Как болит голова, хочется открыть глаза, но знаю – стоит их открыть, как яркий свет утреннего солнца резанёт глаза, и боль вновь сдавит виски.
Во рту пересохло, хочется пить, но страх перед болью заставляет лежать неподвижно.
Интересно – жена дома?
Но что-то подсказывает, что дома никого нет. В мозгу смутно вспоминается вчерашний вечер – плач детей, затравленный взгляд жены и мольба о пощаде.
Наверное, ушли к матери – как болит голова. Сколько раз говорил себе бросить пить.
Но чтобы бросить – нужно менять работу, друзей. А жену жалко, зря я опять её избил – разве она виновата – виновата эта проклятая водка.
Нужно встать. С ужасом открываю глаза и странно, вместо яркого света – полумрак, ничего не могу понять – где это я! Медленно поворачиваю голову и упираюсь щекой во что-то твёрдое, протягиваю руку, ощупываю – это ботинок. Ага – прихожка. Но что я здесь делаю?
С трудом встаю на четвереньки, и по стенке встаю на ноги.
Противная дрожь проходит по всему телу, держась за стену и мебель, медленно бреду в ванную. Открываю холодную воду и подставляю голову под сильную струю.
Становится легче, но очень холодно, натягиваю полотенце на голову и долго стою, упёршись головой в зеркало.
Немного придя в себя, начинаю вытираться.
Вдруг в ужасе отшатнулся в сторону – прямо на меня смотрело заросшее, отёкшее лицо человека.
Сердце бешено заколотилось, тело съёжилось, ожидая удара. И тут до сознания дошло – это же зеркало.
Поднимаю голову и долго всматриваюсь в собственное отражение. – Допился!
Вновь сую голову под струю воды – мысли вихрем проносятся, рисуя безрадостную картину. - Интересно, я ничего ей не сломал? Ну почему она опять начала пугать, что уйдет из дома – промолчала бы, и всё было бы нормально. Как будто я без неё не знаю, что нужно завязывать?
Закрываю воду и с полотенцем на голове выхожу из ванной и, пошатываясь, бреду по коридору в кухню.
Странно – почему всё разбросано и что это за бурые пятна на полу. Хочу открыть дверь в кухню, но что-то мешает. Налегаю всем телом, дверь подалась, сквозь щель смотрю в кухню, на полу перед дверью кто-то лежит. Ещё сильнее налегаю на дверь и с трудом протискиваю голову между косяком и дверью на кухню. Это жена – но почему здесь и почему молчит. Громко зову её по имени, но она не отвечает. Ночнушка задрана и вся испачкана той же бурой краской, что видел на полу в коридоре. Вдруг вспоминаю про детей – где же они – вновь протискиваю голову и бреду в спальню – никого нет, обошёл все комнаты – их нигде нет. Входная дверь закрыта, куда же они делись. Чувство тревоги начало обуревать всё ещё ничего не понимающие мозги. И что это она там разлеглась. Где дети?
И вдруг словно прорвало – резкий звонок у входной двери разорвался истеричным звоном и грозный крик бьющих чем-то по двери:
- Откройте, милиция!
Страх сковал всё моё тело, звонок гремел не переставая, удары по двери стали ещё настойчивее, а до моего сознания вдруг стало доходить, что это за пятна. И почему жена лежит там.
Я обхватил голову руками и пытался вспомнить – но ничего не получалось, только истошный крик детей, и полные ужаса глаза жены стояли перед глазами.
В этот момент дверь с грохотом отварилась, в коридор вбежало несколько человек в форме, они набросились на меня, свалили на пол и начали избивать. Я не пытался защищаться. Только искры летели из глаз, а потом вдруг кто выключил свет – темнота и тишина повисли в квартире.
Что-то холодное побежало за шиворот. С трудом открыл глаза. И передо мной сидел милиционер и поливал меня водой из чайника.
- Ну что, пришёл в себя? - Он поставил чайник на тумбочку и куда-то вышел.
Хочу поднять руки, но они оказались крепко стянуты наручниками за спиной.
- Значит, правда, - пронеслась в мозгу страшная догадка – это не сон. И дети? Что с ними, неужто и их тоже.
В это время появились двое в гражданском и, подхватив меня за руки, поставили на ноги и повели в зал. Вокруг сновали люди. В уголке на диване сидели соседи. Они со страхом и любопытством смотрели то на меня, то в сторону кухни, где то и дело вспыхивали огни фотовспышки.
Меня усадили на стул, напротив стола, за которым сидел мужчина с сигаретой во рту и не мигая смотрел на меня. Руки сильно ломило от железной хватки наручников, но я старался не обращать на боль внимания, силясь понять, что же здесь происходит. Я будто онемел. Я всё силился что-то вымолвить, спросить, но язык точно прирос к нёбу, и мне оставалось только дико озираться вокруг.
Мужчина, сидевший напротив, внимательно смотрел на меня. Он чуть откинулся на стуле, попыхивая сигаретой, и медленно стучал авторучкой по столу, на котором лежал открытый портфель и стопочка белых листов.
- Фамилия, имя, отчество. – Я вздрогнул от громкого голоса и уставился на мужчину.
– Повторяю – фамилия, имя, отчество, где проживаете, кем работаете, знаете ли эту женщину,- и он ручкой показал на мою жену, которая лежала возле открытой двери на полу кухни.
Она лежала, подломив под себя руку, рубашка уже была одёрнута, но кровь (а это именно была кровь) была не вытерта и оттого, видя, как она лежит в этой луже, мне стало до того жутко, что я весь затрясся и с криком бросился к ней.
Кто-то грубо ударил меня в спину, и я потерял равновесие, упал, больно ударившись подбородком об пол. Но что та физическая боль по сравнению с той болью, которая пронзила моё сердце – Почему? Как же так, этого не может быть.
Мы были совсем рядом. Меня поразили её глаза – они смотрели куда-то вдаль сквозь меня. Она была здесь – но её уже здесь не было. Снова кто-то грубо схватил меня, и я опять оказался на стуле перед человеком с сигаретой.
- Итак! Фамилия, имя, отчество…
Голова гудела так, будто она была колоколом. Слова, как удары, звоном отзывались и уносились куда-то в окно – туда, где голубело небо, и облака не спеша плыли в только им известные края.
- Десять лет строгого режима – приговор окончательный, обжалованию не подлежит. - Судья с громом ударил молотком по столу. По залу прокатилась волна то ли одобрения, то ли возмущения. Сын и дочь смотрели в мою сторону, на глазах стояли слёзы.
Они живы и слава Богу. Моя мама – их бабушка - позаботится о них. Впереди долгая разлука, много времени подумать, всё взвесить. Жаль, что этого времени всегда не было раньше. Конечно, оно было, но всё пролетало в пьяном угаре, в вечных ссорах и драках.
- Простите дети – если сможете, я не в обиде на судей – но как же я смогу смотреть вам в глаза, когда выйду. А я обязательно выйду – это я твёрдо знаю, и я буду другим. Вы только берегите себя.
Захлопнулась дверь «воронка». Прощай, старая жизнь. Мама передала мне крестик. Я крепко сжимаю его рукой, и слёзы медленно текут по щекам. Хорошо, что здесь темно, и никто этого не видит.