За обедом Соломон посадил Зелфу и Милку рядом, напротив себя, чтобы иметь возможность понаблюдать за выражением их лиц, настроением. На озорной миг представил обеих обнажёнными на своём ложе, как бы себя повели? Некоторые из его жён любят смотреть, другие — участвовать, стремятся быть ближе к его телу. Надо бы проверить на совместимость и этих прелестниц.
Первое время они настороженно присматривались, проверяя готовность другой к миролюбивому диалогу, общению, потом вдруг что-то решив, перевели своё внимание на расставленные перед ними блюда.
— Тебе понравился дом? — спросил царь, глядя на озабоченную Милку, которая старательно разглаживала платье на коленях, поправляла локоны, и, как бы невзначай задвинула подальше от Зелфы золотую чашку с мастичными шариками. Маленькая месть, проверка на культурность? Всё может быть.
Милка оживилась, лицо разгладилось, и даже улыбнулась Соломону.
— Дом великолепен. Намного лучше того, что я хотела, мечтала выстроить. Я уже перенесла свою постель, и спала там с Лией. Привыкаю к новому дома, а он ко мне. Ночью дом издаёт странные звуки, шорохи, скрипы. Можно подумать, домовой бродит по комнатам. Ты разрешишь мне взять двоих телохранителей и двух рабынь? Забора вокруг дома пока ещё нет, боюсь непрошенных гостей. Рекем может прийти и наброситься с кулаками. Удивляюсь, что он до сих пор не заявился.
— Побоится. Но телохранителей возьми, также и рабынь. Да не двух, а поболее. Пятерых, думаю, хватит. Работы в новом доме много. Впрочем, да — это лучше — забери талант золота у Ханиила, и сама купи, или найми себе прислугу по своему вкусу и нраву, а дворцовых рабынь оставь мне. У Ахисара сейчас слишком много работы, чтобы обучать новых и следить за ними. Хорошо, Зара уже принялась понемногу ходить, возьмёт на себя часть весьма обременительных обязанностей по проведению свадьбы, всё ему легче будет. Лию тоже возьмешь?
— Да. Может быть, я и Эстер приглашу. Они вчера мне хорошо помогли с обустройством. Ты не против?
— Забирай, если Эстер пожелает. Ей во дворце уже скучно. Рекема не бойся. Сейчас он сам всех страшится, не знает, как поступить. Чувствует за собой великий грех. А мне интересно, что же он сделает? Придет ли ко мне просить защиты от твоего самоуправства, или затаится змеёй в норе? Как ты думаешь, Зелфа?
— Не знаю. Я же его никогда не видела. Но на его месте я бы пришла к тебе и на коленях просила прощения. А ты как бы поступил на его месте?
— Я на его месте не начал бы воровать, — засмеялся Соломон. — Это же так очевидно. Не воруй и не станешь каяться, униженно просить милости. Не метай камни в кувшин — не придется собирать черепки.
— Я поражаюсь его непродуманной дерзости, — сказала Милка. — Нужно быть безрассудным, чтобы осмелиться, так нагло увозить строительный материал с твоей стройки, возводить двухэтажный каменный дом и думать, что никто не спросит, на какие средства сооружается строение? На что он надеялся?
— Что никто не поймет. Что я не узнаю. Я же редко появляюсь на улицах города, не всё могу видеть. Мне ведь не сразу донесли о неразрешенной стройке. Почему водонос Фамний так долго ждал, никому не говорил? Хотя можно догадаться. Вначале стройки воровство было не столь значительным, как в конце. И награда за доносительство стала весомее. Я удивлен другому: почему только Фамний догадался донести о воровстве? Почему его никто не опередил?
— Вероятно, думали, что Рекем строит с твоего разрешения, — произнесла Милка.
— Возможно. Иное на ум не приходит. Мы часто не замечаем очевидное, а потом удивляемся, когда нам открывают глаза.
— Милка, ты мне покажешь свой дом? — спросила Зелфа. — Меня разбирает любопытство, что за дом построил Рекем для себя? Такой, что даже ты довольна им.
Милка настороженно посмотрела на Зелфу, и та мягко произнесла:
— Не опасайся, я не стану на него претендовать, даже если дом мне и понравится. Дом твой. Мне просто любопытно. Может быть, я себе точно такой же выстрою. Нужно знать, какими могут быть дома. Я ещё никогда не видела строящийся дом. Считается, что девушкам неуместно праздное любопытство. Тысячи запретов.
— Мне знакомо это, — согласилась Милка. — Но дом не готов к приёму царской невесты. Там голые стены, даже сесть некуда. Ничего интересного. Когда дом будет готов, я тебя обязательно позову.
— А меня? — спросил Соломон.
— Тебя не нужно звать. Ты можешь приходить в любое время. Это твой дом.
Соломон кивнул.
— Это обнадеживает.
Разговор был тягучим, многослойный, требовал внимания, чтобы не обидеть неосторожным словом очаровательных собеседниц, уже натянутых, как тетива лука, стрелы могли сорваться в любой момент. А лететь они могут только в одну сторону, его.
Соломон поморщился и посмотрел на пальцы с длинными ногтями — Зара захромала и за ним некому приглядывать в должной мере. Милка ревностно удалила опытных служанок, а самой некогда за ним уследить, за его внешним видом. Хотелось уйти в книгохранилище и расслабиться за чтением любимых манускриптов. Женщины становились его бичом, бременем, отнимали слишком много времени. И сейчас они невольно втягивали в свои непростые отношения.
И оставить Зелфу наедине не мог, понимая, что хотя бы в первый день пребывания во дворце ей нужна поддержка, особое внимание. Хорошо, если бы она подружилась с Милкой. Но они слишком разные при всей похожести его отношений к ним: от обеих теряется способность нормально рассуждать, хочется делать глупости, особенно, когда он тает от любви к ним.
— Ты уже думала, какой мебелью обставишь свой дом? — спросил Соломон.
Милка удивленно взглянула на царя.
— Ты считаешь, что у меня есть выбор? Талант золота, что ты пообещал, не сможет покрыть расходы на рабов и привозную мебель из Сирии. Шима, мой советник, посоветовал нанять местного плотника Иегуду, который за небольшую плату соорудит всё, что пожелаю, если будет из чего делать. Обойдётся раз в десять дешевле, чем везти издалека. Думаю, ты разрешишь взять два кедра с твоей стройки? Нужно поощрять своих плотников, а не чужестранных. У нас хороших плотников мало, ибо нет дерева для качественных поделок. Твои вельможи предпочитают переплачивать золотом, чтобы иметь возможность для похвальбы привозной мебелью из Дамаска, Библа.
Соломон улыбнулся:
— Я рад, что ты это понимаешь. Я не могу приказывать своим чиновникам, какую мебель и где им нужно покупать. За всеми приобретениями не уследишь. Наверное, мне нужно сделать тебя своим визиром, у тебя ясный и практичный ум. Но тогда я потеряю ценного лекаря и возможность заиметь новых, которых ты собираешься выучить. Ты же знаешь, для тебя я ничего не пожалею. С новой партией из Яффы поступят кипарисы. Один ствол я тебе подарю, в придачу к кедру. Поручи Иегуде подготовить достаточное количество плотников, которым станем заказывать мебель. И снова всё утыкается в нехватку качественной древесины, которая нужна всем, а поставки ограничены оплатой. Порочный круг. Как выйти за него? Ты не знаешь? Придумай что-нибудь.
Соломон покосился на Зелфу, которая заметно смутилась, поняв ход его мысли, сказала:
— Я не думала, что всё столь серьёзно взаимосвязано. Сегодня же отправлю письмо отцу, чтобы увеличил поставку стволов. Ему трудно проникнуться государственными интересами, когда золотой ручей беспрепятственно протекает мимо.
Царь кивнул:
— Я доволен, что ты сама пришла к такому решению. У меня был с ним разговор на эту тему, но я не уверен, что он всерьёз проникся моими интересами. Статус царского тестя может ударить ему в голову, пойдёт вразнос. Последи за ним. Если не исправится, то есть смысл заменить его на более… вернее, менее воровитого. — И обратился к Милке: — Впрочем, не только Зелфе интересно посмотреть твой дом, я тоже заинтригован, что за хоромы построил Рекем? Пожалуй, сейчас мы вместе это и сделаем. Ты умеешь ездить на лошади?
— Да. Харий меня научил. У нас была лошадь Красавка. Харий любил ежедневно разъезжать за городом. Но после его смерти Красавку пришлось продать — сено дорогое. Овса и ячменя не напасёшься. Ослы более неприхотливы.
— Чудесно! Тогда нам хватит две лошади.
Они ополоснули жирные пальцы в воде с лепестками роз, взяли в рот по мастичному шарику и неспешно вышли к конюшням, где Вааса громко распекал подручных, вывозящих из конюшни остро пахнущий навоз в старой колеснице. По его указанию вывели из стойла жеребца форелевой масти в гречишную крапинку — для царя, гнедую лошадь — для Милки. Ваасе пришлось помочь ей сесть на войлочную попону. А Зелфу посадил впереди царя, мимоходом улыбнувшись невестке.
Двум рабыням, отобранным Милкой, Соломон поручил собрать посуду, которую выделит Ахисар, и отнести в новый дом. Недоумевающего Ахисара тоже пригласил с собой на прогулку, хотя тот ссылался на неотложные работы по дворцу.
— Ничего страшного без тебя во дворце не случится. Тебе тоже полезно развеяться и полюбоваться на бывший дом Рекема. А сейчас дом Милки. Отбери посуду и догоняй нас. Не заставляй долго себя ждать.
Управляющий настороженно взглянул на царя, но тот уже отвлёкся на Зелфу, что-то шептал ей на ухо и кусал губами нежную кожу шеи. Милка сердито ударила пятками в бока лошади и поскакала вперёд.
Едва кавалькада выехала из ворот, как к ним потянулись убогие и сирые, и просто любопытные. Пятеро телохранителей прикрывали с четырех сторон от излишне бесцеремонных горожан, выкрикивающих мешанину слов, состоящую из просьб и восхвалений.
Светлый дом у Гефсиманского сада был виден издали, резко выделялся среди глинобитных хибар с покосившимися чёрными проёмами открытых дверей. Два раба, обнаженных по пояс, уже начали возводить забор из необработанного камня, от глухой стены дома для слуг, стоящего рядом с соседским домом, до понижения, уходящей вниз дороги.
Краем сознания Соломону подумалось, что строителям нужно будет сделать водоотводы для осенних и весенних паводков, которые будут стекать с Масличной горы. Ну да, возможно, они и сами это знают, но проследить необходимо. Зачастую самые обыденные вещи выпадают из поля зрения, вызывая потом досаду из-за непредусмотрительности. В стороне от центрального прохода, чтобы не мешать идущим, возвышалась каменная ёмкость в три бата, куда щуплый паренёк-водонос сливал ненужную строителям воду.
Соломон помог Зелфе и Милке опуститься на землю, оглянулся на спешно подъехавшего Ахисара и, после непродолжительного осмотра дома, подворья, работающих строителей, восторженно воскликнул:
— Ай да, Рекем! Как тебе? Размахнулся, впору царскому отпрыску. Если не шире. Никто из них ещё не осмелился на подобное! Ахисар, говорят, ты ему советовал, как нужно строить? Из какой каменоломни брать лучший камень, мол, сионский предпочтительнее. Понимаю, Рекем воровал и строил для себя. Но в чём был твой интерес? Поведай.
Ахисар хмуро молчал, не зная, что сказать, только протягивал между пальцев поседевшую бороду и настороженно смотрел на царя.
— Золота у Рекема не было, чтобы тебе предложить за молчание. Так что же? Что вас связывало? Чем он тебя подкупил? Почему ты стал способствовать в строительстве его дома? Надеялся на будущую поддержку? В чем? Может, ты и моим убийцам помогаешь ко мне подобраться? Бескорыстно. Ради простого любопытства, или же, как у Хусия, из-за банальной зависти?
— Рекем обещал в будущем и мне построить неподалеку такой же дом, — неохотно проговорил Ахисар, понимая, что нужно спешить признаваться, пока царь не выстроит страшную догадку, после которой будет трудно оправдаться.
— Опять же, из украденных у меня ливанских стволов и сионского камня? Вынужден огорчить тебя и Рекема — мои стройки важнее ваших, не подкрепленных золотом и серебром. Я сильно разочарован твоим поведением. Ты не стал на защиту моих интересов, потакал вору моего имущества и готовился им же и стать. Что ж, в наказание тебе, сейчас пойдешь к Рекему и передашь ему мой приказ: за его преступление я приговариваю его к ссылке в Вирсавию, куда он должен будет отправиться незамедлительно вместе с семьей, и там помогать возводить крепостную стену. Его дом и подворье в Иерусалиме я отбираю в свою пользу. Ты выставишь его на торги, а на вырученное золото начнешь строить дом для Зелфы. Недостающее золото я потом выделю. Ступай, Ахисар, и моли Бога, что у меня хорошее настроение перед свадьбой, и я не стал тебя так же сурово наказывать, как и Рекема, потому что вы сообщники.
Ахисар понуро удалился со двора, ведя за повод свою лошадь. Соломон повернулся к женщинам и сказал:
— Показывай, Милка, свои владения. Веди.
Милка приглашающе протянула руку и первой вошла в дом. За нею царь и Зелфа. На первом этаже располагались две просторные комнаты с земляными полами, и одна с деревянными — внизу располагался глубокий и просторный погреб. Столько же комнат и на втором этаже, где уже заканчивали настил полов толстыми кедровыми досками.
Плотники, зная любовь царя смотреть на работающих, не отвлекались на вошедших, подгоняли очередную доску, чтобы в полу не было расщелин. Доски после распиловки недостаточно хорошо просушились, плотники забивали их голыми пятками, подпрыгивая, сажали на место. Приятно пахло свежим деревом, скипидаром.
Соломон вспомнил детство, свои приходы на стройку царского дворца, в котором сейчас живёт. Он тогда с восхищением смотрел на мастерство каменщиков, плотников, и радовался, замечая, как неотвратимо вздымается ввысь белый дворец, который ныне кажется маленьким и невзрачным. Что хорошо было тридцать лет назад, теперь глядится наивным и глупым. Поразительно, как много запахов и воспоминаний, связанных с ним, идет из детства!
Милка провела всех по комнатам, выслушала советы. На крыше рассказала, как собирается обустроить сушилку лекарственных растений; на втором этаже устроит хранилище уже высушенных трав, настоек, мазей, а на первом — станет учить своих последовательниц, и вместе с ними принимать больных. Работы очень много, но она счастлива исполнению своей мечты.
— Я рад за тебя, — сказал Соломон. — Не у каждого из нас исполняются желания, про мечты не говорю. Пойдем, Зелфа, не будем мешать, у Милки много работы по дому. Надеюсь, ты не забудешь, что ты желанна в моём дворце?
Милка остро посмотрела в глаза царя и ничего не произнесла. Властители и подданные разговаривают на разных языках.
Все вышли во двор, который из-за неустроенности, вороха дровяных обрезков, глиняных куч, казался большим и неуютным.
— Соломон, дай указание своему садовнику, чтобы он помог в моём дворе обустроить цветник, рассадить саженцы фруктовых деревьев, благородных кустов, — сказала Милка. — Я с ним разговаривала об этом. Он не против, чтобы мне помочь, но ему нужно твоё распоряжение, иначе будет выглядеть самоуправством.
— Хорошо, я передам Авессе, чтобы он взял себе помощника в мой сад и занялся твоим двором. Работы здесь много, и я рад, что ты всё сделаешь по своему вкусу, — ответил царь, подсаживая Зелфу на лошадь. — Учись ездить. В жизни всё может пригодиться.
Отъезжая, он оглянулся и увидел Милку с опущенными руками, стоящую у недостроенного забора, она строго смотрела им вслед. И ему не понравилось то, что она могла о нём думать. Впрочем, это её право. Для всех не станешь медовой коврижкой.
Эпилог
Опасения Соломона, что последует месть за нападение Рисия, не подтвердились. У аравийского царя были свои причины опасаться ассирийцев. Он объединил все племена и пошел войной на Тиглатпаласара, которому без Хурсага пришлось непривычно тяжело. Но его войско привыкло побеждать, удалось остановить продвижение войск Мелушхана, а потом и полностью разбить. Ассирия вступала в новую эпоху своего расцвета, начался новоассирийский период.
Отныне царю Соломону наемные убийцы не столь рьяно досаждали. Заговоры, изредка возникающие в воспаленном мозгу очарованных искателей трона и власти, безжалостно пресекались, если не в зародыше, то в бурном процессе размножения участников, когда сокровенная тайна становилась подзаборной шлюхой, доступной всем желающим. Но, как и там, так и здесь, отрезвление было горьким: в каменоломнях ежедневно с утра до вечера стоял дробный стук медных молотков и зубил.
Другие заботы и тревоги обуревали Соломоном, если не всегда приятные, то вполне терпимые: для того и дана жизнь, чтобы страдать и волноваться за близких, за себя. Он прожил до глубокой старости в добром здравии ума и духа, окруженный любящими женами, внимательными наложницами, покорными рабынями, и столь многочисленным потомством, что наверняка, оно перенесло три страшных тысячелетия до нашего времени, может быть, не менее ужасного, чем прошедшие. Мы многое не знаем. Всё у нас впереди. И войны, и техногенные катастрофы.
Соломон написал много книг, псалмов, притч, мудрых наставлений. Построил села, города Ассур, Магдон, Верхний Вефорон и Нижний Вефорон, Гезер, Валалаф, Милло, Фадмор в пустыне, а любимым женам и подвластным народам храмы: Астарте — божеству сидонян, аммонитскому Молоху, богу Солнца Мелькарту, капище Хамосу на горе перед Иерусалимом. И не его вина, что большая часть письменного наследия и самого царства Израильского не уцелела. Но оставил прекрасную память о себе, то ли сказку, то ли надежду, что властители могут быть мудрыми, и управлять своим народом не во вред ему, а на благо.
Мир праху его. Аминь.
7 апреля 1999 – 2008 г.
Послесловие
Генри В. Мортон в своей книге «Святая земля» приводит любопытную легенду:
«Соломон не хотел, чтобы демоны, над которыми он имел власть при жизни, узнали, где он умер: так что, осознав, что умирает, Соломон взобрался на трон и сидел там, словно всё ещё был жив, а в руке его оставался посох. Арабы утверждают: демоны думали, что Соломон жив, пока черви не поползли по посуху, а мёртвое тело не рухнуло на пол».
г. Ставрополь-на-Волге.