Глава 10. Не Алиса
Зимой 2006 я забеременела. Не то чтобы я этого очень хотела, просто так получилось. На втором месяце я уже начала любить свою девочку. Я называла её Алисой. И это не случайно. «Алиса в стране чудес» – мой любимый мультик. Героиня очень мне близка и я хотела, чтобы моя дочка была на неё похожа. Я уже представляла, каких красивых платьев я ей куплю, как буду вплетать в её белокурые волосы нежные ромашки. На третьем месяце УЗИ показало, что будет мальчик. Честно говоря, я расстроилась. Ну какие мальчишке косы, и ромашки, и платья?! На пятом месяце - смирилась, и имя опять же не пришлось долго выбирать. Вместе с мужем решили назвать Егором. (Ему просто нравилось это имя, а у меня ассоциировалось с моим кумиром Егором Летовым).
Беременность проходила легко. На восьмом месяце мы поехали в Самару, где я резвилась и купалась в Волге. Помню, иду по пляжу, пузо на нос уже лезет, а в руках пиво. Добропочтенные тётушки с отвисшими сиськами и в широкополых шляпах с осуждением смотрят на меня, а я радостно несу пиво нашей весёлой компании, в которой беременная только я одна – им то пиво можно. Мы катались на пароходе, а ночами с мужем подолгу лежали в старинной огромной ванной и долго и нежно занимались любовью на огромной кровати.
По приезду домой у меня начался кашель. Я думала, что простыла, и пошла к врачу. Мне прописали каких-то таблеток, которые я усердно поглощала, но кашель не проходил - становилось всё хуже и хуже. Я кашляла как старый дед, сплёвывая зелёную мокроту. На девятом месяце меня положили в больницу, как говорится, на сохранение, потому что ребёнку в моём животе, не хватало кислорода – так показали результаты многочисленных исследований. Я продолжала кашлять, ребёнок продолжал задыхаться, и было принято решение вызывать роды раньше срока, иначе Егор мог задохнуться у меня в животе, так и не родившись.
Утром спускаюсь на нижний этаж. Там стоят ужасные койки, накрытые только прорезиненными матрацами. Меня зовут в кабинет. Врач трогает мой живот и достаёт огромную иглу, длиною с полметра. Мои ноги в гинекологическом кресле начинают подрагивать. Но всё происходит быстро и почти безболезненно. И я чувствую, как что-то тёплое вытекает из меня. Иду и ложусь на ужасную кровать. Приносят капельник, меряют давление. Через час начинаются схватки. Первая мысль: «И чего это все боятся схваток, как чёрта рогатого. И не больно вовсе. Подумаешь, чуть-чуть болит». Вторая мысль: «Да, пожалуй, чуток больнее, чем во время менструации, но всё же терпимо». Через час у меня начинаются такие схватки, что я, вцепившись в матрац руками, кусаю губы и начинаю подвывать. С каждым разом схватки длятся дольше, а облегчение всего несколько минут. Уже не могу ни о чём думать, вся в поту и слезах, я пытаюсь встать с кровати и пойти. Врач возвращает меня на место. Я теряю уже счёт времени, секунды между схватками кажутся раем. А за окном уже темно. Как в бреду, иду на стол для рожениц.
- Тужься!
Я усердно тужусь, но чувствую, что процесс не идёт.
- Ещё тужься! Дыши! Тужься!
Я тужусь так, что в глазах всё плывёт.
- Не идёт. Он застрял. Он может задохнуться! Тяни его! – голоса врачей как будто слышаться издалека.
- Она теряет сознание… - эхом доносится до меня, и я вялой рукой пытаюсь отмахнуться от кислородной маски, которую на меня пытается надеть анестезиолог.
И вот становится очень легко. Я взлетаю к потолку операционной. Руки мои расправлены, как крылья птицы. Сверху я вижу своё тело, вижу врачей, которые сосредоточенно орудуют во мне скальпелями. Моё тело сверху мне кажется чужим, а весь процесс копошения в нём врачей - нелепым. Мне не больно и не страшно, напротив, легко и хорошо. Я понимаю, что не хочу возвращаться в своё бесполезное тело. Но хирурги хватают меня за ноги, цепляются за пальцы и тянут вниз с потолка, где я вишу. Я вижу свои глаза близко-близко, потом зрачки заполняют всё пространство, и я ныряю в них, в мои зрачки, как в чёрную воду...
Открываю глаза и вижу над собой сосредоточенные лица врачей. Пытаюсь пошевелить рукой, но не получается, в обеих руках – капельники. По моим венам течёт чья-то чужая кровь и ещё много других медицинских растворов. Я поворачиваю голову на детский плач и вижу крохотный свёрток на весах. - Всё, мамочка, вытащили твоего пацана. Вон какой горластый!
Медсестра подносит свёрток ко мне, и я вижу смуглого мальчугана и его ярко-красный орущий рот. Ребёнка уносят, а я остаюсь лежать на родильном столе с иглами в венах.
Вообще за 32 года я пережила шесть наркозов. Великолепных, ярчайших, сравнимых разве что с оргазмами. Наркоз открывает новые миры, другую реальность. Одно из моих путешествий по закоулкам мозга, во время операции, было невероятно увлекательным. Только шприц с наркотиком попал в мою вену, как лица врачей начали сужаться, а потом совсем растворились. Постепенно всё вокруг стало жёлтым, как если смотреть на солнце сквозь осколок бутылки лимонада. Тело обдало горячим, влажным воздухом. Я оказалась в джунглях. Из зарослей диковинных растений на меня смотрят лесные обитатели. Тигры на своих мягких лапах выходят навстречу. Мне не страшно, я люблю кошек, они понимают меня, а я - их. Тигры подходят всё ближе. И вот я уже чувствую, как их мягкие усы касаются моей щеки. Я вижу острые клыки и мне хочется лизнуть их, хочется целоваться с опасной кошкой. Мне так нравятся джунгли! Я не хочу возвращаться в душную палату и свой реальный мир. Но солнце уменьшается до размера теннисного шарика, свет становится не таким насыщенно-жёлтым, меня возвращают в реальность. Я открываю глаза и вместо тигриных лиц, вижу человеческие морды. Всё. Полёт по нереальности, полёт внутрь своего сознания закончился. Как на аттракционе, удовольствие не может длиться долго. Но аттракцион «Наркоз» не идёт ни в какое сравнение с пресловутыми «Американскими горками». Это гораздо круче.
Ещё было путешествие по высотному зданию в стеклянном лифте. Он бесшумно медленно-медленно поднимался вверх. Через стекло я видела чёрные металлические стены и проблески яркого света. Лифт остановился и я вышла. На площадке стояли девушки-медсёстры с бескровными белыми лицами вампиров, их кожа как бы светилась изнутри. Губы у них были ярко-алые. Я с восхищением говорила им: «Какие вы красивые!». Потом двери лифта закрылись – мне нужно было ехать дальше. На самом верхнем этаже я вышла в ослепительно яркий свет. Хотела разглядеть лица красивых медсестёр-вампиров, но увидела только круглое розовощёкое лицо операционной медсестры, которая хлопала меня по щекам, пытаясь разбудить, улыбалась пухлым розовым ртом и говорила «Ну что, мы красивые?».
Перед операцией анестезиолог всегда беседует с пациентом. Однажды я мельком пробежалась по тексту бумаги, которую должна была подписать, прежде чем отправиться в очередное удивительное путешествие по лабиринтам своего сумасшедшего сознания. Фактически нужно расписаться в том, что в своей возможной смерти во время наркоза ты никого не винишь, и о последствиях предупреждена. А вероятность смерти во время наркоза не маленькая. Существует такое мнение, что никакие профилактические тесты не могут предотвратить аллергическую реакцию на наркоз, обычно заканчивающуюся летальным исходом. Смерть от наркоза является далеко не редкостью даже за рубежом, где уровень развития медицины выше. Невозможно объяснить случаи, когда, например, человек всю жизнь принимает аспирин, а потом, проглотив очередную таблетку, умирает от аллергии на это лекарство. Я не боюсь смерти, тем более такой восхитительной, красивой и лёгкой, как под наркозом, поэтому ставлю уверенную подпись и ложусь на операционный стол.
Я мечтаю открыть хоспис. Хочу, чтобы люди умирали не в страданиях, а в своих тайных мечтах. Чтобы перед смертью видели не мрачные, заплаканные лица родственников, а только то, что хотели бы видеть. Это была бы прекрасная и радостная смерть. В сейфе хосписа хранились бы контейнеры с наркотиками. Но скучные ни о чем не говорящие медицинские термины, такие как бриетал, пропофол, гедонал, были бы заменены на понятные всем названия. Например «Книга джунглей», «Остров мечты», «Гражданская война», «Любовь и извращения», «Пинаколада», «Париж», «Мосты и поезда», «Синее-синее море» и т.д. Вариантов множество, как и видов наркотиков, которые каждый по-своему воздействуют на мозг и психику и способны вызывать те или иные видения и ощущения. Пациент мог бы сам выбрать свой последний полёт. Многие из нас всю жизнь мечтали о чем-то, а из-за слабости и лени не смогли осуществить. В хосписе появится возможность побывать там, где мечтал, ощутить то, что хотел. Разве это не здорово?!
Утром ребёнка принесли мне в палату. У Егора смуглая кожа и чёрные как уголь глаза. Весь в папу, – подумала я. Он немного полежал, поглазел на меня, а потом начал плакать. Видимо, он хотел есть. Я попыталась приложить сосок к его губам, но он упрямо завертел головой и ещё сильнее закричал. Соседка по палате позвала медсестру.
- Что ж вы, мамочка, младенцу грудь, как мужчине, предлагаете. Вот как надо!
И она, зажав мой сосок между двух пальцев, вместе с ареолой запихала его в рот грудничка. Егор тут же зачмокал. Я благодарно улыбнулась медицинской сестре. Он сосал и сосал, пока не уснул прямо с соском во рту. Потом пришли родственники и муж. Я попыталась встать, чтобы подойти к окну, но тут же рухнула снова на кровать. Ноги были как ватные, я их не чувствовала. Тогда я подтянулась на руках к подоконнику и выглянула. Свекровь и муж улыбались. Только у мамы было лицо очень грустное. Я помахала им и снова сползла на кровать. Медсестра опять принесла капельницу с кровью.
- Зачем мне чужая кровь? Я не хочу.
- Ты потеряла много крови, у тебя очень низкий гемоглобин, и без процедуры переливания ты не поправишься, – объяснила медсестра.
Я покорно подставила вену под иглу. Пока вливали кровь, задремала. Мне чудилось, что я раскачиваюсь на огромных качелях, которые свисают прямо с неба (небесные качели). И было очень жарко, как в пустыне, а потом на небе появились очертания головы клоуна. Они становились всё ярче – его маска приближалась ко мне, и перекошенный в зловещей ухмылке рот открылся, обнажив жёлтые клыки. Тут я проснулась. Пакетик с кровью заканчивался.
Я очень боялась, что при очередном переливании крови недобрый клоун вернётся, и во второй раз категорически оказалась от этой процедуры. Хотя во всём теле ощущалась слабость, я всё же решила подняться с кровати. С трудом передвигаясь по стенке, не чувствуя под собой ног, добралась до уборной, где в зеркале увидела своё отражение и чуть не рухнула от увиденного. Из зеркала на меня смотрела ведьма с синим лицом и красными кровяными глазами. Это капилляры на лице и в глазах полопались, от того, что я сильно тужилась.
Вся обстановка в роддоме меня угнетала. Егор постоянно плакал и мало спал. Он вообще практически всегда надсадно кричал. Поэтому все ночи я проводила в коридоре, качая его на руках и чуть не падая с ног от усталости. На пятый день, невзирая на рекомендации врачей, я ушла домой. И началась у меня совсем другая жизнь, жизнь с ребёнком. Он требовал много сил, внимания, которые я давала, расплачиваясь своими нервами. С появлением в нашей семье неспокойного малыша у мужа работа стала почти круглосуточной. Я ждала Сашку, как спасителя. Мне необходимо было отвлечься и чем-то заняться, помимо ухода за ребёнком. Оглядываясь сейчас назад, я удивляюсь, как вообще это всё вынесла.
По случаю крестин к нам пришли наши друзья - Арсений, который к тому времени женился и у него родился сын (его жена была отнюдь не похожа на тех девиц, что окружали его во времена дикой молодости). Многие бы позавидовали Арсению, потому что жена Ольга была воплощением настоящей женщины – симпатичная, скромная, хозяйственная, умеющая тонко руководить мужем, который думал, что все решения принимает сам и является главным в семье. На самом деле, главной была Ольга. Трудно было в нём угадать прежнего раздолбая, хранившего в туалете стопку запрещённых порно-журналов, вливавшего в себя не один литр водки, орущего панковские песни под гитару и хватающего за ягодицы размалёванных малолеток. Это был совсем другой Арсений. Он немного поправился (как говорят, раздобрел), отпустил бороду, его лицо округлилось, а говорил он тихо и спокойно. Мне он напоминал отшельника, который живёт в лесу, в берлоге, питаясь дичью и ягодами. Или на монаха, живущего в тихом укромном доме Бога. Изменения касались не только его внешности, он думал по-другому. Так происходит с людьми, которые пережили что-то серьёзное и пересмотрели свои взгляды на жизнь, в корне поменяли принципы и приоритеты. Его приоритетом стала семья. А принцип – служение Богу. Всё это возвышало его над другими и надо мной в том числе, но я отнюдь не хотела, чтобы моя жизнь стала такой же. Зачем? Мне с моей жизнью намного интереснее.