну картинку, как какой–нибудь тип, видя мое видео в сети, будит исходить слюной и… Сама не знаю, как выходит, (дома находятся меньше, чем в метре друг от друга) и запрыгиваю в его комнату.
Сосед не сразу заметил меня, теперь он пятится назад и выключает камеру.
– Засранец! – Рычу я и протягиваю руку. Мне абсолютно все равно, что я в одной майке и трусиках, в чужом доме и с парнем, который вдвое больше и сильнее меня. Все мои мысли направлены на камеру:
– Мне нужно видео! Это нарушение личных прав! Я тебя засужу!
– Эй, ты чего, – парень явно удивлен моей наглостью, – Я… мое имя…
– Мне плевать, как тебя зовут! – Хватаю вазу и запускаю в него, – Камеру?!
Он едва успевает увернуться, а потом разворачивается и бежит в сторону лестницы.
– Чокнутая! – Кричит он и убегает вниз по лестнице, не теряюсь и бегу за ним.
– Извращенец! – Ору я, – Отдай камеру!
Мы носимся по дому, а потом он выбегает на лужайку. Останавливаюсь в дверном проеме. Мысль, что в таком виде я выйду на улицу мне не нравиться. Вечерние улицы не безопасны даже в таком уютном и дорогом месте.
  Парень замечает, что я смущена, и дразнит меня камерой:
– Ну, давай чокнутая догони меня?! Что пай–девочка?! Эта камера не проста, в ней есть выход в интернет!
Я понимаю намек соседа и хватаю первое, что попадается под руку и бегу за ним. Лицо парня меняется, и становиться бледным. Он удирает от меня, как можно быстрее. Он бежит по дороге, машет руками и орет, но я не отстаю.  Еще в школе я бегала очень быстро, намного быстрее остальных. Сейчас адреналин, злость, обида  заставляют мои ноги бежать быстрее. Мы убежали достаточно далеко, оба устали, но никто из нас не сдается. И вот когда я почти его догнала,  путь мне пересекает машина. Алая, спортивная, кажется «Феррари». Я заставляю свое тело остановиться, но спотыкаюсь, падаю и режу руку обо что–то острое. В моей руке был нож.
 Дверка машины открывается, и знакомый голос говорит мне:
– Ты не похожа на любительницу полуголых пробежек ночью.
Зеленые глаза Лолит смотрят на меня с усмешкой.
– Мне нужна помощь, – все что получается сказать у меня, – нужно отобрать камеру, того парня.
– Садись, давай, – командует рыжеволосая, и мы едем в другом направлении.
– В бардачке есть аптечка, – говорит Лолит и сворачивает в тень к обочине.
– Я не вижу его, – говорю, тяжело дыша, я. Рука сильно кровоточит, беру спирт и промокаю его в антибиотики ваточным тампоном. Порез неглубокий, но крови много. Она залила колени и футболку.
– Все нормально, наш мальчик в ловушке, – она закуривает длинную сигарету и наезжает свой алой машиной на что–то. Что–то кувыркается в воздухе и падает. Я узнаю в этом что–то своего соседа.
– Он! – Кричу я, и мы выходим из машины.
Парень громко ругается, но вставать с асфальта не спешит.
– Он! – повторяю я, – Это – он!
– Лоил, – качает рыжей гривой Лолит, – Опять прикалываешься? Или ночное рандеву теперь в стиле «а–ля сосед»?
– Что? – Теперь все мое внимание приковано к Лолит.
– Я ехала за вами от самого дома, – объясняет красавица. И только теперь я понимаю, что она одета в пеньюар и удобные тапочки. На ней нет косметики и Лолит выглядит примерно одного возраста со смой:
– Мне показалась не нормальным, что полуголая девушка с ножом для нарезки мяса несется по одинокой улице за полуголым парнем. – Продолжает Лолит.
– А может, мы тайно друг в друга влюблены? – Лоил поднимается с асфальта, а я только глазами хлопаю его наглости.
– У вас шикарные игры, – говорит Лолит, – но на меня такие штучки не действуют. Что ты выкинул, на сей раз?
– Ничего, – он нагло улыбается, а я вырываю из его рук камеру, – Эй–эй, кошка ободранная отдай – это  моя камера!
Я поднимаю видеокамеру над  головой:
– Только дернись, и я сделаю из тебя мясной салат!
– Подожди–ка, – говорит Лолит, – Так что он сделал?
– Он снял меня на видео, – говорю я, – голой.
– Полуголой, – поправляет Лоил.
– Какой кошмар, – Лолит театрально вскидывает руками, – снял ее на камеру, напал на девушку,  забрался в ее дом, еще и ножом угрожал! Детка, не стирай видео, в полиции это веская улика!
– Что ты несешь?! – Красивое лицо Лоила морщиться, – Ты видела, как я делал все это?
– О, да! – Не моргнув глазом лжет Лолит, – Я все видела! Правда, Эмили?
Мне не нравиться вся идея с ложью, но я скрещиваю руки и произношу:
– Да, так Лолит. Лоил испугался свидетеля и не стал заходить далеко, – я поднимаю как можно выше порезанную руку.
– Да, подавитесь вы! – Он разворачивается и идет в сторону дома.
Я верчу в руке камеру:
– А с ней что?
– Оставь себе, – пожимает плечами Лолит, – ты ужасно выглядишь. Как на счет того, чтобы остаться у меня?
– А что я скажу дома, когда Маргарет хватится, что меня нет? – Лгать мне не хочется.
– Ну, – Лолит садиться в машину, – скажешь, что встала рано утром. Плохо спала. А в окно увидела постоянную клиентку, вышла поздороваться. А я как хорошая хозяйка пригласила тебя на чашечку кофе. Мы разговорись, подружились, и ты даже помогла приготовить мясной салат, в результате чего порезала руку. Все, делов–то…
– Ну, а что с одеждой? – Но в машину я все же села.
– Что–нибудь подберем, потом вернешь, – опять пожимает плечами Лолит.


Глава 6

В доме у Лолит не так красиво как у Маргарет. Когда я зашла сюда, то отметила, что с виду такой же домик, как и все. Правда, когда пригляделась поближе, то  даже немного растерялась от обилия всякой всячины. Слишком много готических статуэток, ковров, разной резной мебели и зеркал.  В доме у Лолит почему–то бросается в глаза, что она живет одна. Не смотря на то, что тут пахнет дорогими духами, мебель зашкаливает на несколько сотен тысяч евро, дом какой–то холодный, не обжитый. Тут бы жить большой семье, чем одной девушке. Стены давят на человека, и вся красота меркнет перед неизбежностью одиночества в этом доме. Становиться не по себе перед этим домом, совсем как перед мрачным крыльцом дома Лоила. Их дома похожи, может оттого, что дом Лоила мрачный снаружи, а дом Лолит мрачен внутри. Я останавливаюсь на том, что пусть лучше дом будет мрачным с уличной стороны. Мне тут однозначно не нравиться, но свое мнение я оставляю при себе.
– У тебя тут холодно, – только и говорю я.
– Я редко бываю загородом, – небрежно отвечает Лолит, – я приобрела его с молотка, но мне он нравиться тем, что когда охота потрахаться, можно приехать сюда. Места много.
– Любая комната на выбор, – киваю я, пытаясь скрыть, что немного смущена гонором хозяйки.
– И не только все ограничивается комнатами, – мечтательно улыбается рыжеволосая, – а у тебя есть парень?
– А? – Ее вопрос заводит меня тупик.
– Говорю ты девочка? – Она наливает себе виски, а мне сок, – Или несчастная любовь? Страдаешь и все такое? Спиртное не предлагаю, у тебя еще рана кровоточит. Аптечка на верхней полке. Ага, там.
– Несчастная любовь, – киваю я, – у меня давно не было мужчины.
– Плохо, – говорит Лолит, – ты не стесняйся, может, посоветую чего хорошее…
– Оу, – мне нравиться Лолит и ее прямолинейность, – я сама справляюсь со своими проблемами. Но все равно спасибо, ты милая.
– А ты сложная, – прищурившись, говорит красавица.
– Как это «сложная»? – Я отпиваю сок и беру с полки аптечку, – Можно – да?
– Бери, – кивает Лолит, – Ну, как сказать… Когда я увидела тебя, подумала – мышь серая: пустая, глупая, такая как все, нет ничего на что бы упал взгляд, а потом… когда ты заговорила со мной, я поняла, что в «этой девочке что–то есть». Знаешь, Эмили, существует хорошая поговорка – в тихом омуте все черти пляшут? В тебе  есть искорка – твой личный дьявол, который спит и стоит его разбудить…
– И что будит? – Я так заслушалась ее и забыла про то, что обрабатываю руку.
– Не знаю, – серьезно говорит она, – иногда ты так смотришь…
– Как? – Спрашиваю я.
– Как будто хочешь поменять всю свою простую, серую жизнь на сто градусов, – быстро говорит Лолит.
– Нет, не хочу, – твердо отвечаю я и опять приступаю к обработке раны, – мне и эта нравиться.
– А еще ты смелая, – прибавляет Лолит, – можешь поставить плюсик к длинному списку своих достоинств.
– Спасибо, мне приятно, – стараюсь быть вежливой, но резкая смена настроения Лолит, ее тон и манера общения, сильно смущают меня. Я не привыкла общаться с таким типом девушек – знающих себе цену, но одновременно развязных и легких в общении.
Молчание стало затягиваться. Красавица отпила виски, а потом вышла из комнаты и вернулась с пижамой в руках:
– Вот. – Она протянула мне ее, – Ого, да в тебе настоящий талант!
Я была смущена:
– А ну, это… всего лишь бинт.
– Правильно наложенный бинт, – поправляет Лолит, собирая в пучок свои роскошные волосы, – моя мама была медсестра, а отец хирургом. А я стала ни тем, ни другим.
– Ты живешь с родителями? – Спросила я.
– Нет. – Она повернулась ко мне и сказала так, как будто заучила всю историю сто раз, – Мама умерла, когда мне было три, а отец через лет десять спился. Я осталась в четырнадцать без родителей, такая бедная и разбитая прямо–таки книжку пиши о моей судьбе. И знаешь, я не жалею, что осталась на улице – улица и ее законы многому учат.
– Бог мой, – я подошла к ней и не знаю, почему положила руки на ее плечи, – В четырнадцать лет? И как же ты выжила?
Лолит погладила мена по волосам:
– А ты добрая, Эмили. Еще один плюсик.
Я поняла, что спросила лишнее:
 – Извини, наверно тебе не стоило говорить такое… я просто, совершенно не умею общаться с людьми.
– Ничего страшного, – Лолит отходит от меня, достает длинную сигарету, закуривает:
– Будишь?
– Нет, спасибо, – мне вновь нечего сказать своей шикарной собеседнице, и я продолжаю пить сок.
– А у тебя есть парень? – Наконец, спрашиваю я.
– О, не поверишь, – она запрокидывает голову назад, и хохочет, – каждую ночь новый, детка.
Не могу понять, чем я так ее рассмешила:
– Не понимаю тебя, Лолит?
– Ну, у меня очень древняя, старинная и необычная профессия, – намекает Лолит, но намека я тоже не поняла.
– А–а, – я хмурю брови, – а можно поподробнее?
– Я женщина по вызову, – не моргнув глазом, отвечает она.
– Ты? Серьезно? – И я понимаю, что начинаю широко улыбаться, – Вау!
Теперь сбита с толку Лолит:
 – Ты что проституток никогда не видела? Не пугай меня, Эмили. Иногда мне кажется, что ты упала с Луны. Причем приземлилась на голову.
– О, нет–нет! – Быстро говорю я и за весь разговор моя речь, полная, поставленная – я знаю, что хочу сказать, мне интересно говорить, – Ты для меня сокровище в некотором смысле, просто я филолог и пишу книгу. Это моя дипломная работа, если она пройдет, ее дадут в печать, а я получу место в элитном журнале. Я пишу книгу о женщинах легкого поведения.
– Так, – хмуриться Лолит пытаясь переварить все, что я ей сказала, – Причем тут я?
– Мне нужен ментор, – отчеканиваю я.
– Мен…кто? – Глупо хлопает глазами она.
– Мне нужна информация. Человек, который знает свое дело, – я вскакиваю и начинаю бродить по комнате. Все время натыкаюсь на мебель, а Лолит смотрит на меня, как на сумасшедшую:
– Солнышко, я так давно ждала тебя или случая! В общем, не так важно! Важно, то, что теперь я могу поговорить с профессионалом! Узнать, каково это быть на месте… ну, на твоем месте, – поправляюсь я, – так ты согласна стать моим ментором?! Пожалуйста, я заплачу! Я дам тебе полную анонимность – мне нужны твои знания! Лолит, выручи меня!
В комнате опять повисает молчание. На сей раз начинает говорить ошарашенная моей речью Лолит:
– Ты либо чокнутая, либо тебе дадут Нобелевскую премию.
– Или я останусь на второй семестр. – Упавшим голосом говорю я.
– Все так плохо? – рыжеволосая красавица закуривает вторую сигарету.
– Да, – отвечаю я, – мой учитель слова говорит, что книга – мусор.
– Хм, давай сделаем так. Ты принесешь мне рукопись, я почитаю и скажу тебе твои ошибки?
– О?! – Я сейчас готова расцеловать Лолит, – Ты правда поможешь мне?!
– Не знаю пока как, но думаю, что – да, – я не даю ей договорить и крепко обнимаю девушку. Она смущена, неуклюже тушит сигарету и улыбается мне:
– Давай, я покажу тебе твою комнату? – Рассеянно говорит она, – Завтра нужно пораньше встать?
– Да–да! – Я иду за ней и хлопаю в ладоши. У меня очень много эмоций, я показываю их редко, но сейчас мне все равно. Думаю, Лолит поймет. Она умная, а я найду, как отблагодарить ее за ценную информацию:
– О, Лолит ты не представляешь, как много делаешь для меня!
– И правда не представляю, – бормочет она под нос.


Глава 7


На пороге стоит сонный Джошуа. Попытка проскользнуть мимо семьи вышла неудачно. Я только нажала на запасной код, чтобы открыть автоматически двери, как она распахнулась сама и на пороге, как говорилось выше, стоял хмурый и вставший не с той ноги Джошуа:
– Где тебя носило всю ночь? – Недовольно спрашивает он. 
– На шабаше ведьм, – вырвалось у меня. Я тоже плохо спала. Всегда плохо сплю на новом месте, а комната, в которой меня оставила новая знакомая, мне не нравилась. Комната была мрачная, в ней бы спать королеве, но не простой девушке. Шелковые простыни, бархатные подушки, красная мебель – брр.
– Маргарет сильно беспокоилась, – сказал он.
И я поняла, что не могу лгать:
–  Извините, так вышло.
– А подробнее можно? – Сухо спрашивает Джошуа.
– Ты в курсе, что ваш сосед Лоил – урод? – Спрашиваю я мужчину.
– Лоил? – брови Джошуа ползут вверх, – По–моему, он не плохой парень…
–  И урод, – добавила я, и хотела идти к себе, как меня перехватили за локоть. Это был, конечно же, Джош, но говорила уже мама:
– Эмили мы не договорили! Мне не нравиться, что ты вот так легко пропадаешь ночами! Мне не нравиться, что звонят посреди ночи и говорят, что моя дочь щеголяет по ночам! Мне не нравиться, что моя дочь носиться по улице с ножом в руке полуголая! Что черт возьми, случилось?!
– И что с рукой?! – Добавляет Джошуа.
Я начинаю злиться, что ко мне обращаются, как к какой–нибудь малолетке:
– Все нормально, – цежу сквозь зубы я, – обычный пятничный вечер: славный парень Лоил, который пытается заснять меня голой, экскурсия по городку с ножом и, конечно, дизайнерский порез на руке. Вау, я давно не веселилась. Есть еще вопросы?
– Ты стала дерзкой, – разочарованно говорит мама.
В ответ я пожала плечами:
 – Я стану очень дерзкой, когда славный–парень–Лоил еще раз выкинет подобное. Ему придется получать свои яйца в оберточной коробочке по экспресс почте. Это я так, к сведению, раз уже решила пожить у вас, – и, убрав с локтя пальцы Джошуа, добавила, – папочка и мамочка.
Не оглядываюсь и поднимаюсь в свою комнату, как слышу, что Джош не хохочет, а ржет. Маргарет обиженно сопит:
– Что?! – Говорит она.
– Эмили, конечно, тихоня, – говорит Джошуа, – но выходки у нее дерзкие, как у тебя дорогая.
– Вот и я думаю, плакать мне или радоваться, – бубнит мама.
Дальше я слушать не стала. Хочется переодеться, позвонить Мэтту, поболтать о пустых вещах, покушать и дождаться звонка от Лолит. Я падаю на кровать и заворачиваю, только что распечатанную рукопись, звоню в службу доставки, так как через дорогу переходить лень. Также не хочется разговаривать с Джошуа и Маргарет. У меня не то настроение, чтобы говорить адекватно. С меня хватило того, что я наломала дров в гостиной. К тому же, не нужно забывать, что мама беременна. Нужно уважать беременных женщин – говорила бабушка.
При этой мысли я вспомнила Францию.
Франция… Как бы я хотела вернуться в прошлое и многое исправить. Как бы я хотела приехать в Париж и остаться там навсегда, словно ничего и не было. Так приятно вспоминать наш дом, еще до того ужасного пожара. Бабушку, не смотря на то, что тогда она совсем перестала ходить. Ей стало хуже, ноги отказывали, она стала чаще задыхаться. И его… моего брата.
 Даниле – его имя, как красивая песня зазвучала у меня в ушах. Я закрыла глаза и представила его лицо – темная кожа, прямой нос, ямочки на щеках, черные–черные волосы и большие светлые глаза. Они были синими, как море, но слепота высветлила их и сделала жуткими, как у вампира из книжек. Я вспомнила его горячее дыхание, широкие ладони и его задорный смех. Потом я вспомнила, как четверо рослых мужчин несли гроб с его телом. Вспомнила бледное осунувшиеся лицо, как я поцеловала его холодные губы в последний раз. Как прикоснулась к остывшим рукам, ставшими такими худыми – смерть высушила их. Вспомнила, как его гроб опускали в глубокую яму, и моя белая–белая роза стукнулась о крышку гроба.
«Будь проклят Алан Кеннеди!» – Кричала я, имя убийцы.   
Помню, как в день похорон, я нашла в себе силы простить Даниле, но не смогла простить себя. Что мы наделали? Мы разрушили наши жизни, исковеркали будущее. Все стало не таким прекрасным, после того, что мы сделали друг с другом, и виновата только я. Виновата, что мне пришлось прогнать тебя Даниле, потому что, если бы ты остался с нами, со мной то, одному богу известно, что было тогда, но главное – ты остался бы жить…
Я открыла глаза и глубоко вдохнула. Я поняла, что сижу на полу и истерично рыдаю. Хуже того, что моя рана вновь кровоточит. В припадке, я разорвала бинты и стала кусать порез, чтобы хоть как–то унять душевную боль. Запах крови, ее вкус и боль привели меня в чувства. Нужно подняться с пола, подтереть капли и переодеться. Я опять все залила кровью, включая одежду. Поднимаюсь с пола и нехотя тащусь в ванную, чтобы скрыть свой стыд и немного успокоиться.
– Эмили, – слышу за спиной голос Джошуа, – это ненормально.
Неужели? Он видел?! Нет! – Медленно поворачиваюсь и также медленно спрашиваю:
– Что ненормально?
– Я только что говорил с Лоилом. Он говорит, что ты и правда пыталась сделать его евнухом? – Джошуа еле сдерживает приступ смеха.
Умываюсь. Я рада, что умываюсь,  что он не может видеть следов истерики.
– Эмили, – говорит Джошуа.
– Да? – Мне приходиться повернуться к нему, и он видит мое лицо.
– Ты плакала? – Теперь он видит все, что я сделала вокруг.
– Ничего страшного, уже все в порядке, – говорю я.
– Что произошло? – Темные брови Джошуа хмурятся.
– Я вспомнила Алана Кеннеди, – отчасти я не лгу. Он и правда убил Даниле. Ударом в сердце, так метко, что разрезал его напополам.
– Нужно двигаться дальше, а ты стоишь на месте, Эмили. Это ненормально, – сухо говорит мужчина, – Маргарет не должна видеть, что это до сих пор происходит с тобой. Прошло много времени, она стала забывать, но ты своим поведением все портишь. Понимаешь, о чем я сейчас говорю? Мне не нравиться твои срывы, они стали слишком частыми. Возьми себя в руки, Эмили, а если у тебя не получиться справиться с собой, то мне придется принять меры, чтобы оградить тебя от твоей же матери. Что ты переживаешь, или, что ты вспоминаешь – оставляй за порогом. Поняла? Она беременна, а для меня это важнее даже того, что ты ее первая дочь.
– Ладно, – киваю я. Слова Джошуа резкие и неприятные, но он прав – нужно держать себя в руках. Я живу теперь не одна и нужно следить не только за своим языком, но и за действиями. В доме Маргарет слишком много глаз и ушей.
– И еще, внизу тебя ждет, Мэтт, – все также сухо говорит Джошуа и уходит.
– Передай ему, что через десять минут я спущусь! – Кричу вслед ему я.
  Мысль, что домашние могут задать один из ненужных вопросов моему другу, заставляет меня двигаться по комнате очень быстро, а также прибегнуть к макияжу. Я решаю, что черная водолазка и белые шорты подойдут к моему осунувшемуся лицу. Также наношу тональный крем, подвожу глаза, немного румян и я похожа на человека. Не хватает только улыбки на губах и блеска в глазах. Косметику оставляю на полке и быстро иду вниз. Маргарет что–то кричит  с кухни, Джошуа и Мэтт рассеянно кивают. Они стоят возле лестницы и не видят меня, зато я прекрасно вижу и слышу моих мужчин. Джошуа рассказывает о том, что Маргарет хочет приговорить  на обед, спрашивает про работу. Мет рассеянно кивает.  Я вижу, что он одет в желтую футболку и светлые брюки, он немного нервничает – это заметно по тому, как он небрежно взъерошивает темные кудрявые волосы.
Я набираю в легкие воздуха и говорю, как можно бодрым тоном:
– Мэтт! Вот это сюрприз! При–ве–ет!
– Привет–привет, Мышка, – он обнимает меня.
– Решил устроить нам сюрприз? – Беззаботно спрашиваю я.
– Ага, – кивает он, – как же я без выходного? И без твоей болтовни, Мышка? Вы не против, что я приехал?
– О, нет–нет, – быстро говорит Джошуа и показывает, что должен помогать Маргарет.
– Я рада, что ты у нас, – киваю я, – на улице классная погода. Может, пройдемся?
– Да, давай, – также бодро говорит Мэтт, но его глаза смотрят на меня настороженно.
Как только мы выходим в сад, он берет меня за руки и быстро говорит:
– Эмили, что с тобой? Ты  выглядишь ужасно?
– Долго рассказывать, – говорю я, – в двух словах: наш сосед псих.
– Мне звонил Джошуа, – говорит хмуро Мэтт.
– Тебе звонил Джош? – Голос переходит на шепот.
– Он просил меня приехать, – продолжает Мэтт, – и рассказал  историю  с этим… Лоилом. Он сказал, что беспокоится за тебя, но, если честно, у меня сложилось мнение, что он беспокоится за себя.
Старина Мэтти, он все понимает. Я покачала головой:
– Дело не во мне, а в Маргарет – она ждет ребенка.
– Ого, – присвистнул друг, – твои старики жгут!
– Говори тише, – обрываю я, – просто мне нужно попросить тебя кое о чем?
– Все понял, – Мэтт говорит тише, – Выкладывай, Эмили?
– В общем, теперь я живу с родителями, – не самое удачное начало.
– Э–э? Что? – Рот Мэтта открывается и опять закрывается.
– Они настояли на том, что пока мама беременна я поживу у них. И, чтобы решить все дела, у меня есть неделя, – выкладываю я.
Мэтт морщиться:
– За что я не люблю предков, так это за то, как они любят решать за нас.
– Мэтти, – я понимаю, что он прав, – к сожалению, они – моя семья.
Но он не слушает меня, Мэтт качает головой, он возмущен:
– Да? Семья? Шутишь? Да, они сделали из тебя прислугу! Или сделают! Маргарет хочет привязать тебя к себе! Посмотри, Эмили, у нее замашки домохозяйки – она хочет семью, а тебе учиться нужно и думать о будущем! Они хотят тебя сделать домашним любимчиком?! А когда ты надоешь им, выбросят на улицу?!
– А теперь повтори все, что ты сказал мне?! – Мы оба как по команде оборачиваемся на голос Джошуа. Он стоит со скрещенными руками, и его скулы подрагивают.
– Вы засранцы, – говорит Мэтт.
– Следи за языком! – Рычит Джошуа.
– А что, ударишь? Твой план не сработал? – Мэтт говорит спокойно, но едва сдерживает себя, чтобы не ударить мужчину. Не смотря на то, что Джош старше  Мэтта – Мэтт  шире в плечах соперника, – Ей нужно встать на ноги, а вы из нее домашнего хомячка делаете. Это не правильно. Родители никогда не должны действовать в своих целях.
– Тебе лучше вернуться домой, – говорит Джошуа мне, а Мэтту заявляет, – Где выход ты знаешь.
– Да, знаю, – и Мэтт уходит.
– Молокосос.
– Мэтт прав, – говорю я Джошу и выдерживаю пристальный взгляд, – всегда за меня решала Маргарет, а теперь вы вдвоем – прямо–таки соревнования, но никто не спросил моего мнения. Никто никогда не спрашивает меня, а я уже давно выросла, Джошуа. – С этими словами я ухожу в дом. Есть мне как–то не хочется.


Глава 8

Слишком долгие выходные закончены. Я рада, что мне придется возвратиться на работу. Учеба и работа радуют меня, жаль, что придется покинуть кафетерий. Я привыкла работать у Лео. Мне нравиться наш небольшой коллектив, мне нравиться продавать булочки и кофе, мне нравиться наша бело–красная строгая форма. Я буду скучать по тем прекрасным временам, но я дала слово и придется сдержать его. Иногда мне кажется, что именно тут мое место, за барной стойкой, а не в кресле модного журнала или дорогого издательства. Я призвана разносить булочки и говорить людям  – «доброе утро», а  не читать рукописи и вежливо улыбаться, говорить – «простите, вы не достаточно хороши для нас».
Но сегодня работа не радует меня, нужно поговорить с Лео и рассказать ему, что мне нужно искать замену. Весь день я собираюсь с духом, но как только подхожу к его высокой, сутулой фигуре, слова проваливаются  обратно в желудок и язык немеет. Иногда я бросаю взгляд на Мэтта, но он не смотрит в мою сторону. Он обижен на меня, считает, что родители хотят привязать меня к себе, а  когда я привыкну к ним, они выбросят меня на улицу. Отчасти он прав, Маргарет прощаясь вчера со мной, намекнула мне, что не все вечно, и я уйду от них, когда родится ребенок. Я стану бесполезной.
– Что с тобой Эмили? – Вот он тот момент, когда нужно сказать правду.
Теплая ладонь Лео лежит на моем плече, я слегка сжимаю ее:
– Лео… я…
Опять слова застряли в горле.
Лео тяжко вздыхает:
– Я знаю, мне сегодня утром звонил Джош. Он все рассказал, что ты хочешь помочь им с Маргарет. Это благородный поступок, Эмили.
– Спасибо, Лео, что понимаете меня, – сказала я,  скрывая раздражение, и тут мои родители постарались, не люблю, когда кто–то решал что–либо за меня, – Я правда хочу остаться, но у меня  выходит только выкроить неделю.
– Неделя? – Брови Лео поползли вверх, – О, это замечательно! Ты, правда, хочешь остаться на неделю? Мы как раз подыщем тебе замену и устроим шикарную вечеринку!
– Спасибо, Лео, – я тепло пожала его руку и отправилась к барной стойке.
– Знай, – говорит Большой Бо, – ты всегда сможешь вернуться, если захочешь.
– Я ценю это. – Я отвернулась от него, хотелось отметить, что моя семья нуждалась во мне. Но сейчас я не нуждалась в ней, так же очень хотелось набрать номер Джошуа и сказать все, что я думаю о нем. Как он мог?!  Я же просила не решать за меня! К чему эта уловка–услуга?! Он не сделал мне ничего хорошего, только чуть вышло хуже. Я сама умею справляться со своими проблемами. Уже четыре года, как я принимаю свои решения, где–то совершаю ошибки, где–то у меня выходит как нужно. Но сейчас папочка–Джошуа перегибает палку. Я самостоятельная девочка, так что подачки родителей мне не нужны.
Я набрала в легкие воздух и приказала себе успокоится.
– Эмили… – похоже, Салли давно зовет меня.
Я кивнула ей:
– Да, Салли?
– Тут между нашими ходят слухи, – неуклюже начала официантка.
– Да, я ухожу, – говорю я. С Салли нужно быть вежливой и запасаться ангельским терпением с дьявольской подпиткой. 
– Эмили, – она опускает глаза в пол, – ты извини меня, если, что… просто не хочу, что бы ты уходила из–за меня…
– О! – Мой рот сам отрывается от удивления. Неделя начинается очень странно – Салли извиняется.
– Нет–нет, – быстро говорю я, – дело не в тебе!
– Точно? – С сомнением спрашивает она.
– Точно, – киваю я.
Тогда Салли наклоняется через барную стойку и почти шепчет:
– Ты что, залетела?
– Нет, – вырывается у меня, такое может подумать только мозг Салли, – Маргарет и Джошуа, они решили завести ребенка. Я нужна семье сейчас больше, чем тут. В этом вся причина.
– Зря, – и она хочет идти, но я перехватываю ее локоть:
– Почему зря, Салли?
– Все привыкли к тебе, и у тебя неплохо получается, – мне кажется, что она улыбнулась? Нет, Салли не может мне улыбаться – она ненавидит меня. Просто, ведет себя дружелюбно, понимает, что навсегда покину кафетерий.
Не знаю, почему я говорю это, но слова сами слетают с моих губ:
– Иногда мне кажется, что это и есть все, чем я могу заниматься.
– Разве это плохо?
– Не знаю, – пожимаю плечами я, – у меня будит время подумать и принять решение, – я смотрю в ее бесцветные глаза и на посеченные волосы. Мне даже кажется, что Салли милая девушка, только глупая и невыдержанная.
– Прими правильное решение, – с этими словами Салли уходит к столику.
Я рассеянно натираю барную стойку, как хорошо, что день проходит без происшествий, но я ошибаюсь.  Как только Лео вручает мне код от сигнализации и ключи на пороге, появляется шикарная Лолит. Она стучит по полу высокими каблуками, у нее модельная прическа и от моей знакомой пахнет дорогими сигарами.
– Не помешаю? – Спрашивает она.
– Все уже разошлись, давно, – говорю я и замечаю в ее руках рукопись.
– Как прошел день?
– Недурно, прощаюсь со всеми, – который раз за день пожимаю плечами.
– Как это? – Хлопает большими глазами Лолит и садиться за стол.
– Родители попросили пожить с ними, – говорю небрежно я, – какое–то время.
– О, – понимающе кивает Лолит, – Родители – это дело хорошее, только иногда нужно вовремя от них уйти. Как говориться, ванильное печенье привязывает, потом будит сложно сесть на диету.
– Это точно, – смеюсь я, – Вижу, ты прочла книгу? И как она тебе?
– Это хрень полная, – она машет листами перед моим носом, – ты хорошо владеешь словом, но, ни черта не знаешь каково быть женщиной по вызову.
– Так расскажи мне, – предлагаю я и сажусь напротив нее.
– От кофе и пепельницы я не откажусь, – говорит Лолит.
– Ну, я поняла, – иду к барной стойке, – Так что не так в книге?
– И еще! – Кричит мне вслед Лолит, – По делам ты сегодня не попадешь, так что звони и отменяй все! Я заготовила для тебя долгую и воспитательную речь!
– Это я тоже поняла, – улыбаюсь я, – У меня только вечерняя школа.
– Ох, это, – небрежно машет рукой Лолит. В ее пальцах тлеет сигарета, – один разок можно.
– Наверно, – я сажусь за столик  уже с кофе, – можно и прогулять. Так что? Что насчет книги?
– Как что, – пожимает плечами Лолит, – я буду тебя учить.
– Что–о?! – Я поперхнулась собственными словами.
– Рассказчик из тебя никакой, так что будим делать из тебя древнюю богиню любви, – заявляет она.
– По–моему это неудачная мысль, – смущаюсь я, – Лолит?
– Дело твое, – она смотрит в окно, – или  репутация, или диплом. Хотя, я могу гарантировать туда, куда я тебя отправляю, твоя репутация не пострадает.
– А куда ты меня отправишь? – Я тоже наливаю себе горького кофе, горло обжигает, но у меня столько эмоций, что я не замечаю противную горечь.
– Мне нужен ответ, – Лолит резко разворачивается ко мне лицом, – или ты согласна, или я уезжаю по делам. У меня, между прочим, тоже работа, несколько тысяч долларов на дороге не валяются.
На ее слова я только открываю и закрываю рот. Мне достаточно ей кивнуть, чтобы Лолит начала говорить:
– Отличный выбор, Эмили. Ты получишь свою книгу плюс немало денег в придачу. Если я дам тебе знания правильно, то в будущем ты сможешь сама открыть свое издательство или выкупить свой же колледж. Всего один вечер изменит твою жизнь на сто градусов – я обещаю тебе это, Эмили.
– А какая тебе от этого выгода? – Я давно хотела задать этот вопрос.
– Мне не нужны деньги, если ты про это, – говорит Лолит.
– Тогда зачем ты мне помогаешь? – Спрашиваю я.
– Понимаешь, – она опять закуривает, – всему всегда приходит конец. А век женщины по вызову короток. Красота увядает, хватка становиться не та – со временем появляется жир на бедрах, под глазами морщины, косметика не красит, а наоборот делает все хуже. Я чувствую, что мое время проходит, Эмили. Увы, ничего кроме, как ублажить клиента я не умею делать. И однажды, вечером, я подумала и решила, а почему бы мне не открыть бордель? Не такой, где девушки стоят на улицах и продают себя, и каждый встречный может зайти в мой дорогой дом. Нет. Я хочу открыть настоящий дом – где женщины, так же дороги, как кошелек их клиентов. Вот только пока учениц у меня нет. Хотя, стой же! Вот она! – Лолит показывает на меня сигаретой:
– Ты моя первая ученица и я хочу знать, выйдет моя затея или же нет.
Я так растрогана рассказом своей собеседницы, что начинаю подражать ее мелодичному тону и говорю впервые не отрывными предложениями, а так как обычно пишу в книгах:
– Тогда я согласна, Лолит. Я хочу, чтобы моя книга была не просто напечатана и сдана в архив - хочу, чтобы ее опубликовали. И каждое издательство позвонило мне и сказало, что хочет видеть мою рукопись именно у них. Хочу  не просто владеть информацией, я  хочу очаровывать.
– Тогда к делу, – и Лолит выдыхает клуб дыма.



Глава 9


Время за «занятиями» летело очень быстро. Неделя пролетела как один день, но что она мне дала – это были сокровища. Лолит была прекрасным рассказчиком, а значит хорошим учителем. Она многое мне рассказала и посвятила в секреты, которые были так просты, что если бы я подумала, что это именно те секреты, то, я бы ничего не подумала.
Наши занятия начались с того, что Лолит рассказала мне, куда я оправлюсь под конец недели. «Дом Амато Медичи» ежегодно проводил «бал», где клиенты со всей страны приезжали всего на один вечер, чтобы сделать заказ. Не простой заказ, а именно выкупить женщину на одну ночь. Разумеется, «дом Медичи» предоставлял своих девушек, но были и вольные птицы. «Вольные Птицы» – так Лолит называла девушек в поисках денег, приключений и желания найти содержателя на долгое время. Попасть на бал было сложно, имена клиентов, на которые намекнула Лолит, заставляли мое тело покрыться мурашками – это были далеко непростые люди, но и девушки были тоже непростыми. Попасть на этот вечер означало одно – путевка в дорогую жизнь.
– Так просто туда не попасть, – говорила Лолит, – тебя должны ввести в этот круг, так сказать, поручиться за тебя. Твоей путевкой в лето, стану я, Эмили.
Потом она стала рассказывать, что многие, кто приезжает туда, хотят не секса и развлечений. Многие устали от простых борделей и скучных девушек в постелях. Они хотят, что бы женщина подарила им чудо, заставила не тело насладиться, а именно душу. Их душа искала тепла, покоя и черт знает чего еще. Лолит рассказала мне, что каждый из них ищет свой образ – девушку с улицы, простушку, мать, королеву, и даже божество. Угодить им всем сложно, но возможно.
Моя учительница, начала занятие с простого. Каждый день она заставляла меня меняться. То просила краситься и вести себя немного дерзко. То просила говорить спокойно, размеренно, немного тихо.  То, просила показать из себя мышку, но при этом говорить так, чтобы собеседник тебя слушал. Она требовала, чтобы я не сутулилась и носила каблуки. Дальше было, еще хуже. До глубокой ночи мы говорили и говорили.
«Нет, не так! – Злилась Лолит, – Ты должна говорить и при этом заставлять его тоже поддерживать разговор! Покажи ему то, что он хочет увидеть! Может ты будишь скромной и застенчивой? А может дерзкой и развязной? Возможно, он захочет увидеть герцогиню с манерами шлюхи! А может он хочет, что бы ты сыграла простушку с лицом королевы! Ты – иллюзионист! Ты – главная, но никто не должен об этом знать, кроме тебя, Эмили!»
«Ну, я пытаюсь», – отвечала я, краснея.
«Опять эти фразочки! – Рычала Лолит, – В своих книжках ты не пишешь разрывными фразами?!»
«Нет, не пишу», – отвечала я.
«Тогда говори нормально!» – Бросила мне в лицо Лолит.
И я говорила. Старалась выразить свои мысли словами – это было очень сложно. Учитывая то, что говорить  много для меня было слишком непривычно. Я привыкла ограничиваться всего одним предложением, но сейчас на кону стояло слишком многое. Моя дипломная работа, моя честь и мое слово, данное Лолит, что я пройду все до конца. Я должна все выдержать, тем более это я сама начала авантюру – мне доводить ее и никому больше…
Под конец недели я вались с ног. Мне уже хотелось передумать, как все окружающие вдруг стали твердить мне, что со мной что–то не так. Они будто почувствовали во мне перемену, и каждый хотел узнать, что со мной происходит. Я отмахивалась, шутила, говорила, что возможно это будущая смена обстановки так влияет на меня.
Даже Мэтт сменил гнев на милость. Однажды он подошел и спросил меня:
– Мышка, тебя, как будто подменили?
– Меняю ваниль на чизбургеры, –  я подарила ему одну из очаровательных улыбок, – Мэтт, мое предложение на счет пожить у меня, еще в силе. Я думаю, долго не поживу у Джошуа и Маргарет, но мне будит намного приятнее знать, что за квартирой присматриваешь именно ты.
– Хорошо, я подумаю, – говорит Мэтт.
– Думай быстрее, через три дня…– и тут до меня дошло, что пришла пятница, – меньше, чем через два дня меня ждут родители, если что мой номер ты знаешь.
Он молчит, я чувствую, что он пристально смотрит на меня.
– Да, Мэтт? – Я поднимаю голову и смотрю на него.
– Что с тобой такое? – Хмуриться он опять, – Ты другая – это не моя Мышка. Где мышка–Эмили?
– Мэтт, – я только открываю рот, но он перебивает меня.
– Слушай, Эмили, – резко говорит он, – мне все равно, что ты скажешь учителю, когда вернешься на занятия в колледж. Мне все равно, где ты пропадаешь и даже не звонишь. Но мне не все равно, что с тобой происходит. Давай, рассказывай, во что ты влипла? Или кто имеет на тебя это дурацкое влияние?
Я понимаю, что он прижал меня к стенке словами, так что я говорю, как есть:
– После работы поговорим, и обещай, что не будишь злиться, когда я тебе все расскажу.
Мэтт качает головой и заявляет:
– Нет, сейчас. Пошли я покурю, а ты мне все расскажешь.
– Но Мэтт?! – Возмущаюсь я.
– Давай, давай, Мышка,– он берет меня за локоть, и мы выходим через черный ход.
Приходится сделать знак Салли, чтобы она приглядела за барной стойкой. Мэтт держит меня крепко под руку, и локоть не получается убрать. Мой друг чувствует неладное, он не отпускает меня ни на шаг, будто я сейчас вот–вот вырвусь из его рук и побегу, как можно дальше. Если честно, я бы сделала такое, но я давно не маленькая девочка. Нужно взять сигарету из его пачки, прикурить, выдохнуть табачный дым и все рассказать Мэтту. Ни о каких побегах речи и не может быть. Я взрослая и я справлюсь. Однажды я сбежала от своих проблем, но сейчас ни за что!
– Ты же не куришь? – Мэтт удивленно хлопает глазами.
– Иногда, – кашляя, отвечаю я, – фу, гадость какая…
– Давай сюда, – Мэтт забирает сигарету из моих рук и садится на ступеньки, как раз напротив черного входа:
– Эмили, что с тобой происходит? – он смотрит на меня своими карими глазами, и впервые за несколько лет я вижу, что они не черные, а миндальные. У него высокие скулы и темная кожа. Он высок ростом и у него широкие плечи, что говорит о том, что когда–то у него было бурное спортивное прошлое. О, сколько слез я выплакала в эти широкие плечи, когда дикие, ненасытные кошмары мучили меня ночами. Сколько раз эти сильные руки обнимали меня, а губы говорили много хороших слов. Сколько раз Мэтт выручал меня и помогал, чем мог. Что–либо скрывать от него было преступлением.
Я уселась рядом с ним и все рассказала: начиная с дикой ночки неделю назад, не упустила про соглашение с Лолит и пояснила, что ждет меня в будущем. Мэтт слушает с серьезным лицом, не перебивает, но чем дальше я говорю, тем больше его брови хмурятся и он кусает губы. Плохой знак, но он молчит. Я благодарна ему за это. Когда рассказ закончен, он все еще молчит. Смотрит вперед, щурит миндальные глаза, но молчит. Его скулы слегка подрагивают, но он не произносит, ни слова. Наконец, встает и хочет идти – и при этом ни говоря, ни слова. Я озадачена, испугана и мне стыдно.
Почему Мэтт ничего не хочет мне сказать?!
– Мэтт?! – Теперь пришла моя очередь взять его за руку.
– Что тебе? – Хрипло говорит он.
– Скажи же, что–нибудь?! – Я облизываю пересохшие губы.
Он опять молчит.
– Мэтт?! Пожалуйста?! – Прошу я.
– На такое мне нечего тебе сказать, Эмили, – холодно говорит Мэтт.
– Ну, ты же мой друг, – я опускаю его руку, – не ты ли мне твердил? М? Не ты ли хотел знать, что со мной происходит?! Ты получил ответы на свои вопросы, теперь скажи мне все, что ты думаешь обо мне?!
– Что я думаю?! – Резко кричит Мэтт, – А вот что я думаю!
 Он резко хватает  меня за плечи и так же резко наклоняется к моему уху, шепчет. Его голос глухой, холодный и сухой:
– Вот что я думаю по поводу твоей затеи. Мир, куда ты так спешишь, далеко не романтичный, как ты думаешь – там нет правил. Там грязь, секс и унижение. Там легко ударить женщину, а может даже, и убить, но для начала  изнасиловав ее тело. Там можно оставить глубокие шрамы на теле или, например, на лице. Нет правил – ничего нет там, только пустота…– Он отстраняется от меня и, не оборачиваясь, идет в кафетерий:
– Когда тебя изнасилуют или изуродуют, меня или Джошуа не будет рядом. Запомни, это, Эмили.
– Учту, – сухо говорю я.
Настроения разговаривать с Мэттом больше нет, потому что где–то в глубине здравый смысл говорит тоже самое, но я должна дописать книгу до конца. Пусть даже так, таким странным способом. Времени менять планы нет.


Глава 10



Самый странный вечер  в моей жизни пришел. Я стою перед зеркалом в своей комнате, все еще в своей квартире и заканчиваю последние приготовления к вечеру. Заколка, еще не в волосах, аккуратно собранных в волнистые пряди. Белоснежное платье лежит не так идеально, как кажется. Золотая подвеска, едва щекочет декольте. Руки, на пальцах которых красный лак, немного вспотели. Я волнуюсь, приходится, еще раз накрасить алым губы и сильнее вывести стрелочки на глазах. Приходится, еще раз пройти по комнате на высоких шпильках, чтобы убедиться, что походка отработана до блеска. Выдыхаю и вдыхаю, как учила Лолит. Кажется, теперь все – хоть танго для дьявола танцуй. Хороша. Определенно я хороша, во мне есть всего понемногу: и шарма, и простоты, и развратности, но одновременно есть капля сдержанности – я идеально создала образ загадочной девушки.
За окном сигналит машина. Лолит уже подъехала, нужно спешить. Беру сумочку и, накинув на плечи шелковый шарф, иду вниз. У входа ждет белый «Мерседес», за рулем Лолит. Она  в черном, словно мой шофер и, правда, одета в черный брючный костюм. Я сажусь на заднее сидение, и мы выезжаем на яркие улицы ночного Нью–Йорка. Город ночью прекрасен, он искрит разноцветными витринами, серыми ночными улицами, мрачными переулками. Машина набирает скорость, и все цвета сливаются передо мной в одну радугу. Сердце отбивает ритм танго, но отступать поздно. Машина мчится все быстрее и быстрее, я смотрю на часы – мы опаздываем, поэтому Лолит гонит белую красавицу через весь город в особняк «Амато Медичи». И вот город все темнеет, и мы едем по проселочной дороге вверх на гору, справа я вижу огни Нью–Йорка, но он уже позади, впереди аллея из каштанов и дом. Одноэтажный, серый, с куполообразной крышей, с огромным навесным крыльцом и такими же большими дверьми. Он окружен каштанами, так же, как и аллея, по которой мы мчались. Что–то в этом доме есть старинное, несовременное и одновременно притягивающее к себе.
Мы останавливаемся напротив крыльца, я выхожу, мне открывает двери лакей. Я оборачиваюсь и жду, когда Лолит выйдет, но она шлет мне воздушный поцелуй и разворачивает машину в обратном направлении. Ясно одно – на сцене сегодня я одна, тогда вперед. Поднимаюсь по ступеням, передо мной открываются двери и…
…И за моей спиной раздаются сильные гулкие выстрелы. Я немного ошарашена сильным, резким звуком, но оборачиваться не спешу, потому что все те, кто находился в помещении, смотрят на девушку в белом. То есть на меня. Я поднимаю подбородок и иду вперед, а за моей спиной продолжают взрываться, алые, белые, желтые, зеленые, золотые фейерверки. Все действие напоминает мне легенду о Фениксе, что родился в огне. Красивый, яркий, глянцевый – он был рожден в воздухе из огня. Каков он был на самом деле, никто не знает. Даже я. Но я знаю, что все они кто в зале  не сводят с меня своих заинтригованных взглядов – для них я Феникс.
– Что вам угодно? – Спрашивает молодой человек в черном костюме, наверное, это провожающий гостей.
– Я приглашена в «Дом Амато Медичи», – слова я нахожу не сразу.
– Да? – Помогает мне молодой человек.
Я достаю из сумочки золотую карточку и вспоминаю слова, что просила передать Лолит:
– Вот. Меня ждут в гримерной.
– О, да, – он быстро кивает и также быстро говорит, – все ясно, вообще–то у нас запрещено «сюрпризам вечера» появляться до аукциона на публике. Но…
– Но, – перебиваю я его, – Я не совсем принадлежу «Дому Медичи» и здесь я впервые. Может, вы все–таки проводите меня в «Гримерную»?
Высокомерный тон действует на парня моментально. Он быстро говорит слова извинения и просит идти за ним. Пока мы проходим через всю залу я могу разглядеть ее – тут  много больших окон. Только боковых я насчитала три, не считая выхода на лоджию. В центре стоит фортепьяно, играет пианист. Немного дальше идет импровизированная сцена, возле двухметровой картины на стене. Как я понимаю, именно тут богатые клиенты будут смотреть на предлагаемый предмет торга, то есть девушку. Возле сцены и вокруг пианиста расположены столики с гостями. Мужчины одеты во фраки, а женщины в дорогие платья. Мало, кто из женщин сидит за столиками – клиенток среди женского пола редкость и я насчитываю их всего несколько. Девушки, не сидят за столиками. Они либо стоят возле фортепьяно, либо перемещаются по зале. «Женщины в поиске любви» как называла их Лолит, когда рассказывала мне правила вечера. Эти женщины профессиональные проститутки или же уроженки «Дома Медичи», который заранее получил заказ от клиентов.
Мужчин на вечере раза в два больше, чем женской половины. Некоторые мне делают знаки, улыбаются, поднимают вверх бокалы, но этот трюк для меня не работает. Лолит рассказала, что возможно – это жигало, авантюристы, проститутки в мужском лице. Их интересует не я сама, а как набит мой кошелек. Лолит строг–настрого запретила мне подходить и тем более разговаривать с ними. Моя главная цель – это гримерная.
Гримерная – место, куда провожают приглаженных. Особенных девушек, высший класс, самый дорогой товар. Среди них я. Кто бы мог подумать, мышка Эмили среди светских львиц. Я невольно улыбаюсь мыслям. С одной стороны приятно, что за тебя выложат сумму, будут вести мини–турнир, но с другой немного жутко. Кому я достанусь? Что это будит за человек? Лолит научила меня распознавать характер мужчины по знакам, мимике, тону и манере голоса, но я понимаю, что этого недостаточно. Самое интересное, последний раз за девушку на вечере выложили пятьсот тысяч – это был рекорд. Я видела ее на фото – высокая, миловидная блондинка. Один ее только взгляд синих глаз сражал наповал. Я далеко не так хороша, как она. Конечно, платье, подача, делали свое дело, но все же… Думаю, тысяч пятьдесят за меня дадут, а может это будит мой личный рекорд и кто–нибудь даст за меня сто тысяч.
Сердце начинает биться сильнее, когда провожающий вручает мне серебряную карточку с номером «13», несчастливое число. Не люблю его. С ним мне никогда не везет. Не оттого, что я не верю в приметы, а оттого, что последний раз, когда Даниле (мой брат) подарил мне тринадцать роз, его убили. Да–да, именно смерть идет с этим числом, жутко, но правда. Когда мне исполнилось тринадцать, отца убили на фронте. Когда исполнилось тринадцать моему брату, он сильно заболел и врачи сказали, что зрение будит уходить от него еще быстрее, чем прежде. Он ослепнет.
Тело покрывается мурашками. Чтобы не думать о числе, я сажусь в мягкое кресло и только сейчас замечаю девушку. Она улыбается мне и говорит:
– Я ваш стилист.
– Мне не нужен стилист,– говорю я.
– Вы и так прекрасно выглядите, но вы выступаете последней, – мягко говорит она.
– А вы не знаете, сколько идут торги? – Интересуюсь я.
– От часа до трех часов, – пожимает плечами девушка.
– Так долго? – Я не скрываю, что удивлена.
– Да, они выбирают долго, – говорит она, – у них странный вкус. Всем нужно неземное, такое как вы.
Мне нравится, что говорит стилист. Я улыбаюсь:
– Тогда подождем, а потом под конец вы подправите мой макияж. Идет?
– Идет, – счастливо улыбается девушка.
– Я – Эмили, – протягиваю ей ладонь, но она смущена:
– О, вы впервые, – протягивает она.
– Да, а что так заметно? – Я пытаюсь отшутиться, но вижу, что она встревожена.
– Девушки в «Доме Медичи» никогда не говорят своих настоящих имен, – мягко объясняет стилист.
– Значит, я буду первой, – пожимаю плечами я.
Некоторое время мы молчим, но потом девушка щурится и говорит:
– Вы не такая, как они.
– А… что простите? – Я не ожидала, что она скажет такое.
– Все девушки чопорные, скучные, высокомерные. Но вы не такая – вы живая, это может сыграть вам на торгах. – Она говорит медленно и неуверенно. Наверное, думает, что я отругаю ее за эти слова.
– Например? – Я начинаю ерзать на месте, – Расскажите мне? Пожалуйста…
– Когда сумма будит превышать больше четыреста тысяч,  ведущий может дать право задать вам вопросы, чтобы клиенты решили, что вы подходите им или же нет.
– Вопросы? – Вот так сюрприз! Лолит ничего не говорила про вопросы.
– Да, – кивает она, – иногда они пошлые, иногда простые, иногда шокирующие – многие девушки теряются ответить даже на вопрос: «Ваше имя?».
– Бог мой, – я не ожидала этого.
– Шутите, они любят юмор, – подсказывает мне девушка и мы слышим голос ведущего:
«…Пятьсот пятьдесят тысяч долларов! За леди–персик! «Дом Амато Медичи» бьет все мыслимые и не мыслимые рекорды! Продано–о!»
– Сегодня они разошлись на славу, – Шепчет стилист и принимается за мой макияж.
А я слышу отчетливо голос ведущего вновь:
«Она – девушка в белом! То, неземное создание, что появилось не со сцены, как сюрприз, а зашло на нас как солнце через парадный вход! Кто она – эта странная незнакомка?! Девушка под номером «13», что завершает наши сумасшедшие торги?! И–итак! Девушка в белом!!!»
Стилист хлопает меня по плечу:
– Удачи, твой выход, Эмили.
– Спасибо, – рассеянно говорю я и поднимаюсь из мягкого кресла. Отступать нельзя.



Глава 11


Сцена не такая большая, как казалась мне. Она округлая и уютная. На нее ведет небольшая лестница, когда выходишь из «Гримерной». Со сцены лучше видно залу, только сейчас я замечаю, что в там есть шикарная лестница наверх, где расположены ряды столиков. Именно оттуда ведутся настоящие торги. Там  вся А–элита клиентов, имена, которых лучше мне не знать. Тем более отступать уже поздно и нужно подняться на сцену, улыбнуться и быть самой собой. И тут происходит нечто. Как только я поднимаюсь на сцену, мой каблук издает «жалобный стон» и ломается. Хорошо, что я умею держать равновесие, а то бы упала, и был бы позор.
В зале замечают, что со мной не так и тогда я делаю, что и делала на выпускном балу, когда умудрилась сломать шпильку. Я делаю ведущему знак, снимаю туфли и остаюсь босиком. Недолго думая я кидаю одну туфлю одному мужчине справа, и вторую слева юноше.
– Они стоят дорого – их носила я! – После моих слов зал взрывается тихими смешками и аплодисментами.
Потом я подкидываю каблук ведущему и также весело говорю:
– На удачу!
– О, благодарю! – Ведущий кажется растроганным, – Вы настоящая леди–хамелеон! То женщина в белом, теперь вы – леди–удача! Так кто даст за нашу леди–тайну старт?! Прошу господа!
В зале возле фортепьяно поднимаются несколько рук:
– Сто тысяч!
– Сто двадцать! – Перебивает второй голос.
– Сто пятьдесят! – Кричит третий.
– Сто шестьдесят! – Перебивает четвертый.
– Отличный старт! – Веселится ведущий, – Итак продолжаем?! Кто больше?!
– Двести! – Кричит мужчина с моей туфлей слева.
– Триста! – Перебивает мужчина возле фортепьяно. Он стоит в полный рост. Высокий, полный, но еще молодой.
– Отлично! Отлично! Господа, еще немного старта и вы сможете ей задать вопрос! – Ведущий кричит в микрофон, а мое сердце медленно–медленно бьется. Неужели я стою четыреста тысяч?
– Пятьсот тысяч, – говорит голос сверху. Все поднимают голову на говорившего, в том числе и я, но мы не видим его лицо. Оно в тени, я могу разглядеть только его стройную фигуру, и замысловаты перстень на указательном пальце. Он тоже стоит в полный рост и держится руками за перила. Я припоминаю, что такое кольцо носит Джошуа, но только у него скрещенные шпаги на перстне.
– Ваш вопрос?! – Ведущий несколько удивлен. Два рекорда за вечер это слишком.
– Ваше имя, мидели, – говорит спокойно он.
Я все еще занята, что разглядыванием его фигуры и не сразу отвечаю:
– Свое имя я скажу при встрече, сэр.
– Пятьсот девяносто тысяч, – говорит полный мужчина у фортепьяно, – Вы скажете свое имя?! В «Доме Амато Медичи» – это не принято!
– Значит, я буду исключением! – Парирую я.
– Восемьсот тысяч, – все также спокойно говорит голос наверху.
Ведущий издает присвист. Зал ошарашено переваривает сумму, «девушки в поиске любви» смотрят на меня  с завистью. Я стою и кусаю губы – не жива, ни мертва.
– Прошу вас, скажите мне ваше имя, – не много грустно просит он.
Что мне ответить на его слова? – мысли бегут быстро, но вместо этого я очарована его приятным голосом и делаю невозможное – я спускаюсь со сцены и ступаю на первую ступеньку лестницы. Зал очарованно ахает, и я говорю в такт его грустному тону:
– Обещаю вам, вы услышите его – я всегда держу слово.
– Девятьсот тысяч! – Говорит полный гость и делает шаг мне на встречу.
– Девятьсот тысяч! – Фальцетом вопит ведущий, – Не хватает сто тысяч  до–сами–знаете–какой–суммы! Господа девушка в белом войдет в историю «Дома Медичи» – она производит фурор!!!
– А какое на вас белье?! – Спрашивает мужчина возле фортепьяно. Его глаза смотрят на меня пошло, он уже облизывает губы в предвкушении. Мне он не нравится, я не смотрю на него:
– Не такое дерзкое, как ваши слова, сэр!
Зал издает вновь аплодисменты  и многие хохочут в голос. Ведущий не унимается:
– Итак, девятьсот тысяч – раз! Она так хороша, что не стоит миллион?! Господа – ну, же! Девятьсот тысяч – два! Девушка–загадка, юная леди в белом сейчас достанется…
– Два, – говорит мужчина наверху.
– Да, ми… милорд, – заикаясь, спрашивает ведущий, – Мы вас слушаем?! 
– Я говорю, что она не стоит миллион долларов, – все так же спокойно говорит он, – Девушка в белом стоит два миллиона.
Зал ахает. Я сильнее держусь за перила лестницы – Я. Стою. Два. Миллиона. Это шутка или смешной сон?!
Ведущий срывает с себя галстук и говорит охрипшим голосом:
– Два миллиона – раз!
Мужчина спускается ко мне, и я вижу его лицо. Он не молод, хотя видно, что любит спорт – у него хорошее телосложение. У него уставшее, бледное лицо, русые волосы и серые бесцветные глаза. На его лице шрам – уродливый, что делает его похожим на пирата в дорогом костюме.
– Два миллиона – два!
Он подхватывает меня за руку, и шепчет мне на ухо:
– С вами все в порядке?
– О, да, – Шепчу я, – Если учесть, что в последний раз на выпускном балу за меня не хотели дать два доллара, а сейчас…О, да со мной все в порядке….
– Вам нужно на свежий воздух, – негромко говорит он.
– Два миллиона – три! Продано! – И ведущий срывает голос.
– Бедняга, – говорю я.
– Возможно, – кивает мужчина.
Мы выходим в сад, и он набрасывает на меня пиджак.
– Спасибо, – говорю я, – Меня зовут, Эмили.
– Эмили, вы из Франции? – Говорит он.
– Возможно, – улыбаюсь немного загадочно, как и учила Лолит.
– Так, как вы хотите продолжить вечер, Эмили из Франции? – Спрашивает мой кавалер.
– Я хочу поехать туда, где не такой холодный асфальт, – шучу я. Мужчина делает знак, и перед нами останавливается дорогой лимузин. Шофер лимузина Мэтт.
– Тогда вперед, – я слышу слова своего провожатого и киваю в ответ.
Мэтт смотрит на нас, но ничего не говорит. Он только открывает дверку машины и помогает нам сесть в нее.


Глава 12


Дорогая машина  неспешно едет по улицам Нью–Йорка. Она везет троих людей: одного человека, имя, которого я не знаю, но  как бы странно не звучит приятного мне. Приятного оттого, что он прекрасный собеседник. Он говорит, то, что я хочу услышать, и он слушает меня. В нем чувствуется что–то, что называют в человеке изюминкой. Хотя мне приятно оттого, что он заплатил за меня два миллиона долларов, чтобы узнать мое имя. С другой стороны – эта мысль пугает меня.  Странно все это – и вечер, и торги, и то, что я тут в этом дорогом лимузине в шикарном вечернем платье. Второй, что за рулем – дорог мне, он самый лучший и находчивый в мире человек. Я благодарна, что Мэтт не стал закатывать истерики, но от его настороженно взгляда мне становится не по себе. И наконец, третий человек – это я. Мышка–Эмили даже не вериться, что это я.  Неужели человека можно изменить всего за неделю? Как–то не укладывается в голове. Хотя Лолит говорила, что она не меняет меня, а помогает раскрыться мне: стать настоящей, более раскрепощенной. Она показала мне, как  правильно себя подать. Я благодарна ей за это, потому что сейчас, именно сейчас моя судьба в моих руках.
– Почему вы оказались среди них, Эмили? – Спрашивает мой собеседник. Он смотрит на меня внимательно, а я так увлеклась своими мыслями, что отвернулась от него к окну. Непростительная ошибка, нужно всегда смотреть только на собеседника – это главное правило.
– Разве я не похожа на женщину в поиске любви? – От ответа, похоже, не удастся уйти.
– Нет, – отрицательно качает головой он, – вы другая. Я бы сказал … эм… в вас есть не много странности. Вы не ищите денег, у вас другие ценности. Я прожил жизнь, и я вижу это в вас, Эмили.
– О, – я смущена. Дело в том, кто не знает, что я пишу – все говорят мне то, что я не много странная, – Я привыкла.
– К чему, привыкли, Эмили? – Он наливает мне вина и подает.
– Спасибо, – я принимаю бокал «Бордо», – Ох…это, чуть–чуть личное…Мое, понимаете?
– Понимаю, – Опять кивает он, – А давайте, нарушим правило?
– А давайте, – я принимаю вызов.
– Я скажу вам тоже личное, в ответ на ваше личное? – Предлагает он.
– Хорошо, – мои щеки заливает румянец, когда он говорит:
– Я скажу вам, Эмили, свое настоящее имя. – Он закуривает, –  Пол. Мое имя Пол.
– Хорошо, – опять говорю я, – вы узнаете, зачем я тут.
 Он разводит руками и слушает меня:
– Дело в том, что я пишу книгу о «Женщине в поиске любви». – Начинаю я, –   Это моя дипломная работа, которая решит, попаду я в издательство, опубликуюсь или же останусь работать в кафе, где работаю сейчас. Все это – весь этот вечер, только ради одного эксперимента. Я  хочу быть на месте проститутки, почувствовать, потому что именно эмоций не хватает моей книге.
Он молчит и внимательно смотрит на меня:
– А если бы я оказался извращенцем и вдруг, навсегда поломал вашу жизнь?
– Я бы написала, – решительно заявляю я, – да, так и есть. Я бы написала все до единой строчки потому, что у кого–то призвание спасать жизни, у кого–то страну защищать, а у меня написать так, что бы мои строчки загорелись. Загорелись огнем в сердце каждого, – я приложила ладонь к его груди, там, где бьется его сердце, – это мой долг, моя мечта, призвание. И все о чем я вас прошу, Пол… помогите мне, написать эту книгу.
– И как же я помогу написать ее, Эмили? – Медленно произносит Пол.
– Все просто, – широко улыбаюсь я. – Подарите мне чудесный вечер.
– Вы хотите, что бы я…
– Чтобы вы пригласили меня на свидание, – Помогаю ему я.
– О, – его брови ползут вверх, – И где же вы хотите провести ваше свидание?
– Пол, – я наклоняюсь к нему ближе, – Вы танцуете?
– Вальс и танго, – кивает он.
– Замечательно, тогда у меня есть маленький план, – подмигиваю ему я.
 Он молчит и вместо того, чтобы сказать хоть слово, убирает мою руку и тянется к мини–сейфу. Открывает его и подает мне ручку:
– Вы достойны большего, Эмили. Пусть эта ручка станет вашим символом, так как я вам помогу, но при условии, что вы напишите этой ручкой вашу книгу. Не на ноутбуке, а от руки в тетради, как писали многие писатели свои шедевры.
Я смотрю на ручку: ее корпус тяжелый, золотой. На нем выгравированы инициалы «Великая А». Она переливается огнями в полумраке, я не могу оторвать от нее взгляд. 
– Она мне? – Спрашиваю я.
– Да, – говорит он, – подарок и обещание, пожалуйста.
– Шикарный подарок… Вы уверены, что хотите отдать мне ее? – Я так растрогана. Пол прекрасный человек.
– Она – ваша, – он помогает мне ее убрать в сумочку.
– Идет, – киваю я,  – я напишу рукопись от руки, обещаю вам, Пол.
– Спасибо, – он улыбается немного грустно, – Всегда слушайте сердце – оно приведет к истине.
 Я хочу снова поблагодарить его, как зачем–то наша машина резко сворачивает в бок и потом…
…Потом начинается кошмар. Я плохо запомнила этот момент, потому что все произошло слишком быстро. Машина резко свернула в бок и врезалась в столб. Я слышала хлопающие звуки и видела перед собой лицо Пола. Не испуг, не страх, а спокойствие увидела я там. Он сказал всего несколько фраз:
– Беги, Эмили, – и в моей руке оказался тяжелый пистолет, – Он снят с предохранителя, если что – стреляй. Стреляй, потому что он не оставляет следов…
С этими словами Пол вышел из машины и стал размахивать руками. Не знаю почему, но я тоже вышла из машины и  увидела человека в спортивной одежде. Расправившись с телохранителями, он приставил оружие к виску Пола и выстрелил. Кровь залила стекло, я закричала, тело Пола стало оседать на асфальт. Убийца обернулся, и я увидела его лицо, такое же спокойное, как у Пола, но некрасивое, молодое. Мы смотрели друг на друга, и я поняла, что поднимаюсь корточек. А заставила меня подняться всего одна мысль – Мэтт. И вот я поднимаю тяжелое оружие, как в плохом кино, наставляю на своего соперника. Я хочу закричать ему отойти, но мой язык онемел. Единственная мысль, которая не дает мне покоя, что Мэтт вел лимузин. Мужчина поднимает вверх руки, но я не покупаюсь на удочку, делаю шаг вперед. Убийца отступает. Вновь шагаю ему на встречу, он отступает. Понимаю всю абсурдность ситуации, но ловлю себя на мысли, что мы с ним танцуем танго. Дьявольское танго.
Наконец, я поравнялась с водительским сидением. Стекло разбито, как с передней части, так и с боковой. На руле лежит голова Мэтта. Из его рта течет кровь, глаза открыты. Четыре пули попали в грудь, а может больше. Одна из них прошла в шею. Мэтт мертв. Мой Мэтти мертв. Убит. Не будит у нас ничего с ним: и вечеров, и ссор по работе, и мы не сможем помириться. Не сможем пройтись по ночному Нью–Йорку взявшись за руки. Он любит ночной город, не смотря на то, что город опасен. А вернее любил. Вот и все, прощай, мой Мэтт. Прощай…
Кажется, из моей груди вырывается стон, как тогда, когда мама сказала, что Даниле убит – я кричала и билась в истерике. Тогда я хотела придушить убийцу своими руками, а потом на смену ярости пришли слезы. Сейчас все иначе – я стою, как раз напротив убийцы  и смотрю в его пустые глаза и чувствую, как вытянутые руки сильнее сжимают оружие. Я понимаю, что делаю два резких шага и приставляю дуло пистолета к его лбу. Ярость начинает душить меня с такой силой, что пальцы не слушаются меня. И, кажется, мое горло издает ни крик, а нечеловеческий,  животный, сдавленный, страшный вой. Будто не ору, а вою от боли, тоски, от жажды мести. Палец нажимает на курок. Раз – за Мэтта. Два – за Даниле. Три – за Пола. Четыре – за боль Маргарет. Пять – за боль. Шесть – за мою боль. И наконец, семь – за мою семью, за все то, что пришлось пережить им.
Изуродованное тело падает на асфальт. Я все еще смотрю на то, что осталась от его лица – кровавое месиво. Наверно, меня должно стошнить, но вместо этого я тоже падаю на колени рядом с ним. У меня нет сил. Я так устала, что ноги не хотят меня держать. Пистолет в руке нервозно подрагивает. Я смотрю на него, как на гадюку, но у меня нет сил,  даже положить его рядом с собой.
 Мэтт… как жаль, что последнюю пулю я не оставила себе.  Так хочется уйти следом за Мэттом. Хотя после того, что я сделала, не думаю, что попаду в рай.  О, господи, я только, что убила человека?! Я разрядила в него всю обойму и глазом не моргнула. – Мысли в моей голове бегут так быстро, что голова начинает болеть.
Поднимаю глаза на улицу, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей. Улица пуста, не считая всего одной машины. Черная «Ниссан» остановилась напротив меня. Лица водителя я не разглядела, зато отчетливо увидела клуб дыма из приоткрытого окна. Водитель не вышел, не  помог – он просто наблюдал за мной. За моей трагедией, моей драмой – ему нравилось сидеть в машине и смотреть. Ненавижу такой типаж людей – людоеды, а не люди.
И тут я обрела голос:
– В Ад только по билетам. – Мой голос был глух.
И что странно мне ответили:
– Вы страшная девушка, Эмили Неве, но не для меня.
– Я не вижу себя со стороны, – глухо ответила я.
Ответом был только тихий смешок, окно закрылось, и машина резко дернулась вперед. Не думаю, что мои слова испугали этого человека. Ах, да! Полицейские машины, кто–то вызвал полицию. Еще бы, такое роскошное представление увидишь не часто –  девушка в белом с оружием в руке разряжает всю обойму в черти кого. Настоящее криминальное приключение, может даже кто–то заснял весь этот кошмар на камеру, чтобы потом выложить в интернет, но лично мне уже все равно. Я нахожу в себе силы положить оружие на асфальт и, щурясь от фар машин поднять руки к верху.
Не так далеко над моим ухом раздаются слова:
– Вы имеете право хранить молчание. В противном случае ваши слова будут использованы против вас.
На руках щелкают, наручники. Еще минуту назад я лежала прижатой к холодному асфальту, а через мгновение сидела в полицейской машине. Вот и все… конец. «Хеппи–энд» с глупой концовкой. Зарываю глаза и, уткнувшись в плечо патрульного некрасиво, громко плачу.



Глава 13


Мне двадцать один год и я убийца. Два часа назад на одной из главных улиц Нью–Йорка, я хладнокровно застрелила человека. Застрелила и глазом не моргнула. Неужели  это я – Эмили Неве? Благополучная студентка, отличный работник, навещаю семью по выходным и режу праздный торт на Рождество. Моя жизнь простая, серая, никчемная, ничего не происходит в ней до этого дня. Этот день убил мышку–Эмили, убил вместе с Мэттом. Теперь я не знаю, кто я. Знаю, только то, что я человек, сидящий в наручниках, в полицейском участке, в небольшом сером кабинете, где много бумаг. Напротив меня сидит психолог, который работает со мной на протяжении  часа. Она считает, что ее присутствие необходимо, но, если честно, мне все равно. Я односложно, а иногда не односложно, отвечаю на вопросы полицейских. Подаю руки для отпечатков пальцев, фотографируюсь с глупой карточкой. Потом опять начинаются допросы – я говорю правду и ничего кроме правды. Мои подробности шокируют дознавателей.
– Чего не сделаешь ради искусства, – бормочет себе под нос капитан, – вы можете позвонить адвокату или родственнику, – предлагает он, но от адвоката я отказываюсь, потому что знаю, что должна понести наказание. А от звонка не отказываюсь. Звоню почему–то Джошуа:
– Привет. – Говорю я, – Маргарет рядом?
– Нет, –  сонно отвечает он, – она спит.
– Это замечательно, ничего не говори ей, – голос глух, он замечает это:
– Эмили, что произошло?
– Я убила человека, – ответом мне было молчание на другом конце трубки.
Теперь Джош проснулся окончательно:
– Ч–что?
– Я застрелила человека и я в полиции. – Отвечаю я и передаю телефон полицейскому. Он объясняет, как приехать в участок, потом отключается и смотрит на меня. Я замечаю в его глазах сочувствие:
– Думаю, эту ночь вам придется провести в участке.
– Только ночь? – Я не совсем понимаю смысл его слов.
– Эмили, – он садится рядом и расстегивает наручники, –  вы сотрудничали с полицией, мало того вы не убили, а защищались от профессионального киллера. Если бы вы не выстрелили, он бы убил вас – вы видели его лицо.
– Я убила человека, – повторяю я.
– Вы убили чудовище в состоянии аффекта, – сухо говорит он, – и правильно сделали – он убивал не однократно, и поверьте, этот человек был чудовищем, а вы совершили то, что нужно было. Суд оправдает вас и мало того до суда вас выпустят под залог…
– А что дело не закончиться на этом? – Помогаю полицейскому я.
– Эмили, вы будите проходить свидетелем по другому делу и, скорее всего, мы запишем вас в «программу защиты свидетелей».
– Ничего не понимаю, – я растираю вески, голова болит жутко, – объясните мне, что произошло?
– Человек, которого убили – Пол Райн, он был основателем организации, которая стоит неровне с ФБР, Интерполом, ЦРУ. Я не могу называть ее название потому, что эта информация скрыта от вас, но могу сказать, что на протяжении пяти лет вся эта афера с «домом Медичи» была разработана, чтобы убить Райн. Они разработали все до мелочей – свидетели, подставные лица и так далее, но они просчитались в одном – никто не думал, что вы возьметесь за оружие. Вы были приманкой, а Лолит – она же Эмма Эль была вашим руководителем. Час назад ее нашли убитой в собственной ванне.
– Господи, – бормочу я, он подает мне воды, – продолжайте…
– Вы попались в ловушку, Эмили, и они захотят вас убрать потому, что убийством киллера, разговором человека в машине вы можете привести нас к заказчикам убийства. Вы – начало путаной дороги на вершину айсберга, и поверьте, на ее вершине стоят высокопоставленные люди. Мы не хотим потерять такого ценного свидетеля, и вы понимаете…
– Понимаю, – киваю я и опять отпиваю воды, горло саднит, – А что им нужно?
– Не знаю, но они что–то ищут. Неоднократные взломы, допросы людей, одно убийство сменяет другое. На протяжении пяти лет – убиты более пятидесяти человек…
– …и я следующая, – голос переходит на фальцет, – потому что я могу узнать голос человека в черном «Ниссан».
– Да, – кивает полицейский.
В кабинет стучатся и в него заходит Джошуа. Лицо полицейского моментально меняется, он начинает бледнеть:
– Джошуа Чедвик?
– Я за своей падчерицей, – кивает он на меня.
Мужчина облизывает пересохшие губы и говорит севшим голосом:
– Тогда у нас проблемы. Давайте, выйдем.
– Давайте, – кивает он.
Мужчины выходят в соседнее помещение. Я могу видеть их, но не слышать. Полицейский что–то рассказывает Джошуа. Чедвик кивает, но ничего не говорит. Один раз, судя по губам, мимике, он выругался. Капитан говорит быстро, нервозно. К ним заходит человек – полный, некрасивый. Он здоровается с Чедвиком, и я вижу, что второй полицейский вытягивается по струнке перед Джошуа. Они подписывают документы. Капитан куда–то звонит, что–то объясняет. Джошуа постукивает по столу, плохой признак. Потом он поднимается, забирает одежду у второго полицейского, который зашел с оранжевой формой в руках и идет в мою комнату.
– Привет. – Тихо говорит он мне, – ты должна надеть это, сейчас.
Я разглядываю оранжевую форму:
– Это форма заключенного?
– Да, – кивает он, – мы представим так, что перевозим преступника, но на самом деле отвезем тебя в аэропорт, где через полчаса вступит в действие «программа по защите свидетелей».
– А как же мама, учеба, похороны? Ты знаешь, что Мэтта убили? Джош, я не… я не могу…– голос садится, мне страшно.
– Эмили, – он кладет ладони мне на плечи, – ты должна собраться, потому что все очень серьезно. Я обещаю тебе, что всего через какое–то время все встанет на свои места: ты сможешь приехать на могилу Мэтта, закончить учебу, повидать Лео. Только не сейчас, потому, что в систему куда ты попала… понимаешь, если ты останешься в Нью–Йорке, то не доживешь до утра. Тебя выследят и убьют, и даже я не смогу тебе прийти на помощь. Мы не хотим с мамой быть на похоронах Мэтта и твоих одновременно, это будит тяжело для нас.  – Он достает из кармана кольцо с рубином и подает его мне. Это кольцо принадлежало Полу. Оно серебряное, голова льва держит зеленый рубин в зубах:
– Думаю, теперь оно по праву твое – ты не стала бежать, ты выстояла настоящий бой и бросила вызов целой системе. Его носят особенные люди, а ты особенная, Эмили. Ты – воин, и это не последний бой для тебя.
Я забираю кольцо и надеваю его на большой палец, потому что остальным оно большое:
– Скажи Маргарет, что я люблю ее.
– Скажу, – говорит он, и отворачивается, пока я надеваю униформу.
Потом он надевает на мои руки наручники, а на голову мешок. Передает меня в чьи–то руки, и мы с полицейскими идем по длинному коридору. Я спотыкаюсь, но продолжаю идти. Слышу, что возле меня идут несколько человек, включая сопровождающих с собаками. Тело покрывается мурашками, когда меня сажают в бронированную машину, и под вой сирен отправляют в «неизвестность». Мы едем недолго, быстро, как я понимаю, не останавливаемся   на красном свете светофора. Потом колонна сворачивает куда–то в бок и меня, снова выводят из машины, пересаживают в другую машину и снимают с рук наручники, а с головы мешок.
Я кашляю, так как дышать в мешке не очень приятно и трудно. Рядом со мной сидит Джошуа, а на месте водителя человек в куртке с надписью ФБР.
– Спасибо вам за сотрудничество, – говорит Джош сотруднику спецслужбы.
– Не за что, Чедвик, – отвечает он и кидает мне джинсы и свитер, а еще подает рюкзак:
– На–ка, держи. Переоденься, в снегах Антарктиды холодно.
Я, молча, стягиваю с себя униформу, пока новая колонна машин движется вперед. Вот только наша машина направляется налево, а основная часть черных машин вправо. Они включают сирены и движутся от нас. Джош ловит мой вопросительный взгляд:
– Так нужно. У нас будит время, спрятать тебя.
– Угу, – киваю я и натягиваю на себя куртку, – а что в рюкзаке?
– Необходимые вещи и еще вещи, которые были у тебя с собой на вечере. – Объясняет Джошуа,– там так же билет. В аэропорту Антарктиды тебя встретят и перевезут на международную базу материка. Тебе будит, предоставлена работа и убежище, и запомни, Эмили, теперь твое имя –   Мария Эмилия Вайски.
– Да, все понятно, – киваю я,  – берегите себя.
Машина останавливается. Джош целует меня в лоб, и я выхожу в зал аэропорта. Никто не видит моих слез, только я сама чувствую, их горячие потоки по щекам. Как хочется проснуться дома в теплой кровати и вспоминать все, как кошмар. Вот только мне суждено проснуться в кресле самолета второго класса направляющегося в самое сердце льдов – в сердце Антарктиды.


Часть вторая
Ангелы и  демоны Эмили


  Я пишу тебе это письмо и смотрю на восход солнца. Ты сейчас спишь, и твои ресницы непрестанно подрагивают, а за ними скрываются твои сны.
Кассандра Клэр «Орудия смерти»


Глава 1


Потоки горячей воды стекают по лицу, шее, плечам, груди и спине. Они щекочут ноги и ударяются о пол душа. Мои руки упираются  о пластиковое стекло, пальцы немного занемели от того, что  я стою вот уже больше часа в одном положении. Через несколько минут вода в аристоне закончится, и на меня польются холодные потоки, но мне нужно прийти в себя и только душ спасет меня. Мне даже кажется, что его прохладные потоки смывают с меня всю дорожную грязь. Даже память они убирают из уставшей головы.
Я меняю положение и теперь поднимаю лицо к потокам воды, а спиной облокачиваюсь о пластик. Я бы могла встать в полный рост, но мне все еще кажется, что я в самолете. Не люблю перелеты. От высоты начинает болеть голова, а от мысли, что ты в замкнутом пространстве становиться не по себе. Хотя  не буду кривить душой, что новое место, смена обстановки  и так далее, к ней я привыкаю очень медленно и веду себя немного рассеянно. Особенно тут, где на километры растянулось пространство из льда и снега. Где, всего в километре от аэропорта начинается океан,   а по нему бороздят гигантские глыбы из льда. Где пингвины греются на солнце и оно не так высоко от горизонта. Очень красиво здесь, на берегах Антарктиды, но еще красивее, когда служебный самолет поднимает тебя в пространство над самим материком. Когда ты видишь горы из снега и озера из льда. Словно, волшебник прикоснулся к природе и заставил ее уснуть навечно. Вот так я оказалась тут на международной станции.
– Эй, есть кто? – Слышу я в своей комнате мужской голос. Похоже, у меня гости.
– Минутку! – Я выключаю воду и кутаюсь в халат, закутываю мокрые волосы в полотенце. Когда нехитрое дело закончено, я выхожу в свою скромную комнату.
Дело в том, что каждому сотруднику выделена небольшая комната, где есть душ, кровать, стол и некоторые необходимые вещи для жилья. Корпус для жилья напоминает одно большое общежитие.  Столовая на станции общая, так же как и туалет. Корпус для жилья построен отдельно от корпуса, где сотрудники работают. С виду это вытянутый сарай, к которому прикреплены разные новые примочки: спутниковая связь, интернет, измеритель влажности и многое другое. Все это устанавливается на летний период, а потом, когда начинается время перезимовки, устанавливают более стойкий материал. Дело в том, что температура падает до семидесяти градусов по Цельсию, начинаются бури, и время для шуток заканчивается. Антарктида никогда не шутит со своими обитателями. Это суровый материк и многие предпочитают уезжать во время зимовки, но мне предстоит остаться здесь на зиму, потому что я не знаю, как долго продлиться «программа по защите свидетелей».
Итак, в моей комнате стоит высокий худощавый человек. На вид ему не больше шестидесяти. У него седые волосы и заросшее щетиной лицо. Под глазами мужчины залегли тени, а уголки тонкого рта опущены немного вниз. Выглядит он не очень дружелюбно, но стоит заглянуть в его синие глаза, как понимаешь, что человек добр, отзывчив и легок в общении. Его глаза смотрят немного рассеянно и в них такие веселые икринки, что хочется подойти и сказать: «Эй, тебе точно за шестьдесят?»
 Он протягивает мне свою широкую ладонь:
– Не любите вы покупаться, – улыбается он, – я тут около часа разглядываю вашу скромную обитель.
– У меня выдался тяжелый перелет, – пожимаю теплую ладонь, – а до этого дома… то есть  вышел сложный день.
– Самолеты не любите? – Весело спрашивает он.
– Недолюбливаю, – уклончиво отвечаю я, –  Меня Эмили Вайски зовут. Я несколько часов назад прилетела из Штатов, представляю Америку.
– Сэмюель Дюко – Франция, – отвечает мужчина, – но ко мне можно просто доктор Сэм. Если вы догадались, я – местный врач.
– Да, ну? – Я начинаю широко улыбаться, – Я родилась в Париже, во Франции.
– Значит мы с вами, Эмили, земляки, потому что я тоже из Парижа, – ответно улыбается Сэм, – так почему вас занесло на край света? Красивая, юная, необычная девушка и в нашей глуши?
– Приключения, – задорно отвечаю я.
– Приключения? – Его брови ползут к верху, – Сейчас мало кого интересуют приключения. Вы, наверно, писатель?
Я бы сказала ему «да», но здравый рассудок говорит, что этого делать не стоит. Сэм замечательный, но первое впечатление обманчиво:
– Нет, я не писатель. Просто так сложилось, что с семьей не заладилось, с учебой и все такое… Семья посчитала, что тут мне будет лучше, а может, я найду себя.
– О, – кивает он, – понимаю. У многих молодых людей бывает такой период.
– Наверно, – я стараюсь придать своему лицу грустное выражение.
Сэм ловит наживку и спрашивает меня:
– А вас…
– Тебя. – Поправляю я, – Давай на «ты»?
Он кивает:
– Тебя уже распределили?
– В смысле «распределили»?  – Я развожу руками, – Сэм,  я прилетела на материк два часа назад и ваш местный гид сказала мне, что где находится, но про правила я ничего не знаю. Так что мне нужно говорить все в подробностях.
– Ты знаешь, чем будишь заниматься на станции? – Серьезно спрашивает Сэм.
– Нет, мне пока никто не говорил о моих занятиях, – качаю головой я, одновременно стараюсь высушить мокрую голову, – а разве есть право выбора?
– Вообще–то есть, – помигивает доктор, – поэтому я и заявился к тебе первым. Дело в том, что наш большой босс – то есть начальник станции очень любит новеньких, тебе устроят шикарную вечеринку, так как новый сотрудник тут редкость, и всучат бумажную волокиту в канцелярии. Конечно, для приличия предложат помогать отсылать компьютерные монограммы, но думаю, ты откажешься, так как это вещь сложная.
    – Вечеринка плюс компьютерная система? Серьезно? Пф! – Я закатываю глаза. Веселое начало, – А может, как–нибудь обойдемся без чего–нибудь?
– Вот, – он поднимает палец кверху, – К чему я и веду. Мне нужен лаборант. Понимаешь? Помощник, тот который не боится мороза и вида крови. Мне нужен дельный человек, которому я бы мог дать знания. 
– Порукам, – скороговоркой говорю я, – я согласна.
– Так быстро? – Его темные брови ползут вверх.
– Так быстро, – киваю я, – а что тянуть?
– Умница, – счастливо улыбается Сэм, – у нас подъем в 6.30, а ложимся мы в 22.00 кроме пятницы.
– А что в  пятницу? – Спрашиваю я.
– По традиции, что–то типа вечера и обычно расходимся часа в 2 ночи, – пожимает плечами доктор.
– Тихо напиваетесь, – теперь улыбка у меня становиться настоящая, искренняя, потому что обычно по четвергам у нас было примерно такое же в кафетерии.
– Чаще громко и не без приключений, – хохочет доктор.
– А говорите скучно тут у вас, – поддеваю доктора я.
– Ну, поэтому и гуляем каждую пятницу, – задорно продолжает веселиться мужчина, –  а когда приезжают в гости буровики… мм… так вообще не соскучишься. Конечно, против конвенции, но тут так скучно, что мы рады лихим ребятам, а с ними не соскучишься. Так что привыкай, Эмили.
– Да, уж, – улыбаюсь я, – как понимаю, выспаться мне всего остался час.
– Давай, сделаем так…– доктор начинает покусывать губу, – я до вечера оформлю все документы. Поговорю с шефом, а ты выспишься. Идет?
– Прекрасная мысль, – бодро говорю я, но, если честно, меня больше заботит смогу ли я уснуть. Смогу ли я вообще спать?
– Сэм, – начинаю я.
– Да, Эмили? – Он оборачивается уже в дверях.
– Перелет был ужасный, ты можешь, мне выписать снотворное… э–э… боюсь, не усну? – Не очень шикарно вышло, но лучше говорить правду. Сегодня игр в ложь было предостаточно.
– И тяжелый день, видимо у тебя был, – он говорит так, как будто видит меня насквозь, – Давай, я лучше пропишу тебе «успокоительное»?
– Идет, – киваю я, и доктор выходит.
Когда двери за Сэмом закрываются, я падаю на кровать, зарываюсь лицом в подушку и закрываю глаза. Вот только вместо сна вижу лицо Мэтта. Его голова лежит на руле, а глаза бессмысленно смотрят в пустоту. Бедный–бедный Мэтти.

Глава 2

Усталость и головная боль прошли после хорошего сна. Ну, как сказать хорошего – хорошего отчасти потому, что таблетки, которые мне выписал мой новый знакомый доктор, помогли. Голова больше не болела, потому что я дала уставшему телу отдых. Разумеется, усталость прошла, вот только физическая, но не душевная. На душе у меня «плясами черти на сковородке». Стоило мне закрыть глаза, как я видела перед глазами Мэтта. Стоило мне отвлечься на минуту, как ушах звенели выстрелы, и я видела свои руки у лица убийцы. Было жутко – но чего я хочу?  Прошло меньше двух дней со дня, когда я попала в ад. Джошуа прав, нужно быть сильной, собрать волю в кулак и двигаться дальше. Маргарет же смогла пережить весь этот кошмар с маньяком, а я дочь своей матери.  Нужно двигаться вперед, как двигалась мама.
И тогда, я убедила себя всего в нескольких правилах. Правило первое: нужно работать на износ, отвлекать себя, но, ни на минуту не давать мозгу возвращаться к воспоминаниям. Общаться с людьми, выполнять распоряжения доктора и тогда все будит хорошо. Правило второе: если вдруг я останусь наедине с собой, просто засесть за книгу и писать, чтобы хоть немного отвлечься. Психолог сказал, что хорошо бы выписаться, изложить эмоции на бумагу. У писателей это хорошо выходит, значит, продолжаем работать над книгой. И, наконец, правило третье: пить таблетки доктора, но до того времени, пока первый стресс не уйдет. Я знаю случаи, когда таблетки до добра не доводили, так что меня ждет первая неделя «успокоительного», а потом их можно будит заменить на медитации и холодный душ.
Сейчас меня ждет вечер пятницы. Доктор говорил, что босс хочет совместить вечеринку и представление нового сотрудника. Не очень удачная мысль, что я терпеть не могу вечеринки, клубы и все такое. Хотя. Может, вечер в краях Антарктиды – это исключение. Кто знает, но попробовать стоит. Решаю, что джинсы и свитер плюс скромный макияж сойдут в самый раз. Что–то мне подсказывает, что я не буду выглядеть тут белой вороной.
Итак, выхожу в коридор и, меня ждет новый сюрприз – невысокая, миловидная блондинка, в цветастом, шерстяном платье. Не думаю, что она меня ждала возле моей двери, но видимо случай решил иначе.
– Мария Эмилия? – Она протягивает свою миниатюрную ладошку, но пожатие у нее крепкое.
– Да, это я, – киваю я.
– Все только о вас говорят, – щебечет она, – Мое имя Анна Богилева, я представляю Россию. Можно просто Аня.
– Очень приятно, Аня, – я стараюсь быть милой.
– Я – психолог. – Невинно говорит девушка, а я ловлю себя на мысли, что мне только психолога не хватало. За последнее время с меня хватило психологов, – а вы?
– Что я? – Она говорит быстро и так мелодично, что хочется ее слушать, а не говорить.
– Вас распределили? – Она хлопает красивыми длинными ресницами.
– Да, – киваю я, – работаю с доктором Сэмом. Я его новый лаборант и помощник в одном лице.
– О, мы тогда с вами коллеги, потому что я в его команде! – Весело говорит она.
– Замечательно, – стараюсь скрыть унылый тон. Не то что бы не люблю болтушек. Рядом с красивыми, ухоженными девушками я чувствую себя серой мышью.
– Еще как замечательно, Машенька, – подпевает Анна.
– Машенька? – Мои брови ползут вверх.
– Ну, вас же зовут Мария, проще будит Машенька…
Я понимаю, что такой типаж людей лучше ставить на свое место сразу:
– Нет, не нужно, Анна, пожалуйста. Мне привычнее, когда все называют меня по второму имени – Эмили. Окей? Легко и просто, Эмили. Так проще запоминается и мне нравится имя моей мамы, я уважаю и ценю эту женщину, поэтому прошу называть меня Эмилия или Эмили, – конечно, наглая ложь, но сейчас я никому не могу довериться.
– Но… – Выдыхает девушка.
– Эмили. – Довольно резко говорю я, давая понять, что разговор на счет имени  закончен.
– Хорошо, Эмили, хорошо, – она выглядит подавленной и немного сбитой столку. Кажется, я сильно на нее надавила, а Лолит переборщила с советами.
 – Анна, может, вы мне покажите, где все собираются? – В знак перемирия предлагаю я.
– О, да! – Анна рада, что пригодилась мне. Она берет меня под руку и начинает говорить:
– Значит так, все обычно у нас проходит в столовой. Место шикарное и большое. Все праздники, дни рождения и вечеринки – все только в столовой. Поверь, Эмили, у нас не скучно – как мы только не украшаем нашу столовую. Кстати, за украшение зала ответственная – я…
Кто бы сомневался – ловлю себя на мысли я, но предпочитаю слушать Анну и петлять по замысловатым коридорам. Коридоры достойно широкие, но потолки, правда, у них низкие. Когда мы заходим в двери столовой я понимаю, что Анна не лгала. Это помещение действительно большое. Сюда спокойно вместятся примерно около сотни человек. Хотя в самом помещении я насчитываю человек пятьдесят. Многие танцуют, стоят у импровизированной барной стойки, некоторые сидят за столиками. На мою голову тут же сыпется нарезанная фольга и бумажные шарики.
– У нас тут день рождения и вечеринка – два в одном, – шепчет мне на ухо Анна.
 В ответ я киваю и невинно улыбаюсь.
Тем временем Анна поднимает кверху руки. Музыка становиться тише и через миг я понимаю, что серьезно влипла в глупую историю. Анна начинает говорить на весь зал:
– Леди и джентльмены, минуточку внимания! У меня для вас сюрприз! О, нет–нет! Доктор Сэмюель, виновник торжества – это не для вас! Она на стриптизершу не тянет!
– Конечно! – Кричит с другого конца зала Сэм, – Она мой лаборант!
Зал тихонечко хихикает.
– Да, доктор, – продолжает Анна, – Вы правы, это… хотя, что я все говорю? Предоставим слово нашей  виновнице номер два!
Анна отходит в сторону и десятки глаз устремляются на меня. Я понимаю, глупо стоять и пытаться собраться с мыслями. Не нужно было предлагать Анне идти вместе, такие походы с местными заводилами ни чем хорошим для меня не заканчивались. Вот и сейчас я наступила на те же грабли. Понимаю, что лицо заливает румянец, но ничего не поделаешь.
– Привет всем, – кажется, это мой голос, – Я правда узнала, что у дока день ангела только сейчас и без подарка...
– Ничего, – сквозь толпу ко мне идет Сэм. Я благодарна, ему за то, что он хочет спасти меня от этих незнакомых людей, – Всего один танец со стариком–доктором и мы в расчете!
– Без проблем! – Я чувствую себя увереннее, когда док становиться рядом, – Кто не знает, мое имя Эмилия… Эмилия Вайски, и с этого дня я помощник вашего доктора.
– И думаю, друг, – подыгрывает мне Сэм.
– Конечно, – киваю я.
– Отлично.
– Я извиняюсь, что не смогла быть с вами днем, у меня был тяжелый день и перелет, – говорю я, – но думаю, что в будущем мы станем с вами хорошей командой. Спасибо.
– Добро пожаловать, Вайски! – Кричат из толпы.
– Да! Присоединяйся к нам!
– Ничего страшного, что не смогла днем, наверстаешь вечером!
– Вы что, останетесь на зимовку? – Спрашивают из толпы меня.
– Думаю, да, – неуверенно говорю я.
– Думаете? – Спрашивает все тот же голос. Я не вижу говорившего, но это определенно мужчина, – Меньше, чем через месяц начнется период зимовки и на полгода сюда отрежут воздух и океан. А вы думаете?
– Да, я остаюсь на зимовку,  – мне не нравиться тон мужчины и сама не знаю почему я добавляю, – Не переживайте, ваше одеяло я не украду, мое теплее.
– Я прослежу за этим, – из толпы ко мне выходит мужчина, ничего особенного: одет как все, в теплую рубашку и свитер, среднего роста, темноволосый. Обычный мужчина для всех, но не для меня, потому что его лицо... Его лицо заставляет меня попятиться назад. Такое бывает только в кошмарах или же случается только со мной. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что у меня талант притягивать неприятности. И если неприятности происходят со мной, то они достаточно серьезные, чтобы отравить жизнь мне и окружающим. Наверно, у нас это семейное.
 Жутко видеть перед собой лицо покойника, но именно сейчас я вижу перед собой лицо Мэтта. Миндальные глаза, высокие скулы, только стрижка у него короткая и губы не много тоньше, чем у Мэтта. Он смотрит на меня взглядом Мэтта и говорит его губами что–то, протягивает руку, но я не жму ее. У меня нет сил, пожать руку привидению. Так жутко видеть перед собой человека, который погиб всего несколько дней назад. Наверно, это чья–то очень плохая шутка. Не думала, что у Бога такой черный юмор.
– Эмили… – Я слышу над собой голос дока и поворачиваю голову в его сторону, –  Ты себя хорошо чувствуешь?
Я киваю, что – да, и смотрю на толпу. Как хорошо, что люди разошлись пить пиво и танцевать. Никто не смотрит на нас. Никто не видит моего дурацкого выражения лица, кроме дока и человека с лицом Мэтта. Похоже, оба они ждут от меня объяснений. Но что мне им сказать? Правду? А вдруг один из них шпион человека из черной машины? Что будет, если один из них собирает на меня информацию? Нет, нужно что–нибудь придумать. Я решаю, что лучшее средство защиты это нападение.
– Нет, со мной не все в порядке, – нагло заявляю я и смотру в лицо Мэтту, – вы всегда так унижаете людей? М? Вы думаете, если я американка, то и мозгов у меня нет?
– Вообще–то я тоже из Америки, только без французского акцента,  –  говорит мужчина и замечаю, что у него голос грубый. Выглядит он на лет десять старше Мэтта. Вернее, какой бы был Мэтт к двадцати пяти годам своей жизни. Значит, я повстречала двойника своего лучшего друга. И, какая ирония, я сейчас превращаю его в своего врага.
– Тем хуже, – выплевываю я, – вам должно быть стыдно.
– Эмили, – быстро говорит док, – Рой – полицейский. Тише  на поворотах, грубить ему не стоит.
– Я просто говорю ему, что мне неприятно, – парирую я, – что нельзя так относиться к людям… я не… преступница.
– Разбирайся с ней сам, Сэм, – морщиться Рой, – сегодня все отдыхают и я в том числе. Но, – на моем плече оказывается тяжелая ладонь, – завтра расскажи мисс Эмили о местных правилах.
 С этими словами Рой уходит от нас.
– Ты что? – Док смотрит на меня  как на сумасшедшую, – Рой – это и суд, и власть, и закон в одном лице. Он отличный человек, хоть немного грубый. Не нужно с ним так…
– Мужлан и хам, – заявляю я, придется роль играть до конца.
– Зря, – качает головой Сэм, – с ним лучше дружить.
– С ним дружбы не выйдет, – отрезаю я.
– Значит, война? – И док начинает улыбаться.
– Значит, война, – не понимаю, что смешного.
– Хотел бы я на это поглядеть, – док начинает веселиться.
– Что смешного? – Теперь я начинаю злиться по–настоящему.
– Ты только что подергала кота за усы и ему это не нравиться. – Док смотрит на Роя, – чувствую, будет весело.
– Ха и ха, – передразниваю я Сэма, а ведь доктор оказался прав. С сегодняшнего вечера началась наша личная война, моя и Роя.


Глава 3



Глаза бы мои не видели Роя Редбери и желательно уши  не слышали тоже. Мало того, что ночами меня мучают мои личные демоны в качестве кошмаров, я не могу позвонить семье, так еще этот человек не упускает случая лишний раз показаться мне на глаза. Не могу сказать, что ненавижу его, но могу сказать, что терпеть его не могу. Как он вообще мог украсть лицо Мэтти? Как могла так пошутить надо мной природа, именно в такой сложный момент моей никчемной жизни? Почему все эти дурацкие испытания мне? Ответов нет, зато есть Рой. Изо дня в день я вижу, как он каждое утро делает обход. Выходит в тридцатиградусный мороз в одной рубашке, стоит, приложив руки к бокам, и дает указания рабочим, инженерам, ученым. Только его высокомерный резкий тон может выбить почву из–под ног. А они все ему в рот заглядывают. Даже босс (она же, та, которую я приняла за местного гида), и та прислушивается к нему. Что такого в этом Рое?! Вопрос надолго останется без ответа и, думаю, навсегда, потому что мне этого не понять.
Подавляю вздох разочарования и второй раз проверяю аптечку.
– Ты как будто лимон скушала, – говорит Анна. Она сидит за столом и проверяет записи дока. Он уехал в город, запасы медикаментов нужно пополнить и кое–что списать.
– Пытаюсь понять смысл жизни, – говорю я.
– И как, выходит? – Она поднимает миловидное личико, и в сотый раз я понимаю, что на этого человека сложно злиться. У Анны не бывает врагов.
– Не очень, – признаюсь я.
– Ну, поговорить ты, конечно, не хочешь, – невинно припевает моя коллега.
– Хочу, – я разворачиваюсь к ней лицом, – я хочу поговорить!
Анна откладывает ручку и смотрит на меня. Она ничего не говорит, давая понять, что сегодня говорить должна я.
– Дело в одном человеке, – начинаю я, – просто,  до меня не доходит несколько вещей – как все могут восхищаться им, если он смотрит на них, как на скот. Будто он приехал сюда, весь такой крутой кофейный барон, а они его слуги. И самое смешное, все люди обожают его. Такое чувство, что он им розовые очки приклеил к глазам. Неужели они все не видят, кто он на самом деле? Что он далеко не добр и его шутки, дешевый сарказм над ними всеми?
– Похоже, этот человек сильно тебя злит, – медленно говорит Анна, – но если поглядеть с другой стороны, может, ты хочешь видеть его таким?
– Нет! – Вырывается у меня, – С чего бы мне?!
– Может, это всего лишь зависть? – Пожимает плечами Анна, – Ты хочешь быть на его месте, потому что привыкла быть нужной и быть в центре внимания. Хотя, помогать доку… Эмили, ты никогда не думала заняться медициной серьезно? Я  вижу, как ты работаешь – ты  врач от Бога.
– Анна дело не во мне, – я сбита с толку ее словами, но считаю, что лучше настоять на своем, – я вижу, как он много берет на себя и мне это не нравиться. Я же знаю свое место и на другое не претендую.
– Тебе не нравиться, что этот человек помогает другим? – Брови Анны ползут вверх.
– Мне нравиться, что он помогает другим. Дело в том, как он это делает, – я закрываю аптечку.
– Эмили, – мягко говорит Анна.
– Нет, дай мне сказать, – мне действительно сейчас лучше выговориться, – просто, когда я вижу, когда он помогает, а  через какое–то время он просит об услуге. И челочек становиться от него зависим, он, будто крадет у него право выбора, ведь он помог ему, а значит…
– …а значит, человек должен отплатить мне добром, – слышу я за спиной голос Роя, – и это ты считаешь воровством, мисс Вайски?
– Я считаю неправильным пользоваться людьми, Рой, – разворачиваюсь и смотрю ему прямо в глаза. До сих пор жутко глядеть в миндальные глаза. Если честно, мне хочется назвать его не Рой, а Мэтт.
– А что ты считаешь правильным, Эмили? – Спрашивает Рой, я замечаю на его руке порез и протягиваю руку, но он не спешит показать рану, – Сначала ответь мне?
– Покажи мне порез! – Требую я, – Сначала дело, потом все остальное!
Он протягивает руку, я рассматриваю рану:
– Обработаю, а потом наложу два шва. Через несколько дней покажешь мне руку, а потом решим, когда их снимать.
– Ты не ответила на вопрос, – говорит Рой.
– Давай, только не будим делать вид, что ты ничего не слышал, – морщусь я.
– Да, я слышал многое…
– Тогда и ответ ты знаешь, – перебиваю его я.
– Вы хоть день можете без ссор? – Вставляет слова Анна.
– Нет, – отвечаю я.
– Да, – говорит Рой.
– Вы неисправимы, хоть дока пожалейте, – просит она, но Рой уже не слушает ее.
– Зависть – стервозная штука, – говорит он.
– Значит, так решил ответить на свой вопрос, – парирую я.
– А как мне объяснять, что ты бесишься при одном моем виде, так словно покойника увидела? – Если бы он знал, как сейчас прав.
– Никак, – отвечаю я, –  ты мне не нравишься.
– О, детка, я от тебя не в восторге тоже! – Рой злиться и сжимает мою руку.
– Рой, дай мне доделать работу, – я стараюсь говорить спокойно, но с ним это сделать невозможно.
– Эмили, ты же знаешь, что это не ответ, – он говорит тише, может от того, что зол. – Не ответ и не предлог – «ты мне не нравишься».
– Рой, – я покусываю губы, как забавно привычки дока переходят ко мне, – я не могу сказать сейчас почему, но я не доверяю тебе. Никогда не доверяла. С первого дня нашей встречи.  Пусть все они аплодируют тебе и обожают тебя, но я жду от тебя в спину нож. Поэтому, пожалуйста, оставь меня в покое. Я понимаю, станция маленькая, но давай сделаем так, чтобы встречаться реже? Просто сделаем вид, что нас нет друг для друга? Во всяком случае, жизнь для одного из нас станет чуточку проще.
Он пристально смотрит на меня и говорит не сразу:
– Ты права, Эмили, дружбы у нас не получиться. Ты слишком идеальная, слишком правильная, прямо–таки золотая девочка.  Всегда терпеть не мог такой типаж людей. Такие  как ты, милашка Эмили, всегда темные лошадки и за приятным личиком в шкафу скрывается полуразложившийся труп. – Он наклоняется ко мне ближе, так близко, что волосы возле уха щекочет его дыхание:
– Но не надейся, что я оставлю в покое тебя. Есть маленькая проблема, а точнее две. Я люблю усложнять себе и заодно другим жизнь. А еще я обожаю, когда ты злишься и истеришь. Спасибо за руку, – с этими словами он уходит.
Мне остается только тяжко–тяжко вздохнуть. Зря я начала этот разговор, кто знает, что найдет в моем личном деле офицер Рой? Нужно было, и дальше его посылать в игнор. 
– Боже мой, – говорит Анна, а я совсем забыла, что она тут.
– Не обращай внимания, – пожимаю плечами я, – это привычный для нас разговор.
– Вы когда–нибудь поубиваете друг друга, – качает головой девушка.
– Скоро зимовка, – бодро говорю я, – Рой возьмет отпуск и помашет нам ручкой. Мне осталось потерпеть его всего неделю и тогда прощай, Рой.
– Вот именно. Рой остается зимовать, – слова Анны, как нож по коже.
– Что??? – Вырывается у меня.
– Вы точно поубиваете друг друга, пока кто–нибудь из вас не додумается сделать это в более мягкой форме, – прямолинейности у Анны не занимать.
– «В более мягкой форме»? – Я качаю головой, что не совсем понимаю ее.
– Пока один из вас не затащит в постель другого, – объясняет мне она.
– О, мой Бог, Анна! – Возмущаюсь я, – Мы друг друга не перевариваем, какой может быть секс?! Черт, это не очень смешная шутка с твоей стороны!
– Я не шучу, – обижается она.
– И не смешно, – ворчу я.
– А может, это и будет единственный выход из положения? – Анна встает и подходит, ко мне, – Вы не сможете находиться в одной комнате, вы не можете нормально разговаривать – вы как тигры в клетке, и от вас могут пострадать люди. Все это я читала и не только, и по статистике противоположности…
– Без вариантов, – отрезаю я, – плохая мысль. Мне противна сама мысль…Фу!
– Послушай меня, Эмили, ты хотя бы постарайся быть милой, – Анна садится рядом, – последнее время именно ты ведешь себя неадекватно с Роем.
– Я? – Мне хочется встать и выйти от этого ужасного разговора, но Анна удерживает меня за руку:
– Ты отталкиваешь Роя. Именно ты, Эмили.  Тогда на вечере, я наблюдала за тобой, то, как ты говорила, как вела себя – это привлекло внимание многих. Ты казалась, такой уставшей и замученной, но когда ты заговорила, я сказала себе: «О, черт! У нее есть характер!». Ты думаешь, что док просто так взял тебя в помощницы? Да у него чутье на таких людей, как ты. Скоро начнется период зимовки, и Антарктида поцелует многих в «ледяной засос», работы будит много, но не просто подлатать или выехать на вызов, а пресечь истерики. Потому что многие, очень многие, срываются в этот период и для таких случаев нужен такой характер, как у тебя. С виду милая девушка, славная на внешность, но стоит тебе раскрыть рот, Эмили, как чертик из табакерки, так и рвется...
– Так, – я никогда не слышала, как говорит Анна умные слова и, честно, она вновь смутила меня, – объясни мне по–человечески, причем тут я, Рой и чертик из табакерки?
– Он увидел его в тебе, изюминку. Не просто серую мышку, а девушку – интересную, необычную. Ты не видела, как он на тебя иной раз смотрит? Ты нравишься ему, Эмили, а ты смотришь на него, как будто он сейчас превратиться в страшное чучело и скушает тебя, – Анна разводит руками и качает головой:
 – Не понимаю тебя. Я психолог, но мой мозг не понимает, почему ты панически его боишься? Рой шикарный парень, очень многие хотели бы быть с ним, а ты боишься его. Не просто недолюбливаешь, а обороняешься от него пытаясь скрыть страх!
Милашка Анна раскрыла все мои карты, и врать мне больше не к чему. Она права – я, правда, боюсь Роя Редбери. Потому что он до безумия напоминает мне Мэтта, но Мэтт был для меня всем, а Рой всего лишь человек с его лицом, который черт знает, чего хочет от меня. Мэтт всегда помогал мне в трудную минуту, а Рой только и делает, что поддевает меня. Мэтт был прямолинейным и открытым человеком. Рой же наоборот, он закрыт от меня даже когда он проходит мимо, он отводит взгляд, а вот Мэтт не стал бы так делать, никогда. Больше всего на свете мне хочется, что бы мой Мэтти был жив, чтобы я могла постучаться в его дверь и спросить совет, как жить дальше. Ведь, чем дольше я на материке, тем все больше запутывается. Мэтт бы точно что–нибудь придумал. Вот только проходя мимо двери Роя, я только замеляю шаг, но не решаюсь постучаться в его дверь. Если Анна права, и Роя интересует, как затащить меня в кровать, то, дружбы с таким человеком лучше не водить. Я не из девушек, которые любят легкие одноразовые приключения, а вот как раз характер Роя говорит, что он дамский охотник. К черту, я не в вашей команде Рой Редбери!
Тем временем я достаю из кармана джинсов бумажник и разворачиваю его. На внутренней части фото, где мы с Мэтти на пикнике.  Мы хохочем и обнимаемся на фото. Анна несколько минут переваривает увиденное.
– Ты и Рой? Вы были вместе? – Большие глаза Анны становятся, еще больше.
– Нет, – качаю головой я, – на фото не Рой, а мой лучший друг Мэтт…
И я рассказала ей кто такой Мэтт.


Глава 4



После разговора в Анной прошло больше двух недель. И, если честно, я немного не уверена, что поступила правильно, все рассказав ей. Иногда мне кажется, что Анна все рассказала Редбери. Когда мы сталкиваемся с Роем в коридоре, он бросает на меня прищуренный взгляд и отворачивает лицо. Так проходит на протяжении всего времени.  С другой стороны есть такие вещи, как «врачебная тайна», «неприкосновенность к личности» и много терминов, которые врач или психолог обязан знать и следовать правилам. Может, Анна сделала исключение? Никому нельзя доверять, кроме себя. Правда,  я так устала все скрывать, что совершила еще одну ошибку. Что же поделаешь, дело сделано и назад дороги нет. Если Рой все знает, тем хуже для него, я думаю, у него хватит совести понять меня.
 От мыслей меня отвлекает ручка, которая не скользит по бумаге, а царапает ее. Как жаль, что паста закончилась. Заказная ручка подарок Пола, как и его кольцо, которое украшает мой палец. Я умею принимать подарки, как и держать слово. Полу я обещала, что напишу книгу от руки, чем я сейчас и занимаюсь. Сложное занятие, но рука привыкла. Джошуа я обещала, что с гордостью буду носить кольцо Пола, теперь перстень на моем большем пальце. Не знаю почему, но я люблю это кольцо – в нем что–то есть, когда смотришь на него. Какая–то загадка, недосказанность кроется в вороне, держащем своим клювом драгоценный камень.
Я понимаю, что вместо того, чтобы встать с кровати и поменять пасту, я уставилась на кольцо. Приходиться подавить вздох и поменять пасту, а потом приступить вновь к работе. Учебу, хоть я на время и оставила, но намерена вернуться в колледж на следующий год и наконец, опубликовать роман. Так что вперед…
Раскручиваю чехол, вынимаю пасту, и мне на колени падает записочка, свернутая в трубочку.  Не знаю почему, но в душу закрадывается неприятное, липкое чувство, что ручка не так проста и записка будет тоже для меня неприятной. Здравый рассудок говорит мне, что нужно все спрятать и позвонить Джошуа. С другой стороны любопытство пересиливает меня, и я разворачиваю записку:
«Великая Антарктида: 770261001 – 1040461100»
– Координаты материка, – шепчут мои губы, – берег озера Восток.
Читаю несколько раз и понимаю, что мой мозг не находит ответ. Зачем оставлять в ручке записку? Если только… Пол знал, что за ним следят, и предчувствовал смерть. Если только, он знал, что я найду записку и перепрячу ее. Если знал, что меня впутали во всю историю, и ему было заранее известно, что Джошуа отправит меня на материк. Тогда зачем оставлять вещь, за которой будут охотиться, девушке которую легче всего убить? Хотя… Пол и Джошуа работали вместе, и я была самым лучшим вариантом, чтобы передать записку Джошу или же наоборот спрятать от него ее.
Мой кот Барс, которого не так давно передали мне бандеролью Маргарет и Джош, трется у кровати. Приходится все же подняться с кровати, покормить кота. Даю ему целую миску мороженого мяса и опять начинаю думать. Чем дольше я размышляю, тем все сложнее становится. Теперь я не просто свидетель, теперь я мишень. У меня вещь, которую захотят получить люди, убившие Мэтта, Лолит, Пола. Теперь нужно быть в двойне осторожной – но что лежит там, где обозначены координаты? Может быть, это и есть то, что ищет загадочная мафиозная организация? Нужно позвонить Джошуа и все ему рассказать. Я не могу больше думать, чем больше я думаю, тем сложнее становится мне. Нужен человек, у которого я могу спросить совет. Маргарет всегда советовала мне, но сейчас мама не самый лучший вариант.
– Да? – Слышу я баритон на другом конце трубки.
– Это – я, – говорю не громко я.
– Эмили?! – Мне кажется, что Джош поперхнулся своими словами, – Черт подери, ты знаешь, что творишь?! Тебе нельзя звонить домой!
– Джошуа, – мой голос срывается на хрип, – Джошуа… я запуталась… я не знаю, кому верить…мне нужен совет.
– Говори, – голос мужчины становиться холодным, – только быстро. Ты права, верить никому нельзя, в первую очередь – технике.
– Пол подарил мне ручку, именную. – Стараюсь, чтобы голос не дрожал, – Я нашла в ней кое–что. Записку. Я думаю, она имеет отношение ко всему, что происходит.
– Завтра вылетает последний самолет, и потом все рейсы будут закрыты на период зимовки, –  холодно говорит Джошуа, – я не смогу прилететь к тебе или я останусь на период зимовки. Для Маргарет это будит очень странно, сначала ты, потом я. Послушай меня, Эмили, свяжись с человеком по имени Рой Редбери. Он сможет тебе помочь. Ему можно довериться, он работал в ФБР, а потом перешел к нам. Рой давно в курсе, что происходит с тобой. Я попросил приглядеть его за тобой.
– О! Ну, спасибо, – проглатываю ком из горла в желудок. Нашел, кому доверять.
– И никому не слова, Эмили. Я передам привет Маргарет от тебя. Пока, – с этими словами Джошуа отключается.
Мне кажется, что позвонив Джошуа, я сделала все намного хуже, чем было. Довериться Рою? Серьезно? Этот человек не внушает и не внушал у меня доверия.  В нем всегда для меня будит черта, которая оттолкнет меня от него. Я представила его самодовольную ухмылку и решила, что для меня будит самый неприятный момент, когда я подойду к нему и попрошу у него помощи. С другой стороны Джошуа сказал, что Рой все обо мне знает  – что это получается? Рой все знал обо мне и ни разу не спросил, что может, мне нужна от него помощь. А может он намеренно ждет, что я подойду к нему первой? Так и быть, я сделаю к нему шаг на встречу. Дело касается не только моей жизни, но и возможно жизни близких мне людей. Мама бы на моем месте поступила также.
Я закрываю блокнот, прячу ручку, а листок ложу в карман джинсов. Все ложу на верхнюю полку и разворачиваюсь лицом к двери. Первое, что получается сказать мне,это негромко вскрикнуть, так как прислонившись к дверному косяку стоит Рой. Он напугал меня, не оттого, что за несколько месяцев проведенных тут не привыкла к лицу Роя. Он напугал меня, что я не услышала, когда он зашел ко мне.
– Напугал? – Сухо спрашивает Рой.
– Да, я не ожидала, что ты тут, – стараюсь говорить не раздраженно.
– Сюрприз, – все так же сухо говорит он, – ты в курсе, что сегодня?
– У меня выходной, – парирую я.
– Не смешно, – негромко говорит он, – сегодня, мы провожаем ребят, кто уезжает на зимовку домой.
– Без меня, – быстро отвечаю я, – вечеринки не мой конек.
– И не мой тоже, – говорит Рой, – но это не значит, что я должен забивать на свои обязанности.
– Что? – Мои брови ползут вверх.
– Я полицейский…– но я перебиваю его:
– Ага, а еще бывший сотрудник ФБР. А еще человек Джошуа Чедвика. Кажется, он попросил тебя приглядывать за мной, но кое–кто забил на все обязанности. Что может случиться в Антарктиде? Не правда ли, Рой? Теперь вопрос: кто на что забивает?
– Тебе говорили, что ты сука, – спокойно продолжает Рой.
– Нет, ты первый, – отрезаю я, – доволен?
– Очень, – он смакует  каждое слово, – а теперь оторви свою задницу от кровати и помоги мне. Анна назначила нас в паре отвечать за вечер.
– Анна? – Мои брови стали еще выше. Весело.
– Других Анн у нас нет, – раздражается Рой, – мне нужна твоя помощь. Довольна? Я не могу разорваться между кухней, сценарием и пригласительными!
– А я не могу быть на конце света от своей семьи, с человеком как две капли воды похожим на моего лучшего друга! –  Я тоже начинаю довольно громко говорить, – И знаешь, что самое обидное Рой?! Человек, которому я, казалось бы, должна быть не безразлична… ему… он хотел на меня чихать!
– Прекрати! – Рой начинает кричать.
– А не хочу и не буду! – Я понимаю, что это все глупо. У меня сдали нервы, и Рой попался под горячую руку. Я понимаю, еще слово и вцеплюсь ему в лицо. Правда, что Рой не вытерпит и даст мне сдачи. Похоже, я тоже его крепко достала.
– Эмили, как я могу тебе помочь, если ты все время воспринимаешь все в штыки, чтобы я не сказал и не сделал?! – Рой отходит от дверного косяка и оказывается возле меня.
– Ты…– Я хватаю ртом воздух, – Ты сам провоцируешь меня! Твои слова, действия… Ты всегда издеваешься надо мной!
– Издеваюсь?! – Орет Рой.
– Да! – Выплевываю ему в лицо слова, – Ты всегда выставляешь меня дурой!
– Ты и есть дура! – Кулаки Роя сжимаются и разжимаются, но я делаю то, что должна. Я поднимаю руку и со всей силы ударяю ладонью о его щеку.
– Не смей! – Щеки наверно сейчас покрыты красными пятнами, на глазах слезы, но я не доставлю такого удовольствия Рою Редбери. Я не заплачу.
Мне кажется, что еще минута, и он ударит меня, но Рой делает невозможное. Он вплотную подходит ко мне так, что я слышу его дыхание, а точнее говоря сопение. Мужчина смеряет меня  довольно странным взглядом и что самое странное, он ухмыляется, а потом делает то, что в моей голове ни как не укладывается – он перебрасывает меня через плечо. Рой выходит в коридор, при том он не говорит ни слова. Наверно, нужно вырваться, но я так удивлена происходящим, что просто глупо болтаюсь на его плече.
По тому, как отходят сотрудники станции в разные стороны, я понимаю, что сейчас шутки закончились. Мои слова, пощечина – все стало последней каплей. Я и именно я, достала Роя Редбери. Одному богу известно, что он задумал, но, боюсь, этот странный поход по коридору станции ничем хорошим не закончится.
Я вижу позади нас Анну. У нее смешное перепуганное лицо. Девушка разворачивается и вопит во весь коридор:
– Доктор Сэм! Доктор Сэм! Эмили и Рой – они сейчас поубивают друг друга!
– Сейчас начнется самое интересное, – говорит кто–то сбоку.
– Ого, Железный Король и Снежная Королева опять что–то не поделили, – слышу я смешки сбоку.
– Рой! – Кажется, это мой голос.
– Лучше помолчи! – Рычит мужчина.
– Отпусти меня! – Требую я, кажется, шок потихоньку прошел, – Это и, правда, не смешно! И даже не забавно!
– Закрой рот, – довольно резко говорит он, – Ты меня достала!
Открываются двери, и мы выходим во внутренний двор. От морозной свежести у меня перехватывает дыхание, я начинаю кашлять. Рой же спускается с лестницы, и недолго думая бросает меня в снег. При этом он опускается перед мной на корточки и начинает умывать меня снегом.  Для приличия я пытаюсь отбиться от него, но он сильнее меня, так что через несколько минут мы полностью мокрые от снега. Он умывает меня снова и снова, я понимаю, что вырваться мне нельзя и запускаю ногти в его руку:
– Пусти…
– Нет. – Твердо заявляет он.
– Рой… – Снег уже сводит скулы.
– Может мороз, поставит твои мозги на место, – он бросает меня на снег и лед спиной, как только мне почти удается встать.
– Рой… – Я хочу накричать на него и одновременно сдаться,  попросить извинения, но дальше его имени не выходит.
– Ты эгоистка, –  говорит Рой, я чувствую, как на морозе его дыхание обжигает щеку. Это очень больно.
– Бревно бесчувственное, – голос срывается на хрип, погода Антарктиды никогда не шутит.
– Да? – Брови Роя ползут вверх, – А ты проверяла?
– И не надейся… – отрезаю я.
– Так, по–моему, снег не помог, – делает выводы Рой, – нужно умыть еще раз.
– Нет, – голос предательски дрожит, – не нужно!
– Извинись, – заявляет он.
– Что? – Я убираю снег с лица, чтобы лучше увидеть его лицо.
– Попроси извинения, – скулы Роя нервно подрагивают, – просто извинись при всех, протяни мне руку, я помогу тебе встать, мы продолжим начатое дело, а потом я обещаю тебе – я никогда не подойду к тебе. Окей? Ты выиграла, Эмили, добилась своего. Только сейчас извинись, потешь мое самолюбие. М? Давай, малышка Эмили. Сказать «извини» не так сложно.
Я смотрю в его лицо и понимаю, что Мэтт и Рой два разных человека. Только сейчас я понимаю, что это отличие так велико, что напоминает пропасть между двумя мужчинами.
– Хорошо, – отвечаю замерзшими губами я, – Извини.
– Скажи громче, – просит он.
– Извини…
– Что черт подери вы творите!? – Голос дока как снег на голову, – Вы анемию оба хотите?! Быстро подняли свои задницы со льда и снега, и промаршировали в помещение! Живо!
Док не церемонится. Он подходит к Рою и как старшеклассника берет за шиворот. Док выше Роя на голову и сильнее, поэтому он одной рукой стаскивает его с меня, а потом помогает мне встать. Рой не сопротивляется, его глаза дико блестят, но он не смотрит на Сэма. Он глядит на меня и я не совсем понимаю, что означают его «переглядки» и, честно, не хочу знать. Я устала, замерзла и хочу в горячий душ. Сэм прав, воспаление легких можно легко заработать.
– Мне нужно в душ, – говорю мысли вслух я.
– Сначала ко мне в докторскую, – отрезает док, – оба.
Рой ничего не говорит.  Он разворачивается и уходит в помещение. Он доволен – он  получил то, что хотел, я извинилась.




Глава 5


Меньше, чем через час начнется прощальная вечеринка. Люди будут пить пиво, сок, кофе, кушать булочки и радоваться, что уезжают на зимовку. Еще они будут танцевать, и обсуждать происшествие утра. Они будут придумывать разные сплетни про меня и Роя, и история обрастет немыслимыми слухами да догадками. У всех будит хорошее настроение кроме меня, Роя, дока и нашего шефа. Последняя ограничилась сухим выговором к нам и сказала, что не будит портить себе отпуск. Наш шеф запланировала уехать на зимовку и в качестве старшего оставила Редбери. Увы, после происшествия за старшего оставался теперь Сэм. Потом прочитав длинное наставление доку,  она обратилась к Рою с просьбой быть сдержаннее ко мне, а потом ушла на звуки музыки, кажется, вечеринка уже началась.
Мы с Роем сидим на кушетке. Я укутанная в плед, потому что продрогла до костей.  Плед же у Роя слегка наброшен на плечи. Ему наоборот жарко, это я чувствую по его плечу, потому что оно касается моего пледа и, конечно, моего плеча. Я также знаю, что он смотрит на мое лицо, так как у меня хорошо развито боковое зрение. Рой разглядывает мою левую щеку очень пристально и покусывает верхнюю губу. Мне же не хочется смотреть в лицо Роя, и я сильнее закутываюсь и продолжаю стучать зубами. Холод сделал свое дело вместе с Редбери, моя челюсть «танцует танго» вместе с зубами.
– Ну, извини, – негромко говорит Рой.
Честно, я поражена услышанным и поворачиваю голову к нему. Видимо Рой хотел не только извиниться, он наклоняется ко мне, притягивает и хочет поцеловать в мокрый затылок. А так как я повернула голову и подставила лицо, его поцелуй приземляется мне на нос.
– Я хотел… – Редбери отстраняется, но руку с моего плеча не убирает.
– Ты хотел поцеловать меня в затылок, – помогаю ему я, – извини и ты меня – я все испортила.
– Да, – кивает он, – ты права, не нужно было… я просто… хотел твой затылок…
– Ты хотел мой затылок? – Улыбка невольно появляется у меня на губах, а Рой тихо хохочет. Я никогда не видела, как он смеется. У него хорошо выходит, ему хочется подражать.
–  Угу, хотел твой затылок в качестве извинения, – все еще смеется Рой, – Эмили, я перегнул палку,  не нужно было так обращаться с тобой. Я просто на какой–то миг забыл, что ты девушка и…
– Никто не сказал мне, что я помогаю тебе, – перебиваю я Роя, – Анна словом не обмолвилась. Нехорошо вышло. Никто из нас не виноват, что мы общаемся на ножах, и видимо они все считают забавным видеть, как мы ругаемся. Для них это что–то вроде представления, а мы с тобой клоуны. Я тоже не думала, что  все так далеко зайдет.
– Как твое ухо? – Спрашивает Рой.
– Док говорит, что кончик все же придется ампутировать, – дело в том, пока мы с Роем боролись на шестидесяти градусном морозе, я умудрилась отморозить себе уши.
– Черт, – морщится  он, – это я виноват.
– Рой, – я набираю в легкие воздуха, но теперь он перебивает меня:
– Эмили, ты была права с самого начала, не нужно было лезть к тебе. Я видел, что ты меня терпеть не можешь, но дело в том, – он не договаривает, встает с кушетки и обнимает меня, – прости меня, правда, Эмили. Я вел себя, как засранец.
– Рой, – Я хочу отстраниться от него, но он не отпускает меня, поэтому приходиться говорить ему в грудь, – Рой, уши можно закрыть волосами, ничего страшного со временем я привыкну, и не к такому привыкала. Понимаешь, не в этом дело, мне кажется, кому–то нравиться, что мы ссоримся. У меня странное предчувствие, что кому–то на станции очень даже на руку стравливать нас, Рой.
– Ты права, – он  выпускает меня из своих объятий и медленно кивает, – еще с первой нашей встречи, я заметил, что нас как будто сталкивают лбами. Кто–то обратил внимание, что мы ненавидим друг друга и теперь старается стравить нас.
– Но зачем? – Я сажусь обратно на кушетку.
– У меня нет врагов на станции, – качает головой Рой, – если только… – он берет меня за руки и садится напротив на корточки. Я вновь удивлена поведением Роя, поэтому перевожу взгляд с наших рук на лицо Роя. Кажется, что он не замечает, что смущает меня. Я никогда не видела Роя таким, мягким что ли. Последнее время мы были заняты тем, что только и ссорились.
– Если только это не козни девушки, – помогаю Рою развить мысль я.
– А? – Брови Роя ползут вверх.
– Ну, неудавшийся роман и много обид, – конечно, с меня плохой эксперт по делам любовным, – вы плохо расстались и…
– Ох, нет, не это, – опять морщиться Рой, – у меня нет привычки заводить интрижки на работе. Если я сплю с женщинами, то за пределами станции в городе.
Мои щеки начинает заливать румянец. Конечно, я могла обсуждать личное с Мэттом, но чтобы разговаривать на тему постельных сцен, никогда. Поэтому я деликатно кашляю и стараюсь придумать, что сказать, чтоб перевести тему. Рой начинает широко улыбаться, как говорится, его «фирменная улыбочка» появляется на лице.
– У тебя, что…– Он задорно хихикает, но я успеваю перебить его:
– Рой, давай сменим тему? Или мы опять рассоримся. – Быстро говорю я, он же отпускает наши руки и поднимает вверх. На его лице странная улыбочка сменяется веселым мальчишеским задорством:
– Хорошо, малышка Эмили.
– Так, теперь твоя версия, – говорю я, чтобы сменить тему.
– У тебя вообще мужчины были? – Невпопад спрашивает он.
– Рой! – Я понимаю, что он опять выбивает почву из–под моих ног.
– Мне просто любопытно, – он опять поднимает вверх руки, что сдается.
– Рой, – начинаю шипеть я, – прекрати! Мое личное – это мое личное!
– Ладно–ладно, – серьезным тоном говорит он, – подыграй мне?
– М? – Я не успеваю ничего сказать, как Рой ловко ложиться на кушетку и у него хватает силы перекинуть меня на себя, так, что я оказываюсь верхом Редбери. Рой так же быстро и ловко распускает мои волосы и притягивает меня к себе. Получается со стороны, что мы будто целуемся, но вместо того, чтобы поцеловать меня Рой говорит быстро, колко, нервно:
–  Только не паникуй, Эмили. В правом верхнем углу уже минут как десять включена камена наблюдения. Они могут видеть нас, но не слышать. Так что делай то, что я тебе скажу, и ответь мне на три вопроса.
– Хорошо, –  я говорю в такт голосу Роя, – только, что тебе не нравится в камере?
– Когда идет вечеринка, собрание или черт знает что, камеры работают только в зале, так как все сотрудники находятся в столовой. Незачем включать оборудование, помещения все равно опечатываются.
– Черт…– теперь губы кусаю я.
– Ладно, – руки Роя задирают мою футболку, ужасно мешает и становится неловко, но я убеждаю себя, что этот маленький спектакль может в будущем спасти мне жизнь, – вопрос первый: ты не замечала ничего странного, что бы могло привлечь внимания?
У меня уходит несколько минут, чтобы ответить, так Рой снимает с меня футболку и бросает ее на пол. По–моему это перегиб с играми, но все же я отвечаю:
– Только то, что мне кажется, что нас сталкивают лбами.
– Хорошо, – кивает Рой, – Ты никому не звонила или писала, в общем, не пыталась связаться с друзьями, родственниками?
– Я звонила Джошуа Чедвику, – отвечаю я, – несколько часов назад.
– Поздравляю, малышка, – сухо говорит Рой, – тебя вычислили.
Теперь мы меняемся местами. Рой ложится сверху, а я оказываюсь внизу. С одной стороны я благодарна ему, что он поступил как джентльмен, потому за футболкой нужно было снять бюстгальтер, и я бы оказалась полуобнаженной. Теперь мы молчим. Я перевариваю то, что сказал Редбери, одновременно расстегиваю его рубашку, отправляю ее на пол. Так–то лучше. «Дружеский» обмен снятия верхней одежды, кому рассказать не поверят.
– Нам нужно сделать это, – говорит Рой, я замечаю в его глазах сочувствие и вместо того, чтобы ответить, только киваю. Я понимаю, что это и, правда, нужно сделать, чтобы нам поверили. Кто бы мог подумать, что девушка Эмили, эта милая девушка Эмили, со скучной жизнью сумеет влипнуть в авантюру подобной этой. Кто бы мог подумать, что два года назад я бы и представить не могла, что кошмар с моим братом всего лишь цветочки с тем, что пережила и переживаю я. Хотя, по сравнению с тем, через что прошла Маргарет, мой кошмар ничто.
Пока я раздумываю над смыслом жизни, Рой снимает с себя майку. Видеть мужское обнаженное тело так близко  немного непривычно. У него смуглая кожа, оттого и, кажется, что она загоревшая,  у Мэтта она была светлее.  Что  странно я не испытываю отвращения, когда полуголый мужчина лежит на мне. Я понимаю, что обладатель довольно сильного  торса,  человек которого я терпеть не могу, он должен как минимум вызывать во мне неловкость, смущение, но, кажется, я так вошла в роль, что все выше перечисленное больше не волнует меня. Мне больше интересно, что будет со мной дальше, так как по своей глупости я сама выдала себя, где нахожусь. И что более странно, я ловлю себя на мысли, что мне было бы спокойнее, если бы у меня на полке лежал заряженный линкольн…
Мои мысли обрываются на слове «линкольн», когда губы Роя касаются моих. Странное чувство, давно забытое, закрытое на семь замков под сознанием. Непозволительная роскошь – любовь. Чувство любовь посетило меня всего дважды в жизни, с двумя мужчинами было связано оно. Первый из них был принцем на белом коне, который правда быстро превратился в серую лягушку, когда я застала их в постели с моей лучшей подругой. Тогда чувство любовь сравнивалось с чем–то грязным и липким. На долгие годы я запретила себе любить, хотя я лгу. Вторым, в мое й жизни был мой брат – с исковерканной, странной, дикой любовью ко мне. Напоминающий маниакальный синдром по имени Эмили. Он готов был разорвать любого, кто прикоснулся бы ко мне, и я была благодарна ему за это, пока он не захотел большего – не захотел меня. Тогда я задала себе вопрос – что такое любовь? И ответ пришел сам – любовь для меня проклятье. Проклятье, от которого нужно избавиться, и я избавилась. Есть же люди, которые живут без любви долгие годы, одиночки, изгои, исключение. Вот я и стала исключением, пока в моей жизни не появился Рой Редбери.
Рой Редбери, человек который за несколько минут разрушил все мои замки, которые я выстраивала годами, чтобы защититься от «проклятья любовь». Будь он не ладен этот Рой, человек, заставший мое сердце биться чуть быстрее, чем обычно. Заставивший меня смутиться перед своими правилами. Человек, разрушивший все мои идеалы, потому что сейчас…
– Кхе, кхе! Я вижу у вас перемирие, – на пороге докторской стоит док.
– Ага, – Рой перекатывается и спрыгивает на пол. Он ловко поднимает с пола майку и рубашку, а так же довольно вежливо передает мою одежду:
– Перемирие, Сэм. – Рой подмигивает мне, – Удачи в операции с ушами, Эмили.
С этими словами он выходит вон.
– Умом Россию не понять, говорила моя бабушка, – говорит док, – в моих жилах течет эмигрантская кровь.
– Да, – я неуклюже натягиваю верхнюю одежду. Говорить о том, что произошло минутой ранее, я не хочу, так как сама не совсем понимаю смысл этого спектакля. Перевести тему с доком проще:
– Так что, приступим?
– Не терпится лишиться уха? – Спрашивает док, но видя мое мрачное лицо, он добавляет серьезным тоном:
– Я уберу, только сильно поврежденную часть, чтобы не пошло дальше. Повреждены оба уха, но левое обморожено сильнее. Сделать их равными или оставить как есть?
– Хорошо, – сухо добавляю я, – сделай их равными.
– Выйдет немного «по–эльфийски», – деловым тоном продолжает док.
– Ничего, – киваю я, – буду полковницей Толкиена.
– Эмили, – негромко зовет меня док.
– Что Сэм? – Я подаю ему обезболивающее.
– Вас никто не осудит, – мягко говорит он, – тебя и Роя.
– Не осудишь ты, – поправляю я, – не говори за других.
– Вы хорошие люди, – кивает док, – каждый в чем–то прекрасный человек и если вы найдете общий язык, вам не будет цены.
– В смысле? – Я не понимаю смысл слов дока, но Сэм уже занят операцией:
– Не верти головой, дай мне сделать работу.



Глава 6


После моей операции и вечеринки проходит несколько дней. Станция пустеет и лишь немногие из сотрудников остаются на ней. Так приходит период зимовки. Для меня прекрасное время, нет столпотворения в коридорах, смеха за дверьми. Станция напоминает опустевший корабль за бортом, которого не бьются волны, а падает температура, и синоптики говорят, что  к нам идет мгла.
Мгла – я не совсем понимаю смысл этого слова. Только, когда за стенами начинает жутко завывать ветер и сбивает с ног – понимаю, что как хорошо, что я здесь в тепле, а не там. Выйти за стены означает умереть. Мгла не щадит никого. Даже специально оборудованный костюм не помогает согреть тело на несколько минут. Первыми немеют пальцы рук и ног, дальше замедляются движения, становится трудно дышать и если ты останавливаешься – ты покойник. Все это рассказал мне док. Именно после мглы у врачей прибавляется больше работы, потому что после Антарктической метели приходят морозы. Температура падает до критической отметки, и вновь человека живущего на самом холодной материке ждет неприятный сюрприз. Дело в том, что на поверхность выходят только со специальной маской, где поступает теплый воздух. Воздух в маске  не такой ледяной, как на поверхности,  а воздух в период зимовки может обжечь горло и человек  задыхается от обилия холода в своих легких…
Пока за пределами станции бушует непогода, мы бездельничаем. Вернее док подготавливает операционную для гостей, а я устраиваю маленький праздник у себя. Мне  нельзя выходить за пределы помещения, так как мои швы еще не заросли. Док сказал, что мне нужно подождать хотя бы несколько недель. Так что док будит выезжать на выезды, а буду ждать его с пациентами в докторской. Мой маленький отпуск, но лично я не против.
Кот трется о ноги, я забираю его на руки и начинаю гладить. Вот кто верен мне по–настоящему. Тот, кто никогда не придаст меня. Он всегда со мной и жаль, что я бросила его в Нью–Йорке, когда спецслужбы в спешке отправляли меня на материк. В той суматохе я, правда, чуть не решилась разума, не то чтобы про кота забыла. Вы думаете так просто прийти в себя после того, что пришлось пережить мне? Сколько сил я отдала на то, чтобы вставать каждое утро и говорить себе, что я сильная и все у меня будет нормально.
 Маргарет была права – время лечит все. Даже мой кошмар потихоньку стал забываться.  Хотя… Нет, я не забыла, просто страсти немного поулеглись, и я дала себе слабину. Я так устала оглядываться назад, не идет ли кто с ножом в руке и не желает меня прирезать. Я так устала засыпать с мыслью: в безопасности ли я? Я так устала задавать себе вопрос – почему я и что сделала такого, что теперь мишень номер один? Думая обо всем этом я сама по себе стала расслабляться, нельзя жить в вечном стрессе. Если постоянно думать о том, что будит через час, можно сойти с ума. Так что отложим мрачные мысли на завтра. Сегодня у меня маленький праздник – сегодня у меня все хорошо.
Оставляю кота на кровати, включаю музыку на ноутбуке и пляшу, скачу, прыгаю по маленькой комнатке. Я не задумываюсь над тем, что не умею танцевать. Все хорошо у меня сейчас. Я превращаюсь в молодую беззаботную девушку, какой была три года назад. Может  быть, сейчас  я возвращусь в школу и возвращаю те утраченные моменты, что отняли у меня, когда я была подростком. Ноги быстро начинают болеть, так что я падаю на кровать спиной и хохочу во весь голос. Как же хорошо. Хо–ро–шо!
Звонит сотовый телефон. Я не помню того, чтобы оставляла его включенным. Делаю музыку тише и говорю:
– Алло?
– Привет. – Говорит голос на другом конце трубки, он принадлежит мужчине и кажется знакомым.
– Минуту, я сейчас музыку выключу, – жму на мышку.
– Хорошее настроение – это хорошо, – делает выводы мужчина, – будит удобно сговориться. Не узнаешь, Эмили?
– Ох, нет, – я даю себе отдышаться, – Вы… голос знаком, а так не узнаю?
– И не стоит нам деточка с тобой встречаться, – тихо хохочет мужской голос, – тебе не понравиться наша встреча, Эмили?
– Да? – Я начинаю гладить кота, разговор мне не нравится. Как говорится, в нем есть что–то неприятное мне. Не могу понять что, но голос неприятен мне.
– Эмили, – повторяет голос, – у тебя есть кое–что, что я хочу забрать обратно?
Я молчу, у меня нет слов, чтобы сказать что–либо ему. В голове лишь одна мысль – меня нашли. Рой был прав, меня нашли!
– Это одна коллекционная вещица – ручка, что подарил тебе Пол. Отдай мне ее, и мы не встретимся, и не будит слез, и слова «больно», – продолжает голос чуть ли не шепотом, так будто нас могут подслушать.
– Я не  понимаю… – но мужчина перебивает меня:
– Все ты понимаешь! Через два часа у меня должна быть ручка! Оставь ее на столе в столовой и уходи! Я думаю, ты умная французская девица, а если ты глупая, включи «седьмой канал» до мглы не так много времени, но телевидение еще пока ловит! Я оставил для тебя деточка сюрприз! – С этими словами телефон замолкает.
Я ложу трубку на стол, по совету мужчины включаю «седьмой канал» сейчас должны быть новости. Сажусь на кровать и смотрю на ноутбук. Ведущий говорит монотонным голосом, но когда в эфир дают запись его голос становится напряженным. Все выглядит ужаснее, чем я думала. Все выглядит, как несчастный случай – возгорание на кухне, но я знаю, я одна знаю, что все не так. Кафетерий у Лео полыхает огнем. Оранжевое пламя пожирает все на своем пути. Осколки от витрин валяются на асфальте, перепачканный персонал стоит на улице.
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, я зажимаю ладони у рта, чтобы не закричать в голос. Слезы уже бегут по щекам. До моего слуха едва долетает, что жертв нет, но если бы аноним не позвонил и не сказал о странном огне на кухне, то, все могло закончиться  с жертвами. Аноним. Вот оно страшное слово, как первый предвестник, что не только мои друзья и знакомые могут пострадать. Это предупреждение, что человек на том конце трубки не шутит. Он может добраться до Маргарет и Джошуа. А Джош может и не успеть вовремя, если «организация» пожелает стереть дорогих людей в порошок. Они все могут, они все знают, они все видят, а я загнанная в угол и бежать некуда.
Дрожащими руками наливаю в бокал воды и выпиваю залпом. Первый вопрос – что делать? Мне нужен совет, пойти и положить ручку на стол я не могу, потому что они сразу поймут, что координаты у меня, и я слишком много знаю. Еще один повод убить меня, а интересно, сколько их накопилось сотня или три? Нужно бежать, но куда?  Бежать некуда. Я загнанная в ловушку и мне придется сделать это опять. Мне придется взять оружие в руки и если эти сволочи хоть пальцем тронут мою семью, я перестреляю их нахрен всех. Ну, и пусть, что меня объявят террористкой, но на пару уродов станет меньше. Неожиданно страх сменяется яростью. Я сжимаю кулаки и запускаю стакан в стену. Вот и все решение принято – нужно достать оружие. И я знаю, где его достать, а возможно человек, носящий его, поможет мне.
– Ну, что Рой Редбери теперь перемирие нарушаю я, – говорю сквозь зубы. Да, именно Рой сможет мне помочь – какая ирония мой враг, он же мой союзник. Ничего не поделаешь, мне он нужен. Теперь остается сложное, проникнуть в комнату к Рою.



Глава 7

Нажимаю на дверную ручку и благодарю бога, что камер нет в наших комнатах. Личное у сотрудников станции остается личным. Камеры наблюдения установлены в коридорах и общественных местах. Значит, теперь я должна продумывать каждый свой шаг. Разумеется, за мной следят, и знают, где я. Они ждут, что я обращусь за помощью к властям и тогда, моей семье не поздоровиться. Конечно, я могла сделать, все как говорил человек на другой стороне трубки, но я сомневаюсь, что после останусь жива. Что–то подсказывает мне, что следов они не оставляют, а я и именно я, и есть тот самый след. Получается, я застряла между двух огней.
«Эта организация как спрут окутала своими щупальцами многие страны и города. Да, именно мир – ее власть раскинута  далеко за пределами США и Канады», – Вспомнились мне слова Джошуа.
«Чтобы сделала мама на моем месте? – Думаю, я. – Никогда не подставила бы под удар близких ей людей, а я только и делаю, что заношу над ними невидимый топор».
Я не она, увы. Мне нужны люди рядом, которые бы помогли мне или дали бы совет. Я так же ловлю себя на мысли, что мне не хватает Мэтта. Мой друг мог дать дельный совет, но он попал под расходные пули, а вернее расходное мясо – мясцо для системы. Само выражение уже не наводит ужас, а придает какое–то отвращение и дает силы. Да, именно силу ненависти – я ненавижу эту систему. Руки опять сжимаются в кулаки, и я отпускаю дверную ручку  и остаюсь в своей комнате. В моей голове тут же рисует кто–то невидимым карандашом план. План, как спасти мою семью, как досадить всем этим невидимым врагам. Они хотят театрализованное представление – они его получат. За какие–то секунды я просчитываю все до мелочей. Обычно так делал мой отец. Перед тем, как принять решение, его взгляд становился немного хитрым, жутким. Мама и я всегда побаивались этого взгляда. Маргарет называла этот взгляд  сложным словом и потом говорила, что таких людей единицы на сотни. Если обычный человек в сложной ситуации теряется, то человек с гиперактивностью может сделать невозможное, он сможет расставить все так, что тупиковая ситуация обернется для него выгодой, а для врагов возможно смертью.
Действие первое. Отрываю дверную ручку шкафа и со всей силы бью по носу, так чтобы кровь пошла на губы, подбородок, залила рубашку. Для большего эффекта зажимаю нос рукой. Потом распахиваю двери прямо перед камерой и ору на весь коридор.
Первой ко мне на помощь приходит Анна. У нее бледное испуганное личико. Она говорит, что–то про аптечку, но я перебиваю ее и требую, чтобы ко мне на помощь пришел док. Анна начинает тараторить про то, что док перешел в другой корпус, а выйти она боится, потому что за стенами – мгла. Вот это мне и нужно.
Действие второе…
– Мне нужен кто–нибудь кто может поставить его на место! – Требую я.
– Может быть я? – Несмело вызывается Анна.
– У тебя разве достаточно силы, чтобы поставить сломанный нос на место? Я доктор и вряд ли решусь сделать такое со своим носом, – парирую я. Конечно, ахинея полная, но милашка Анна верит мне.
– Но… – Анна хватает ртом воздух. У нее получается очень смешно.
– Черт, позови кого–нибудь! – Я театрально оседаю на пол давая понять, что теряю много крови.
Анна, громко вопя, бежит к комнате Роя. Отлично! Так и нужно, теперь у меня будит время, и повод поговорить с Роем. Никто не сможет помешать нам. Тем более, все подумают, что я пустышка, которая так разволновалась, что не сумела правильно открыть шкаф. Камеры все записали и у того, кто следит за мной, сложилось то же мнение, что я просто дура.
– Вот она! – Слышу за спиной голос Анны.
Поворачиваюсь и вместо Роя вижу высокую фигуру одетую в черные одежды, красивое лицо, прямой нос, синие глаза и стильно подстриженные соломенные волосы. Память мне подсовывает момент, когда я стояла (еще в Нью–Йорке) возле зеркала и снимала летнее платье, а потом увидела, что меня снимает камера. Так я познакомилась и с Лолит, и с Лоилом. Лоил странный парень с камерой, которого я тогда хотела придушить. Сейчас его холеное тело стоит у меня пороге. Совпадения? Совпадений не бывает. Я больше чем уверена, что Лолит и Лоил подстроили наше знакомство.
– Лоил, – выдыхаю я.
– Эмили, деточка, – говорит он, а я ловлю себя на мысли, что именно он звонил мне менее часа назад. Я узнала его голос.
– Ну, я пошла, – говорит Анна.
– Нет! – Выдыхаю я, оставаться в одной комнате с Лоилом опасно, – Ты мне нужна!
– У меня пациент. – Выдыхает быстро она, – Я еще зайду! Пока!
– Анна! – Но она уже вышла из комнаты.
Лоил начинает довольно жутко улыбаться. Он закрывает двери и хлопает в ладоши:
– А ты крепкий орешек. Кто бы мог подумать, мышка–Эмили и такая проворная. Твое проворство немного раздражает, знаешь ли, но ничего, мы это сейчас исправим.
Он в два шага подходит ко мне и хватает за горло:
– Где она?
– Что, не сидится на месте? – Выплевываю я, – Девчонки испугался?
– Нет, просто твое маленькое представление не удалось, – ехидно улыбается Лоил. –  Я все вижу, Эмили.
– Я закричу, – выдыхаю я.
– Ори, – пожимает плечами Лоил, – все равно станция полупустая.
– Ты не один, – я пытаюсь убрать его руку со своего горла, но у него мертвая хватка, – Ты всегда работаешь в паре, а потом убиваешь напарника, чтобы меньше знал. Так ты сделал с Лолит. Урод.
– Мышка–Эмили умная девочка, – кивает он, – а теперь отдай мне ее?
– И что? – Я отступаю к шкафчику, Лоил следует за мной, – Чтобы ты убил меня?
– В любом случае я убью тебя, так хочет мой шеф, – пожимает плечами кукольный красавчик.
– Шикарно, – говорю я, чтобы хоть немного потянуть время.
– Предмет? – С нажимом говорит Лоил.
Я подаю ручку. Парень берет ее и начинает широко улыбаться:
– Умничка.
– Тебе не кажется, что все просто, – теперь ехидно начинаю улыбаться я.
– Не переживай, я проверю, – почти нежно говорит парень.
Вот он момент, когда убийца отпускает меня. Нужно не терять ни секунды. Пока я отвлекала его разговорами, сама неспешно отступала к шкафчику. Там у меня лежит аптечка, как хорошо, что я не закрыла ее. В аптечке помимо бинта, медикаментов лежит скальпель. Для меня настоящая находка, конечно, я бы предпочла линкольн или пистолет Роя. Однако, и это хорошо. Я уже сжимаю скальпель в руке, и готова ударить Лоила, как мои двери открываются, и в комнату заходит док.
– Док беги! – Ору я, – Он убийца!
Лоил понимает, что док его препятствие. В его руке уже блестит нож. Сэм выше Лоила на голову, но парень сильнее и ловчее дока. Он будто большая кошка кружит над доком, но и док не так прост. От парочки нападений ему все же удается уйти. Убийца понимает, что доктор просчитывает удары, тогда он идет на Сэма. Завязывается рукопашный бой. Вот тут доктору не уйти, убийца в этом превзошел доктора. Еще несколько ударов и Сэм падает на пол. Убийца заносит над ним нож и все кончено. Док успевает только прохрипеть:
– Уйди, Эми…
 Я по–прежнему стою на месте. Один голос говорит мне остаться и помочь доку, потому что у меня  есть тоже оружие. Хотя, что кривить душой, Лоил нанес Сэму смертельную рану, а так как у нас на станции два врача – помочь  ему могу только я. Увы, я ходячий труп.  Другой голос кричит бежать и звать на помощь Роя. Он упрямо твердит, что я всего лишь девушка, а Лоил – профессиональный киллер. На киллера есть управа только другим киллером, или человеком, который специализируется на таких тварях. Нужно бежать к Рою немедленно, потому что Лоил направляется ко мне.
Наконец, я принимаю решение. И это решение отражается в глазах киллера, он думает, что я побегу, но вместо этого я заношу нож над головой и ударяю в шею Лоилу. Парень опешил от такой наглости и отступил на шаг. Нужно сильнее вогнать лезвие, чтобы покончить с убийцей раз и навсегда, но я не могу. Моя рука дрожит. Выстрелить – одно, а убить ножом – другое. Мне кажется, что я чувствую металлом его тело, как я рву его металлом. Мне неприятно, противно и жутко. Я тоже отступаю на шаг, и отпускаю руку.
Действие третье. Раздается выстрел и киллер падает на колени и заваливается вперед.  Я оборачиваюсь и вижу Роя с оружием в руках. Никогда я не была так рада этому человеку, как сейчас.
– Рой, – голос охрип, но мое лицо говорит, что я рада видеть его.
– Жертвы есть? – Сухо говорит Рой, пряча пистолет за спину.
– Да, – я вспоминаю про дока, – Сэм…
Мы заходим в мою комнату. Я опускаюсь на колени и щупаю пульс доктора. Его нет. Перепроверяю еще раз, но под пальцами ничего не бьется.
– Все, – выдыхаю я, – все кончено…
– Ничего не кончено, – громко говорит Рой, – Все только начинается.
– Они нашли меня Рой, – выплевываю я, скулы поводит от судороги, и я говорю сквозь зубы, – Ваша программа по защите свидетелей работает хреново.
– Я предупреждал тебя, – огрызается Рой и хватает меня за плечо, – Но ты вечно думаешь о себе, Эмили.
– Сэм мертв, мои друзья в Нью–Йорке пострадали, моей семье угрожает смертельная опасность. Они убили моего лучшего друга – Мэтта. Они хотят убить меня, и черт знает, сколько людей пострадает, которые рядом со мной. Ты говоришь я эгоистка? Я всего лишь хочу остановить все это и защитить мою семью. Ведь, моя мама беременна. Малыш, который еще не родился не виноват, что его сестра теперь на мушке.
При моих словах скулы Роя начинают подрагивать:
– Поднимайся. – Только и говорит он, – идем.
– Куда? – Я встаю с корточек.
– Туда, где они нас не смогут найти, – он кивает на выход.
– Там мгла, – качаю отрицательно головой я, – ничего дальше нет, Рой. Мы  в ловушке.
– Э, нет, – усмехается мужчина, – там за дверью сюрприз.
– Не понимаю, – я качаю головой, но он хватает меня за руку и тащит к выходу.
– Не так быстро, ребятки, – за нашими спинами раздается приятный голос и в то же секунду помещение оглашает еще один выстрел.


Глава 8

 
 
Рой оседает на пол, но я не слышу его крика или просьбы помочь, но я знаю, что сейчас нужна ему. Я должна действовать быстро и хладнокровно, не только как доктор, но и как киллер. Странное слово «киллер», лично я не представляю себя в этой роли, но мозг уже отдал приказ телу действовать. Мои руки подхватывают Роя, правая рука же достает из–за его пояса оружие и направляет его на стрелявшего человека. Стреляющий – молодая, хрупкая, нежная, недалекая Анна. Сейчас она далеко не хрупкая и не нежная, она хладнокровная и расчетливая. Когда она видит в моих руках оружие из ее горла выходит сдавленный смешок. Совсем не похоже на ту Анну, которую я знала. И если бы она не выдала себя, я бы попросила у нее помощи, так сказать я бы сама пришла волчице в руки.
Анна садиться на корточки возле убитого Роем Лоила. Девушка щупает его пульс и на ее лице появляется досада. Она решает, как поступить дальше. Я понимаю, что вот он шанс и нажимаю на курок. Раздается новый выстрел и вот оно – бинго, я попала Анне в плечо. Из ее руки падает пистолет и она, спотыкаясь, пытается  следовать за нами. Увы, у нее ничего не выходит –  мы же с Роем уже далеко. Рой опирается  на меня, но старается  двигаться самостоятельно. Я замечаю, что он теряет много крови. Рой ранен тоже в плечо.
– Хорошо, стреляешь, – сквозь зубы говорит он.
Я киваю:
– Не делай резких движений. Мы почти добрались до выхода…
– Лучше в столовую, – говорит Рой, – там есть выход для рабочих во двор.
Я вновь киваю.
– Мне нужен…– Но я перебиваю его:
– Когда выйдем во двор, куда дальше?
– В машинное отделение, – быстро говорит Рой.
– Зачем? – Я миную с ним столовую и мы заходим в небольшое помещение. Тут висят спецкостюмы и есть аптечка. 
– Делай, что я говорю, – у него еще хватает силы огрызаться, – я же обещал сюрприз.
– Хорош сюрприз, – мрачно отзываюсь я и щелкаю зажигалкой, поджигая спецкостюмы.
– Ни себе, ни киллеру, – хохочет Рой,– Ты находчивая, Эмили.
– Не за что, – еще один мой мрачный взгляд в строну аптечки, – на перебинтовку нет времени, так что бери аптечку с собой.
Рой уже одет и смотрит на меня с сожалением:
– Мы можем погибнуть, Эмили.
– Я знаю, но лучше во мгле, чем от руки милашки–Анны.
– Тебе придется тащить меня на себе, – предупреждает Рой, – один за жгут и крепление я не удержусь.
– Дай мне руку, – Смело говорю я, и мы выходим во двор.
Как только мы выходим во двор, сильный ветер едва ли не сбивает нас с ног. У Роя крепкая хватка, но я знаю, что он держится из последних сил на ногах. Он не показывает вида, что ему трудно двигаться. Я тоже молчу, потому что мне тяжело тащить на себе взрослого мужчину. Единственное, что радует меня – это то, что мы выиграли, и Анна осталась далеко позади. Думаю, она до сих пор отсылает нам проклятия.
Потоки ветра нескончаемые, мы едва держимся на ногах. Первыми стынут пальцы рук и ног, я уже молчу про отмороженные уши, как только мы доберемся до машины, нужно будет заняться ими. Десятиминутный переход с одного корпуса станции в противоположный превращается  в двадцатиминутную прогулку.  Мне уже кажется, что веревки нет конца, но вот я вижу лестницу и железную дверь. Машинное отделение на подходе. Как назло Рой спотыкается и если бы я не ухватила его за шиворот, он бы упал. Падать в такой сильный ветер дорогого стоит, можно не встать. Забираться по лестнице сложно, потому что приходиться отцепить крепление от каната.
– Обхвати меня за плечи! Как можно сильнее! – Ору я над лицом моего спутника.
– Ты сможешь открыть! – Я не совсем поняла, спрашивает он или же говорит.
– Да! Только сильнее держись за меня! – Вновь ору я.
Открывать двери сложно. Особенно, с грузом на плечах, но всего одна мысль греет душу – если я не открою двери, мы замерзнем заживо и трупы найдут только через несколько дней, когда мгла немного уйдет севернее. Нужно двигаться, быть сильнее, ведь я же хочу выжить – мы хотим жить. К черту все правила и жеманности! Теперь нет ни друзей, ни врагов, только те люди, которые хотят выжить в этом аду.
Наконец, двери поддаются, и мы буквально падаем на холодный пол. Рой вскрикивает, придерживает здоровой рукой за раненое плечо. Мой спутник все же находит силы подняться и идти к машине спасателей – именно такие специально оборудованные вездеходы используют врачи, чтобы вытащить из передряг попавших исследователей. Чем хороши эти машины, что можно задавать компьютеру координаты, и ты не собьешься с пути. Что сейчас и делает Рой.
– Открывай  ворота и крепи их на цепи, чтобы не захлопнулись! – командует Рой.
– Тебе нужно перебинтовать и обработать плечо, – деловым тоном говорю я.
– Все можно сделать в машине на ходу, – быстро говорит Рой, – или ты думаешь, что посланные за нами убийцы будут терпеливо ждать, когда мы сделаем ноги?  Анна уже ищет способ, чтобы найти нас!
– Я ничего не думаю, – спокойно говорю я и закрепляю ворота машинного отделения на цепи, – готово.  Вездеход поведу я.
– Ведешь ты, – кивает Рой, – я не против.
– Куда мы  едем? – уже в машине спрашиваю я.
– В безопасное место, – стягивая свитер, отвечает Рой – черт, как же больно…
– А поподробнее можно? – Спрашиваю я. – Пуля прошла на вылет… не жалей бинтов, ты и так потерял достаточно крови.
– Спасибо, я знаю, – сухо говорит Рой.
– Рой, я – врач. – Тоже сухо говорю я, – это моя прямая обязанность…
– Ты – писатель, – сдавленный смешок.
– В прошлом, – Но тут я понимаю, что никогда не говорила ему этого, – Откуда ты…
– Знаю? – Усмешка его выходит немного грустной, – Я читал твое личное дело, Эмили… Держи руль ровнее и сбавь скорость.
– Не могу, – качаю головой я, – мы можем встать.
– Делай, что я говорю, – тон Роя спокоен, но его глаза недобро блестят.
– Ты знаешь, что мы можем погибнуть, – нервозно говорю я.
– Кажется, я тебе это говорил, – Опять смешок из его горла.
– Да, да, говорил, – я шумно выдыхаю и придаю своему голосу ровные ноты. Как же с ним сложно разговаривать, – но я говорю не про мглу и Антарктическую зиму. Вовсе нет. Я не говорю про убийц. Я говорю о нас. 
– О нас?– Брови Роя ползут вверх.
Я понимаю, что начинаю говорить так, как Маргарет и Джошуа. Какие – «мы»? Не может быть никаких «мы», есть только два болвана, которые на время забудут все ссоры. Нам необходимо выжить и кто знает, может, я завра проснусь живой. Вот именно, ради этого я и сказала Рою слово «мы». Но, думаю, он не совсем правильно понял мое выражение. Я имею ввиду, если мы будем продолжать в том же духе, как постоянно цепляться друг к другу, то выжить нам будет сложнее. Наши склоки – это наша слабость.
 Я делаю глубокий вздох и шумно выдыхаю:
– Не бери в голову…
– Нет, уж, давай говори, – Рой закончил с бинтами, теперь пытается надеть свитер на тело, – Когда это я, дорогая, успел предложить тебе руку и сердце, что ты заговорила такими высокими выражениями?
– Пф! – я закатываю глаза.
Покончив со свитером и надев куртку, Рой извлекает из бардачка небольшой пакетик:
– Ого, орешки! Будешь?
– Нет, Рой, приберегу свою порцию на худшие времена. Кто знает, может там, мы будем голодать, – не выдерживаю я и огрызаюсь на его шуточки.
– Не будем, – он уже аппетитно хрустит, – так как понимать твое загадочное – «мы»?
– Как понимать слово «сюрприз»? – Передразниваю я Роя.
– Ты первая – я сдаюсь, – он пытается поднять вверх руки, но больное плечо не дает ему этого сделать.
– Не делай резких движений, – я вновь пытаюсь говорить спокойно, – Кстати, как ты себя чувствуешь? Жар? Холод? Зуд?
На мои слова Рой морщится:
– Ты напоминаешь моего отца, когда мама бросила нас. Он возомнил себя папашей–наседкой. Оставь это Эмили, тебе не идет.
– Вот поэтому я и говорю, что мы можем погибнуть не от руки убийцы, не от смертельного холода или бури. Мы можем погибнуть от нас. Понимаешь, от нас самих! Мы сами делаем себя слабее – мы сами предлагаем киллеру – «убей нас пока мы ругаемся». Понимаешь, Рой, мне нужно слово «мы», чтобы мы ладили и действовали как сегодня – именно сегодня наши действия спасли нам жизни. – Я понимаю, что сказала слишком много. Такие диалоги у меня бывают редко, обычно я немногословна.  И опять ловлю себя на мысли, что начинаю говорить как Маргарет.
Рой пару раз хлопает ресницами и говорит:
– Боже,  свершилось! У нее появились мозги! Она, наконец, поняла, что нам нужно дружить, а не «собачиться»! Боже, ты есть!
– Ты не исправим, – качаю головой я.
– Я такой, какой есть, солнышко, – лениво протягивает Рой.
– У тебя жар, – говорю я. Не смотря на то, что он постоянно шутит, заметно, что ему плохо. Может шутками и издевками надо мной он пытается отвлечься. Не знаю.
– Все нормально, Эмили, – говорит Рой, догрызая орешки.
– Конечно, – бубню себе под нос я, – ты пил обезболивающее?
– Отстань от меня, –  от ленивого тона осталась только тень, теперь Рой рычит на меня, – Ты можешь придумать что–нибудь поновее?
– Да, куда мы направляемся? – Сложно сохранять спокойствие с ним.
– Хорошо, – он подавляет вздох и, похоже, берет пример с меня. Рой говорит спокойным ровным голосом, – Всего наших станций три. Одна главная и действующая – это наша станция, но есть еще две. Одна вроде для оборудования, точно не помню. Она действует в основном летом, когда старое оборудование списывают – его отправляют именно на ту станцию. Нам там делать нечего, кроме металлолома там ничего нет. Знаешь, жевать железки я пока не умею. Так вот, мы подошли к самому интересному – о третьей станции не знает почти никто. Ее даже не указывают в новых путях. Она очень маленькая и удобная, чтобы обороняться. В ней куча всяких примочек и нового оборудования для спасателей, то есть для врачей. Именно туда мы и направляемся. Я думаю, предсвадебный сюрприз для тебя, дорогая, удался?
Пропустив мимо ушей его колкости, я киваю:
– Там, как я понимаю, есть операционная? И еда с питьем?
– Да, – улыбается Рой.
– Прекрасно! – Наверно, впервые за долгие месяцы я улыбнулась. – Прекрасно! Это то, что мне нужно – я смогу нормально тебя осмотреть и заодно проверить мои уши! Я рада, Рой, это же классно!
– Правда, туда долго добираться, – медленно говорит он, – примерно часа четыре, а при таких погодных условиях… м–м… шесть или семь.
 Некоторое  время мы не разговариваем.  Я веду вездеход, а Рой выпивает залпом почти всю воду в бутылочки. Я искоса поглядываю на него. Прошло часа три с нашего отъезда со станции. Он прикусывает губу, и я вижу, что его лоб мокрый. Мне не нравится его состояние. Хотя мне не нравятся все злоприключения, что происходят со мной в последние месяцы.
– Рой, тебе холодно? Тут есть плед, – тихо говорю я, чтобы отвлечь его.
– Нет, все нормально, – он облизывает сухие губы, – пить хочется.
– В бардачке есть еще вода, но… – моя рука не находит бутылку, –  но ты ее уже выпил.
– Да, –  он опять облизывает пересохшие губы, – Эмили?
– Да? – Стараюсь придать своему голосу бесцветный тон.
– Что–то мне и правда не очень, – он кашляет, прочищая горло, – поговори со мной? Я боюсь, как бы мне не отключиться в мир иной…
– Что ты хочешь, чтобы я рассказала? – Я смотрю на его бледное лицо, – Последнее время у меня много забавных историй.
– Расскажи мне о Мэтте, – Просит он.
– О, – выдыхаю я и начинаю рассказ, – Мэтти – мой лучший друг… Был мой лучший друг…



Глава 9


Я рассказываю, много забавных историй о нас с Мэттом. Много шуток и приколов пересказываю Рою. Он не смеется, у него просто нет сил на смех. В ответ на мои забавные истории он улыбается и кивает, что слушает меня. Ему сложно сказать даже «да» или «нет», но Рой старается сохранить здравый рассудок. В этом помогаю ему, как могу. Я веду рассказ так, чтобы он тоже мог поддержать диалог.
– Расскажи, как вы познакомились с Мэттом, –  шепчет Рой.
– О, это целый роман, если положить его на бумагу! – Я стараюсь придать своему голосу беззаботные нотки, – Был ужасный день. Дождь лил, как из ведра. Я обошла, наверно, все улицы Нью–Йорка в поиске работы, но так ничего и не нашла. Расстроенная я уселась на ступеньки под козырек какого–то кафе и заплакала. Мне было тогда стыдно вернуться в маме и Джошу. Я считала, что жить с родителями стыдно, если бы сейчас мне дали таковой шанс … – мой голос садится, кажется, сейчас я начну плакать:
– …если бы мне дали таковой шанс, я бы с удовольствием пожила бы с ними. Но, не в этом суть. – Мой смех выходит фальшивым, но думаю, он не заметил этого:
– Итак, я сидела на ступеньках и плакала, как на мое плечо легла чья–то рука и я увидела приятного на внешность молодого человека. Он спросил о том, что случилось. Я сказала, что у меня все в порядке. Мэтт ответил, что не бывает у человека все хорошо, когда он плачет. Плачут в двух случаях: либо когда совсем худо, либо этот человек – псих. Он заметил, что на сумасшедшую я не похожа. И тогда я рассказала ему о своем тогда большом горе. Он сказал, что все, что не делается, то к лучшему. В кафетерий, на ступеньках которого я сидела, нужен был бармен, а на следующий день мы встретились на экзамене, так как поступили в один… Рой?
Рой не отвечает мне. Он лежит рядом на сидении, и его голова некрасиво опущена на плечо. Он без сознания.
– Рой?! – Громче зову я. Он не отвечает мне.
– Рой! – Одной рукой придерживаю за руль, другой начинаю бить его по щеке. Нет, результата.
– Рой! – Я уже не зову, а ору.
Ответом мне, завывания ветра за металлическими стенами вездехода. Кроме того, за окном ничего не видно. Впереди стена из снежного ветра. Ветер не белый, а серый. Вокруг антарктическая ночь. Ничего нет вокруг, тут даже дорог нет, только наш вездеход, в котором  компьютер показывает, что мы правильно следуем координатам, заданным в его базу. Еще в машине два человека: один в шаге от смерти, второй на смерть перепуганный. Он боится, что не справится и не убережет первого человека. В глубине души он боится, что потеряет первого человека и останется один на один со стихией, а самое страшное с самим собой.
Я закрываю глаза и приказываю себе не переживать. Осталась всего минут десять по подсчетам до станции, и тогда игры со временем вступит моя техника. Тем более я знаю, как нужно действовать. Док был хорошим учителем. Он смог меня многому научить, а я была благодарной ученицей. Не зря же он говорил, что я талантливый доктор. Как только я выберусь из этой передряги обязательно поступлю на медицинский. Книжки писать сможет и недоучка, нужно только воображение да знание языка, а вот стать доктором нужно призвание.
 Я открываю глаза и, о, чудо, впереди я вижу стены станции. Рой оказался прав. Она маленькая, всего одно здание. Тут не стоит ломать голову, куда поставить машину. Я срываю замок и вгоняю ее сразу в помещение. Тут холодно, но не так как за стенами. По крайней мере, здесь можно запустить свет и отопление. Все не проблема. Конечно, я не программист и даже не электрик, но мысль, что в операционной мне нужен свет и тепло, дают мне силы двигаться. Когда полдела сделано, во мне просыпается врач. Нужно действовать быстро и хладнокровно. Хотя, не скрою, что стрелять из оружия быстрее и большого ума не нужно, а вот осматривать рану и делать правильные выводы намного труднее.
На моем лбу появляется пот, когда вновь ввожу в его вену лекарство. Мне приходиться собрать все свои силы и волю, чтобы правильно обработать рану Роя, наложить шов и бинты. Кажется, вот и все. Теперь очередь организма Роя бороться с ранением. Он сильный – он выдержит, я верю.  Одно мне не по душе, что он в бессознательном состоянии, но я уверена, что через несколько дней все будет хорошо.
Я оставляю Роя в операционной, служащей тут палатой, начинаю заниматься своими ушами. Приходиться ампутировать еще небольшое количество ткани, чтобы не пошло заражение, накладывать новые швы, обрабатывать, вводить обезболивающее и накладывать бинты. Я никогда не проводила подобные операции, и, если честно, с Роем было куда проще. Руки быстро устают на весу так, что приходится  давать  себе передышку. Хотя, я не буду скрывать, что не спала больше суток и буквально валюсь с ног.
Когда дело сделано, перепроверяю обойму пистолета, убираю его назад в джинсы и устраиваюсь рядом с операционным столом, бросив на пол плед и одеяло, чтобы хоть немного поспать. Закрываю глаза и через несколько секунд проваливаюсь в тяжелей сон. Во сне хорошо и легко, нет проблем, такое чувство, что ты становишься легкой, невесомой и, кажется, вот сейчас взлетишь, как шарик в небо. Мне не снятся цветные сны, только слышу голос Маргарет. Она зовет меня, и еще где–то далеко слышу смех Мэтта, а еще чьи–то тяжелые шаги. Они приближаются ко мне. Я открываю глаза и понимаю, что это был всего лишь сон. Смотрю на электронные часы – ого, я проспала больше суток. Потерев кулаками заспанные глаза, подхожу к Рою. Он по–прежнему не пришел в себя. Зато дыхание выровнялось и жар спал. Это хорошо, возможно, он вот–вот очнется от комы…
…Проходит дня три или четыре. Я начинаю теряться во времени. Сходить с ума от одиночества и страха, что Рой не очнется. Не хочу думать, что все закончится скверно, но неприятные мысли лезут в голову стоит мне прекратить делать обход, или проверять электричество, менять бинты у Роя, думать, что приготовить из небольшого запаса продуктов. Теперь я делаю обход не два раза в день, а четыре. Мне все время чудится, что на станции я не одна. Мгла стала буйствовать тише, но с ней пришли морозы, поэтому отопление не помогает и приходится передвигаться в теплом свитере и джинсах. Я рада, что здесь нашлось немного вещей для меня и Роя.
Рой.
Для меня, тут, на краю земли, нет роднее человека. Он стал частью меня, я даже скучаю по его жутким шуткам, издевкам надо мной. Мне необходимо, как воздух, чтобы он открыл глаза и попытался сострить. Если он не очнется я потеряю во второй раз… нет, в третий, дорогого мне человека. Многие женщины и девушки могут похвастаться многочисленными поклонниками и романами, но у меня было всего трое самых близких сердцу людей. Первым был мой брат с любовью, которую я не понимаю до сих пор. Ведь, в наших чувствах было сложно разобраться –  там было все: и страх, и боль, и любовь, и привязанность, и привычка. Вторым дорогим мужчиной был мне Мэтт – мой самый добрый и верный друг с чистой, открытой, яркой любовью ко мне.  Он всегда был готов поддержать меня в трудные минуты. Третьим дорогим для меня человеком стал Рой. Странно, еще вчера я была готова сбежать от него, теряя тапочки, готова была заткнуть уши от его пошлых шуточек, а сегодня все изменилось. Сегодня он спас меня, он оказался тем, кто встал со мной плечом к плечу в трудной ситуации. Он протянул мне руку помощи и за меня получил пулю. Мою пулю. Нет, это не благодарность и даже не привязанность – это чувство, название к которому я пока не знаю. Не знаю, что будет дальше с нами, потому что мы в тупике.
Я сажусь рядом с ним, беру его за руку и начинаю говорить. Слышать свой голос за последние дни чудно. Я успела отвыкнуть от него, от голоса с хрипотцой, негромкого. Успела привыкнуть к тишине, теперь мне жутко не от бьющего ветра по стенам станции, а от собственного голоса. Мне даже кажется, что я стала говорить как мама и даже внешне стала похожей на нее. Когда я сморю на себя в зеркало, я вижу не девушку, а женщину с прищуренными глазами, чуть–чуть отстраненным взглядом. Вот так взрослеют, теперь я знаю:
– Дорогой, Рой, – начинает говорить мой голос, – ты не слышишь меня, но мне так хочется, чтобы ты услышал! Услышал и сделал самый шикарный подарок мне – ты очнулся от этой чертовой комы, потому что ты нужен мне сейчас, здесь. Я не требую и не умоляю, просто прошу тебя, потому что схожу с ума, как однажды. Однажды, я чуть было не сошла с ума. Эту историю я никому не рассказывала, даже Маргарет. Эта история была моей самой постыдной тайной. Для  меня в ней нет гордости, а у кого–то она вызовет сожаление, у кого–то удивление, а других отвращение. Ее я рассказываю тебе, чтобы ты понял, что доверяю тебе и жду доверия от тебя. Она началась еще во Франции, когда мама уехала работать в Соединенные Штаты, а моя бабушка была жива. Хотя… эта история берет свои истоки еще с детства, когда мои тетя и дядя решили усыновить  полуслепого мальчика, так у меня появился брат.
Я помню, как нас посадили вместе за одним столом. Он положил свою ладонь на мою и сказал: «я всегда буду рядом, ты не против?». Я сказала, что нет. Так у меня появился брат. И мы всегда были вместе: в школе, после школы на экскурсии, и даже на чердак гонять голубей с мальчишками он брал меня с собой. Я очень гордилась, что у меня есть не только брат, но и друг. Наши родители тоже радовались, только одна бабушка говорила, что ни к чему хорошему наша дружба не приведет. Она считала, что мы проводим слишком много времени вместе. Для юноши и девушки это слишком. И она оказалась права, я стала замечать, что с Даниле что–то не так.
Сначала все было забавно: стихи только мне. Цветы только мне. Все лучшее было для меня. Мне нравилось его внимание, его глупые шутки про Ромео и Джульетту пока… Пока у меня не появился молодой человек. Он закрылся от меня, стал злым, раздраженным, холодным. Мы перестали понимать друг друга. Даниле ненавидел моего друга и если бы не слепота – я не знаю, что бы он сделал с ним. Все стало хуже, когда мама пропала. Ее обвинили в каких–то ложных преступлениях, и в нашем доме не появился истинный виновник тех событий – человек по имени Алан. Чудовище – это было мягко сказано про него. После разговора с Аланом все стало рушиться. Он испугал меня, мои тетя и дядя стали ссориться. Дядя говорил, что Маргарет обманщица, а тетя говорила, что Маргарет подставили. Бабушка слегла и перестала ходить. А мой брат… мой брат признался мне, что давно влюблен в меня. Это было самое страшное услышать от него тогда, – голос сел, я замолчала.
Набрав легкие, воздух я продолжила:
– В тот вечер многое было сказано. Он говорил, что мы сводные  – это  даже не родные, что одно мое слово, и мы оставим все… а я испугалась. Испугалась того, что общество никогда не приняло бы нас. Испугалась своих чувств к нему, что в глубине души я тоже любила его. И еще… я бы никогда не смогла оставить семью. Я была нужна им. Мама пропала и вся эта история, все было слишком запутанно… Рой,  я оттолкнула его от себя, а дальше случился пожар, и бабушка сгорела в нашем старом доме… и, – я делаю глубокий вздох, – и так мы расстались. Навсегда.
По моим щекам катятся слезы, я молчу, плачу, моя рука сжимает руку Роя. Нет, Рой сжимает мои пальцы. Я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня.
– Эй, – тихо зовет он, – прошлое нужно отпускать…
– Ты слышал?! – Я и плачу, и смеюсь. – Ты очнулся!
– Угу, – он едва заметно кивает, – и хочу пить.
– Конечно, конечно, – дрожащими руками протягиваю ему бутылочку и помогаю наклонить удобнее голову.
– О, вот это счастье, – шепчет Рой, напившись.
– Представляю, какая жажда мучила тебя, – вытирая слезы, говорю я.
– Нет, счастье видеть твои слезы, – и он опять закрывает глаза.
– Рой? – в моем голосе паника, но он уже улыбается мне:
– Ага, испугалась?
– Ты неисправим, – счастливая, что он очнулся, я опять улыбаюсь.


Глава 10

Время  на резервной станции пролетает незаметно. Еще не так давно были: ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель, а сейчас уже заканчивается март. Мы готовимся проводить «зимовку» и встретить открытие сезона. Мы сможем выбраться  из нашего убежища и совершить очередную попытку пройти мимо наших врагов незаметно. Ведь мы совершили невозможное, мы прошли сквозь мглу, а это удавалась немногим. Наверно, все боги мира были тогда на нашей стороне.
Рой  давно поправился. Он спокойно передвигается по стации, и обходы мы делим поровну. Правда, руку разрабатывать он ленится, но благодаря моим долгим рассказам о том, что не разрабатывать плечо и руку опасно, Рой все же делает кое–какие упражнения. Меня также радует, что благодаря случаю, мы почти не ссоримся. Он даже делает мне неуклюжие комплименты, что именно я тогда вытащила нас из передряги. Хм? Не знаю. Все может быть…
Сегодня я отмечаю на календаре тридцатое марта. Я приготовила настоящий королевский ужин из сухофруктов. Рой нашел в запасах бутылочку виски. Он так же где–то нашел ленточки и прикрепил их к двери.
– Жаль, что у нас нет интернета и настоящего мяса, – мечтательно протягивает мой спутник.
– Индейку? – Я широко улыбаюсь, – хоть бы это не пропало…
– Согласен, не помешало бы, – кивает Рой, – зато у нас есть спиртное.
– Какой праздник без спиртного, – киваю я.
– Что–то я не слышу в твоем голосе радости, – он открывает бутылку и разливает в стаканы, – Первый год встречаешь  не с семьей?
– Ну, – я опускаю глаза в пол, – Обычно или дома, или с тетей и дядей, и…
– Даниле, – подсказывает Рой.
– Да, но последние годы с Маргарет, Джошуа и  Мэтти, – я забираю  у него стакан и выпиваю залпом.
– Эй–эй, Эмили, – хохочет Рой, – не так быстро – ты хочешь отпраздновать праздник, или напиться?
– И то, и другое, – кашляя, говорю я, – надо же когда–нибудь попробовать…
– Ты ни разу не напивалась? – Он закусывает сушеной рыбой и подает кусочек мне.
– Не было случая, а сейчас… – я обрываю себя на полуслове, – Рой?
– М? Ты, наконец, хочешь предложить мне руку и сердце? – Беззаботно спрашивает он, – О, солнышко, я еще пока подумаю!
– Рой, не смешно, – мои щеки заливает румянец.
– Твоя любимая фраза, – он разливает по второму кругу в станы спиртное.
– Рой, как ты думаешь, нас ищут? – Вот он, вопрос с подвохом.
– Киллеры? – Как бы между прочим спрашивает он.
– Да, – я  прикусываю губу.
– Думаю, и те, и другие. Ты сама видела на что способна милашка–Анна. Готов поспорить на сто евро, что она обставила нас убийцами дока. Так сказать, спустила с поводка гончих, а сама ждет, когда первые ласточки принесут ей вести о нас. В такую погоду никто не сунется. Этот год особенно суров, что нам с тобой, малышка, на руку. Но, – он выпивает водку залпом и продолжает,  – Но как только у нее представится возможность – она начнет искать. Им хорошо заплатили, так что хватит на две головы с лишним.
– И что делать? – Я тоже пью и опять кашляю.
– Закуси, – он протягивает мне сухари, – У нас небольшой выбор – сидеть тут и не показывать носа. Как только нас посетят гости перестрелять всех к чертовой бабушке, а потом уходить. План прост, Эмили.
– Опять бежать, – качаю головой я, – это никогда не закончится.
– Никогда, солнышко, – негромко говорит Рой, – и еще…
– Да? – Сухари пахнут сыростью, но под водку подходят.
– Кроме меня тебе никто не скажет – с семьей ты не встретишься, – он старается не смотреть мне в глаза.
– Никогда? – наивный вопрос, но я хочу услышать ответ. 
– Никогда, – кивает Рой, – ты попала «под  колеса системы» и теперь твоя задача выжить. Бери пример с меня, солнышко, я приспособился выживать. К тому же, им от тебя кое–что нужно. Ты перешла дорогу одному из их боссов. Очень хорошо перешла дорогу, солнышко.
– Подожди–ка, – я встаю с пола, – Как это понять, твои слова, что ты тоже пытаешься выжить? Ты можешь бросить меня тут, как только придет оттепель и помахать мне ручкой? Или они что – ведут на тебя охоту тоже? Рой?
– Ну, как бы – да, – он прячет глаза, его скулы подрагивают.
– И? – Мои брови ползут вверх.
 Рой начинает говорить не сразу. Ему стоит больших усилий, чтобы начать непростой для него рассказ:
– Мы работали с Джошем и Полом вместе. Пока меня не подставили. Так случилось, что я нашел зацепку… В общем, в один прекрасный день за моей семьей пришли. Вернее пришли за мной, когда я был с женой и дочкой дома. Жену убили сразу, а меня ранили. Я успел спрятаться в подвале с дочкой, пока не услышал, что убийца застрелил нашу собаку, а потом няню. Он не оставлял никого из свидетелей… У меня был с собой складной нож и я сделал это быстро, потому что моя девочка видела лицо киллера.
Я вскрикиваю и закусываю губу до крови:
– О, боже, Рой!
– Да, – его голос глух, – ты влюбила в себя своего брата, а я убил своего ребенка – хороша парочка, не правда ли?
– Они пойдут на все, – я обратно оседаю на пол, – если они не добьются своего – они уничтожат все, что дорого нам?
– Уже уничтожили, – он выпивает залпом еще стакан, – по–крайней мере у меня.
– Нет, так нельзя! – Я сжимаю кулаки, – Нельзя так, Рой! Моя мама беременна, у нее только все наладилось! Так нельзя – это неправильно!
– Тогда она должна потерять одного из детей, – негромко говорит он, – Понимаешь, так безопаснее… для твоей семьи, пока она еще жива.
Я закрываю ладонями лицо, чтобы он не видел моих слез:
– О, боже за что мне? Почему я? Я же никому не сделала зла?
– Не знаю, – пожимает плечами Рой и обнимает меня, – Об этом никто не знает. Я, к примеру,  просто натолкнулся на файл. Знаешь, милая, такой старенький файл, где было несколько предложений,  что тут в Антарктиде тридцать лет назад потерпел крушение самолет... Не знаю, что за груз он перевозил, но им он очень нужен…
– Что ты сказал? – убираю ладони с лица.
– Неважно, – он забрасывает в рот еще сухарики, – Важно, то что, обе системы постают очень логично. Одна та, что за зло – уничтожает  все на своем пути. Вторая, что играет за добро -  убирает  подальше оступившихся сотрудников. Ты думаешь, что я по своей воле оказался в этой дыре?
– Координаты, – я отстраняюсь от него.
– Что? – Он смотрит на меня непонимающим взглядом.
– Перед смертью Пол сделал мне подарок. Он подарил ручку, где были вложены координаты, – я достала из джинсов смятый листок, и протянула его Рою, – это они.
– Вот почему они устроили на тебя охоту, – он смотрит на бумагу, как на отраву, – ты носишь в кармане бомбу замедленного действия, Эмили.
– Ого, – я  понимаю смысл сказанного им, – надо же, из–за этого листочка – убили твою семью, а меня сделали изгоем…
– Интересно, что там? – Глаза Роя начинают странно блестеть, – Интересно, ради чего столько жертв?
– М… эм… мы сможем выбраться? – В который раз я встаю с пола. Рой следует моему примеру.
– Сможем, летний сезон пришел на юг, – быстро говорит Рой, – придет со дня на день и сюда.
–  У нас есть спасательное оборудование, спецмашина и куча спецкостюмов, – киваю я.
– А еще медикаменты на скверный случай, – подсказывает мне Рой.
– Пара пистолетов и четыре обоймы, – гордо заявляю я.
– С каких это пор ты ведешь подсчет пулям?  – Скрещивает руки на груди Рой.
– С тех пор, когда меня пытаются убить, – улыбаюсь я.
– Тогда за работу, – Рой выходит в коридор.


Глава 11


Место, куда нас приводят координаты, похоже на горный хребет, только он изо льда. Тут не так уж много открытого пространства. Основная дорога ведет к ледяному озеру, другая – к снежным горам, третья – обратно в заснеженную местность. Выбор невелик.
Рой, оказался в который раз прав – пришла оттепель,  передвигаться стало легче.  Значит, нужно быть в двойне осторожными.  «Гончие» не дремлют, а значит, они уже отправились на наши поиски, теперь нужно «иметь глаза и на затылке». Самое неприятное, что мы плохо представляем, что ищем. Рой предлагает использовать металлоискатель. Я соглашаюсь, чтобы оно не было – это должно находиться в металлическом корпусе. На поиски уходит час или два, пока мой спутник не начинает делать мне знаки. Рой все время показывает наверх. Я показываю ему, что не понимаю того, что он хочет от меня.
– Эмили, нельзя быть такой дурой, – возле уха включается наушник.
– Давай, обойдемся без рации? – Я снимаю кислородную маску и делаю не большой вдох, а потом выдох. Натягиваю на нос шарф. Дышать становится проще.
– Опасно, – только и говорит Рой, – Без кислорода–то.
– Не хочу дышать через «намордник», неприятно, – пожимаю плечами я, – Так что ты нашел?
– Видишь, – он показывает на ледяную стену, – лед вот тут и тут, не такой прочный.
– Ты проверял? – я подхожу ближе. Мой прибор начинает подавать знаки внимания стене из льда.
– Ага, твой тоже ожил! – радуется Рой, – Там что–то есть!
– Может, подорвем? – Предлагаю я.
– Эмили, солнышко, последнее время ты меня пугаешь, – хохочет Рой, – Мы не знаем, насколько прочные стены. Давай, вручную топориками и «растопителем льда»?
– Керосиновой зажигалкой, которая плавит лед? – Переспрашиваю я, не совсем понимая, смыл  выражения «растопитель льда».
– О, да! – И он со всей силы ударяет стену, а я поджигаю керосин.
Чтобы прорубить вход, у нас уходит примерно часа три, а это получается, что мы задержимся на открытом пространстве еще на сутки. Меня смущает, что я впервые выбралась так далеко от помещения. Я, правда, боюсь погибнуть после всего, через что мы прошли. Рой замечает, что я топчусь на месте, когда дело сделано. Приборы не солгали – перед нами открылась небольшая  «импровизированная пещера», помещение явно ручного происхождения.
– Может, перекусим? – Предлагает Рой.
– Нет! Мы же на пороге! Я так просто это не оставлю! – Качаю отрицательно головой я.
– О! А я, было, подумал, что ты предложишь, еще и немного поспать? – В голосе Роя слышится сарказм.
– Отоспимся на станции, – и я смело шагаю в пещеру.
Когда самолет упал, он врезался на несколько метров в лед. Машине повезло – она не взорвалась и даже не развалилась на несколько частей. Прошли годы. Самолет занесло, стена разрослась, но видимо кто–то до нас обнаружил ее и сделал настоящую постройку  «над» и «возле» самолета врезавшегося своим носом в лед. Все эти заморочки группа проделала, видимо, чтобы вывести груз. Увы, что–то пошло не так, завязалась драка, потому что мы находим пару–тройку замерзших трупов. Они пролежали тут долго, и если бы Рой не предупредил меня, я бы, честно, наступила на одного из них. Перед нами виден самолет. Он хорошо сохранился, несмотря на то, что почти весь покрыт коркой изо льда. Его боковая дверь открыта.
– Американский, – говорит Рой.
– Скорее Канадский, – предлагаю я. – Как думаешь, груз еще там?
– Думаю, он еще там, – соглашаясь со мной, говорит Рой. – Видишь, этих замороженных товарищей – очень похоже на то, что они не поделили его, произошла перестрелка. Одному даже проломили голову топором. Никто не вышел отсюда живым. Груз тут, Эмили.
– Посмотрим? – задиристо спрашиваю я.
– Легко, – соглашается Рой, – Ты смотри, они даже поставили ящики рядом с входом.
– Все подготовили, но жадность взяла свое, – я наклоняюсь к замку и срываю его с петель ящика. Рой убирает крышку и светит вовнутрь фонариком. Сначала нам на глаза попадается пенопласт, но я замечаю блеск от нашего света и вижу груз.
Меня опережает голос Роя:
– Золото.
– И все? – В моем голосе, явно разочарование, – Слитки золота?
– А что ты хотела, солнышко? – Вопросом на вопрос отвечает Рой, – Золото всегда остается ценным материалом – всегда. Золото – это живые деньги.
– Ради… девяти ящиков золота такие жертвы?! – Я сама не знаю почему, но начинаю хохотать в голос.
– Эмили, – зовет меня Рой, – Эмили, прекрати!
– Ну, это же смешно! Золото – жизнь! О, простите – две, три, четыре, десять жизней! Ха–ха! А может больше… – сильный удар в живот приводит меня в чувства. Я оседаю на снег.
– Черт… Рой… больно же, – выдыхаю я.
– У тебя истерика, – говорит он, – сейчас не время для истерик.
– Мы не сможем вывести все ящики, – весело говорю я, – вернуться за ними тоже не выйдет, слишком далеко. Ваши предложения, сэр?
– Взять каждому по ящику, – предлагает Рой, – один тебе – один мне. А об остальных сообщить Джошуа Чедвику, когда доберемся до города на побережье. Ты хорошо понимаешь, если мы оставим золото тут, груз найдут. Если перепрячем, нас никогда не оставят в покое. Хотя… нас вообще не оставят в живых. Все просто, Эмили.
– И каков твой план? – Судя по тому, как хитро у Роя блестят глаза, он что–то придумал.
 – Сымпровизировать  собственную смерть и уехать куда–нибудь на экзотический остров, и жить долго да счастливо. По–моему отличный план. – Пожимает плечами он.
– Это твой план и для тебя он хорош, – мрачно говорю я, вставая со снега, – а мне надоело прятаться. Больше не хочу бегать, хватит. Надоело, Рой.
– У тебя неплохая живучесть, – тон голос Роя становиться напряженным, – но этого недостаточно для тебя, Эмили. Они уничтожат все, что дорого тебе. Я проходил через такой опыт и знаю каково…
– Я хочу бороться, – не выдерживаю я, – Рой, не мы первые, не мы последние. Они думают, что они боги. Они думают, что выкрутили нас, как ненужные ржавые болты, но это не так. Если гвоздь попадет в стиральную машину, она может сломаться и не факт, что ее починят. Я хочу быть таким гвоздем, Рой! Мне надоело бегать и ждать, что кто–то из моих друзей всадит мне пулю в лоб!
– Эмили, Эмили! Да послушай, наконец! – Рой тоже не выдерживает и начинает кричать, – Они никогда не оставят нас! А когда ты полезешь на рожон, как делал я – ты приставишь к своему виску пистолет! Не только к своему, но и своей семье! А хочешь, я расскажу тебе еще один секрет?! Или даже два?! Ты никогда не увидишь свою семью, потому что Джош не подпустит тебя к ним, прекрасно понимая, какая опасность тянется за тобой, Эмили! Он закинет тебя на край света и подарит на рождество пистолет, а потом скомандует стрелять, и ты будешь стрелять, потому что будешь думать, что твой напарник предал тебя! Это тупик, солнышко! Твой путь – тупик и  суицид!
Я прислоняюсь к дверке самолета и смотрю себе под ноги. Рой прав, этот засранец прав, как всегда.
– Эмили, – уже спокойнее говорит он, – давай, ты заберешь свое золото и… пойдешь со мной? Ты знаешь, мы последнее время неплохо ладим и я было подумал, что почему бы нам с тобой не остаться…не остаться вместе? А? На худой конец, я бы мог вытащить тебя из этой передряги… и я вытащу тебя из этого ада, солнышко, обещаю.
– Это предложение руки и сердца? – Бесцветным голосом спрашиваю я. – Разве, не я должна была сказать эти слова?
– К черту шутки! – Серьезным тоном говорит Рой, – Эмили, разве, ты не понимаешь?! Я могу уберечь тебя, а ты спешишь умереть!
– Рой, остынь, – я поднимаю на него глаза, – Хорошо.
– Что хорошо? – Тоже спокойнее говорит он.
– Я пойду с тобой, – киваю я и смотрю в васильковые глаза – они не лгут, – Джош не подпустит меня к маме. Мне никогда не вернуться к прежней жизни. С тобой сложно спорить, Рой.
– Со мной вообще лучше не спорить, – негромко отвечает он.
– Только у меня два условия. – Уткнувшись в его куртку, говорю я.
– Каких? – Настороженно спрашивает мой спутник.
– Я закончу книгу и поступлю на медицинский, – отчетливо говорю я.
– По рукам, – голос Роя веселеет, – только у меня тоже условие.
– Да? – я смотрю в бок на золото и решаю, с какого ящика начать.
– Всегда держаться рядом, всегда быть вместе, – он гладит меня по шапке.
– Конечно, – соглашаюсь я, – ведь мы заплатили слишком дорогую цену…
– О, какая сцена! – Позади нас слышен истеричный голос Анны.
– Согласен, – говорит рядом мужской голос. Мне он кажется знакомым. – Я даже немного растроган. Не хотел мешать, но температура опять падает и нам нужно спешить.
Я отстраняюсь от Роя и смотрю на мужчину. Прежде мы с ним не встречались. Но его голос я слышала. Да, я слышала этот голос в день, когда убили Пола и Мэтта. Именно он говорил со мной из тонированной машины.
– Я знаю вас, – говорю я, – Я знаю ваш голос.
– Эмили, – он расставляет широко руки, как будто увидел старую знакомую. – Малышка–Эмили, такая умная и находчивая девушка. Ты смогла даже обставить моего лучшего человека, – кивок в сторону Анны, – Ты смогла вытащить с того света своего друга. О, ты не просто находчивая – ты страшная девушка. С тобой опасно иметь дело, возьми на заметку, Рой Редбери, когда эта маленькая очаровательная кошечка подрастет, она станет хищницей. Домашний очаг не для нее.
– Как вы нашли нас? – Спрашивает Рой, пряча меня за спину.
– Легко, – весело отзывается мужчина, – Анна проследила за вами до резервной станции. Не одни вы такие сумасшедшие и отчаянные, чтобы передвигаться по просторам Антарктиды. Она даже хотела немного взять все в свои руки, но я, будучи джентльменом, предложил ей подождать. И вот оно, свершилось, вы привели нас к золоту.
– Значит, мне  не чудилось, что на станции кто–то есть кроме нас, – вслух говорю мысли я.
– Ты знала? – Через плечо смотрит на меня Рой.
– Догадывалась, – негромко говорю я, – но, Рой, я была занята твоим…
– Слушайте, – вмешивается Анна, – у нас мало времени. Давайте, закончим и вернемся на базу?
– Почему же? – Сама ситуация веселит мужчину, – Я хочу немного пообщаться с Эмили.
– Ей тебе нечего ответить, – нервозно говорит Рой.
– О? – Голос мужчины полон удивления.
– Редбери, человек–сталь, – веселится он, – я слышал, что ты был лучшим человеком… э–э… в своей конторке. Пока твою семью не убили. Как жаль, как жаль…
– Заткнись! – Рычит Рой.
Я понимаю, что мне опять нужно брать все в хрупкие женские руки или Рой пойдет напролом и опять нарвется на пулю. Я делаю глубокий вдох и с криком: «Мина!» – хватаю Редбери за грудки, притом свободной рукой захлопываю двери самолета. (Не делайте удивленные глаза, мы просто, откололи от дверей лед и разработали петли. «Зачем?» – спросите вы, а чтобы золото никому не досталось). Вот и все: мы, золото, самолет – жуткий мужчина и Анна не доберутся до нас.
– Гениально, – ворчит Рой, – ты заперла нас в ловушку.
– У нас золото, – четко говорю я, – им придется с нами договориться.
– У нас почти нет воздуха, – скрещивает руки на груди Рой, – готов поспорить здесь нет провизии, но самое классное мы замерзнем прежде чем у нас закончится воздух.
– Он не станет нас взрывать, – со смехом говорю я, – или ему понадобится целый легион людей, чтобы откопать золото. И он не дождется нас, через час к нам придут спасатели.
– В смысле? – Брови Роя ползут вверх.
– Я позвонила Джошуа Чедвику, когда обнаружила, что на станции киллер. Это было несколько дней назад. Он попросил не выключать сотовый, так что спасатели в курсе, где мы, – заявляю я, – Извини, Рой, если бы ты узнал, они бы тоже догадались. Э–э… ты не умеешь хранить секреты.
– Два ноль: в твою пользу, – он  качает головой в знак согласия.
– У меня хороший учитель, – смущенно улыбаюсь я.
В моем кармане звонит сотовый и мы слышим голос Чедвика:
– Открывайте двери, ребятки! Программа по защите свидетелей завершена!
– О, легок как на помине, – отзываюсь я.
– Жаль, что золото не достанется нам, а я придумал такой отличный план, – ворчит Рой, открывая двери самолета.


Эпилог
 

И несколько слов напоследок…
Как пишется в книгах: «прошло несколько лет». Но я обрадую воображение моих читателей – прошел всего год с тех событий, которые кажутся моим близким – моим капризом; Рою, странным поворотом судьбы, а для меня не такими далекими. Именно эти события помогли мне понять, чего же я хочу от своей жизни – и вот ответ, я хочу ее изменить. Нет-нет, я вновь обрела семью и любимого человечка. Я нашла призвание – мне нравиться помогать людям. Я – врач. Работаю в военном госпитале в Германии.  Я вновь режу пирог на рождество и няньчию младшего братишку. Иногда захожу к Лео и даже переписываюсь с Салли в интернете. Каждое воскресенье или почти каждое я прихожу на кладбище и ложу белые цветы на надгробье Мета. Каждый раз на моих глазах слезы и именно эти слезы не дают мне покоя. Не дают вести прежнюю жизнь…
Еще у меня для вас приятная новость или даже две: я вышла замуж и написала книгу.
Догадаться не сложно, кто стал моим мужем. Рой Редбери, скажу по секрету, по-прежнему не исправим. Наша маленькая война переросла в крепкие отношения. Мне есть на кого положиться; ну, и также не мне одной – мой кот часто ложиться рядом с Роем и поет ему песню. Редбери ворчит, обзывает его «скотиной», но берет на руки и даже на диван.
О книге. Нет, я так и не закончила на филолога. Книги можно писать и в домашних условиях, хотя эта написанная на ржавом столике, под лампочку на краю света в Антарктиде. Она разошлась миллионным тиражом, но увы, я написала ее под псевдонимом. Потому что сложилось так, что все события в ней оказались правдой, так как у меня некоторые разногласия «с системой».
Я все еще не оставила идею помогать Джошуа. Я всегда буду бороться, всегда будит моя маленькая война. Пусть даже тут в госпитале, но я буду знать, что я не бесполезна. Увы, прийти к Чедвику я не могу, потому что я боюсь – боюсь за моих близких. Что еще одно мое не осторожное действие и весь мой хрупкий мир может рухнуть. Пусть я буду тут, но это будет моя помощь – моя личная война. Может быть, пройдут годы, прежде, чем я осознаю, что готова принять решение. Готова, обманывать близких о своей настоящей работе, как делает Джошуа или как делал Рой, но не сейчас. Сейчас я всего лишь Эмили Неве – дочь  своей матери и не больше. Я всего лишь человек, а людям свойственны слабости. Не так ли?


Май 2012 – июль 2012 год. конец