Дуб - пророк Сказка для взрослых

Валентина Лесунова
               
   «Рассею, расселю, перемешаю, перетасую, ую, ую, ую, - зашумел дуб, роняя листья и желуди на землю.
       Листья падали, не выдерживая дубового гнева, желуди тоже падали от страха и непонимания: зачем и на кого дуб гневается?
       Ворона раскаркалась, крыльями захлопала и улетела. Она хоть и крикливая, но терпеть не могла чужого шума.
       Дуб не то ворчал, не то угрожал, и никто его не понимал. Постепенно к шуму привыкли, и листья, как положено, трепетали от ветра, а желуди падали, когда им срок приходил.

      Все бы ничего, и говорить не о чем, да под тем дубом мужик остановился. Было ему тридцать лет и три года, - ни ума, ни силушки не накоплено, а очень хочется чего-то эдакого, да так, чтобы весь мир ахнул. Не мир, так деревня уж точно, ахнуть непременно должна, просто обязана.
      Про эдакое, правда, никаких мыслей не приходило, одни мечты о большом авторитете у Маньки, у Ваньки, да мало ли у кого из деревенских, да хоть у всех.
       Лежал мужик так, мечтал, и надоело ему. Когда-то все надоедает. И прислушался к тому, о чем  дуб шумит.
       Поначалу мужик ничего не понял. «Рассею, сею, расселю, селю, селю, перетасую, ую, ую, ую», - на колыбельную не похоже, слишком зло и свистяще.
        Ну как же! Снизошло, наконец, аж, жарко стало, вот какая слава, вот на какой дороженьке, народ век помнить будет!

        Бедному собраться – только на ноги подняться. И пошел тот мужик по дороге, покрикивая, вслед за дубом повторяя: «Рассею, расселю, рассею, расселю»! Кому по нраву это слышать, следом увязывались, будто апостолы у самого Христа. Народ все, правда, мелковатый, не при деле, неумелый, но как ему откажешь, - славы всем хочется.
       Так и дошли они толпой до большого поля, сплошь ромашками да васильками усеянного. Красота кругом, но народу не до ромашек и васильков, шумят, требуют от мужика: «Вели дело делать, а не слова сказывать».
     «Как же, дело, ишь, чего захотели, сначала договор сочиним, каждый подпись под ним нацарапает, а там уже делом займемся, на законном основании», - отвечал им мужик. 
        Содрали с берез бересты, нож острый наточили, стали буквы вырезать. Кто, что выкрикнет, то и вырезают. Никого и ничего не забыли.
        Сначала порешили людей переселить из Артемовки в Калиновку, а Калиновских на запад направить: пусть идут и идут, пока не остановятся.
          А там и за другие деревни взялись.  Все заново переделали, все, какие названия помнили. И не помнили. Так и вырезали на бересте: «А что на сто верст от деревни Дуровки, по дороге, мимо сельмага, отдать тем, что проживают в деревне Нюровке, а Нюровским в двадцать четыре часа собраться и умотаться. К ним из Кленовки народ побежит».

      Так и поделили все деревни: куда захотели, в ту губернию определили. Что? село не  граничит с Новгородскими? А дороги для чего? Нет дорог? Пешком пусть добираются до областного центра. Подумаешь, из конца в конец государства огромного. Жизни на все хватит да надоест еще.
    
      Составили договор, скатали бересту, в конце мужик, что под дубом весть принял, нацарапал подпись острым ногтем. Зароптал кто-то, а вдруг по шеям надают? Но толпа  успокоила: не боись, народ наш наученный любые законы исполнять. Спасибо тем, кто научил.
   
       И пошли – побежали гонцы – глашатаи в разные концы. Правы те были, кто не сомневался: пошло дело, народ так и забегал, так и забегал, одни туда, другие сюда, вой, стоны, женский плач. Бегут, слезы утирают, падают, ушибаются, сумки, чемоданы, что успели собрать, теряют на бегу, но договор исполняют. 
     А когда расселились, роптать стали: нелегко жизнь заново начинать да на чужом месте. Ведь, уходя, хозяйство рушили, дома сжигали, а потом на такое же порушенное место, на пепелище поселялись.
   
      Но жить надо,  оклемались, огляделись, детей накормили, стали спрашивать: где мужик, что все это затеял? Куда подевался? Где скрывается? Народу много обиженного. 
     Где он? Подать сюда! Никто не знает, где скрывается. Нет, знают, но говорят разное: в лесу, в поле, под дубом хоронится.  Наконец, глаза подняли, глядь, на самой высокой горе крепость неприступная. Вот где мужик прячется. Охраны то сколько! Видимо – невидимо! Не подступиться.
    
       Народ по-разному к мужику отнесся, проклинают, конечно, но больше завидуют: вон, как высоко взлетел. Кое-кто мечтает повторить его славу: малый и старый, хилый и убогий, - разный народ мечтает.
      Совсем старые люди поговаривают, чтобы мечта сбылась, надо знать, где дуб – пророк начнет расти.  Говорят, уже росток проклюнулся, но в каком лесу – поле, разное сказывают.
   
        Так что, неча лежать дома на печи, не те времена, бродите по свету да под дубами полеживайте, да ушами послушивайте, может, какой из дубов еще чего-нибудь напророчит.