Аспирант Короедов невероятно талантлив. Не успел поступить в аспирантуру, а уже читает лекции вместо шефа, который отдыхает и не нарадуется на ученика. Но не все было поначалу гладко.
Короедов вспоминает, как он первый раз пришел на лекцию и с серьезнейшим, на гране унылости, видом стал излагать основы математической статистики. Студенты сидели как сонные мухи, ни понимая ни бельмеса.
Короедов стал размышлять, что явилось причиной такой неудачи. Ведь он все излагал обстоятельно, последовательно, логично. И такая сонная реакция! Что делать? Какие нужны коррективы? Как расшевелить в студенческих мозгах центры восприятия?
А ведь у него практически нет никакого опыта, он не умеет владеть аудиторией. Страшно опять же. И дураком не хочется выглядеть.
Но кто-то ему сказал: чтобы не выглядеть дураком, надо быть чуточку глупым. Парадокс. Только на первый взгляд. Не зря ведь Пушкин вроде как-то сказал, что «поэзия должна быть глуповатой». Иной поэт содрагается, слыша такое. «Это Пушкин, - думает он. Он гений. И может себе позволить всякое». А ведь Александр Сергеевич, в сущности, прав. Будь поэзия чересчур умной, она перестала бы быть таковой. В мыслях поэта должна быть известная легкость, иначе он будет скучным. «Так, наверное, и в науке. Без легкости, непринужденности здесь тоже никак. А если ты сделал даже что-то очень серьезное, эпохальное, то непременно нужно снять с этой серьезности ореол величественности. Иначе тебя не поймут».
Решение Куроедова было радикальным. Ведь очень даже легко сочиняет стихи. В основном шуточные, по случаю: юбилея, круглой даты или заурядного дня рождения. А однажды он сочинил для капустника, по случаю 10-летия оперной студии университета шуточное переложение либретто оперы Глюка «Орфей» в стихах.
Итак, следующая лекция прозвучит в стихотворной форме.
Сказано- сделано. Короедов посвятил этой задумке несколько ночей. В рафинированном виде язык стиха выдержать он не смог. Но некоторые фрагменты удалось не только зарифмовать, но и внести в них дополнительные ассоциативные смыслы и коннотации . Результат ему понравился.
Аспирант приступил к лекции, чуть трепеща. Но постепенно входил в роль, голос его становился тверже, уверенней и тембристей.
Произнеся пару рутинных пассажей, Короедов выдал поэтическую интерпретацию статистики :
Статистика! Как много значишь ты!
Здесь статусность за цифрами таится,
В ней государство ищет красоты,
Ученый в ней желает отличиться.
Но и обманщик ушлый тут как тут.
Он цифры пользует как сластолюб блудницу.
Напишет тонну там, где только пуд,
А вместо бархата всучит полметра ситца.
Аудитория оживилась. Может, среди студентов были и сластолюбцы и – не приведи господи! – блудницы. Но уж потенциальные мистификаторы почти наверняка.
Лекция пошла веселее. Да и сам лектор чувствовал себя на подъеме. Он ощутил в себе даже некоторую игривость. Сухой, рутинный материал тоже приобрел витальность и воздушность, но без утраты научной строгости. Короедов рассказал студентам об основоположнике научной статистике Адольфе Кетле, о его теории среднего человека, нормальном законе. Этому закону Кетле придавал фундаментальный смысл.
Мир для мудрейшего Адольфа был един,
Он разместил его под купольною кроной:
Тварь, человек, булыжник, древо, апельсин —
Всё в подчинении нормального закона.
Народы все под ним от люльки до седин,
Мы в рабстве у него всегда и ежечасно,
Мы все в плену закона средних величин,
Мы все под колпаком томительно всевластным.
А если кто не любит серость середин,
Он знает: вдаль бежать от серости опасно,
Три сигмы на посту дежурят ежечасно,
Их цель — безжалостно-жестокий карантин,
Чтоб середину знал капризный человек
В наш переменчивый и суетливый век.
Лекция весело катилась к финалу. Студенты улыбчиво переглядывались: Давай, мол, старик, жги!
Прошло несколько дней. Шефа вызывает декан.
- Что за балаган устроил ваш аспирант на лекции по статистике? Как вы это ему позволили? Какая еще поэзия? То же мне Политехнический музей. Евтушенко с Вознесенским вместе взятые. Еще бы девиц позвал, с графиками и таблицами, для подтанцовок. Безобразие! Немедленно прекратить эту вакханалию. И снять с Куроедова, простите, Короедова эти часы. Читайте сами.
Профессор вздохнул. Он уже успел расслабиться, передав аспиранту нагрузку. Опять придется тянуть эту лямку. Боже, как это надоело! А Короедов-то каков! Молодчина! Растет смена. Не ожидал от него такой прыти.