Одному султану придворный лекарь прописал прогулки на ночь, для того чтобы повелителю лучше спалось и кошмары не снились. И вот после обильного ужина, прихватив немного урюка, изюма и засахаренного миндаля, отправился султан на прогулку в сад.
И вот там, в саду, увидел он такую картину: его любимый придворный ишак стоит под деревом, на ветвях которого соловей поет свои ночные арии. Соловей поет, а ишак старается повторить его песню своим грубым пронзительным ревом.
«А что, - подумал султан. – Неплохо у него получается. Резковато, конечно, местами грубовато и не в такт. Но в общем и целом… К тому же, насколько я знаю, ни у кого в мире, включая эту старую обезьяну, соседнего халифа, нет ишака, который поет лучше соловья. А у меня, клянусь Аллахом, будет. Или я не султан, затмевающий своим величием и Луну, и Солнце, вместе взятые?»
Вернувшись в свои покои и велев принести чаю, халвы и шербету, призвал султан к себе евнуха, который по совместительству был и придворным певцом гимнов. Повелел султан евнуху учить ишака пению, да так, чтобы тот превзошел в этом искусстве соловья. Дал султан евнуху год срока, пообещав осыпать его золотом, если ишак будет петь лучше соловья. А если нет, то станет евнух еще и безголовым…
С утра до вечера раздавался из башни, где евнух проводил свои уроки, мелодичное пение механического соловья, выписанного из Версаля, и противный рев ишака. Но через какое-то время рев прекратился. Раздавались только соловьиные трели. Это евнух, по совету придворного мудреца, стал завязывать ишаку пасть, чтобы тот не мог реветь и султан думал, что ишак научился петь по-соловьиному. Одного не объяснил придворный мудрец евнуху: что делать, когда нужно будет предъявить султану результаты обучения воочию. Не успел объяснить – помер.
А между тем положенный султаном год прошел. Делать нечего. Помолился евнух Аллаху и повел ишака в покои султана. А там уже развесили десять клеток с десятью соловьями, отловленными в лесах и садах султаната. Стали соловьи исторгать из горла свои прекрасные трели, а ишак передразнивать их своем мерзким ревом.
Разгневался султан. Велел тут же отрубить евнуху голову. А ишака приказал убрать с глаз долой. Пусть занимается своим делом, положенным всем ишакам: возит воду в больших кувшинах и другую тяжелую поклажу.
Надо сказать, что ишак, хотя и не мог петь, как соловей, но кое-что в своей ишачьей жизни соображал. Понял он, что если так и будет продолжаться дальше, долго он не протянет.
Взял ишак и сбежал со двора султана. Скитался, питаясь грубой травой и листьями деревьев, запивая свою жвачку водой из мутных луж. Скитался, пока не попал во двор к соседнему халифу, тому самому, которого прежний хозяин ишака, султан, называл старой обезьяной. Понятно, что и халиф был о султане такого же мнения.
- Ну, расскажи нам о своем султане! – сказал халиф ишаку, и лицо его исказила гримаса неизъяснимой злобы.
В ответ ишак громко и грубо заревел. Лицо халифа расплылось в счастливой улыбке.
- Я всегда подозревал, что этот султан – старая облезлая обезьяна. Твой рассказ лишь подтвердил это.
И велел халиф почитать ишака самым правдивым животным на свете. На ишака сразу посыпались многочисленные милости. Кормили его из золотой плошки хурмой, инжиром, халвой и другими яствами, а поили исключительно птичьим молоком. От ишака требовалось только одно – громко и мерзко реветь.
Сотни толмачей переводили его рев на местный, халифский язык. Сотни писцов неустанно записывали то, что переводили толмачи.
Ишак знай себе ревет, а писцы строчат, рук не покладая. День и ночь строчат, строчат, строчат… О том, какая гадина этот ненавистный халифу султан. Какой бардак царит в его гареме, не говоря уже обо всем султанате. Какие взяточники судьи, какие палачи тюремщики, какие лизоблюды и лжецы придворные мудрецы и поэты.
В общем-то и толмачам, и писцам сочинять все это было совсем не трудно. Достаточно было описывать то, что творилось в их собственном государстве.
В общем, все были счастливы и довольны: и халиф, и его придворные, и, разумеется, ишак. Вот только соловьи из лесов и садов халифата почему-то улетели… Ну, да Аллах с ними, с соловьями…