Владыка

Евгений Гордеев Смоленск
        С архиепископом Смоленским и Калининградским Кириллом судьба свела меня в 1989 году. Я руководил пресс-службой областного управления внутренних дел и возмечтал впервые за всё время советской власти взять интервью у церковного иерарха  для  журнала «Советская милиция». Одновременно я хотел сделать аудиозапись нашей беседы и отдать на областное радио.
        Владыка Кирилл отреагировал на моё предложение мгновенным согласием. В назначенный день и час я ступил на порог его небольшого кабинета. Разместил на приставном столике старенький диктофон, настроил запись. Скажу сразу, - к встрече с Кириллом, бывшим в то время также постоянным  членом Священного Синода РПЦ, возглавлявшим отдел внешних церковных сношений Московского патриархата, я готовился очень тщательно: нащупывал тему, формулировал вопросы, искал новые формы возможного сотрудничества…
         Слава богу,  вопросник я запомнил наизусть и в ходе беседы не отвлекался на записи. Меня поразило, что и Кирилл не имел перед собою никаких записей: чистая столешница, покрытая зелёным сукном, простой карандаш, которым Кирилл действовал, как режиссёрской палочкой,  как бы дирижируя себе в беседе. Мне запомнилось тогда, что владыка свободно и глубоко владел любой темой: будь то вопросы наказания преступников, содержания подследственных и осуждённых в неволе, воспитания детей в семье и образовательных учреждениях или роли  самой церкви, священнослужителей в этих процессах.
           Вместо отведенного  на нашу встречу   получаса, мы проговорили около двух. Причём, каждые пятнадцать минут в дверь заглядывал  секретарь, показывая на часы и напоминая, что время  аудиенции истекло и в приёмной ждут другие посетители. Владыка делал властный жест рукой и секретарь исчезал.
          Основным постулатом  Кирилла было то, что РПЦ считает преступившего закон  не преступником в том понимании, которое оправдывает  для многих возможность жестокого и бесчеловечного обращения с ним, а пациентом, больным душою,  с коррозией морали и духовности, которого надо лечить. Речь архиепископа была проста, и, в то же время, величественна, её  не засоряли  модные   иностранные словечки, сленг, слова-паразиты. Она лилась широко и свободно, её хотелось слушать и слушать. Кирилл обладал некой магией слова, искусством убеждать.
- Владыко, - сказал я ему,- испытывая огромное удовольствие от нашей беседы.- В Вашем лице я нахожу  величайшего ритора нашей эпохи! Почему бы вам не выступать в постоянной программе, посвящённой вопросам духовного воспитания и развития на,  областном ТВ?
- С удовольствием!- не задумываясь воскликнул Кирилл. – Надо об этом подумать…
         Уже вскоре на областном ТВ зазвучал  мягкий, чуть хрипловатый голос Кирилла в еженедельной  программе. Потом она переросла в «Слово пастыря» на Первом канале ТВ,
          В конце мы заговорили о силе слова, несомого пастырем. «Церковь ничему плохому не учит!»- несколько раз повторял владыка. И тут меня будто что-то толкнуло: спроси!  И я спросил:
-Владыко Кирилл, а что Русская православная церковь только провозглашает добро и человеколюбие, только призывает  к ним? А сама…- я не договорил.
- Что вы имеете в виду?!- мгновенно среагировав на вопрос,  спросил владыка.
- Творит ли эти самые добрые дела сама церковь, или это только лозунг ?!- закончил я свою мысль.
- Я и спрашиваю, что вы имеете в виду? – переспросил Кирилл.
      Немного помявшись, я рассказал, что у меня тяжело, смертельно больна жена, Татьяна. Лихорадочно ища панацею,    я вычитал в «Медицинской газете», что ещё в тридцатые годы советский учёный изготовил лекарство от этой напасти. Но потом учёного сгноили в сталинских лагерях, а патент на изготовление чудо - лекарства продали Франции. С тех пор его покупали только для высших партийных  и советских бонз на заводе в г. Лионе.
       Внимательно выслушав, не задавая лишних вопросов, владыка  достал из ящика стола  листок бумаги и что –то написал.
- Это - телефоны моих секретарей в Московском патриархате. Сегодня я еду в Первопрестольную, а через пять дней позвоните по одному из этих телефонов и вас проинформируют по вашему вопросу. - сообщил он.
        Ровно через пять дней я набрал один из этих номеров. Когда я представился,  звонкий юношеский голос, , вежливо сообщил: «Встречайте завтра в Смоленске поезд Париж- Москва, вагон №8, проводник Л.» Вечером следующего дня проводник передал мне десять упаковок по десять пузырьков лекарства, ровно на курс лечения. Знакомая медсестра в течение месяца, три раза в день  приходила к нам домой, делала уколы. К сожалению, было уже поздно… Уколы, правда, намного облегчили участья Татьяны,  она умерла  через полгода, без этих страшных болей, неизменно сопровождающих финал…
       Справившись с похоронами, чуть отойдя душой, я,  купив ровно сорок белых роз ( по возрасту Тани!),   пришёл в Успенский собор, где правил воскресную обедню Кирилл. Он стоял на возвышении и, увидев меня в толпе, кивнул. После службы я подошёл к нему.
- Как жена?! – живо поинтересовался  Кирилл. «Надо же, вспомнил!»- поразился я.
- Она умерла! – преодолевая ком в горле,  ответил я, отдавая ему розы.
- Надо службу заказать!- посоветовал Кирилл. Узнав, что Татьяна была не крещённая, отправил меня поставить свечку и написать записку «за упокой». Что я и впоследствии и сделал.  А пока я вновь обратился к Кириллу:
- Владыко, сколько я Вам должен за лекарство? Кирилл лишь рукой махнул:
- Давайте оставим это. Будем считать это одним из добрых дел Русской православной церкви…
- Ну, скажите хоть сколько  оно  стоило?- приставал я.
- Ладно, - ответил Кирилл,- только обещайте десять лет никому не говорить об этом. Я пообещал,  и владыка назвал умопомрачительную сумму: 176 000 франков! Рядом с нашими зарплатами такие деньги в моей голове просто не укладывались!
     Узнав о том, что я, майор милиции и член КПСС, взял интервью   у священнослужителя, меня вызвал начальник политотдела УВД , нудно рассказывал об отделении церкви от государства, о нашей атеистической миссии. А потом собрал партком,  и мне влепили строгий выговор с занесением в учётную карточку. Но  на другой день вышел  журнал «Советская милиция» с  интервью Кирилла под  названием «Слушайте голос совести». А потом нашему генералу позвонил Министр МВД  СССР В.В.Бакатин  и похвалил меня за это интервью. Выговорешник с меня тут же сняли.
       Я ещё неоднократно встречался с нашим архиепископом, а затем и  митрополитом по разным вопросам.  В последний раз это было   на Пасху,  в 2008 году.  После службы приглашённые  потянулись к месту, где был накрыт стол, разговеться. Я сумел подойти  к владыке, мы   обнялись и, по обычаю, трижды поцеловались, со словами: «Христос воскресе!» и эхом звучащим «Во истину воскресе!»… Я,  передав ему визитку, попросил об аудиенции по вопросам совместной деятельности. Он тут же отдал визитку секретарю и  попросил организовать эту встречу. Но она, по ряду объективных причин,  так и не состоялась. А вскоре митрополит Смоленский и Калининградский был избран  Поместным Собором РПЦ 16-м Патриархом Московским и всея Руси. Больше мы не встречались, хотя Патриарх  неоднократно посещал Смоленск и Смоленщину, которым посвятил почти четверть века своей жизни и деятельности.
       В честь нашей последней встречи я написал стихотворение «Камо грядеши?», послал его на сайт РПЦ, но ни ответа, ни привета не последовало… Это стихотворение вы можете прочитать в Интернете вот по этому адресу: http://www.stihi.ru/2010/03/19/1986
02.02-2014 г.