Было это в эпоху правления Иудушки Горбачёва, когда приняли постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о предоставлении народу земельных участков под садовые и дачные кооперативы. На этой волне и мы с женой взяли по знакомству участок в кооперативе «Кедр» Иркутской мебельной фабрики, благо всего шесть километров от нашего дома в микрорайоне Юбилейном города Иркутска, да и мы вполне уже созрели для роли мелких фермеров.
За работу взялись рьяно, несмотря на то, что в семье были маленькие дети. Валили лес, корчевали и сжигали пни, сучья и копали землю. Большую помощь нам оказал Август Августович Валерман, а русский лад Николай, грубо говоря, сожитель тёщи или, а у немцев это звучит мягче Freund – друг.
Они прожили вместе восемнадцать лет, детей общих не имели и позже разбежались, не став близкими людьми. Но тогда до этого было ещё далеко. Ему исполнилось 60 лет и он, выйдя на пенсию, стал вольным, как птица. Всё свободное время я с ним пропадал на садовом участке. На второй год заложили сруб дома, поставили две теплицы под помидоры и огурцы, а чтобы дополнить сельскую идиллию, по весне, на Свердловском рынке, купили 20 суточных цыплят белой породы.
Воспитание «подрастающего поколения» поручил тёще, а так как цыплят она видела только в кино, то к тому времени, как вывозить их на дачу, осталось всего пять штук. Днём они бегали по всему участку и окрестностям, благо не все садоводы взялись участки разрабатывать. Многие люди под предлогом садоводства получили банковские кредиты и потратили эти деньги кто на покупку машины, кто на мебель. Так что гуляй - не хочу. Когда уезжали с дачи цыплят оставляли в теплице, давали им корм и воду. Они быстро подрастали, но тут, откуда не возьмись, появились крысы, и от пяти цыплят осталось только два петушка.
На вольных харчах они быстро пошли в рост, но по характеру были разные. Один, быстро склевав данную пищу, поглядывал на своего собрата, который интеллигентно поглощал пищу не спеша. И когда тот терял бдительность, быстро заскакивал на своего брата и «петушнув» его быстро скрывался в зарослях малины или среди картофельной ботвы. Возмущению опущенного не было предела, он, бросив есть, кидался за обидчиком, но продираясь сквозь заросли терял весь свой боевой пыл, а его брат сделав круг уже доедал оставленную без присмотра пищу.
Когда петухи стали большим, то теплицу уезжая домой не закрывали, предоставив птицам самостоятельность. Ниже нашего участка был участок семьи Лоховых Веры и Михаила. Братья Михаила помогли в считанные дни поставить им дом и те уже жили лето на даче, уезжая каждое утро на работу в город, а вечером возвращаясь. С ними на даче жил большой рыжий кот, который от голода не страдал, вокруг было море полевых мышей, да и хозяева его баловали разносолами. Поэтому у него в миске всегда оставалась еда. Наши петухи за лето выучили расписание кормления кота и всегда поджидали по близости отхода кота от кормушки. Едва кот делал несколько шагов в сторону от миски, петухи устремлялись к ней и быстро расправлялись с остатками. Лоховы это прекрасно видели, но никогда их не отгоняли, миску легче мыть. Но Миша всегда возмущался, как петухи, поев у него, тут же устремлялись на свой участок, увидев, что кот пошёл туда греться на солнышке. Обежав с двух сторон наш временный домик, они налетали на кота и прогоняли его с участка. Миша, смеясь, кричал им:
- Ну, погодите кретовские бичи, я до вас доберусь!
Так прошло лето и осень. Выращенный урожай убрали, что нужно засолили и на дачу уже ездили мы с Августом Августовичем вдвоём, стараясь до снега подвести дом под крышу. Птицы же в это время продолжали жить на даче. Но неожиданно похолодало, подул ветер со снежной крупой и мы, приехав утром на дачу, не узнали окрестности припорошенные снегом.
Петухов в нашей теплице не нашли, где их среди снега искать. Обшарили свой участок, обошли соседние, нигде их белых среди снега не видать. Всё, думаю, кранты птицам, зря кормили их всё лето, но неожиданно порывом ветра отодвинуло в сторону порванную плёнку на теплице соседнего участка и там, на жердочке, сжавшись в комки и спрятав под крылья головы, сидят наши «зимовщики». Я обрадовался, что нашёл их и тут же озадачился, с ними же нужно что-то делать. Так дальше продолжаться не может, нужно забивать птиц, зачем их мучить.
- Давай, старый, ты одного петуха лишай жизни, а я другого.
- Нет! Я не буду.-
- С чего это ты не будешь? Я что один должен грех на душу брать? Давай, давай, бери топор и руби петуху голову, а не то я тёще скажу, что ты отказался от куриного супа с лапшой. Будешь потом иметь неприятности, не упускай шанс исправиться.
- Да пошёл ты, отвечает на мою тираду Август Августович, но за топор берётся.
Гляжу на него, а у него руки трясутся и губы тоже. Мне самому не нравится эта процедура, но куда девать на зиму птиц, да и растили их для супа. Мне приходилась ещё в школе рубить кур, по требованию матери для еды. Но тогда в семье старше меня мужиков не было. Тоже тряслись в первый раз от страха и жалости руки. Голову отрубил, а крылья птицы выпустил из рук. А как курица в агонии замахала крыльями, то бросил её и отскочил в сторону, потом бегал от неё, когда она стала летать по двору, истекая кровью. Даже подбирать её не стал, когда птица затихла, уткнувшись шеей в песок. Мать потом ругалась, отмывая с тушки песок.
Тоже самое происходило сейчас и с Августом Августовичем. Он никогда не причинял никому вреда и боли, хотя с юности находился в трудовых лагерях, куда отправлен был, как лицо немецкой национальности. Видел смерть от голода, холода, побоев и тяжёлой работы. Рыл ямы на Урале для хранения стратегических запасов нефти в войну, участвовал в восстановлении Днепрогэса и в строительстве Ангарска, находясь под комендатурой.
Я показал, как нужно держать птицу и топор, но он, видимо меня не слышал, собираясь с духом и не глядя на меня.
Чтобы оборвать эти тягостные минуты, да и драгоценное дневное время уходило, я покончил со своим петухом и держал его, отведя руку в сторону, пока стекала из него кровь. Гляжу на старого, а он размахивается топором закрыв свои глаза. Естественно промазал и снёс петуху часть головы, готовый выпустить птицу из рук.
Пришлось выхватить у него из рук эту несчастную птицу и до вести дело до ума, не пропадать же добру. Сложил тушки птиц под навесом возле времянки и мы занялись строительством дома.
Началось смеркаться, когда кончилась пакля для укладки брёвен стены. Я спеша закончить работу попросил:
- Дед сходи за паклей, пока я тут управлюсь.
А дед неожиданно встал на дыбы:
- Не пойду, иди сам!
- Почему?
- Там твои покойники лежат.
- Дед, ты чего чудишь?
Глянул я на него и на языке подковырка застряла, старый мой всё ещё в трансе. Пришлось слезать со сруба идти за паклей под навес, где лежали остывшие давно тушки птиц.
Тёща, естественно, не видела переживаний своей половины, и ей было до звезды, быстро общипала петуха, выпотрошила и в кастрюлю. Дед сначала отказывался от супа, но когда тёща достала спрятанную бутылку водки и поставила на стол, то у него сразу отлегло на душе, и после стопочки принялся за еду.
Позже я рассказал эту историю домашним и тёще тоже, посмеялись над дедом и забыли. Вот так учились вести домашнее хозяйство. Вырастить скотину и птицу не сложно, трудно потом воспользоваться плодом своих рук и лишить жизни своих питомцев.
Чёрный
Шло время, в хозяйстве мы уже поднаторели, обжили построенный большой дом. Развалились советский союз, заводы и фабрики, а моя жена, выработавшая два вредных стажа в гальванике ИРЗ, осталась без работы. Зато дети всегда были под присмотром и не познали «прелести улицы», о чём мы с женой, естественно, не сожалеем. Всё свободное время жили на даче. В пятницу, едва дети придут из школы все собирались и уходили на дачу в жару, в мороз, в дождь или снег всё равно. В доме на даче всегда горел дежурный свет от лихих людей и работал обогреватель. Легче заплатить за свет, чем поднимать температуру с минус 20 до плюс 20. Продолжали и своё хозяйство: держали кур, гусей и кроликов. Кролики плодились сами, а для кур и гусей я собрал инкубатор, которым с успехом пользовался.
Однажды среди красных голландских и наших белых кур вывелся чёрный цыплёнок, который со временем превратился в прожорливого петуха. Ел всегда быстро, набивая свою утробу и пока остальные насытятся, он уже отходил от кормушки. И вот один раз это его сгубило.
На даче жил, сидя на цепи здоровый рыжий кобель Маркиз – с корнями немецкой овчарки и дворняги. Иногда я его наказывал, отшлёпав, но шлёпнуть можно было только раза три, а потом нужно ретироваться, иначе пёс вставал на дыбы, а пьяных он вообще терпеть не мог.
Вот и в это раз жена налила еду собаке в большую чашку, а так как она была горячая, псу пришлось ждать, поглядывая на рядом принимавших корм птиц. Чёрный петух поел, отошёл от кормушки, но видимо ему это показалось мало, и он направился к собачьей чашке, где стал поедать остывший сверху корм. Пёс смотрел на него со стороны, повиливая хвостом и повизгивая от возмущения, мол, что же ты сволочь делаешь, ты же нажрался, а я ещё и не приступал.
Но петух, увлёкшись, не обращал внимания. Маркиз же возмутившись произволом, подошёл к петуху и поскольку не мог дать тому пинка под хвост, легонько прихватил его шею зубами. Петуху этого оказалось достаточно, шея оказалась свёрнутой на правый бок. Я это всё видевший, дал пинка собаке, схватил петуха на руки, а у него глаза закатываются. Выходил я этого петуха, он оклемался, но голова всегда смотрела в правую сторону.
Он, поев, отходил от кормушки и, поскольку голова смотрела вправо, шёл по кругу, упираясь опять в кормушку. Вырос крупным, но прыгая на курицу, чтобы потоптать её, промахивался и, оказавшись на полу, делал вид, что это так и задумал. Запрыгнуть мог только на нижний насест, где в сильный мороз было не жарко. Долго смотрел я на его мучения, а потом отдал жене, для приготовления супа.
Курочка и гуси
Поскольку куры растут медленнее, чем гуси, то и закладку в инкубатор делал в первую очередь из куриных яиц. Однажды заложив в инкубатор гусиные яйца, обнаружил свободное место и, чтобы место не пустовало, заложил туда и куриное яйцо. Так что цыплёнок вылупился одновременно с гусятами, да так и рос среди них. Цыплёнок превратился в курочку.
Цыплята, вылупившиеся раньше, и взрослые курицы её не приняли, и постоянно от себя отгоняли. А та, видимо, не очень - то страдала от этого, ей и гусят хватало. И звуки голоса её были какие-то гортанные, похожие на гусиные.
Гусята хотя и маленькие, но птица водоплавающая, увидев плексигласовый блистер от самолёта, заполненный водой, не задумываясь, запрыгивают на его край, а потом плюхаются в воду, ныряют с головой и с удовольствием начинают отталкиваться лапками, плывя по поверхности воды. Курочка, увидев это, начинает гортанно кричать, предупреждая их об опасности, но те на её крики не обращают внимания. Она же увидев это, так же прыгает на край блистера, а потом, спасая их, бросается в воду.
И смех, и грех, упав в воду она, растопырив в сторону крылья, стала тонуть. Я успел выдернуть её из воды и положил на траву, чтобы она пришла в себя. Курочка, подсохнув, с криками бегала вокруг блистера и с беспокойством звала гусят к себе, а те на неё ноль внимания. Гусята растут быстро, и курочка нашла себе излюбленное место для отдыха. Она взбирается на спину одной из лёгших в тени дерева гусыне и на её спине впадает в дрёму, только гусак не позволяет ей таких вольностей с собой. Он вытянув шею идёт за ней убегающей и легонько пощипывает её за мелькающие ноги, но делает это не со злобой, а так, чтобы просто знала своё место.
Наступила осень и холода. Вечером куры, поев, уходят в стайку под брезентовый полог и устраиваются там, на насестах, на ночь. Эта же горе – курица долго стоит на улице, ожидая насыщающихся гусей, потом так же долго пьющих воду и умывающих себя водой из клюва, зовёт их осипшим голосом. Те не обращают на неё внимания, им под тёплым пером, не холодно. Потеряв терпение и замёрзнув, курочка сбегает в стайку, погреется в тепле, а потом выскакивает наружу и, бегая среди гусей, зовёт опять их на ночлег.
Гусак, походя, ткнёт её клювом, чтобы не отвлекала от водных процедур и не лезла не в своё дело, и опять принимается за водный душ. Наконец гуси по очереди, важно переваливаясь с ноги на ногу, направляются на ночлег. Курочка, окончательно замёрзшая, но довольная, бежит следом за ними и, дождавшись, когда гуси устроятся удобно на полу, запрыгивает на спину подвернувшейся подруге – гусыне. Так и спит до утра на гусынях, а те, привыкнув, безропотно терпят её.
Гусей больше трёх месяцев держать не выгодно, они уже свой вес набрали, да и позже тушки гусей трудно обрабатывать, так как лезет новое перо. Поэтому в три месяца приходится гусей пускать на мясо. Трудно пришлось этой курочке – гусыне привыкать к куриному коллективу, но от судьбы не уйдёшь.
Зимние цыплята
Стайка для кур на даче была сооружена насыпная, то есть между двух деревянных стен были утрамбованы опилки, и для кур зимой было нормальное жильё. Освещалась и дополнительно подогревалась 300 ватной лампочкой, поэтому даже в сорока градусные морозы вода для питья, стоящая на полу, не замерзала. Иногда по три дня не появлялись мы на даче и, когда у кур заканчивался корм, они стойко переносили тяготы и лишения.
На дачу мы приходили даже ночью, часам к одиннадцати, а то и к двенадцати. Открываешь замок на стайке, а куры услышав уже галдят, столпившись у двери. Насытившись кормом, толпятся уже у кастрюли с водой. Даже будучи голодными, не склёвывали яйца, и они лежали в гнёздах, дожидаясь нашего прихода.
Однажды, среди зимы, курица, которая вывелась в инкубаторе, вдруг заклохала и стала засиживаться в гнёздах на яйцах. Я пытался с ней бороться, выгонял её из гнёзд, но видимо природа и инстинкт взяли надо мной верх. Чтобы она не портила яйца, выпаривая их, отсадил в отдельное гнездо и положил ей десяток яиц. Она с удовольствием забралась в гнездо и отвергала любую попытку других куриц забраться туда, чтобы снести яйца.
Прошло положенное время инкубации, я уже и не обращал на неё внимания, дожидаясь, когда она кончит «придуриваться». Я уже говорил, что приходили на дачу в любое время суток. Время было лихое, середина 90х, самый разгар бандитизма в России. Обнищавший народ, не имеющий работы, вынужден был идти воровать. Воровали всё, что плохо лежит, особенно провода – медные, алюминиевые. Выдирали целые пролёты линий электропередач, бывало, даже ценой собственной жизни. А уж про дачи и говорить не приходится. Не сохранишь сам, и сторож не поможет. Вот и ходили на дачу, охраняя её, да и жизнь на природе тоже давала удовольствие.
Там же жила собака на цепи, оставляли горящий свет в доме, когда уходили. Шесть километров до горда, вроде немного, но ночью по дороге, идёшь осторожно, а услышав звук мотора и свет фар автомобиля, уходишь с дороги в тень деревьев, чтобы тебя не увидели, добра ждать не приходится.
Вот и в этот раз пришёл поздно, работал до десяти вечера, потом быстро переоделся и в путь. На улице мороз и метель, но в лесу потише, только кроны деревьев шумят, да снег глаза забивает. Добрался до дачи, накормил первой собаку, ей на морозе туго приходится, потом пошёл к курам. Зашёл к ним, у них тепло, но они, голодные, готовы сбить меня с ног. Дал им корм и пока они его поглощали, стал собирать куриные яйца из гнёзд.
Подхожу к гнезду у двери, где сидела клуша, а её нет на месте, ест со всеми курами внизу. Батюшки, что это? На краю гнезда сидит красненький комочек и покачивается на своих тоненьких ножках, а в глубине видны ещё такие же комочки, которые сбились в кучу и прижались друг к другу. Вот тебе раз, что мне с ними делать среди мороза, кто за ними будет ухаживать, пока мы отсутствуем. Это не взрослые куры, они голода не вынесут, а мама им в рот не положит пищу.
Голова занята думой, а ноги уже сами несут меня в дом, сказывается детство в деревне. Нашёл шапку из шкуры кролика и бегом обратно в стайку. Из десяти яиц вывелось восемь красненьких цыплят голландской породы, я их уложил в шапку и обратно в дом. Там уже тепло, в печке весело горят дрова, пыхтит чайник на плите. Поставил шапку рядом с печью, да быстро стал варить куриное яйцо, надо же кормить свою неожиданную живность.
Сварил, остудил яйцо и мелко его накрошил. Вытащил на кухонный стол цыплят и стал учить их принимать корм. Которые посообразительней, те быстро постигли науку и стали самостоятельно склёвывать мелкие частицы желтка и белка, другие смотрят на них или клюют крошки у них на клюве. Третьим стал сам класть в клюв корм, а потом так же стал учить пить воду. Забавные существа, интересно за ними наблюдать.
Когда вытащил цыплят из шапки на стол, то первым делом увидел новую проблему и для себя, в первую очередь. Тельца цыплят были покрыты красненькими вшами, которые шевелились на маленьких тельцах и злобно их кусали, были видны укусы. На теле человека эти вши не живут, но зрелище и ощущения не очень приятные. Суть же в чём? Куры летом чистят себя в земле, песке, зарываясь в него, этим уничтожают всю живность на себе. На зиму ставил в стайку ящик земли, перемешанный с древесною золой, там куры очищали себя. А курица, сидящая в гнезде на яйцах, не очищала себя в золе, видимо из-за того, чтобы не снизить температуру тела. Оставил желание передавить всех вшей немедленно, цыплята подкормились, попили и, пригревшись, стали засыпать прямо на столе. Сложил их обратно в шапку и оставил так до утра.
За три дня, что был я на даче, цыплята подросли, гуще покрылись пушком, и я рискнул, уходя, забрать их с собою в город. Наложил в шапку куриного пуха, укрыл цыплят, а поверх шапки обернул старый пуховик, засунул всё это в вещевой мешок и пошёл в город. Захотят жить – не замёрзнут. Так и вышло.
Пришёл домой, встречают жена и сыновья. Увидев мой улыбающийся портрет, не смог себя сдержать, они хором воскликнули:
- Что случилось?
Не стал их долго мучить, да и самому не терпелось посмотреть, живы ли цыплята. Распаковал их и вынул из шапки их на стол. Восторгу сыновей не было предела. Ни один цыплёнок не замёрз и не чихнул. Покормили их, а потом каждого смазали растительным маслом и положили под электролампу обсыхать. Позже процедуру повторили, а задохнувшихся вшей вытаскивали пинцетом. Месяц цыплята жили дома, а потом унесли их на дачу, где посадили в отдельную клетку. Все выжили, а летом уже были взрослыми курицами и несли яйца.
Больше я не рисковал сажать куриц на яйца зимой, не в деревне, возни много.
Пёстрая
Жители деревень, занимающиеся подсобным хозяйством, редко обращают внимание на причуды своих подопечных, а у нас дачников времени хватало смотреть на свою небольшую живность, любоваться ими. Держали кур, гусей, кроликов больше для души.
Осенью 1993 года привезли в птичьей клетке из Омска, там, рядом с городом на птицефабрике Гауф-хутор, разводили голландскую породу красных кур. Цыплят продавали и своим работникам для личного хозяйства. Брат жены подарил нам десяток подросших красных цыплят и одну пестренькую серо-белую курочку, уж очень она мне понравилась. Пока добирались до аэропорта, да и там, за время ожидания вылета, люди интересовались, где можно достать такую красоту. К шуряку людей не посылали, но приятно было слышать, что люди тоже горят желанием иметь в хозяйстве красивых породистых кур.
За зиму цыплята превратились в красивых кур и радовали нашу семью яйцами. А вот с пеструшкой были одни проблемы. Такая же красивая и яйца несла, но имела скверный, неуживчивый характер. В гнездо усаживается основательно, подгребёт под себя солому и замирает. Упаси Господи, если кто её потревожит. Другие куры, когда их приспичит нестись, залезут в гнезда вдвоём, повошкаются и сидят. А эта же, если гнездо занято или другая курица к ней полезет, разорётся на весь участок. Будет полдня бегать по участку, кричать возмущённо, а потом исчезнет и где несётся неизвестно.
Однажды соседка Надя зовёт мою жену к заборчику, разделяющему участки, и показывает клад под картофельными кустиками. Там была полузасыпанная ямка от столбика, которую наша пеструшка облюбовала для своего персонального гнезда и заполнила белоснежными яйцами.
Кто клад нашёл, тому он и принадлежит, поэтому, не торгуясь, оставили его соседке, чему она очень обрадовалась. Ей пожилой женщине они были кстати, не нужно в автобусе везти из города. А свою скандальную несушку позже садили в персональное гнездо в стайке, дабы она не бегала и не орала благим матом.
Грязнуля
Для украшения своего птичника и улучшения породы каждую весну ездил на колхозный рынок, покупал красивых цыплят и породистых петухов. В то время, когда зарплату платили миллионами, покупал красивейших петухов по цене 100 тысяч рублей за единицу. Боже, какие были красавцы! Порой листаешь фотоальбом и с любовью разглядываешь фото своего птичника. Прошло уже много лет, но радость, которую птицы нам дарили не проходит.
Понравились мне у одной старушки три «курочки-малолетки», но она ни в какую не хочет продавать их без прицепа из старой курицы. Упёрлась и всё. Курица была явно старая, с коростами чешуи на ногах и цвет был не красивый. Не белая, а грязноватого оттенка. Как будто в белую краску плеснули чёрной и начали размешивать.
Пришлось покупать с прицепом. Если купленные молодки были в радость, то эта грязнуля была в тягость. В птичнике заняла верховенствующее положение, дралась с другими курами за место у кормушки, на насесте, дралась с петухом, отказывая ему в интимной близости, шпеняла и цыплят. Вылитая старуха Шапокляк. Яйца несла редко, потом надолго бросала. Когда у меня лопалось терпение, в сердцах говорил ей:
- Ну, всё грязнуля, твоё время пришло, не несёшься – зарублю на мясо!
Смотришь, она на следующий день яйцо снесла. У неё даже яйца были грязного оттенка. Тянулось это года три. Рубить её, смысла нет – говорят, мясо старой курицы не разгрызёшь, держать дальше нахлебницу, тоже. Но всё же решился, собаку на даче кормить нужно, хоть изредка мясом побаловать.
Зарубил, общипал, опалил и принёс в город домой, сказав жене:
- Свари курицу, хотя бы для супа с лапшой. Раз мясо не угрызём, отдадим собаке, а суп съедим сами, старушка оказалась с жирком.
Приехал вечером с работы, жена накрывает на стол, смотрю мясо курицы на тарелке. Жена, читая немой вопрос в моих глазах, отвечает, что мясо оказалось мягким и вкусным и сыновья, поев, остались довольными. Поели и мы - правда вкусно, не зря кормили дармоедку. А собаке, естественно, достались кости, но пёс и им был рад.
Гуси-лебеди
Среди дачной живности самые красивые и умные это гуси и индюки. Несколько лет в инкубаторе выводили гусей и всегда они радовали и веселили душу. Гусиные яйца покупал у знакомых уже колхозников и, как правило, вывод был сто процентов. Вылупятся гусята и растут прямо на глазах, самостоятельно начинают есть, и пить, быстро покрываются пухом. Наблюдать за ними можно часами, они сами стремятся к человеку, каждый старается донести тебе свою правду. Вытянув шею о чём-то рассказывают, отталкивая, и перебивая друг друга. Порой кажется, что ты их понимаешь. Не создают человеку дополнительных проблем, поедают траву и сорняки с участка, да об этом только можно мечтать.
Я верю преданию, что гуси спасли Рим. Пока молодые гусята не докучают и не пакостят, они бродят по всему огороженному участку. Поставил им железную ванну, сделанную из трубы большого диаметра, заполнил её водой и гуси счастливы. Ещё довольно маленькие гусята лезут в ванну, плавают и ныряют, правда тут же в воду освобождают свой кишечник, но это им не мешает получать удовольствие.
Всех своих членов семьи они знают, но стоит только чужому человеку открыть калитку, чтобы войти на участок, как гуси собираются в стаю и, вытянув шею, громко гогоча, устремляются к посетителю, будь даже это мои родственники, которых они не раз видели. Будут перед ним толпиться, шипеть, мешая пройти. Смотришь на их дружную агрессивность и радуешься – собаки не нужно, гуси справятся. У куриц нет дружбы, сочувствия к собрату, а у гусей есть. Слышу гусиный шум на улице – думаю, кто-то пришёл, выглянул с крыльца – нет никого. Пошёл смотреть, из-за чего они шум устроили. Оказывается, молоденькая гусыня наступила на край таза с травой, а он возьми да перевернись, накрыв её. Курица так бы и задохнулась на солнцепёке под тазом, а гуси подняли крик тревоги. Молодцы!
Вот наше семейство собралось и уехало в город, чтобы вечером вернуться. Возвращаемся, стайка для живности была рядом с крыльцом дома. Живность наша – куры, гуси, столпились у сетки «рабица», отгораживающая стайку. Стоит гвалт. Куры кричат об одном, гуси о своём. Видимо все сплетничают друг на друга. Гусям хорошо, у них длинные шеи и они, вытягивая их ,спешат настучать вперёд своих товарок. Гуси, те: по - солиднее, они, вздыхая, топчутся на месте, тем самым вроде подтверждая жалобы своих подружек.
Вот они съели свой корм, попили и устраиваются на отдых: все проблемы решены.
В другой раз жена забирает сыновей и уезжает в город, а я остаюсь на даче. Середина лета и гуси в половинчатом возрасте, то есть им месяца полтора, бродят по участку. Я занимаясь чем-либо в гараже с фасада участка, слышу возгласы гусят. Они потеряли хозяев и начинают их искать. Обошли весь участок и не найдя двигаются в направлении входа на участок. Между домом и альпийской горкой с цветами метр расстояния. К стене дома закреплена стальная, толстая проволока, по которой движется цепь собаки и естественно пёс, сидящий на цепи. Жарко. Пёс, видя хозяина, развалился на бетонной дорожке, положив на бетон морду, и лапы, на солнцепёке – блаженствует. Услышав всполохи гусят, поднимает морду и косит глаз в сторону надвигающегося стада. Я тоже слышу и вижу, поэтому восклицаю:
- Не тронь гусят – прибью!
Пёс, поняв команду, откинул морду на бетон и застыл. Гусята, один за одним, бесцеремонно, наступая на хвост собаки, топают по её туловищу, по морде и спрыгивают на дорожку. Пёс поджался, в ожидании неприятностей и лишь только время от времени открывает глаз, чтобы убедиться, протопало это дикое стадо или нет. Гусята же на него ноль внимания. Подходят ко мне и опять начинают сплетничать про всё. Потом начинают устраиваться рядом со мной на отдых вполне умиротворённые – нашли хозяина.
Это молодое племя мне мешает, и я начинаю их выгонять, пусть валят на солнышко, лишь бы мне не мешали. Они вроде понимают и гуськом в обратном порядке покидают гараж и, опять же по собаке шествуют на другую сторону дома. Собака всё терпит, дело её такое собачье.
Пакостники, но интеллигентные. Подросла молодая капуста и кочаны наливаются соком. Всё гусей уже нужно держать в загоне, иначе останешься без капусты. Ладно бы они стаей прикончили один кочан, нет, каждому нужен индивидуальный, а выгрызает только сладкую середину. Всё, теперь будут закрыты до уборки урожая.
Копая картошку, тоже прогоняешь гусей с поля. Они приходят вроде бы тебе помочь, лезут под руки, но успевают испортить клювом большие и красивые картофелины. Паразиты – одним словом.
Подошла осень, семья уехала в город и появляется только на выходные, так как у детей школа. Дни стали короче, холодно и выпал снег. Гусям, уже взрослым приволье. Ходят по участку, покрытому снегом и им вроде бы одинаково - лето или поздняя осень. Участок с перепадом высоты. Вот гусак подаёт пример, разбегается на верху, поднимается метра на два в воздух, но обессилев, метров через десять, приземляется в снег и, видимо, чуя в снеге воду, начинает грести лапками, подавая корпус вперёд. Стадо следует за вожаком. И смех, и грех наблюдать за ними.
Старший сын учится в десятом, младший в восьмом. В воскресный день на небе светит солнышко и гуси бродят по заснеженному участку четыре гусыни и гусь. Гусь всегда наблюдает за своим гаремом и следит за порядком в нём. Одна из гусынь очень общительна и всегда стремится к людям. Подойдёт, гогочет, вроде о чём-то рассказывает или жалуется, а сама ухватит клювом меня за брюки, а жену за подол платья и трещит без умолку:
- Га-га-га, га-га-га!
Начинаю её расспрашивать, а она ещё пуще, повышает голос и га-га-га, га-га-га. Возьму её на руки, а она, выгнув шею, прячет тебе голову под мышку и затихает. Вижу, что гусаку это не нравится, он переваливается с ноги на ногу и тяжело вздыхает, понимает, что хозяин есть хозяин.
Однажды гуси подошли к старшему сыну и гусыня ему так же плачется о своём, о женском. Сын Сергей взял гусыню на руки и так же, как я решил её приголубить. Боже ж мой, что тут началось. Гусак возмущённо вскричал, подпрыгнул вверх и уцепился клювом за расстёгнутый на груди армейский бушлат. Яростно бьёт Сергея крыльями, и подпрыгивает на нём, упираясь лапами. Сын, не ожидавший такого нападения, бросил гусыню, пытаясь отбиться от ревнивца и благим матом кричит:
- Папа! Убери от меня эту собаку!
Я подскочил, оторвал от сына гусака и, прижав его к себе, говорю ему:
- Ну, ты что сдурел? Это же наш Серёга. Как тебе не стыдно, зачем ты на него налетел?
Гусь, успокаиваясь на моих руках, тяжело отдувается и виновато крутит головой, понимая, что попал впросак, но порядок есть порядок. А виновница происшествия уже меня теребит клювом за брюки и опять га-га-га.
Жалко потом расставаться с птицей, но за зиму они меня, дачника, съедят с потрохами, а потом и их крики слышно за версту. Так, что тати непременно посетят наш участок. Приходится забивать их всех сразу, чтобы не потерять, обрабатывать и искать место в холодильниках. Тушки уток и гусей легко обрабатывать только в три-три с половиной месяца их жизни, а потом у них лезет новое перо и из кожи торчат метёлки, наподобие тех, которыми метут у нас улицы дворники. Это уже огромная проблема.
Индюки
Это тоже замечательная, красивая и умная птица. Ум у них присутствует сразу при рождении, а красота появляется уже гораздо позже, к зиме.
Они рождаются совершенно голыми, как и мы, потом из кожи начинают вылезать кисточки, типа болотных кочек. Боже, какие уродцы, длинноногие и страшные. Я даже поначалу пожалел, что купил яйца индюков. Так взял для пробы пару яиц, из которых вывелись самец и самочка. Чудовища с большой головой, длинными ногами, длинной и худой шеей.
Существа нежные и капризные, которых жалко запускать без матери в стайку. Вот и стали они жить в доме на даче, в отведённом им углу. Как и гусята, они любят присутствие людей и совершенно не переносят одиночества. С раннего утра и до позднего вечера они, как собачонки бегают за женой по участку. Она готовит еду на летней кухне, и они рядом с ней, где им перепадает вкусный кусочек еды, она идёт полоть грядки и эти чудовища в метёлках тоже рядом с ней. Пристроятся рядом и дремлют на солнышке, лишь бы хозяйка была рядом.
После обеда, жена Лилия, накормив всех и помыв посуду, идёт в сад, где к большой деревянной чурке прибит стул с подлокотниками из тех, что стояли раньше в общепитовских столовых. Жена устраивается на стуле в тени яблонь и предаётся послеобеденной дрёме. За ней устремляются и эти два «шнурка». Не спрашивая её мнения, или разрешения, запрыгивают к ней на колени, а потом самец следует дальше на плечо, а самочка устраивается у жены на сгибе руки и два этих колючих «ёжика» так же засыпают.
Иногда жене хочется удобнее подремать в доме на кровати. В солнечный день жарко и двери в дом открыты. Два этих длинноногих бегуна, не найдя хозяйку на участке бегут к дому. Они ничего не боятся, даже собаки сидящей на цепи, они её в упор не замечают. Запрыгивают на высокое крыльцо и следуют бегом в дом.
Жена ещё не спит и всё прекрасно слышит, и следит за ними сквозь приоткрытые веки. Индюшата вбегают в комнату и видят хозяйку лежащей на кровати, они облегчённо вздыхают, мол, слава Богу, нашли и запрыгивают на кровать. Пробегают по жене и устраиваются у неё на груди или руке. И что характерно, они не гадили на кровати или в доме на полу. Вот чтобы они понимали, не перестаю удивляться.
Вот индюшонок что-то занемог. Весь квёлый, сопли текут, и он еле двигается. Я весь на взводе, жалко, как своих детей. И как детям же привёз из города антибиотики, поил его из пипетки и так же кормил с рук. Бог дал, индюшонок ожил и быстро стал набираться сил. Пришёл день и я выпустил его на улицу к индюшке.
Немая сцена, всё, как у людей. Индюшка его видеть не хочет. Он к ней, она от него и ему сердито в ответ лепечет:
- Иди, откуда пришёл, ты мне не нужен.
Он возмущён и обескуражен, оправдывается:
- Мол, типа я болел, а ты со своими претензиями и ревностью. Смешно наблюдать со стороны.
Наконец эта колючка сменила гнев на милость, успокоилась, и они рядышком устроились греться на солнышке.
Пришла осень, гусей зарубили, а этих индюков жалко. Они уже оперились, превратившись в красавцев, что даже глаз не оторвёшь. Индюк распушит веером хвост и трясёт своими серёжками – улю-лю, улю-лю, а рядом с ним самочка, такая же красивая..
Отдал их свату в деревню, у него большое хозяйство, скот, так что прокормит их в общем стаде.
Сват потом смеялся:
- Удружил ты мне с этими индюками. Они не управляемы, я их боюсь. Индюк на меня налетает, если я прохожу рядом, а на ночь они взлетают на большие деревья, растущие рядом с домом на улице. Как их оттуда снять, вдруг ночью их бичи залезут и украдут. Утром бродяги возвращаются на птичий двор, как ни в чём не бывало.
Перед отъездом я был у него в гостях и зашёл в клетку, куда сват спрятал индюков, чтобы они не шастали по деревне. Индюк сначала сердито захлюпал носом, тряся своими серёжками, распустил хвост и двинулся ко мне, но потом, видимо, узнал по голосу или интуитивно, но агрессия у него пропала, и он дал себя обнять, слушая внимательно мою речь.
Прошло уже много лет, но мясо индюков, совершенно не знакомых мне, я не ем, не могу.
Сергей Кретов
Баден-Баден, 02 февраля 2014 года.