8

                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Предыдущие материалы Госпожа-Случай соизволила высочайше уберечь от ритуального огня, поэтому они подаются так, как есть, без всякой правки смысла, стиля и прочей бижутерии, короче говоря – без того, чтобы, согласно не существующему уже замыслу, закруглиться иероглифическим абрисом своего смысла: 14.11.2000года


                ДХАРМИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК
                2001 год и – далее…


Действия должны порождать чувства, а не чувства – действия. Пребывай в покое или чувствуй, что ты  уже  действуешь.
___

именно «чистота» сама по себе и как таковая является идеологическим логовом всяческой нечисти
___

- Что ты сказал? Что слова твои значат?
- А я почем знаю? Мое дело – говорить. Это уж дело слов что-то там значить.
___

Христос не говорил: сей хлеб есть Я.
Он говорит: Аз  есмь Хлеб.
___

Подлинную критику чистого разума – говорят – написал тот, чьи пророчества нарекли «достоевщиной», как и подлинную религию в пределах только разума написал – утверждаю – тот благочестивый римлянин, которого так бесчестно обескровил Нерон.
___

Если со всей строгой последовательностью провести в жизнь принцип Декарта (чего он явно не делал со своей жизнью как таковой, но лишь практиковал в «мышлении»), согласно которому мысль только мыслит, как материя лишь интенсивно ширится (а те, кто из неё лишь состоит – ширяются), тогда мы получим тот уникальный опыт, что засвидетельствован Карлосом Кастанедой.
___

Человек неизбежно повторяется в своих суждениях ("Ну что он долдонит всё одно и то же!?"), поскольку круг его тем ограничен (ментальный контур) так же, как ограничена – явленная чертами лица и прочими манерами самовыражения – его индивидуальность.
___

Меня всегда отталкивало то, что приветствуется философским официозом – системность. Теперь-то я понимаю, почему: потому что единственная система, это    я-сам (не «я» только, и не «сам», но именно я-сам), а любая попытка выявить, сконструировать, породить «систему философии» приводит в конце концов к оборотничеству. Я, как и в детстве, страшусь всевозможных оборотней, тем более и прежде всего – самого себя.
___

Мы живем (умираем) во времени, тогда как пребываем в мгновении (вечности); отсюда и обетование: времени теперь уже не будет (Откр.10:6).
___

Странное дело: у меня, казалось бы, «есть» мысли, но нет, однако, ни «метода», ни «приема» их адекватной «подачи»; и вот я бьюсь, мучаюсь, изворачиваюсь, а когда, наконец-то, нахожу способ их реализации, тогда и в тот же миг обнаруживаю вдруг, что у меня уже нет никаких мыслей, так что и выражать-то теперь нечего: метод «сожрал» все мысли.
___

Теперь я смутно начинаю понимать всю нетривиальность «никчемных» речений беззаботного балагура Чжуан-цзы с его Великим Комом Мироздания. Живое – это именно и всегда Ком, Клубок, Хаос наконец, а «чистота» рождается под скальпелем в хирургическом кабинете рассудка, и такое «порождение» есть конечно же начало и залог, однако как раз и наоборот – смерти.
___

Декарт реально занимался наукой, хотя формально искал Бога – именно это, надо полагать, так возмущало всех его оппонентов, хотя они и не могли адекватно сформулировать свои возражения и претензии, поскольку «стиль» обязывал, завораживая. Если бы он, формально занимаясь осново-положениями научного дискурса, реально вышел бы на поиски Бога, тогда Франция родила бы второго-первого Паскаля.
___

До этого еще необходимо дозреть: чистое восприятие – оно всегда до рефлексии, до мысли. А сразу-потом прибегает шакал рассудка и ну, давай: разделяй и властвуй! Вот так и Карлосу Кастанеде понадобилось тридцать лет тормошить и насиловать свой разум для того, чтобы однажды осознать-таки, что он всегда видел «чисто», всегда то и так, как и что оно есть, догадавшись и удостоверившись, что это именно нечисть поганая – воладорес – не дает ему шанса прозреть в собственном зрении.
___

Кружение моих суждений –оно как мозаика, из которой складывается иероглиф (вернее – это именно он распадается на единицы высказываний) меня-самого (где есть: мысль – ментал; стиль – астрал; и акт держания того и другого вместе – витал).
___

- А вдруг все теоретики, или, выражаясь высоким стилем, мыслители, вдруг все они – это всего лишь несостоявшиеся литераторы и неудавшиеся писатели?
- А вдруг – нет? И тогда – что?
___

Зачем – память? Зачем помнить то, что говорил или делал, если ты это говорил или делал из того, что является тобою самим? Если любое твое слово и любое твое дело это и есть ты – сам? Помнит и хочет помнить, боясь забыть(ся) не-сам. Осознание этого самого и подтолкнуло меня этаким гоголем к ритуальному жесту сжигания всего, что желалось увековечить, запечатлев (не-себя). Это имеющий «свой» дом и боящийся заблудиться разбрасывает там и сям приметы-заметки. Тот же, кто действительно не имеет где голову преклонить – не нуждается в таковом. И все же я сажусь и пишу опять, как и прежде. Зачем? Теперь уже из послушания. Это писание – как рукоделие в монастыре. Кругляшки моей машинки – это четки, а их слова – моя самодержная молитва. Господь стоит за спиной и, взирая, умиляется моей серьезностью.
___

Если практически можно длить акт (а это именно акт) когитации, тогда ведь можно одновременно длить и чувственный и витальный акты? Другое дело, как это делать (вопрос, стало быть, в «технологии»). Метод Декарта (сомнение) явно не годится ни для витального, ни для астрального (волевого и чувственного). Техники же новомодного «Огненного Цветка» например, здесь тоже не проходят, поскольку они, наоборот, сугубо витальны, при том что с пренебрежением игнорируют ментал как таковой, а потому и знать не знают подлинных чувств. Мне видится верным направление (именно направление, не более – но и не менее) исихазма с его держанием (и, значит, с предварительным «опусканием», низведением туда) ума в сердце. Его последователи, однако, не пошли дальше, то есть не низвели затем и ум, погруженный в сердце, в самый центр витального (низ живота), хотя частично и задействовали его актом самого держания ума в сердце (впрочем, не на то ли самое как раз и указует  опыт Силуана Афонского с его максимой: держи свой ум во аде и не отчаивайся? Ведь ад – это точная «картина» витального самого по себе..?).
___

Сначала Бог сотворил Небо и Землю. Здесь, конечно же, речь не о наших небесах и земле, которые Он затем отделил одно от другого. Здесь речь, скажем так, о Верхе и Низе как таковых. Об этом же говорится и в Каноне Перемен (Сицы чжуань – А,1): Небо (поднимается) вверх, Земля (опускается) вниз, Цянь (ян-ци, “небо”) и Кунь (инь-ци, “земля”) соответственно распределяются-устанавливаются. Этот же пассаж можно прочесть и в Цигуновском ключе (адекватному Канону): распределив энергию – ци вверху (голова) и внизу (область ниже пупка), установи ян-ци и инь-ци, символизированные триграммами Цянь и Кунь в центре (солнечное сплетение). Что же мешает точно так же читать и “космогонические” пассажи Библии?
___

Это ложь, что, мол, как уверяют нас всевозможные “мистики”, невозможно то, в отличие от «этого», выразить словами; это ложь, что у так называемого «естественного» языка просто не хватает средств для выражения “того”. Полноте! Язык может выразить все. Чего же тогда не хватает? Адекватности восприятия. Ибо и “это” и “то” выражаются идентично: Quod est inferius est sicut id quod est superius. Et quod  est superius est sicut id quod est inferius – хотя одновременно «то» – это именно «то», как «это», соответственно, “это”, и вместе им, так сказать, не сойтись. И дело здесь не в “понимании” – я об этом уже писал как-то в одной из ранних своих опубликованных работ в том смысле, что мы, безусловно, “понимаем” о чем речь, например, в описании “восьми высвобождений” Будды, и, тем не менее, мы, понимающие, вне Нирваны со всем нашим “пониманием”, хотя этот текст как раз и является фиксацией, реализацией освобождения, а не его понимания, а ещё вернее сказать будет так: именно понимание здесь как таковое и есть сама реализация. Вся сложность исключительно и только в этом, а не в том, что, мол, нет слов для выражения того-самого; их нет потому лишь, что ты не удосужился потрудиться их подобрать.
___

- Простите, но я совсем не то хотел сказать (“ходит здесь один с козлиным пергаментом...”)! – Автор, конечно же, может возражать по поводу неадекватности понимания его текста. Однако текст сам по себе возражать не может. Именно в этом смысле он безмолвен, без-ответственен. Ни какой текст не в ответе за его восприятие, тогда как всякий Автор может сколько ему угодно возражать. Но все его возражения всегда-уже-теперь в том смысле, что сами суть такой же безответственный текст. Адекватен всегда и только сам. Эту эстафету “самости” подхватывают интерпретаторы, спорящие о “действительном” смысле текста, какового и в помине нет. Так что же тогда есть? А вот это: сказ.
___

То, что я понимаю что-то и как-то, указует самым тем на тот факт и на факт того, что я уже сложился и определился именно так, а не иначе: понимание всегда «таково», даже тогда и если оно «инаково»
___

В проповеди Будды «дукха-страдание» выполняет ту же роль, что и Декартово «сомнение», подводя адепта к вратам восприятия “дхарм” как и то – к  уяснению самого акта «когитации», и здесь принципиально то, что необходимо реально (в смысле: всем существом своим) выполнить этот акт, а не только и всего лишь представить себе его таковым (имея о нем то или иное представление), написав затем об этом ученый трактат или блеснув при случае эрудицией (Декарту, как ни странно, помешало самому и всецело исполнить сей акт как раз то, что, наоборот, могло бы ему помочь, а именно – его пресловутый «дуализм» души и тела, материи и сознания, так что в этом смысле Карлос Кастанеда был пожалуй более последовательным картезианцем, нежели сам Картезий); иными словами говоря -реально не «страдающий» не воспримет и дхармы точно так же, как реально не усомнившийся не дойдет и до когитаций, он лишь помыслит – то  есть: представит себе – и  то и это, даже “поймет” их, но не исполнит на себе и собой («а вы сыграть смогли бы на флейте позвоночника?» – а вы? – спросил бы йог). Апостол Павел скажет по этому поводу: “Жены ваши да молчат”, то есть: пусть работает, пусть шевелится само сознание, а не его модификации, превращённые формы и симулякры. Вот так же точно Иов реально крутанул однажды Колесо своего Закона и тем самым состоялся, тогда как его сотоварищи-умники фатально (раз)болтали(сь). По этому поводу такая вот «суфийская» притча:
  Ночью под фонарем ползает на четвереньках пьяненький мужик и что-то усиленно ищет.
- А не позволит ли любезный полюбопытствовать, что такое вы ищете?
- Да вот, ключи где-то потерял. – Ответствует.
- Где же потеряли, любезнейший? – Вопрошают.
- А откуда я знаю. – Был ответ.
- Так почему вы здесь их ищете? – недоумевающе любопытствуют.
- Да ведь здесь же светлее! – По простецки отвечает.
  То, что пьяный был пьян не спиртными напитками, а Божественным Присутствием, это понятно – ведь притча суфийская, у них так уж принято. Менее понятно, что  таков точно и Авраам. Это умники-иудеи знают наверняка где и что искать, они вообще разумеют в том – где, что, как и почём. А вот быть не там, где всенепременно нужно, но там, где светлее...
___

- Как же так! Вы ведь противоречите сами себе! – и только что говорили совсем другое!
- Ну, во-первых, если я и противоречу, то уж никак не себе самому, а сказанному (вернее даже – тому, как вы это самое мною сказанное «поняли»), и, во-вторых: вы действительно уверены, что только что – это был именно я?
- Ну, знаете..!
- Я то как раз и знаю.
___

Не угодно ли выслушать такую вот притчу об Атмане и его слагаемых-самскарах?
- «Когда дует сильный ветер, он поднимает сор. И глупые люди смотрят на сор и говорят: вот ветер! А это только сор, ослиный помет, растоптанный ногами. Вот встретил он стену и глухо лег у подножия ее, а ветер летит дальше, летит дальше!» (Л. Андреев. Иуда Искариот)
    Или о том же, но совсем из другого измерения: «вы сами взметнули пыль слов, а теперь жалуетесь, что ничего (кроме слов) не видите» (Беркли).
___

Академический дискурс в былой совдепии, которым страдал и аз, многогрешный ("нас интересует, мы думаем, нами установлено"), прекрасно иллюстрирует собой буддийское представление о множественности "я".
___

- Прими Христа, умершего за твои грехи и приходи в нашу церковь!
- Послушай брат. Ты уже принял Его в свое сердце, не так ли? Тогда замолчи, и пусть Он лично скажет мне через тебя именно то, что имеет сказать помимо всего того, что я сам могу прочесть в Его благовести! – или ты принимаешь меня за тупого идиота, не способного ни читать, ни разуметь прочитанное? Может быть только до вас дошел Господь и только вам вверены Его святые глаголы? Ты вздумал учить меня, а ничего, кроме того, что может бестолковый попугай, повторяющий всё время одно и то же, заученное к тому же с чужого голоса вплоть до манеры выражаться, не можешь ни кому предложить! Пойди, и научись прежде сам, но не словам вовсе, а Слову.
___

В нападениях беса уныния есть нечто тягостное, но вместе с тем болезненно-сладостное, как нытье больного зуба. Единственный верный способ борьбы с ним – это собранное вниманием безразличие к нему (а если молитва, то не о том, чтобы он оставил тебя, ибо это уже вид борьбы и, значит, участности, тогда как истинная молитва никогда и вообще не бывает "о чем", она всегда – обращённость Ему: только Он – Кому и Кем молитва).
___

В любом истолковании есть некая нескромность, ибо ты ставишь самого себя не то что вровень с тем, кого истолковываешь, но, собственно говоря, даже и выше его, ибо, по-твоему, ему самому не удалось сказать именно и всего того, что он хотел на самом деле сказать, тогда как ты вот – да – знаешь и можешь всё это. Порядочнее поэтому толкование самого себя его текстом: что именно я понял (или не понял) благодаря ему.
___

Будда, Декарт, Лао-цзы, Кастанеда и кто там еще? – все они не биографические реалии вовсе, но символы моего понимания – или же непонимания – всего  того, что я – ими в том числе – силюсь понять (что, впрочем, не исключает и того факта, что наши знания, как и наши не знания, могут где-то как-то совпадать, однако: где именно, и, главное, кто свидетель всего этого?).
___

Возможно, одна из причин такого количества появившихся вдруг – как грибов из-под земли после дождя – буддологов, это всё тот же совдеповский многояйный академический дискурс?
___

Философия как любомудрие – это всемерное внимание к видению нового и благочестивое усилие зафиксировать увиденное в адекватных по мере сил выражениях. Доказательства, исчисления, теоретизирования по поводу виденного – убивает самое "любовь" в "мудрости", которая оборачивается таким образом в пошлое мудрование (содрогаясь, представляю себе образ Беатриче, пропущенный через мясорубку всевозможных "логий", "измов" и прочей богомерзкой «системоложности»).
___

Бог творит всегда и только новое. Вот ты идешь по улице, вокруг тебя все то же, что и всегда, и вдруг ты видишь – все вокруг новое, хотя одновременно и то же самое: это тебя коснулось и обдало дыханием Божиим. Где же взять сил, чтобы дышать только этим?
___

Сколько уже понаписано о Канте, и однако же ни у кого до сих пор не хватило дерзости, как у Цветаевой о Пушкине, сказать: мой Кант.
___

Если все же необходимо признание, то вот оно: я понимаю, но, тем не менее (или всё-таки потому именно?) не люблю текстов Канта.