Сложный жанр рассказа

Аглая Юрьева
Люблю жанр рассказа и признаю его самым сложным из всех литературных жанров. Краткость и емкость - вот его составляющие. А как уместить полноценно сюжет в несколько страниц? А для этого есть разные художественные приемы.
 Несколько дней назад я в блогах увидела отклик на книги Ирины Муравьевой. Это имя я встречала на полках. Вернее, на одной длинной полке: ИринаМуравьеваИринаМуравьеваИринаМуравьева... На этот раз подошла и потрогала одну книжку, другую. Что-то там из давнего прошлого. Оказалось, семейная сага. Аж в трех книгах, пусть и "покетах", но все ж в трех. А вот сборник рассказов "Сусанна и старцы" купила. Во-первых,понятно: рассказы же, во-вторых, не люблю этот библейский сюжет, в-третьих, нужно узнать поближе, в-четвертых, "покет" и недорого.
 Предисловие Льва Аннинского сразу поднимает автора на высокий литературный уровень... (Хотя он и на книгу Н.Гранцевой откликнулся похвалой, а я - хулой.) В общем, к отзыву Аннинского я обратилась по прочтении рассказов.
 Все рассказы имеют отсылки, прямые или косвенные, к литературным произведениям и персонажам. Как я уже заметила, рассказ - сложное произведение. Не все авторы крупных литературных форм могут писать рассказы. Равно как и наоборот. У Муравьевой, на мой взгляд, получается неплохо. Конечно, "Мещанин во дворянстве" больше тянет на повестушку: слишком долгая история героя. Она настолько долгая хронологически, что я запуталась в десятилетиях. Все слилось: довоенное начало, война, расстрел матери с желтой звездой на груди, лесоповал, учеба, женитьба, потом взрослая дочь, друзья уже эмигрировали и т.д. и т.п. А он все любит и любит фольклористку из Калуги. Жизнь маленького человека? А он вообще-то профессор московского вуза. И квартира шикарная, и коллекция картин, и в друзьях аккомпаниатор Вертинского. Да и чувства сильные к калужанке. А не победить то "дворянство", куда попал, не разорвать связи с ним. Ибо и родственные связи с дочерью рвутся бесследно (а дочке разве нужны уже эти связи?). Ну и смерть, конечно, в объятиях любимой женщины.
 В некоторых рассказах, чтобы показать иную, скрытую сторону жизни героев, нужно найти другой пласт повествования. Это оказывается бред сошедшей с ума старухи ("Филемон и Бавкида"), наркозное состояние ("Сон в летнюю ночь"), состояние "жизнь после жизни", т.е. после отключения аппарата искуственного питания ("Река смерти, или Неделя из жизни Дорес"). Вот через такие состояния героинь нам раскрывает в полной мере историю отношений Ирина Муравьева. Правда, после "Филемона" эти приемы на меня уже не действовали. Будь они в другом сборнике, наверное, оценила бы их выше. Кстати, а "Филемон" очень понравился. Здесь мое мнение совпало с мнением Аннинского.
 Очень неприятный рассказ, давший заглавие сборнику. Но неприятный не значит плохой. Почему-то у меня ясно вырисовалась в финальной сцене "Гадюка" А.Толстого.
 Автор решилась на литературную мимстификацию - неизданные главы "Идиота". Говорят, никто не усомнился из литературоведов, пока Муравьева не созналась. Не знаю, не знаю. Я не литературовед, поэтому сею сомнения: а у Достоевского герои произносят монологи из сериии "тихо сам с собою я веду беседу"? Мне кажется, что это всегда при слушателях (пожалуй, "Белые ночи", но так то дневник). Ну и неинтересно мне было, потому как договаривать за Достоевского то, о чем он умолчал, не стоит. Досказанность - это, скорее, минус в произведении.
 Слог хорош, ровен, пожалуй, даже скуп, а небольшие огрехи - это вопрос к редактору.
 Ну, что ж. Я познакомилась с хорошим писателем, чего и вам желаю.
2012