В марте 1925 года др. Х.С. Циглер (молодой историк литературы и знакомый отца по объединению людей искусства) спросил меня:»Не пойдёте ли со мной на вокзал? Мне нужно зарезервировать для Гитлера комнату.»
Он ещё до гитлеровского путча вступил в национал-социалистическую партию. Уже прошло три месяца, как Гитлер был выпущен из крепости Ландсберг и 27.02. опять основал в Мюнхене свою партию. Др. Циглер по бумагам стал замом гау по Тюрингии. Немногочисленные члены партии Гитлера до путча в Веймаре к тому времени разбежались. В Баварии и почти во всех других землях Гитлеру было запрещено выступать. Но в Тюрингии, где два национал-социалиста входили в парламент и поддерживали там интересы буржуазии, он выступать мог. Поэтому Гитлер и отправился в Веймар.
Оплачивать его приезд д.б. гау Тюрингии, значит практически др. Циглер. Поэтому мы сразу направились в третьесортный отель «Германия», находившийся напротив вокзала, где номер на одного человека стоил 5 рейхсмарк. Гитлер приезжал с четырьмя сопровождающими. Поэтому уже такие расходы были для нас тяжёлыми.
Др. Циглер спросил, есть ли в доме помещение для собраний.
«Да», сказала хозяйка, «с едой или без? Без стоит 30 марок.»
Мы заказали помещение, в котором могли поместиться за столами 50 человек. Др. Циглер и не надеялся, что будет больше слушателей. Т.к. В Веймаре ещё не было SА*, др. Циглер попросил меня с моими членами «Кнаппшафта» заняться охраной помещения.Я побежал собирать ребят, и к намеченному сроку мы были у «Германии». Потом появился Гитлер. Сначала я его не заметил, потому что внезапно подъехала машина, которую до этого я видел только на фотографиях: Мерседес-Компрессор, на 6 человек . Последний крик техники. Я был так восхищён, что не обратил внимания на людей, которые возникли как по волшебству. Мне было тогда 17 лет и сам я был гордым владельцем велосипеда марки Бреннабор.
Помещение было заполнено до последнего места. Большинство слушателей сидели за чашечкой кофе. Не было никакой церемонии с СА-шпалерой, знамёнами и маршевой музыкой, как стало принято начинать собрания позже.
Др. Циглер представил докладчика:»Выступает Адольф Гитлер!»
Я и сегодня вижу его перед собой, в его синем костюме с чёрным галстуком. Среднего роста, стройный, каштановые волосы зачёсаны ещё назад. Сначала ему прохладно похлопали. Большинство слушателей пришло не по политическому убеждению, а из любопытства: посмотреть на человека, путч которого через 16 часов был подавлен. Этот путч в глазах людей говорил не за него, а скорее был поводом для недоверия.
Детали речи я забыл. Помню только, что звучание голоса Гитлера заставило меня прислушаться. Это был совсем другой голос, чем те что я до того слышал у учителей, священников, офицеров или политиков. Голос был низким и хриплым, резонировал как виолончель.Его акцент — нижне-баварский -, звучал чуждо и как раз поэтому к нему прислушивались. Он говорил о Версальском договоре и затрагивал при этом глубинную историю. Наверное, он повторял речь уже много раз. Но для меня она и сегодня, спустя 42 года, Мировую войну и 20 лет тюрьмы кажется самой сильной речью, которую я когда-либо слышал.
Сначала он говорил тихо, медленно, с остановками. Я тогда не имел понятия о проблемах ораторов. Я не знал, как мучительны могут быть для оратора первые минуты такого выступления. Когда борьба за внимание отдельных слушателей идёт не только словами, но и глазами, до тех пор пока они станут твоими, сначала один, потом многие и, наконец, все.
Веймарцы не так легко ему сдались. Я был первым, кого Гитлер захватил своим взглядом и голосом. Я сидел как заворожённый...
Что меня тогда ещё удивило: в конце месяца д.б. состояться выборы президента рейха, национал-социалисты выдвинули как своего кандидата Людендорффа, но Гитлер почти не коснулся выборов. Только много, много позже я понял почему. Хотя Гитлер выдвинул генерала Людендорффа, он был уверен, что его кандидатура не пройдёт. Так и получилось: 29 марта за Людендорффа проголосовали 300 000 человек, только 1,1%. Так как с первого раза никто из кандидатов не набрал подавляющего большинства голосов, состоялся второй тур. Правые партии выставили от себя Хинденбурга. И Гитлер, зная о вражде генералов со времён Первой Мировой войны, переметнулся к Хинденбургу. Это стало политическим концом Людендорффа. Гитлер был признан в праворадикальном лагере главным.
Но тогда я не понимал таких политических шахматных ходов. Я только удивился, что Гитлер не упомянул Людендорффа.
К концу речи Гитлер стал патетичен. Такие скептичные в начале 50 веймарцев пошли увлечённо за ним.
Мы - «кнаппшафтцы» собирали в конце на тарелке пожетвования. Я думаю, набрали 75 марок. Таков был результат первой речи Гитлера в Веймаре.
Позже я распросил у др. Циглера, каков Гитлер в частном разговоре. Я всё хотел знать: что он читает, каких поэтов, композиторов и художников предпочитает.
И тут я был довольно разочарован. Др. Циглер на сл. день после речи сопровождал Гитлера по городу. Естественно, они побывали и в доме Гёте. Гитлер был удивлён скромной обстановке спальны Гёте . Ему казалось, что она не соответствовала представлению, которое у него сложилось о Гёте как богатом , избалованном жизнью придворном.
Др. Циглер не хотел поверить своим ушам, когда Гитлер изрёк:»Знаете ли, Дитрих Эккарт писал стихотворения такие же хорошие, как у Гёте.»
Это было для меня ударом. Я знал, что писатель из Мюнхена Дитрих Эккарт - издатель антисемитской и антиреспубликанской еженедельной газеты «Говоряя по-немецки» в первые годы движения оказал на Гитлера большое влияние и поддерживал его финансово. Поэтому я понял, что Гитлер его, вскоре после путча умершего, тем самым хотел почтить. Но ставить Дитриха Эккарта рядом с Гёте для меня это было кощунством.
Так уже с самого начала я познал черту Гитлера, которую Бисмарк назвал в своё время, характеризуя молодого Вильгельма II, «отсутствием чувства меры.» Это отсутствующее чувство меры в словах и масштабах с его возрастающим успехом и делало Гитлера всё безрассуднее.
*AA -Sturmabteilung - парамилитаристская организация при партии Гитлера , вышла из группы защиты собраний
перевод отрывка из воспоминианий Балдура фон Шираха