Расскажу я вам историю. Кому-то она покажется смешной, кому-то не очень, а для меня же она, не скажу, что стала судьбоносна, но свою немалую роль в моей жизни сыграла.
Когда пришло время появиться мне на свет, брат мой был уже самостоятельным парнем, четырех лет отроду. Самостоятельность Валька заключалась в том, что он сам ходил в детский сад и сам же из него возвращался. И дело было не только в том, что в те времена никто не слышал о киднепинге, а поэтому и повода для беспокойства у родителей не было, а еще по двум банальным причинам. Во-первых, детский сад находился во дворе нашего дома, и мама могла из окна видеть, как Валёк проходит ворота и заходит на игровую площадку, где его встречает воспитательница. Вторая, наиболее весомая, это то, что воспитатель Татьяна Ивановна была нашей соседкой, поэтому она и позволяла моим родителям не приводить ребенка в сад лично.
Так вот. Родилась я. Мама спустя год, получила для меня место в яслях, но посещать сие заведение в ближайшие пару лет мне не пришлось, так как я оказалась «несадиковым» ребенком, по-моему, так называется, когда дитя бесконечно болеет. Родители оказались перед выбором, или маме надо каким-то образом оформлять отпуск (тогда не было отпусков по уходу за ребенком до трех лет) или нанимать няньку. Услуги няни стоили недешево. И поэтому папа с мамой приняли решение, что нянчиться со мной будет мама сама, потому как смысла нет, почти всю ее зарплату отдавать няньке.
Материальное положение в семье, я думаю, было не очень. Папа учился в вечернем техникуме и работал водителем на грузовой машине. Хорошо заработать он мог, если бы ездил по командировкам и «уборочным», но учеба не позволяла ему уезжать из города. Вот и оплачивался его труд, соответственно.
В соседнем подъезде жила семья, в которой была девочка Света, моя ровесница. Ее мать – тетя Наташа, по причинам нам неизвестным, дочку в сад отдавать не стала, а захотела, чтобы уходом за ней занималась няня. Каким-то образом, прознав, что моя мама не работает и сидит дома с маленькой дочкой (со мной, значит), тетя Наташа предложила моим родителям за определенную плату нянчиться и со Светой. Одним ребенком больше, одним меньше – это уже ничего не меняло. И мама подрядилась на эту подработку.
Самое интересное случилось, когда дело дошло до оплаты. Как оказалось и в той семье с деньгами было не густо, поэтому в качестве оплаты за несколько месяцев работы нянькой, тетя Наташа предложила маме… Как вы думаете, что? Сервант. Или буфет (никогда не понимала разницы). Пусть будет - сервант.
У нас на кухне стоял шкаф, который смастерил дедушка, работающий столяром. Был шкаф очень основателен, как будто сделан на века. Но никакой изюминки, никакого изящества. Поэтому, когда забрезжила надежда (во времена тотального дефицита) поменять этот предмет мебели, мама с папой пошли на «смотрины». Объектом был сервант. Светло-коричневого цвета, покрытый лаком, на резных ножках и с красивыми ажурными колоннами, соединяющими его нижнюю тумбу с верхом, за стеклами которого были зеркала и полочки под посуду. Думаю, не надо говорить, что сделка состоялась. Так в нашей квартире появился предмет интерьера, который стал своеобразным признаком социального благополучия.
Вы, пожалуйста, не подумайте, что мой рассказ - гимн мебели, просто, то, что произошло спустя пять лет, имело к этому предмету самое непосредственное отношение.
***
«Валёк, мы с папой должны съездить к бабушке. Ненадолго, часа за три управимся. Пожалуйста, не оставляй Валюшку одну», - сказала мама, и они с отцом, проверив отключен ли газ, и закрыты ли водопроводные краны, отправились к бабуле.
Дело в том, что в квартире родителей отца шел ремонт. Делали его, разумеется, своими силами. И вот сегодня нужно было побелить известью кухню, на второй раз. Занятие ответственное, и учитывая, что старикам незачем лазать под потолком, этим занимались родители.
Мне было пять лет, Вальку, соответственно, девять. Поэтому, родители со спокойной душой оставили меня под присмотром старшего брата.
Но, как оказалось, у Валька были свои планы. А так как, перечить родителям, у нас в семье было не принято, им он ответил согласием, ни слова не сказав, что его ждут мальчишки на футбольном поле, а стоило родителям выйти за порог, как брат вступил со мной в деловые переговоры.
- Валь, ты же у нас взрослая?
- Конечно, - с гордостью ответила я.
- Почитай пока букварь, а я быстренько к пацанам сбегаю. Не успеешь и две странички прочитать, как я уже буду дома.
Что тут началось. Куда делась вся моя взрослость?
- Нет, не хочу! Я с тобой! – растирая слезы по лицу, ревела я.
А это было совсем некстати. Для Валька.
- Давай я позову к тебе Свету. Поиграете с ней в куклы. Если хочешь, можете даже мою железную дорогу взять!
Аттракцион невиданной щедрости. Наш дядя привез это сокровище в подарок брату из ГДР, где был в командировке. Валёк ею очень гордился и дорожил. Но видно, очень уж ему нужно было уйти.
- Ладно, уговорил. Давай свою дорогу. Только Свету позови.
***
Пришла моя подруга. Самая «древняя». Та, которую вместе со мной нянчила мама.
- Привет! Ты представляешь, Валек нам железную дорогу оставил. Поиграем?
- Хорошо, - с радостью согласилась Света.
- Чур, я машинист!
- Нет, я!
- Или я, или не буду с тобой дружить, - безапелляционно подвела я итог.
Какие ж мы глупенькие были. Ведь могли же обе машинистами быть, одного и того же тепловоза. А тогда...
- Ну и не дружи, не больно и хочется. Пойду домой и буду …
Я остановила Свету уже у дверей. Перспектива остаться в одиночестве меня никак не прельщала, и я решилась на компромисс.
- Давай тогда поиграем во что-нибудь другое. В больницу. Чур, я врач!
- Неа, в больницу не буду, - заявила подружка, когда поняла, что ей опять достается второстепенная роль, - Давай, лучше, в музыкальную школу.
Каким-то образом, в этот раз никому из нас не пришло в голову, кричать «Чур, я учитель музыки». После нескольких минут обсуждения правил игры, мы решили, что мы - учителя, а учениками будут куклы.
То, что мы учителя игры на пианино, подразумевалось, как должное. Осталось раздобыть инструмент.
У некоторых детей были игрушечные пианино, с клавишами, по которым можно было постучать, в надежде извлечь мелодию (хотя, скажу я вам, звуки издавались чудовищные — явно нужен был настройщик). У меня такой игрушки не было, не было ее и у Светы. Но мой брат учился в музыкальной школе, правда по классу аккордеона, и поэтому вопрос мы все-таки решили.
Кое-как, мы вдвоем вытащили из — за двери ящик - не ящик, чемодан — не чемодан. Короче, футляр, в котором лежал аккордеон Валька. Достав инструмент, мы его уложили на диван. Кнопками вверх и ближе к краю дивана той стороной, с которой были «пианинные» клавиши. Напротив, на стульях рассадили кукол и даже плюшевого медведя и розового зайца.
Но преподавать уроки музыки нам со Светой было как-то несподручно, имея такой «несовершенный» инструмент. Играть же нам нужно было обеим сразу (разумеется), а клавиш было очень мало, да и сидеть приходилось на одной табуретке, что тоже было не очень удобно.
Сели мы на диван, по разные стороны от аккордеона, подперли ручками свои пухлые щеки и стали думку гадать, как же нам усовершенствовать этот процесс.
Осенило Свету.
- Придумала, придумала! - напевала она, пританцовывая. - Давай сделаем большое, как настоящее, пианино.
Я стояла и ждала развития ее мысли, потому как из этих нескольких слов я абсолютно ничего не поняла, кроме слов «большое пианино».
- Так, Валюш, давай-ка неси карандаши. И линейку.
Вооружившись вышеназванными предметами Света твердой, уверенной поступью направилась на кухню. Я последовала за ней, а когда я увидела, как хищно она смотрит на сервант, мне стала, наконец-то, понятна ее гениальная идея, которую я поддержала, захлопав в ладоши.
Если бы я тогда знала, какой плачевный результат будет иметь это наше развлечение.
Но в тот момент, под чутким руководством подружки, я уже вовсю расчерчивала выступающую горизонтальную часть тумбы серванта, пытаясь изобразить на ней клавиши пианино, при этом я регулярно выбегала в зал, чтобы свериться с оригиналом клавиатуры (аккордеон, по-прежнему, лежал на диване).
Пока я рисовала полосы, Света уже начала их раскрашивать карандашами, черным и белым.
Работа окончена. Мы отошли чуть в сторонку, чтобы со стороны оценить результаты своего труда. Отлично. Теперь можно и за инструмент.
Мы перенесли на кухню «учеников», сложили их на стол, так как места для стульев особо не было, а сами сели на табуретки и, напевая какие-то бодрые мелодии, стали себе «аккомпанировать». После не скольких минут нашей игры, «клавиши» стерлись, и наше «пианино» стало просто грязным сервантом.
- Значит так, - опять взяла в свои руки инициативу Света. - У твоей мамы есть маникюрный набор?
- Ну есть. А что?
- Что? Что? Неси скорей — сейчас все сама увидишь.
Расстегнув молнию на наборе, моя подружка извлекла из него нечто, похожее на маленький ножичек. И методично, начала по линеечке расчерчивать то, что недавно было клавиатурой, но уже не карандашом.
Даже в этот момент у меня не появилось чувства опасности. Я как могла помогала Свете, четко выполняя все ее распоряжения. Когда, разлиновка подошла к концу, Света сказала: «Еще капельку и у нас будет настоящее пианино. Валюш, неси зубной порошок и мамину тушь».
Я была в восторге от подруги, какая же она умница — все так здорово придумала. Улыбаясь от радости, что результат близок, я начала рыться в маминой коробке со всякими баночками с кремами, какими-то тюбиками, губными помадами в поисках туши. (Знаете, как тогда выглядела тушь для ресниц? Это была прямоугольная пластмассовая коробочка со снимающейся крышечкой, на которой было написано «Бархатная». Нижняя часть была разделена на две части: в одной была, собственно - тушь, а в другой - кисточка, похожая на маленькую полиэтиленовую расческу.)
По пути на кухню я зашла в ванную комнату, чтобы прихватить с собой зубной порошок.
- Свет, а какой нужен порошок? «Детский» или «Особый»?
- Все равно. Неси скорее.
И начался заключительный этап работы. Света плевала в тушь (наверное, так делала ее мама), растирая ее кисточкой и что-то бормоча себе под нос, разрисовывала черные «клавиши». Мне было сказано развести погуще зубной порошок и раскрашивать свою часть клавиатуры, чем я и занялась с превеликим удовольствием.
И вдруг за спиной раздался возглас, его можно было сравнить с криком раненного зверя. Это был Валёк.
- Вы что, дурехи, делаете? Ну вам и попадет от родителей, - обреченно изрек он, наверное, предчувствуя, что отвечать придется и ему тоже. Даже, вернее всего и в первую очередь — ему.
Вырвав у нас из рук орудия труда и отвесив мне подзатыльник, брат быстро набрал в таз воды, насыпал туда стирального порошка и стал тряпкой оттирать наши художества. Размазывая по серванту «клавиши», он сразу и не заметил, что они не просто нарисованы. А когда понял это, то чуть не грохнулся в обморок от страха за последствия. Я же стояла, пытаясь выдавить слезу, дабы изобразить из себя обиженную за подзатыльник, так до конца и не осознавая, что мы со Светой натворили.
Когда вернулись родители, мы с Вальком сидели на кухне и тупо смотрели на сервант. Света же успела благополучно ретироваться.
- Господи, что это? Да, что же это такое? Вас нельзя и на минутку оставить одних! Валя, как ты мог? Ты же большой парень! - запричитала мама.
А папа тем временем стоял чуть сзади. И знаете, что он при этом делал? Не угадаете — он улыбался.
- Успокойся, дорогая! - приобняв маму за плечи, произнес он. - Завтра, когда пойдем к родителям красить пол, дедушку пришлем к нам, чтобы он отшлифовал сервант и покрыл его лаком. Будет он еще краше прежнего.
Но, тем не менее, мы с братом были наказаны.
Говорят, что «ничто так не может украсить комнату, как аккуратно расставленные по углам дети». Так вот два угла в зале были украшены нашими фигурками.
Меня, спустя какое-то время, простили — стоит заметить, что прощения я начала просить еще по пути в угол.
А Валёк уперто стоял в углу, пока не стал засыпать, боясь, что если он начнет просить прощения, то родители поймут, что художества — то не его рук дело, что его в это время дома и вовсе не было. За что его, разумеется, опять бы наказали и, возможно, более серьезно.
***
Ближе к полудню в нашем скромном жилище объявился дед. Мы с Вальком обрадовались его приходу, но очень переживали в ожидании приговора.
- Нда! – только и смог вымолвить дедушка. – Как же вас, сорванцы, угораздило-то так изувечить этаку красотищу.
- Как ободранный кот после мартовских боев, - произнес он свой диагноз (стоит заметить, что я ничего из сказанного не поняла, кроме того, что чей-то кот ободранный), поглаживая изуродованный нашими со Светой художествами, сервант. - Придется над ним поколдовать.
Дедушка, сделал все, что смог. Зачистил дерево крупной наждачкой, потом мелкой, затем намазал его какой-то жидкостью и в конце концов покрыл лаком. Но, несмотря на всё умение деда и все его старания, таким, как прежде сервант все же не стал.
***
Как-то раз утром, за завтраком мама вдруг завела разговор про нашу проделку (речь шла о серванте, так как каждое наше новое хулиганство, своей исключительностью, напрочь заставляло забывать о предыдущих) и спросила у меня: «Валюш, а как вам пришло в голову такое? Неужели игрушек мало, чтобы так начудить?"
Я встала из-за стола, приняла позу и выражение лица человека, которому безумно стыдно и больно за свою провинность, и тонюсеньким голоском проговорила: «Мамочка, знаешь, как я люблю играть на пианино?!! А у меня его нет. Вот потому, так и получилось».
- Откуда же я знаю, малышка? Да и ты! Как же ты можешь любить то, чего никогда не делала? Вот подрастешь и пойдешь учиться в музыкальную школу, как Валёк. И будешь играть на аккордеоне, а то, что это он у нас по полдня простаивает без дела.
- Мамочка, мамулечка! Ну, пожалуйста. Я очень хочу быть пианисткой! Не нужен мне Валькин аккордеон, - заканючила я. А когда заметила в глазах мамы некоторое сомнение, то сразу перешла в атаку. - А вы с папой мне купите настоящее красивое пианино?
По всей видимости, родители обсудили этот вопрос…
Через полгода осенью меня повели в музыкальную школу на прослушивание. На просьбу преподавателя из комиссии спеть песню, я запела «Жил да был один король» из любимого мною репертуара Аллы Пугачевой, при этом так лихо пританцовывая, что привела в дикий восторг всех находящихся в классе. Затем я простучала какой-то ритм, повторив его за учителем. Потом напела мелодию, которую мне пропел преподаватель. И с заключением «годна» я была зачислена на подготовительный курс по классу «Фортепиано» (прием детей для обучения игре на этом инструменте был с шести лет, а на аккордеоне и баяне — только с восьми).
В музыкалку я ходила с огромным удовольствием. Мне безумно нравилось играть на пианино. Я музицировала часами (о, бедные соседи), исполняя гаммы и «серьезные произведения» типа «Маленькой пьески» Д. Кабалевского. Стоит заметить, что мой вид при этом никого не оставлял равнодушным - так манерно я запрокидывала голову при взмахе рук, да и лицо было до комичности одухотворенным.
***
А пианино-то мне, все-таки, не купили! На прокат взяли. На один год. Пока.
Да, какая уж разница!
Главное (кроме всего прочего), что в доме теперь есть все необходимое для наших со Светой игр в музыкальную школу. И ноты... И пианино, так похожее на видавший виды сервант.