Нежеланное успокоение.
Просто судьбе поклонение.
На(встречу)
Понедельник
У каждого города есть своя магия. У огромного мегаполиса и у небольшого поселения в несколько хижин. Большие торговые города захватывают своим величием, количеством людей, паутиной улиц и горизонтом крыш. Маленькие же деревушки зачаровывают своим спокойствием, атмосферой единения и целостности. Можно получать удовольствия от того, что ты живешь в пятой точке мира, и тебе нет дела до всей суеты цивилизации. Только средние города лишены этой магии. В них нет великолепия городов-гигантов, того разнообразия жизни. И нет той сказки, которая чувствуется в отдаленных городках, по сравнению с ними твой город велик, но ты-то знаешь, что не так велик, как мировые столицы. И в итоге ты не можешь похвастаться ни тем, что живешь у черта на рогах, ни тем, что вертишься в центре чего-то могучего и грандиозного.
Джеймсу повезло, он был подвергнут магии своего поселения. Его деревня была настолько маленькой, что даже за хлебом приходилось ходить в соседний городок. Дорога пролегала через лес. Каждый день лес был разный. Иногда казалось, что он самый обычный, просто деревья, которые растут рядом друг с другом. Но парой, складывалось впечатление, что из-за очередного дуба выглянет гном, или другое мифическое существо, настолько сказочным был лес. Казалось, что именно здесь происходит все волшебство нашего мира.
Тропинка, годами протоптанная Джеймсом, была покрытая желтыми листьями, последние из них меланхолично планировали, на мгновенье, зависая в воздухе, в сантиметре от земли. Голые деревья обволакивал солнечный свет, они словно светились. Можно было подумать, что путь пешком через лес, должен раздражать. Но нет, Джеймсу нравилось это ежедневное путешествие. Он любил этот лес, который являлся своеобразным фильтром от всего мира. А при медленной ходьбе, в сознании оставался каждый отпечаток этого места.
Широкие шаги Джеймса отмеряли части дороги из темно-желтых тел листьев. Черный плащ юноши слегка развивался, не от ветра, скорее от скорости походки. Длинные темные волосы хаотично разбрасывал по лбу ветерок. Челка лезла в глаза. Джеймс все время отбрасывал волосы в сторону, рывком головы вправо. Руки были в карманах, а силуэт немного сутулый.
Возле одного из деревьев летала черная, как уголь, бабочка. Плавно хлопая крыльями, она парила в воздухе, на одном месте. Что она делала здесь, почти наступившей зимой было не понятно.
Город, который Джеймс посещал каждый день, был совершенно обычный, средних размеров, таких сотни, тысячи по всему миру. Мощеные кирпичом улочки, зачастую скованные лужами. Двух или трехэтажные дома, с пустыми окнами. Редкие прохожие, которые парой сливаются в настоящую толпу, но все поголовно невеселые.
Странно, но именно этот город, все-таки выделялся из числа обычных поселений-середнячков. В нем тоже была та самая магия – магия серости. А еще в нем царила атмосфера интеллигентности. Казалось, что большинство людей в нем, живет там попросту по ошибке, что им нужно быть совсем в другом месте. Казалось, что волшебные люди живут не в волшебном месте. Поэтому они и грустные.
Двухэтажный дом стоял в самом начале улицы. На втором этаже были два окна. Одно из них было плотно зашторено. Через грязное стекло другого пробивалось утреннее солнце. Оно дотягивалось до не застеленной большой кровати. С первого этажа уже доносились приятные ароматы домашней выпечки. Это была семейная булочная.
Джеймс открыл стеклянную дверь с уже выгоревшей вывеской. Зазвенел колокольчик над дверью. Пространство было таким плотным, из-за запаха свежеиспеченного хлеба. Складывалось ощущение, что его можно было уже ощутить на языке. На стенах висели детские рисунки, исполненные акварелью. На них было изображены пухлый усатый дядя и такая же пухлая тетя со светлыми волосами. Оба были в белых фартуках. На всех картинах были нарисованы различные стадии готовки хлеба. На столе лежало два свертка, перетянутых веревкой. На каждом из них была прикреплена записка, с указание адресата витиеватым подчерком.
- Джеймс, это вы? – раздался милый женский голос с кухни.
Джеймс ничего не ответил. Его взгляд остановился на одном из свертков. Он предназначался для некой Тейлор. Что-то было знакомое и родное в этом имени, хотя Джеймс никогда не знал никакой Тейлор.
- Что же вы молчите, голубчик, - в комнату вошла тетенька с рисунков, - вот ваш заказ, как всегда просто хлеб.
- Спасибо, Отеп, - Джеймс все еще стеклянными глазами смотрел на сверток.
Раздался звук колокольчика. В лавку вошла девушка. Среднего роста. Ее худые ноги были неаккуратно обернуты в черные колготки. На ней было мешковатое пальто. Длинные волосы, немытые пару дней, были распущенны и зачесаны на одну сторону.
- Ваш заказ, Тейлор, - протянула девушке сверток повариха.
Джеймс, не отрываясь, следил за каждым движение леди. Они были резкие и отталкивающие, но в тоже время четкие и непоколебимые. Нельзя было усомниться в их правильности. Но сама девушка такого впечатления не производила. Она была хрупкая, и создавалось впечатление, что безответственная.
Не обратив на Джеймса ни малейшего внимания, Тейлор покинула магазин.
- Почему она кажется знакомой? – прошептал Джеймс, провожая девушку взглядом.
Вторник
У Джеймса не было друзей. Большую часть жизни он провел один. Хоть это звучит грустно, он об этом не сожалел. Не было давящего чужого мнения, не нужно было прислушиваться к советам, участвовать в чужих проблемах, было много свободного времени. Те знакомые, что были у Джеймса, его раздражали. Его выводило из себя, их выпячивание своей индивидуальности, желание выделится. Джеймс считал, что если человек другой, другой по настоящему, ему не нужно об этом не то, что говорить, не стоит думать. А эти глупцы, что кричат о своей особенности, самые простые пустые люди. А так хотелось встретить нового человека. Абсолютно нового, нового во всем, полного человека, личность, способную забыть о самокапании, сконцентрировать все внимание на ней, человека-антидепрессанта. Это сложно. Если наше окружение максимально нам приятно, так как именно мы его выбираем, то за его пределами дела обстоят еще хуже. Искать негде.
Но Тейлор могла стать этим человеком. Одного взгляда было достаточно, что бы понять, что она другая. В ней была загадка, загадка благородная, что должна быть в каждой девушке. Вероятно, именно эта тайна делала из Тейлор полного человека. И это притягивало.
Дойдя до магазина, Джеймс увидел в окне ее. Тейлор сидела на табуретке в булочной и ждала заказ. Джеймс зашел внутрь.
- Здравствуйте Джеймс, - обрадовался усатый дядя, владелец магазина.
- Здравствуйте Джеймс, - детально похожим тоном сказала Тейлор.
- Здравствуйте, - ответил Джеймс, окинув глазами двоих.
- Принесите уже наш хлеб! – стервозно прокричала Тейлор и мило хихикнула.
- Уже бегу, - мило проворковала тетенька из кухни, - что же ты меня не позвал, Ларс, - Отеп покачала головой в сторону дяденьки.
Джеймс нахмурился. Он не понимал, почему выбор сделали за него, но противиться не стал, собственно выбор был верным.
Дождавшись заказа, Тейлор схватила Джеймса за руку и вытянула на улицу.
Когда выходишь из помещения на улицу, в момент толчка от себя двери, происходит некое ошеломление. В глаза бьет свет, поток свежего воздуха влетает в ноздри. Пространство визуально расширяется мгновенно. Чувство свободы охватывает тебя. Это чувство диаметрально противоположно тому, что возникает, когда ты входишь в дом, чувству уюта и защищенности, тепла, но некой скованности.
- Куда мы идем? – спросил Джеймс.
- Мы просто идем, - ответила Тейлор.
- Куда глаза глядят?
- Ага. А куда они у тебя сейчас глядят?
Джеймс не ответил. Он не очень понимал, что происходит.
- Какой-то ты сегодня не разговорчивый, - вздохнула Тейлор.
- Но ты ведь…
- Я наверно пойду, - девушка свернула в переулок, - может, увидимся завтра, - не оборачиваясь, добавила она.
Притяжение к Тейлор усилилось. Она казалась чертовски интересной личностью, странной - это и было интересно. Только интересные личности получают кайф от того, что они странные. Джеймс начал чувствовать, что эта женщина неизвестным ему способом, но начала вытаскивать его из депрессии, которая сопровождала его, казалось, что всю жизнь.
Молодой человек не направился домой. Вместо этого, он бродил по городу. Осознанно, но бесцельно, в одиночку. Плыл в потоке людей, но не был его частью, держался отстраненно. Будто все кругом было черно-белым, а он цветным. Но его цвет был серым.
Джеймсу нравилось состояние депрессии, лирическая нотка бытия. Он боялся отпускать это состояние. Только грустный человек способен на что-то. Позитивного человека может скосить трагедия, ослабить горе. С печальной личностью ничего не произойдет, она уже привыкла. Так стоит ли подавлять эту всепоглощающую серость, этот тлен?
В скитаниях по улицам Джеймс набрел на бар. Единственное окно, в монументальной деревянной раме, было разбито. Дыра была небольшой, по форме круглой, но не ровно. Складывалось впечатление, что стекло разбили ударом кулака.
Внутри никого не было, кроме бармена, который спал за барной стойкой. На приход Джеймса он никак не отреагировал. Джеймс кашлянул. В ответ от бармена донеслось только невнятное мычание. Джеймс пожал плечами и забрал из безвольной руки бармена полупустую бутылку с виски и налил себе.
К тому времени уже стемнело. И в баре было жутко. Через окно пробивался свет фонаря. А через дыру в нем – ветер. Если закрыть глаза, казалось, что это переполненная аудитория, где стоит рабочий гул, будто сотни рабочих обсуждают какую-то проблему. Но стоило открыть глаза, как рабочее гнездо разорялось пороком и пустотой. Взору предстала полузаброшенная комната, которая все же имела свое очарование. Обшарпанные стены, грязный пол, укатанный пятнами разной природы. Углы были украшены паутиной, под плинтусом ютились насекомые. Казалось, что это место давно не в почете у большинства людей, но были те, кто понимал всю эстетику разрухи, был Джеймс.
Допив последние капли из стакана, юноша вышел на улицу. Была глубокая ночь. Пустые улицы манили. Хотелось гулять по этим проточинам пустоты. Казалось, что здесь никогда и не было людей, не подразумевалось их присутствие в этом месте. Будто это были улицы с открыток. Безжизненные иллюстрации. Места, которые по всей логике должны быть заполнены людьми, но они пустые. Это немного пугало, но также и завораживало.
Джеймс вышел к парку аттракционов. Там было всего несколько каруселей и два ларька. На одном было написано «касса», а на втором – «мороженное». Первый желтого цвета в зеленую широкую полоску. Второй голубого цвета. Оба они выцвели от старости, и краска еле держалась.
Молодой человек сел на качели, обхватил руками холодные цепи и начал раскачиваться. У Джеймса была та редкая форма опьянения, когда восприятия реальности менялось в лучшую сторону, разум забывал о мирских заботах, становился чистым, философским. Можно было предаться очистительному саморазрушению. Голова как большой аквариум мыслей. Плавать в нем, биться о грубое содержимое. Огромный шар печали, который полон, не всплыть.
- Как же я соскучился по мыслям, - Джеймс запрокинул голову и уставился на звезды.
Маленькие белые точки. Трупы человеческих мечтаний. Люди смотрят на них и грезят, но это не сбывается. А звезды помнят. Они смотрят на Землю, планету-провинцию бескрайнего космоса. Планету, которую обходит высшая интеллигенция, брезгует ценностями устоявшимися здесь. Словно ей так и суждено стать заброшенным парком аттракционов всего бытия.
Среда
Всегда, когда гуляешь не по родному городу, ты его не успеешь, и не сможешь изучить на сто процентов. Все равно он останется не цельным в памяти. Как Джеймс не пытался, он не мог вспомнить, где находился тот парк аттракционов. Не то, что бы ему хотелось туда вернуться, просто было интересно.
Подойдя к булочной, Джеймс увидел Тейлор. Она явно ждала кого-то возле входа, со своим свертком подмышкой.
- Ты опоздал, - грустно сказала она.
- Но я же все время так прихожу, - сказал Джеймс.
- Ага, но вчера же мы договаривались…
- Да, я помню, встретиться, но…
- Только не оправдывайся, - улыбнулась девушка, - тебе наверно нужно сюда, - она указала на дверь лавки.
- Да, я быстро.
Джеймс, весь в недоумение вошел в магазин.
- Юноше не подобает опаздывать, - встретил парня владелец булочной.
- И вам здравствуйте, Ларс, - ответил Джеймс, - что происходит?
- Она вас ждет уже около часа, - протягивая сверток, сказал усатый дяденька.
Джеймс вернулся к ждущей его даме. Они отправились гулять. Он ее едва знал, но ощущения, что это было не так, не покидало его. Ситуация напоминала неожиданную встречу старых знакомых. Вроде нужно о чем-то поговорить, но этого делать обоим не хочется. Выдавливаем из себя пару дежурных враз, натягиваем улыбки, и, обязательно, бросаем слова радости о произошедшей встречи.
Парочка молча шла вперед. Джеймсу нравилось молчать, он любил слушать. Это было выгодно. Люди любят разговаривать, а еще больше они любят разговаривать о себе. А так хотелось помолчать взаимно, с кем-то.
- Может все-таки… - начала Тейлор.
- …поговорим, - закончил Джеймс, - да, давай. Расскажи что-нибудь.
И прогулка продолжалась под монотонный монолог девушки. Они шли, взявшись за руки. Плыли вдаль.
Четверг
Джеймс жил один. Его дом был старым, так называемое семейное гнездо, поместье, где выросло не одно поколение. Но большая часть здание не посещалось Джеймсом. Он обходился гостиной, кухней и спальней. Утром юноша окинул свою комнату взглядом. Был бардак. Это было удобно. Если бардак взять за норму, то все будет максимально комфортно устроено, все под рукой. Вещи сами собой ложились на нужные места.
- Наверно у нее совсем другая комната, - первая за сегодня мысль о Тейлор постучалась в голову Джеймса, - интересно, какая?
Небо было ярко-голубое со снежно-белыми облаками. Они словно маленькие льдинки весной, плыли по озеру, маленькие и самостоятельные. Плыли быстрее, чем это делают облака обычно.
В пяти минутах от булочной Джеймса кто-то окликнул. Это была Тейлор. Она подбежала и чмокнула его в щеку.
- Идем, нам нужно еще хлеба купить, - прокричала она.
Они зашли в магазин. На прилавке лежали два одинаковых свертка.
- Это для вас, - улыбнулся Ларс.
Джеймс и Тейлор взяли их покупки, и вышли, не пробыв в магазине и минуты. Для Джеймса Ларс и Отеп были одни из самых часто встречаемых людей. Он видел их каждый день, но всегда в одном антураже, обменивался одними и теми же фразами. Для него их жизнь умещалась в одно предложение. Было странно представлять как они делают что-либо, кроме того как продают ему хлеб. Они вообще спят? Ужинают? Гуляют? Это было сложно представить.
Скамейка в конце аллеи городского парка приютила Тейлор и Джеймса. В руках у них было по чашке кофе, купленной в палатке неподалеку. От девушки пахло гуашью. Этот тяжелый запах окружал ее. Наверно она была художницей. Они сидели в обнимку. Подул ветер. Ее волосы оплели лицо Джеймса словно паутина. Убирать их совершенно не хотелось. Пусть сковывают. Держат. Пленяют.
Тейлор закурила. Густой плотный дым выползал из ее рта. Она говорила. Когда человек говорит и курит, а другой молчит и слушает, не куря, это похоже на исповедь. Кажется, что человек рассказывает о самом сокровенном.
- Это была последняя спичка. Поддержим огонь? – Тейлор протянула тлеющий окурок и новую сигарету Джеймсу.
Молодой человек взял. Несколько часов они сидели, смотрели друг на друга, говорили и курили, заливая все это кофе. Тейлор очень тихо говорила. Джеймсу было страшно дышать, когда он слушал ее. Казалось, что шум воздуха, поступающий в организм, заглушит ее слова. Хотелось ее перебить. Попрощаться, но только до завтра. Но вдруг она не согласиться? Она обязана. Должна. Нет поводов не согласиться. В любом случае, существует определенный порядок определенных слов, который способен уговорить любого человека, на любое действие. Такой порядок просто обязан существовать.
- Тейлор, - прервал Джеймс.
- Да?
- Уже поздно, может быть, попрощаемся до завтра? – наилучший порядок, что придумал Джеймс.
- Конечно, - улыбнулась Тейлор, - только давайте встретимся за час до того времени, как мы посещаем Ларса и его женушку?
- Договорились, - сказал Джеймс.
Они разошли в разные стороны. По дороге домой пошел дождь. Это был настоящий ливень. Джеймс промок насквозь. Ему нравилось это ощущение дискомфорта. Нравилось авансом, так как нет ничего лучше ощущения выхода из дискомфорта. Когда ты приходишь домой, в теплое жилище, скидываешь сковывающую мокрую одежду, по телу расплывается тепло. Хотелось залезть в постель и уснуть.
Она вошла в комнату, он сразу это почувствовал, хоть и лежал с закрытыми глазами спиной к двери. Нет, она не выдала себя звуком, дело не в особенном ее аромате. Воздух действительно пах ей, но это уже второе ощущение. Когда она вошла, это ощущалось физически. Словно ее тело сжало молекулы воздуха в комнате. Ее объем сдавил все атомы пространства. И согрел их. И они словно обняли его спину, все его тело. На его лице расплылась улыбка. Джеймс проснулся.
Пятница
Часто наши странности мы сами не осознаем. Признаем, но только после того, как кто-то на них обратил внимание. Джеймс был ребенком внутри души. Он считал это нормальным. И осознавал, что странно считать это нормальным. С ребяческим задором он распланировал весь день с Тейлор. Все его мысли будто сошли с классических кинопленок. Все придуманные атмосферные моменты были сыгранны. Он тоже хотел сыграть их. Заиметь их в собственность своего сознания.
Обыденный путь по уже голому лесу. Кто-то срубил деревья. На месте старинных великанов стояли голые стволы метра полтора высотой, как гигантские окурки в пепельнице. Около одного из таких стволов замерла черная бабочка. Она очень медленно и тяжело хлопала крыльями. Парила в воздухе и будто гипнотизировала Джеймса. Было холодно. Почему она еще не умерла?
Придя в город раньше на час, как и договаривались, Джеймс не застал Тейлор. Она опаздывала. Через сорок минут он отправился бродить по городу, в сторону парка. Девица сидела на одной из скамеек. Читала. В ее руках была книга под названием «Ты ждала конец света, в прошлом году?».
- Наверно какая-то унылая драма, - подумал Джеймс.
Но иногда хочется настоящего постапокалипсиса. Хочется, что бы время замерло, прогресс остановился в одной точке. Нажать на «стоп». Всего не успеть все равно. Ведь все, что производит наш дивный мир попросту не переварить. Слишком много контента. Может быть, поэтому в начальные годы нашей жизни в нас впихивают весь запас предыдущих поколений. И плевать, что моральный возраст восьмидесяти процентов к этому еще не готов. Главное галочка, которая стоит в графе «дано». Нет разницы, переварится оно, или будет выблевано.
- Привет, - подсел Джеймс.
- Здравствуйте, - улыбнулась Тейлор.
Они мило беседовали, но Тейлор держалась как-то отстраненно, настороженно. Попросила Джеймса рассказать о его хобби. У парня оно было. Но он не любил о нем разговаривать. Оно было персональным, хоть этим и увлекались многие. В этом и была проблема, люди не делали из этого религию, как делал Джеймс. И донести до собеседника всю значимость этого молодой человек даже не пытался. Было проще и приятнее хранить это при себе.
На соседней скамейке сидела рыжая девушка. Смотрела на Джеймса, он смотрел на нее. Тейлор что-то рассказывала на ухо, но парень ее не слушал. Оказалось у Тейлор очень вязкий характер. Ее истории всегда изобиловали деталями и своеобразным, непоколебимым мнением рассказчицы о произошедшем событии. А тем временем рыжая дама, помахав Джеймсу рукой, ушла. Было большое желание рвануть за ней. Бросить нудную Тейлор. Но где была гарантия, что незнакомка была той самой, идеальной?
Но почему это произошло сейчас, не неделю назад, когда не было Тейлор? Можно было хотя бы попробовать. Много чего в жизни происходит раньше, чем нужно. Сознание еще не заслужило это событие, а оно уже происходит. Приходится довольствоваться спроецированными воспоминаниями на настоящее. А они врут, упрощают, сглаживают углы. И главное. Нынешнее сознание на них повлиять не может.
Ночью в дом Джеймса пришла бессонница. Он сидел на кухне и ел колбасу. Есть не хотелось, еда заменяла алкоголь. Выпить хотелось еще меньше. Думать не хотелось. Да и зачем думать, философствовать? В конце концов, приходишь к одному выводу: все глубокие мысли - прописные истины, недостойные быть озвучены.
Суббота
Нам всегда хочется перемен. Подсознательно мы понимаем, что не бывает перемен хороших и плохих. Зачастую в плюсе хорошей новости скрывается два минуса. Но всегда неизменно одно. После любого изменения в жизни накрывает ностальгия. Мы тешим себя, что не мы становимся другими, а все вокруг. На самом деле это не так. Ничто так не неизменно, как все вокруг. И нет вещи изменчивей, чем душа человека. Каждый миг, она мечется, ищет повод для измены самой себе. Тейлор была очень хорошим поводом измениться. И Джеймс поспешил им воспользоваться. Нет больше Джеймса прошлого. И Джеймс нынешний по нему скучал. Это раздражало. Только это изменение было не увидеть и не почувствовать. Даже Джеймсу. Может раздражала сама Тейлор?
- Здравствуйте! – в уже, наверное, тысячный раз поприветствовала Джеймса Отеп в булочной.
- Будьте любезны, как обычно, - сухо сказал молодой человек.
Зазвенел колокольчик. Вошла Тейлор и стала позади Джеймса.
- Привет, - грубо кинул юноша, обернувшись.
Тейлор смущенно помахала рукой. Ей явно было неловко. Джеймс это почувствовал.
- Не хотите прогуляться? – предложил он.
- Может в другой раз, - ответила она.
Джеймс молча вышел и отправился домой. Наверно это было грубо. И новому Джеймсу это понравилось. В конце концов жестокому миру, что окружает нас, это понравилось. Каждого из нас он заставляет грубеть. В той или иной степени, за разное время, в разные периоды жизни. Но никто от этого не уйдет. Окружение, еще не прошедшую процедуру огрубезации скучает по тебе добренькому, взывает вернуться, что бы и дальше ездить на немощных плечах добряков.
Лужи после четвергового дождя не высохли, только усилились, казалось, что их что-то подпитывало. Словно город плакал. Плакал без причины.
Воскресенье
Душа человека. Есть ли она на самом деле? Если говорят, пока больно - ты живой, то, несомненно, она существует. И печальная душа убивает сильнее микробов, поражающих обычные органы. Душу не вылечить лекарством, только исцелить. Но универсальных методов исцеления нет.
Ночью выпал снег. Чужеродным покрывалом он лежал на деревьях, скамейках, крышах домов. Природа будто недоумевала, откуда он взялся? Почему он здесь лежит? Он здесь чужой. Казалось, что мир накрыли белым покрывалом, как что-то ненужное.
Из спальни Джеймса открывался вид на участок железной дороги. В первый день зимы на нее высыпали рабочие в оранжевых комбинезонах. Словно муравьи они что-то пытались там сделать, как искры от рельсов плясали на снегу.
Придя в город за хлебом, Джеймс решил прогуляется по набережной Река была совсем маленькой. Но она не замерзла. Белые хлопья снега падали на воду и гасли, будто касаясь водной глади, умирали. Что-то малое шло против чего-то большого и глобального.
Войдя в булочную, Джеймс увидел Тейлор. На прилавке лежал его сверток. Его можно было забрать так, что девушка даже не заметила бы юношу. Джеймс так и попытался сделать. Не вышло. Помахав ей рукой, молодой человек покинул магазин.
- Что, понравился? – спросила Отеп улыбающуюся девушку.
- Да, - еще шире улыбнувшись, ответила Тейлор, - кто он?
- Это Джеймс. Он из соседнего городка, еще меньше нашего.
- И часто он у вас бывает?
- Ходит каждый день. Наверно у него не очень яркая жизнь.
- Надо будет заглянуть к вам завтра. И еще. Не знаете, где можно остановиться на недельку?
- Да, я вам сейчас напишу адрес одной гостиницы хорошей. Владелец мой брат, скажите, что вы от меня, - улыбнулась Отеп.
- Спасибо, - Тейлор направилась к выходу, - попридержите Джеймса завтра, если я опоздаю.
- Хорошо, - засмеялась Отеп, - я рада, что он вам приглянулся. Вот, а еще говорят, что утро понедельника не бывает хорошим. До свиданья.
- До завтра, - сказала Тейлор открывая дверь.
Джеймс шел по зимнему лесу домой. Протоптанную им дорожку было не узнать под слоем свежего снега. Шлось тяжело, и сил смотреть по сторонам не было. Но что-то бросилось в глаза. Маленькое черное пятнышко на сугробе. Бабочка. Та, что на днях летала здесь. Она умерла, но казалось, что спит. Интересно как это? Умирать. То же самое, что и уснуть? Но ведь то, что мы заснули, мы осознаем лишь проснувшись. Точно так же и с любовью. Некоторые чувства можно осознать только тогда, когда они прошли.
Юноша взял бабочку в руки. Она была прекрасна.
- Я буду любить тебя Мадлен, - сказал Джеймс и положил ее в пустой спичечный коробок, что остался у него от Тейлор, когда они курили на скамейке.
Джеймс отправился в свой маленький городок. Волшебное поселение. Где само время, казалось, движется в другую сторону.
Конец