В середине прошлого века жил в городе Ленинграде на улице Толмачёва, названной в честь главного красноармейского политрука, ничем не примечательный мальчик Ваня Простаков. До поры - до времени его фамилия не вызывала у окружающих никаких ассоциаций, но, когда в школе «проходили» творчество Фонвизина, кто-то, шутки ради, назвал Ваню Митрофанушкой. Прозвище «прилипло» и постепенно трансформировалось в более удобное – «Митроха», хотя ничего общего со своим литературным однофамильцем Ваня не имел. Необходимость изучения математики, географии и других наук он понимал, поэтому получил, вместе со всеми, школьный аттестат, а через положенное время – диплом инженера. Правда, в «Приложении» к диплому были, в основном, оценки «удовлетворительно», но окончание вуза совпало с началом 90-х, когда распределение на работу отменили, а при самостоятельном трудоустройстве учитывали совсем другие критерии.
В массовом сознании уже сформировалось мнение об эффективных троечниках, которые добиваются в жизни гораздо больше, чем их оторванные от практики одноклассники-отличники. Психологи даже нашли этому разумное объяснение: отличник трудится сам, затрачивая уйму времени, а троечник думает, у кого можно списать, кто сделает задание быстрее и лучше. Ищет кратчайшие пути, попутно приобретая бесценный опыт общения. Это ли не прирождённый менеджер? Так рассуждал и Митроха, однако поиски работы затянулись, и, следуя примеру одного удачливого знакомого, он отправился строить карьеру в Москву, благо дело, проблемы с военкоматом помогли решить родители.
Вскоре Иван Простаков стал сотрудником одной из иностранных фирм в Юго-Западном районе Москвы. Офис находился недалеко от дома, где он снимал квартиру вместе с женой Катей. Жизнь складывалась удачно. И только одно её омрачало – зарплата. Она была не такой уж маленькой, но казалась просто смешной, по сравнению с доходами сотрудников-иностранцев. Это были совсем не те приезжие, о которых пренебрежительно говорят «понаехали всякие». Они были из Дальнего Зарубежья, а потому пользовались огромными привилегиями. Им не приходилось стоять в очередях за разрешениями на работу и визами, решать жилищные и транспортные проблемы – всё это обеспечивала служба персонала и курьеры. Оценить их, как специалистов, Иван затруднялся по причине языкового барьера, но одно усвоил твёрдо: вот кому хорошо живётся в России! И однажды Ивана осенило: надо стать иностранцем! Если поменяли имена его родной город, улица, да что там – улица, целое государство, почему бы ему не сделать то же самое? Но не просто поменять, а так, чтобы и паспорт был иностранный.
Остаётся загадкой, как ему удалось получить политическое убежище за границей. Вроде нигде не выступал, не притеснялся, не привлекался. Но факт остаётся фактом: зайдя в Посольство США, он уже не вышел оттуда и исчез из Москвы.
Прошло несколько лет. В открывшееся в Москве Представительство одной из американских фирм прибыл, в качестве руководителя, некий гражданин США Джон Престон, изъяснявшийся на странном русско-английском языке. Его представили, как специалиста широкого профиля, с советским диплом инженера, американским сертификатом менеджера и солидным опытом работы. Престон постоянно курсировал между Россией и Штатами. Разумеется, это были необходимые служебные командировки, хотя некоторые утверждали, будто бы в Штаты он летал к родителям, которым приобрёл домик на побережье, а в Россию – к жене Кэт и сыну Майклу. На эти разговоры он не обращал внимания, потому что хорошо знал свои права и отчитывался только перед американским руководством. О своём прошлом Престон предпочитал не вспоминать. Лишь однажды чуть не «прокололся» на презентации, когда бывший одноклассник бросился к нему с возгласом: «Митроха! Сто лет не виделись! Как ты?» На миг растерявшись, он взял себя в руки и невозмутимо ответил: «You made a mistake, типа обознались, I am John Preston».