когда структура не имеет никакого смысла точно так же как и смысл никак не структурирован, тогда перед нами тоху вабоху или
ч а с т ь т р е т ь я
моего дхармического дневника, который и есть такое вот именно «атомарное» собрание никак не структурированного смысла:
*однажды, лет двадцать назад, мой – ныне покойный – друг Валентин Соломонович, как это у него водилось при наших с ним встречах, очередной раз с бесцеремонным восторгом запихал мне в уши, словно в цветочную вазу, целый букет своих нововзращённых шедевров, на что я, дабы хоть как-то вытряхнуть из себя все эти красоты, решительно подумал ему в ответ: мол, так, как пишешь ты, я могу не напрягаясь состряпать целую эпопею. Подумано – сделано:
декалог соломону
я поэт не лаком крытый
не во фраке не в лаптях
с головою гладко бритой
эмпирей живу коптя
не закончив даже вуза
с музой пью вино от пуза
и скажу вам не шутя
как баловано дитя
не сюсюкая – открыто:
ваша дама музой бита
Пролог
по небу букашка ползёт
собака какашку грызёт
аскет погружается в свечку
хозяйка колдует у печки
овечки по полю гуляют
мальчишки девчонок гоняют
крутой вот с дырой в голове –
сквозняк его душу вовне
как дворник свой мусор сметает –
ночь кончилась – значит светает
букашка всё та же летает
поэт свой стишок сочиняет:
1
«мир его не за горло схватил…»
В.С.
Мир его не за горло схватил,
Не за шиворот, не за мошонку,
Не за галстук, не за рубашонку,
Не за тело и не за душонку,
Мир его за такое схватил,
Что сказать даже стыдно ребёнку.
Мир схватил его. Вот и сюжет
Для комедии или для драмы,
Для романа, стиха, мелодрамы,
Афоризма. И даже рекламы
Не гнушается шустрый поэт.
Для поэмы нет лучше предлога,
И под занавес – для некролога
Лучшей темы, поверьте мне, нет.
А поэт? Он всего лишь поэт.
Рифмы он за загривок с порога
Как охранник хватает бульдога,
И пожалуйста – тема готова.
Впрочем, это совсем и не ново.
Новость вот в чём: здесь кто-то схватил
Неизвестно кого и зачем,
Да из этого лихо скрутил
Целый узел заманчивых тем.
Ну а мир? Ему дела ведь нет,
До чего дописался поэт.
2
Он хает власть,
ругаясь всласть.
Он сам себе закон и бог.
Кругом лишь мразь.
К нему не влазь –
Тебя не пустят на порог.
Не дома, нет:
вот кабинет,
А вот и кухня – хлеб да соль.
Но ты – нигде.
А он – везде.
Так что заткнись и не мусоль
Ненужных тем.
Но между тем
Он знает точно в чём порок
Речей твоих:
Нет смысла в них –
Сплошное до-ре-ми-фа-соль.
Ты что, пророк?
А он – игрок.
Он в играх этих знает толк.
О, ты поэт?!
Вот пируэт
Достойный князя иль царя:
Хоть ты дерьмо,
но всё равно
Готов он выслушать тебя.
И ты прочтёшь,
коль не учтёшь,
Что будет это всё зазря.
Ведь ты принёс
словес понос,
И все стихи твои – херня.
Ты хочешь знать,
как их писать?
Открой тогда пошире рот
И не моргай,
но лишь внимай –
Тебе рецепт откроет тот,
Кто знает толк.
Так серый волк
Законы все изведал леса,
А ты не знаешь ни бельмеса,
Как кролик, да ещё повеса.
3
Монады не имеют окон.
Лейбниц
Будь проще, и к тебе
потянутся люди.
Народная мудрость
Я вчера опростился, и люди
Потянулись ко мне. Но, о Боже,
Что за мерзкие, наглые рожи
Эти люди! Какой-то прохожий
Протянул ко мне грязные пальцы,
Как маслины на праздничном блюде.
Подошёл – сам паршивый и рыжий –
И давай намекать: он, мол, ближний.
Я шарахнулся в сторону. Следом
Потянулся сосед за соседом,
Как в сельпо за дояркой на танцы;
А за ними – развязные мальцы
И старуха с авоськой. Похоже,
Эта ведьма мне ближняя тоже.
И я начал опять усложняться,
По астральным порталам шататься,
Заниматься цигуном и йогой.
И теперь на меня, слава Богу,
С подозрением смотрят соседи.
Подозрением их огорожен,
Я засел в своём мире медведем.
Ну а рожи на то ведь и рожи,
Что они друг на друга похожи,
И не гоже с обличьем пророка
Выпадать за орбиту порога.
4
У пророков плохое житьё,
Их Господь посылает. И люди.
Когда все, как один, лезут в судьи,
Это, право, сплошное жутьё.
Я – не все. И судить не намерен
Сивых меринов в образе Божьем.
Я свинью за версту чую кожей,
Хоть не пастырь, не волк, в том уверен.
Даже лисы имеют жильё.
А шакалы от бизнеса – дачу.
Я возьму в свои руки удачу,
Пережулив всё это жульё.
Мне не надо дворцов и хоромов,
Но и бочка совсем не нужна.
Так скажи мне, какого рожна
Диогеновой быть мне коровой,
Чтоб доил мою мудрость доцент,
И ссылался студент недоучка
На прозренья мои, взмахом ручек
Усыпляя весь свой факультет?
Интеллектом своим потрясая,
На докладах чтоб имя моё
Растерзали, как вымя зубьём,
Академиков мерзкая стая?
Ну и гадость! Я Книгу листаю.
И нехитрым движеньем таким
Все контакты налажены с Ним,
А что лажа, так то наверстаю,
Если надобность будет. Один
На один я отныне с – впрочем,
Я не стану тебе здесь морочить,
Чего вправить не вправе – мозги.
5
Моя дочь занимается сексом
На квартире какого-то экса.
Ну и пусть – лишь бы деньги имела,
Да при деле была. Ну а тело –
Это тело и есть. К нему душу
Не привесишь, как к дереву – грушу.
Я – поэт. Не чураюсь и прозы.
Между рифмами делаю дело.
Презираю ужимки и позы.
Кто-то смотрит мне в рот обалдело,
кто-то вовсе не смотрит. Их дело.
Я не вижу в упор эти рожи.
Моя этика крайне сурова.
Признаю лишь аскетику слова.
Меня совесть не лижет, не гложет,
Не баюкает и не тревожит.
Утверждаю греха не тая:
Моя этика значит – моя!
6
Я не эстет. Эстетов много.
А я один – как перст у Бога.
Ты сунешь мне, убогий, Книгу.
А я скручу из пальцев фигу.
Воскликнешь ты: знать, пальцев много?!
А я в ответ: сочти у Бога.
7
Куренье – зло. Оно мне мило.
Не зло, куренье. Говорила
Мне мать родная – не кури,
Ума б набрался, не дури!
Но где же мне ума набраться –
Скажите ради Бога, братцы?!
И вдруг, однажды, ночью – было:
Вселенной всей в разводах дыма
Я суть узрел. А счастье – мимо.
Смотрел я вдаль неторопливо
И думал так: умом палата
Совсем полна, как дымом – хата.
Почто ж на сердце так уныло?
Я вышел прочь из далей дыма
И в ночь вошёл, как в ванну с мылом.
Меня всего вода омыла
И наважденье счастья смыла.
Вернулся в дом как из утробы.
В нём плавал дым – не дым, а воды!
Кричала мать о том мне, чтобы
Я не курил. Ну Бог с ней, право,
На то видать она и мама,
Чтоб быть всегда мной недовольной.
А мне с курением – привольней.
Я гаркнул эдак строго – вольно!
И мать исчезла. Наважденье?
А может всё-таки везенье?
Вот так однажды ночью мне
Взглянуло счастье в очи. Не
Имею больше я хлопот.
Свидетельство пред вами – вот.
8
Я стихи захотел написать,
А зачем, почему – сам не знаю.
Взял бумагу, затем карандаш,
Закурил сигарету и – баста! –
Ну о чём же я буду писать,
Если сам я об этом не знаю?
Вот бумага, а вот карандаш,
Сигарета. Но ей, впрочем, баста.
Закурил сигарету опять.
Голова разболелась чего-то.
Я бумагу порвал, карандаш
Разломал на четыре кусочка
И подумал: такой ритуал
Не придумал бы даже Конфуций.
Сигарета закончилась, я
Созерцал пропадание дыма,
И мне чудился древний Китай
В очертаниях старой квартиры.
Я достал новый лист и перо
Золотое макнул в чашку с чаем:
Для начала любого стиха
Не придумаешь лучше начала,
Надо только решиться скорей,
Отрешившись от суетных мыслей.
Дым растаял совсем. Сигарет
Больше нет у меня. Я спокоен,
как безмолвный языческий вождь.
В это время китаец Ши-Тао
Своей речью меня поразил
О единой черте мирозданья.
Захотелось стихи написать
О единой черте, но не знаю
Как я буду об этом писать,
Если нет сигарет и чернила
Я разлил, доставая бумагу?
За окном всё такой же февраль,
Или может январь – я не знаю:
Не пристало вождю круглый год
Наблюдать кутерьму Зодиака.
И я сжёг всю бумагу. Перо
В кислоте растворил. А квартиру
Подороже продал и теперь
Сигареты курю на природе
У порога последней черты.
10
Этот мир – покрывало Изиды,
кутерьма перемешанных снов.
Как помешанный воет: -Иди ты! –
Ему Будда, и будит ослов.
Проповедники гонят попсу,
Не лапшу они лепят – спагетти.
Завывая, взывают к Отцу,
Словно клея нанюхавшись дети.
В Гималаях засохший аскет
Намекает всем видом на чудо.
Кабы я так умел! Но не буду.
Я куплю до Каабы билет.
Это проще – разулся и ходишь
Босиком того камня вокруг,
Ведь эффект тот же самый: побродишь,
и пророком становишься вдруг.
А пророк – он поэт среди прочих,
И морочит других, как себя.
Настрочит пару строк и стрекочет,
Что спасти тебя хочет, любя.
Его жизнь – это только предлог
Для одной лишь единственной строчки.
Это значит – дошёл он до точки
И продвинуться дальше не смог.
Эпилог
Неуклюжие эти вот строки
Не прими невзначай за укор.
Со словами не знал я мороки,
В кружевной их сплетая узор.
Вот и всё. Закругляются сроки,
По листу вихрем рифмы кружа.
Но ведь сталь твоей правды жестокой
Не разъест моей критики ржа!
что сегодня, через двадцать лет, я могу добавить? – только то, что, во-первых, благодаря ему эти строки схоронились от моего огненного безумия двухтысячного года, а во-вторых, что для меня так же уже «закругляются сроки» и, значит, мы (рано ли – поздно ли) так или иначе встретимся вновь, как прежде, как нынче, как всегда, потому что никогда ведь и не разлучались…
___