И ЛЮДИ – НЕ АНГЕЛЫ, И АНГЕЛЫ – КАК ЛЮДИ
«Трубящий ангел» Сергея Донца – антипод романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Почему «антипод»? Это не прямое подражание, и автор использует булгаковский роман, как точку старта, толчка... в своём направлении. Но, как хотите, без влияния «Мастера...» не обошлось. Там действует войско Сатаны, здесь – Господне войско, ангелы. Сюжетные вставки из Библии – у Булгакова о последних днях Христа, у Донца – Апостола Павла. И Новейшая история – распад Советской власти в романе «Трубящий ангел», тогда как в романе «Мастер и Маргарита» – её, этой власти, становление. И здесь, и там герои оказываются под влиянием потусторонних сил, только Булгаков развенчал и выставил в карикатурном виде прежнюю элиту – творческий союз, а Донец – элиту нынешнюю – чиновников и олигархов.
Желал ли автор сделать пародию на знаменитый роман? Или – всего лишь – продолжить тему, находя аналоги в современной жизни? Возможно, желание потягаться с самим Михаилом Афанасьевичем – и есть генеральная идея романа, так как иную идею отыскать трудно, настолько сложно «наворочен» «Трубящий ангел» по композиции, по фабуле... Или некую собственную идею можно отыскать в каждом из сюжетов, входящих в роман? Сюжетов действительно несколько:
1. Фрагмент жития Апостола Павла в авторском изложении.
2. Поэтичная сказка про Ангела, бывшего ученика Апостола Павла, который и дал название роману, но стал на его протяжении из Хранителя – наблюдателем.
3. Фантастическая история о трёх братьях, нашедших друг друга, не без помощи нечистой силы. Причём история каждого из братьев имеет отдельный сюжет.
4. Повествование о приключениях Преподобного Кирилла на пути из Москвы на Белоозеро, где впоследствии будет основан им Кирилло-Белозерский монастырь.
Все эти отдельные сюжеты даются нарезкой, фрагментарно, по принципу пазлов, и мне, читателю-ретрограду, периодически хотелось расшить книгу и сложить странички так, чтобы каждый сюжет читался единым блоком, и нарисовалась, наконец, целостная картина. Читателя же, ищущего сюжетной остроты, ждёт истинный пир. В моём воображении роман представляется неким анимационным пространством, битком набитом героями, гротескно вылепленными. Все они из материала вроде пластилина и, как в известном мультфильме, мгновенно переливаются из одной формы – в другую, всегда неожиданную. Та же, чудом спасённая от расстрела, Анастасия Николаевна Романова, она же голубка с синими глазами, она же прошмандовка Протогена, и Ирина, и Ирэн, и картавая Муся, и секретарша-любовница – все слились и говорят одним языком, преимущественно на воровском жаргоне. Дословная речь царской дочери, с больным братом на руках:
– Чем расплатишься? (Вопрос уркагана)
– Марафетом могу... или брюлики?
– Да ну!
– Баранки гну!
Женским образам вообще не повезло. Или распутницы с криминальными наклонностями, или политические авантюристки. Исключение – девочка, выходившая болящего Кирилла, но она странно погибает и становится ангелом, а следом, не пережив потери, умирает её отец Будилко, такой же здравомыслящий, душевно здоровый персонаж. Все прочие – выходцы с того света, оборотни, по прихоти автора примеряющие личины: подрасстрельный Чикатило оказывается сидельцем в бауле царевны и прудит под себя, потом делается камердинером и даже советником Его царского Величества, а потом – Григорием Распутиным, разъезжающим с дипломатической миссией. Вся эта чехарда масок, переизбыток мизансцен, бесконечная смена декораций вконец запутывают читателя. Единственное желание – поскорее дочитать, чтобы узнать, как выкрутится автор. Автор же всё сваливает на Карлу, который задумал населить мир бездушными клонами. Кто клонировал самого Карла, бывшего при жизни доктором Боткиным, не худшим из людей?
Сергей Донец имеет неподражаемый авторский язык. Он мастер описаний – и жанровых картин, и состояний природы. Описания часто пространны, автор не всегда чувствует самую высокую точку, на которой необходимо остановиться... Но, если это удаётся, получается непревзойдённая миниатюра, великолепная вещь. У автора собственный взгляд на мир – довольно саркастический, с большой ложкой желчи. Это придаёт остроты тексту, но и держит читателя в напряжении – а не читатель ли является объектом насмешки, по своей дурости или доверчивости...
Чересчур вольное обращение с информацией, доведение её до абсурда и дезинформации – тоже авторская черта. Автор не заботится о необходимой, даже обязательной для целостного произведения внутренней логике. Поэтому оно рассыпается на отдельные сюжеты, мельтешит несметным количеством пёстрых картинок, запоминающихся, но не связанных между собой. Роман «Трубящий ангел» – именно «сюр». Но, «сюр» – это кризис фантастического жанра. Вот ещё одно доказательство антипода, Булгаковский-то роман признан классикой фантастики.
Читатель с «клиповым» сознанием – читатель будущего, несомненно, оценит почти зримый видеоряд Донца. Так и представляется компьютерная видеосъёмка, модно-хаотичный монтаж кадров, где все логические связки и подводки вырезаны...
Очень мешает восприятию часть о Кирилле Белозерском. Это самостоятельное произведение, искусственно вставленное в тело романа. На развитие действия оно никак не влияет, но оттягивает на себя читательское внимание, так как более интересно и языком, и сказочностью сюжета, и авантюризмом автора, подающего «житие святого» в вольном изложении, превращая историю с путешествием на Бело-озеро в хохму. Единственный эпизод, идейно связанный с «Трубящим ангелом», который стоило бы вынести в эпиграф романа – беседа инока Кирилла с преподобным Сергием:
– Отче, что же будет с монашеством, когда оно станет служить мирским началам?
– Мир поработит его, и стяжательство заслонит лик Господа.
Монашество на службе у мирского – это одна из идей автора «Трубящего ангела». Есть попытка выразить «Русскую...» равно «Российскую идею», но я не уловила – в чём она заключается. Возвращение монархии? Но «заграничные» Романовы автором развенчаны, а герой-претендент на русский престол имеет очень сомнительное происхождение, да и занимает положение через постель с высокородной женщиной, что в русской истории не в новинку, но героя не возвышает. Какая монархия, если героя называют то царём, то президентом, то есть, по мысли автора – это одно и то же. Кто, всё-таки, правит миром – нечистая сила, уголовный мир или масоны?
Роман «Трубящий ангел» – политический памфлет, безусловно. Но автор настолько перегрузил текст сюжетными линиями, героями, смыслами, наконец, что всё слепилось в ком, по аналогии с клубком из идейных составляющих... Поясню: идей, как и сюжетов, в романе столько, что они переплелись... За какую ниточку ни дёрни – она ещё плотнее клубок затягивает, а сама обрывается.
Любое произведение имеет изнанку – обычно она заметна только специалистам, исключительно их и волнует. Но нельзя не отметить недостатков, видимых и рядовому читателю. Автор не заботится о целостности полотна и забывает связывать сюжетные линии. Вот история трёх братьев: они не знают друг о друге, хотя встречаются – и случайно (на Афганской войне), и неслучайно (брат, ставший царём, призывает другого и объявляет о родстве, о котором сам только что узнал), но странно: младший, третий брат на последних страницах говорит: «Я жил в семье с родным отцом и братьями... Братья-то были по мамке родные... А батя не наш. Он нас усыновил, фамилию свою дал и отчество. Он к нам в Тотемский интернат приезжал. Приглянулись мы ему. Сначала он забрал старших братьев. Потом я подрос, он и меня взял». То есть, младший брат жил в семье с братьями и знает о них, а старшие – впервые узнают о существовании друг друга, хотя росли в одной семье? Подтверждение, что я не голословна – на страницах: 13, 17, 43, 128, 149, 151, 171, 181, 190, 191, 198, 208, 209, 212, 249, 395.
И под занавес: голубка, она же царевна Анастасия, говорит (на странице 409-й) одному из братьев, Иринею:
– Я твоих братьев нашла.
– Как ты могла их найти, если старший, Будимир, пропал без вести в 1987 году в Афганистане, а младший, Сильвестр, как попал мальчишкой на зону, так и сгинул.
О чём же я читала на предыдущих страницах, и даже перечитывала с карандашом в руках?..