Сегодня получил вот такую рецензию на свою очередную публикацию:
«Не понимаю, в чём смысл этой публикации. Она состоит из выдержек из выступлений двух известных людей на радиостанции «Эхо Москвы». Ну ладно бы вы как-то полемизировали с ними или сделали какие-то выводы из приведенных высказываний. Ничего этого нет и в помине. Просто выдержки. Любой человек может при желании самостоятельно прочитать их на сайте упомянутой радиостанции. Очень странная и на мой взгляд бессмысленная публикация».
Написал в ответ: «Вы абсолютно правы. Я с Вами согласен. Спасибо за внимание».
Почему же я не угомонюсь, продолжаю своё подлое дело? Да просто потому, что вы можете это не прочитать, руки не дойдут, а здесь я вам подсовываю на тарелочке с голубой каёмочкой: читайте и делайте выводы. С моей стороны какие-либо комментарии и слова будут лишними. Мне это понравилось. Смею надеяться, что и вам будет интересно.
"Лев ПРЫГУНОВ – Только документы НКВД. И там представляются совершенно секретные письма рабочих к солдатам о том, что надо поднять восстание и надо оставить город, отдать, потому что мы все сдохнем. И так далее. Красноармейцы пишут солдатам: «Мы не можем. Начните вы, мы вас поддержим». Солдаты… рабочие пишут: «Мы не можем, потому что у нас нет оружия. Начните вы, мы вам поможем». Их всех, естественно, расстреливают. Но разговоры о свободном городе ведутся на протяжении всего первого тома, во всех этих самых… плюс сколько было съедено, и так далее.
К. ЛАРИНА – Как вы сейчас рассказывали до передачи, там есть, даже опубликовано меню наркомовской столовой.
Л. ПРЫГУНОВ – Совершенно верно. Опубликовано меню райкомовской нквд-стской столовой. И там прекрасно – икра красная, мясо, рыба и так далее. Они жили совершенно замечательно. У меня была соседка – жена то ли полковника НКВД, что-то как-то я давным-давно заикнулся об этом. Она говорит: «А я прекрасно жила, я прекрасно жила. Я была пухленькая, толстенькая. Со мной всегда ходили 4 солдата, чтобы меня не съели. И мы прекрасно жили» - она говорит. Вот это ее слова.
К. ЛАРИНА – Получается, что боятся-то не оскорбления чувств ветеранов, а боятся правды.
Л. ПРЫГУНОВ – Вообще должен вам сказать, что русский человек очень и очень не любит правды. Он любит все что угодно, но правду – не дай Бог. Не дай Бог сказать ему правду, у него какая-то аллергия на правду. Понимаете? Это замечено даже по семьям, даже по друзьям.
К. ЛАРИНА – Не очень приятную правду, скажем так.
Л. ПРЫГУНОВ – Как ни странно, любую правду. Потому что любая правда – она разоблачает. И когда говорят… на этом же попались все военачальники, потому что они врали себе, они врали Сталину. Почему такой был шок в начале войны? Я сейчас очень много читаю книг про войну. Мое хобби сейчас. Так вот, каждый человек в Советском союзе от мала до велика был убежден, что никакой войны на территории страны не будет. Война будет только на территории врага.
Л. ПРЫГУНОВ – Малой кровью на чужой территории. И первый шок был – это финская кампания, когда объявили, что за 2 недели мы ее возьмем, и один генерал… У меня есть «Зимняя кампания» книга, очень хорошая, документ... Забыл его фамилию, у меня на фамилии очень плохая память. Он сказал, что «Две недели – это что-то как-то…» Так его тогда заклевали, обвинили в пораженчестве и чуть ли не выгнали. Встал вопрос его чуть ли не арестовывать. И по советским, только по советским данным, 130 тысяч было убитых солдат, 200 тысяч – якобы в госпиталях от ранений и от обморожений, и 39 тысяч пропали без вести. Даже по советским данным получается 400 тысяч. А реально, как многие думают – около миллиона человек положили на маленькой пустой зимней кампании. Единственный, правда, положительный – был впервые показан людям и правительству, насколько не готова страна к войне. Хотя оружия было несметное количество. У финнов было 20 танков, а у этих было 2600 или что-то такое. То есть в 10 раз больше. И во всем остальном – людей там было до 700 тысяч, в самый пик войны было.
И та же история с Великой Отечественной войной. Они потеряли все аэродромы, все самолеты, все танки в первые два дня. Все были разбиты. Вот и все. И 12 часов Сталин молчал.
Л. ПРЫГУНОВ – Отец воевал. Отец был Ванька-взводный. И он гордится тем, что у него во взводе никто не погиб. Он прошел до Кенигсберга всю войну. Правда, когда он вернулся, его тут же сослали, нас всех вместе – и маму, и нас с сестрой сослали на границу с Китаем, в Павлодарские степи. Там был детский дом детей врагов народа. Мне было 8 лет, но я очень хорошо это помню. Это было что-то страшное, они все были больны туберкулезом… вши…
К. ЛАРИНА – Почему вашу семью туда отправили?
Л. ПРЫГУНОВ – Вот так… мой отец был вейсманист-морганист. Он был биолог, и он ненавидел академика Лысенко. И не скрывал этого. А потом, когда он вернулся оттуда, на наше несчастье, счастье, сестра заболела туберкулезом. Мать нас вывезла, а когда он вернулся в Алма-Ату и попал в школу, в первый год он был настолько популярен, вся школа просто на него молилась.
Л. ПРЫГУНОВ – В экспедиции, да. На руках у меня умер. Но уже мы его… И тут у меня закралось давно странное такое… потому что неизвестного учителя непонятно почему хоронили, как Кирова. Весь город. Он всего год проработал, а его как героя хоронили. Представляете? Он погиб на посту. Вот это такое лицемерие – как раз любой перебор сразу показывает ложь. Вообще я должен сказать, что КГБсты – они перепутали хитрость с умом. Есть такая гениальная книга – «Книга об уме» французского философа… неважно, да. Потом вспомню. Он пишет о том, что ни хитрость, ни остроумие никакого отношения к уму не имеют. Потому что древние китайцы органом ума считали сердце, а голова – это хитрость. А хитрость, как китайцы говорят, «ум не может предусмотреть всего». И вот, смотрите, потрясающе. Все наши действия в советские времена все были безумны, глупы, бездарны. И всегда они проигрывали, полностью проигрывали.
Ну, начнем с Польши. Они освободили от фашистов страны, и потом вводят танки и расстреливают людей – в Германии, в Польше, в Будапеште. Освобожденные страны. Первое. Имидж, как сейчас говорят, упал.
К. ЛАРИНА – Как тогда продержалась эта империя 70 лет? На таком, как вы говорите, бездарном руководстве.
Л. ПРЫГУНОВ – На страхе, на ГУЛАГе, на этом самом…
Л. ПРЫГУНОВ – Это оптимистично, да. Вот у меня такие стихи:
Палачи устают и стареют,
Воруют, жиреют, тупеют,
Забывают свое ремесло.
И грозят им из ада Дзержинский,
Сталин, Берия и Вышинский,
Вдохновляя на новое Зло.
К. ЛАРИНА – Вам не понравился этот фильм? О! Мы здесь фанаты все «Оттепели».
Л. ПРЫГУНОВ – Фальшивый, чудовищный фильм. Фальшивый.
К. ЛАРИНА – Ну, расскажите, почему.
Л. ПРЫГУНОВ – Во-первых, играют советских… там главный герой, кстати, единственный похожий на советского человека. Оператор – единственный. У него какая-то мрачность есть. А все, знаете, в советское время, если заходит пара, два человека, и громко смеются, и свободно говорят – это уже враги народа, потому что мрачные, страшные люди. Мы с Чудаковым мечтали снять документальный фильм, который был бы страшнее всех документальных фильмов о Советском союзе. Поставить камеру в метро, чтобы 2 часа снимать только людей, которые едут вниз. То есть просто вот так, крупно. И это было бы что-то… на пятой минуте люди бы сходили с ума.
К. ЛАРИНА – Ну, подождите. Здесь все-таки другая совсем цивилизация. Это богема. Вы же сами к ней принадлежали. Вы сами писали, как в «Национале» вы сидели и водку пили.
Л. ПРЫГУНОВ – В «Национале» сидели, водку пили.
К. ЛАРИНА – Это, я напомню, чтобы люди понимали, речь идет о программе Соломон Волков. Диалоги с Евтушенко.
Л. ПРЫГУНОВ – Три вечера подряд. Первое – Соломон долго спрашивает: «А вас когда-нибудь вербовали в КГБ?» «Да, вербовали, конечно, вербовали. Вот, в 57-м году или в 56-м вербовали». «И как?» «Ну, знаете, я их обманул. Я сказал, что я во сне разговариваю». Так вот, я вам говорю честно – это штамп любого стукача. Я знал многих стукачей, я спрашиваю: «А как тебя вербовали?» «Да, вербовали». «А что ты сказал?» «Да я сказал, что я во сне говорю». И вдруг после того, как он сказал, и он не завербован, вдруг у него ракетой взрывается его карьера. Он становится первым поэтом России, перед ним открываются все двери.
К. ЛАРИНА – Это ваши подозрения? Или есть доказательства, кроме этого штампа?
Л. ПРЫГУНОВ – Вы знаете, что? Доказательство одно – человек, который отказался содействовать и служить на КГБ, он зачеркивался. Это 100%. Я знаю всех, кого зачеркнули. Перед вами я. Я был зачеркнут, я был вычеркнут. Меня даже не выпускали в Монголию, даже не выпускали в ГДР, где я расписывался за 800 марок, а получал 60 и был счастлив, потому что это было в 5 раз больше, чем в Советском союзе. Но даже и туда меня не пускали, хотя знали, что я никуда не смогу убежать.
К. ЛАРИНА – А может быть, его вообще не вербовали? Может быть, он просто это придумал?
Л. ПРЫГУНОВ – Нет, нет. Его вербовали, его завербовали. Не может человек ехать разговаривать с Робертом Кеннеди без колоссальной лекции в ЦК партии людей, американистов, которые знают все… Не может человек быть посланцем во всем мире, не будучи агентом КГБ. Не может быть.
К. ЛАРИНА – Это очень сложный разговор. Мне неловко, потому что, во-первых, здесь нет Евгения Александровича Евтушенко. Он не может вам ответить. А во-вторых, знаете, я знаете, что вспомнила сейчас, когда вас слушала? Михаил Козаков признался, признался в этом – в том, что он был не то что завербован… это, наверное, по-другому называется. Он дал подписку о сотрудничестве. И он с этим грехом всю жизнь жил, но при этом, я так понимаю, он никого не заложил, все-таки.
Л. ПРЫГУНОВ – Когда он был с этих грехом, я был свидетель, он напивался, он устраивал дикие дебоши. Когда он признался, он стал свободным, спокойным, прекраснейшим человеком. Просто я с ним перед смертью, за год до этого был на фестивале… господи, какой же это был замечательный человек. До этого, пока он не написал это все. Он был… Так вот, Евтушенко – у него две занозы, вот эта КГБ и история с Бродским. Но чтобы встретиться на Лубянке, на Лубянке встретиться в высших эшелонах, на третьем, или на втором, или на пятом, или на четвертом этаже, выходя из одного кабинета, вдруг он встретился с Бродским, который пришел только получить документ на выезд, его вызвали туда. Это, знаете… это называется – это иллюстрация китайской Книги Перемен И-Цзин, где говорится, что вся Вселенная находится в одной булавке. И вот такие случаи – это как раз иллюстрация этой И-Цзин, когда вдруг со всей Вселенной два человека встречаются в эту секунду здесь. В эту секунду. Но самое смешное, что Соломон Волков говорит: «Да, да, да. Он пришел книги… выручать свои книги…»
К. ЛАРИНА – Которые на таможне якобы отобрали, да.
Л. ПРЫГУНОВ – Кто в 72-м году мог бы подойти к Евтушенко и сказать: «Откройте ваш чемодан»? Никогда в жизни, когда его лучший друг был… Но Соломон Волков тоже мерзавец еще тот.
К. ЛАРИНА – Это все ваши слова.
Л. ПРЫГУНОВ – Хотя его здесь нет. Да, хотя его здесь нет. Но я могу сказать открыто. Но он тут же выдает, он был другом заместителя Андропова. Все думали, что он с Андроповым разговаривает, а на самом деле – с заместителем Андропова. Генерал какой-то лейтенант, забыл фамилию его. Кстати, это тот самый человек, который его агитировал или вербовал в 56-м году. Значит, он остался с 56-го года до … представьте, остался его лучшим другом. Что это такое?
Кстати, и наивным зрителям нашим показывают Евтушенко с чемоданом. Фотографию, как будто это снято документально, что он выходит из Лубянки с чемоданом книг. Дальше.
К. ЛАРИНА – Там вторая история с письмом, которое якобы написал Бродский… где он призывает, просто я напомню, там якобы было письмо, где он требовал, чтобы Евтушенко не брали на работу в американский университет.
Л. ПРЫГУНОВ – Да. Дальше. Тот начальник этого университета, как говорит Соломон, лучший друг Евтушенко, и он же – агент ЦРУ. Тот – агент ЦРУ. Лучший друг Евтушенко. И вот на похоронах Тодда… А почему этот Тодд, моложе Евтушенко, был убежден, что умрет раньше Евтушенко? Он сказал: «Это письмо только после моей смерти передавать ему». И тут ко мне подходит такой веселенький… фамилия Соловьев его. Я сверился на моих ленинградских друзей. Они очень хорошо помнят. Это был чуть ли не скрывавший, что он агент КГБ. И он уехал в Америку, Соловьев, какой-то такой литературный человек. И он говорит: «Мне Тодд дал письмо перед смертью, чтоб только после смерти передал ему». И Соломон Волков открывает это письмо и говорит: «О, все понятно. Машинка Бродского, подпись Бродского». Господи, какой он эксперт, чтобы установить машинку Бродского – это надо с громадным микроскопом, с увеличительным стеклом сверять соотношение букв. Какая буква какую зазубрину имеет. Это колоссальный труд – доказать, что это… Понимаете, про что я говорю?
К. ЛАРИНА – То есть вы считаете, что этого письма не было?
Л. ПРЫГУНОВ – Это абсолютная КГБистская дрянная, подлая подделка. Просто подделка.
К. ЛАРИНА – Я, кстати, хочу сказать, что я после этой передачи, естественно, стала искать, был ли где-нибудь еще разговор об этом письме. И я нашла про это письмо Бродского. Про это письмо Бродского до этой программы только со слов Евтушенко было известно – во всяких интервью он про это говорил. Он его не демонстрировал, но говорил про это письмо. Больше никаких источников не было.
Л. ПРЫГУНОВ – Естественно. Письмо написал сам Евтушенко – это 100%. Послушайте, я так хорошо знал отношение Иосифа к Евтушенко, которому было совершенно на него наплевать, в высшей степени. Да будь он президентом Америки, он бы палец о палец не ударил. Чтобы Бродский, который ценил свое время, у которого было несметное количество замыслов, несметное… у него голова пухла от слов и от стихов… чтобы он стал переводить на английский язык стихотворение Евтушенко, которое написал 20 лет назад, да еще бездарное, еще какие-то… ну никогда в жизни. Да и чтобы он еще писал донос, да еще на двух страницах – Господи! Это, я не знаю, опять глупость Евтушенко и глупость тех людей, которые ему помогали. А подпись Бродского даже я могу подделать. У него такая яркая, такая броская…»
Ставрополь-на-Волге