МЮЗЕТА
Назвать моё вдохновение Музой язык как-то не поворачивается: уж слишком мало написано. Поэтому – Мюзета. (Галета, конфета, карета, планета, эстафета и т.д.) Мюзета.
Когда-то в младшем школьном возрасте в силу забытого ныне мотива, не то импульса, я вдруг сочинил стихотворение в четыре катрена. Текст этот был посвящён моей маме.
Помнится, случилось это в «урочный час», когда я делал уроки – школьное домашнее задание. Мама была дома. Отставив утюг, она взглянула на мой листок. Прочла, удивилась; в восторг не пришла, но похвалила. Я объявил, что это будет мой подарок ей на день рождения. На том и порешили.
До праздника оставалось ещё много дней. Это дало мне какую-то дистанцию – время для размышления, в течение которого я мог рассмотреть свой текст более объективно. И чем дальше – тем меньше мне нравилось моё творение. Когда же – в день рождения – мама попросила меня прочесть это сочинение для гостей, я судорожно смутился и отказался. Теперь я уже считал свой «стих» незрелой и вполне беспомощной глупостью. Особенно недоволен я был одной своей нелепой фразой в этом стихе:
«Мама гладит меня по головке, говорит мне: “Спасибо, сынок”…»
Теперь эта строка меня просто терзала. Как могло такое выползти на бумагу из-под моего стального пера? Туды-т-же-растуды-т! “Написал бы ещё «маменькин сынок»”, - думал я, багровея от стыда.
Разумеется, такое слюнтяйство я себе простить не мог и постарался скорее забыть эту мороку, расценив сочинение как явную творческую неудачу. И, в конце концов, справился – забыл; одна только эта позорная строчка в памяти и осталась.
И с тех пор я никаких стихов не писал лет эдак до восемнадцати – до тех дней, когда я оказался влюблён, а моя любимая куда-то уехала. В тоске и томлении я вдруг написал небольшое стихотворение о том, как меня в полёте сбил и сбросил на землю порыв дикого ветра. Под этим порывом враждебного ветра я подразумевал внезапную разлуку, а самому себе я рисовался чем-то вроде врубелевского «Демона поверженного», но только – само собой – с ангельской душой, разумеется.
Вскоре и этот стихотворный опыт я приговорил к забвению и текст уничтожил; ибо – всё та же полностью неуместная дурь, ёжику ясно…
И, кстати: не хрена тут со своими сломанными крыльями под ногами валяться!
А стихотворение, которое я впервые решил сохранить, было написано только через несколько лет. Правда, это было не стихотворение собственно, это была песня. Я тогда только что окончил институт и в коротких словах записал – в рифму – свои впечатления от завершённого учения, свои ожидания от будущего, а заодно и обозначил необходимость переоценки своей жизненной ситуации, потребность поиска новых опор и смыслов. Текст получил название «Выпускник».
Прошло время; мало-помалу Мюзета со мной подружилась, мы стали изредка встречаться. Она дарила мне часы истинного блаженства. В конце концов, я даже пришёл к заключению, что само слово «блаженство» собственно и означает «благо от женщины»… бла – женство.... моя благословенная женщина… как же я люблю тебя!!!
Стихи рождались, записывались, и со временем их – самых разнообразных – накопилось дюжины аж таки три.
Но вот что ещё любопытно (выяснилось!): оказывается, я пытался сочинять что-то стихообразное ещё задолго до «Спасибо, сынок». Сам я про это насмерть забыл, но мама мне однажды напомнила:
На дворе идёт гроза,
Я пошёл колоть дрова;
Папа с мамой меня ждут,
Я ушёл за хлебом.
Мама, цитируя меня много лет спустя, копировала мои детские интонации. Ох и смешно же нам было; умилительно.
Мюзета моя тогда ещё младенцем была, теперь она взрослая.
Встречаться со мной часто (как бы мне хотелось) она сейчас не может: занята, много работает. Но… но… Но она так хороша! Вы просто не знаете… Она про меня не забывает; иной раз и свидание отменит, но привет пришлёт.
Характер её не без особенностей.
Странно, но с ней я почти ничего не написал про любовь.
Разумеется, моя мини-поэма «Восхитительная триада» это про любовь, но вот ведь незадача: это про любовь к трём женщинам одновременно и сразу… Видали такого?! Ни гроша, ни гроша, да вдруг – алтын!
Про любовь у меня есть ещё «Монолог», но он в силу шутливого, игривого характера, конечно, на жанр настоящей любовной лирики не претендует. Женщину я там воспеваю и расхваливаю, описываю её как желанную, но делаю это как-то... без принятого в подобных случаях лирического аристократизма, как-то по-мужицки что ли. Никаких тебе там духов-туманов, чудных мгновений… даже какой-нибудь облезлой Луны для охов-вздохов – и то не нашлось.
И всё же мне моя Мюзета нравится. Очень я ей благодарен. Милая Мюзета, чудо моё несказанное!!! Люблю тебя!