Ждать

Ольга Тимохина
А он никак не мог понять, чего ей не хватает.
Он дал ей все.
И даже этот дурацкий кораблик, который она так любила, он привязал так, чтобы он не улетел.
И жила она так, как другие только мечтали.
И подарки он ей дарил постоянно.
И всегда водил ее на все праздники, которые только могли быть в этом захолустье.
И этот кораблик, который когда-то она нашла на берегу океана, весь переломанный, он отнес к лучшему мастеру, и он его восстановил так, каким и новым-то он не был.
А она просилась на свободу.
И кораблик рвался туда же.
Он только смеялся.
Какая свобода?
Что там хорошего?
Ни шумных, веселых вечеринок, ни платьев, которыми была завалена целая комната, ни служанок, никого.
Зачем свобода?
Он дал ей все, и даже любил ее, одну.
А она плакала, чахла, и разговаривала со своим корабликом, как-будто он мог что-то понять.
Какая ерунда!
Его сердило, что она целыми днями сидела на берегу, глядя на рвущийся вверх кораблик и слезы тихо катились по ее щекам.
Она просила отпустить хотя бы его, но вобще-то он заплатил немало денег, чтобы мастер починил эту безделушку, и не собирался так просто прощаться со своими деньгами.
А однажды он проснулся среди ночи, и увидел, что ее нет рядом.
И гнев стал подниматься в нем медленно, но верно.
И он, не одевшись, ринулся к океану.
А где ж она еще могла быть, как не у своей любимой воды?
Это из-за нее он переехал сюда, в эту дыру, где только вечеринки и спасали его мегаполисную натуру.
Он выскочил на берег и замер.
Она сидела на большом камне, держа в руках привязанный кораблик, а ее плечи обнимало ночное небо.
Звезды поблескивали, не слепя глаза, и никакие соболя не могли сравниться с той тонкостью и нежностью, которое он увидел на ее покатых плечах, а Млечный путь скользил по ее спине.
И она не плакала, нет.
Но почему-то ему стало очень холодно.
Очень-очень.
Он обнял себя руками и сделал неверный шаг в ее сторону.
Она обернулась.
Поправила небо на своих плечах и он утонул в ее глазах.
Гнев просочился сквозь него в песок, растаял, оставив после себя лишь тонкость понимания.
Он медленно подошел к ней, взял кораблик в руки, отвязал его и раскрыл ладони.
Кораблик, как-будто проверяя свою нежданную свободу, покачался, потом спружинил и взлетел.
И начал кувыркаться в воздухе, делать мертвые петли, и резвиться, как мальчишка.
А потом взмыл вверх, и качая поднятыми парусами, исчез.
Он посмотрел на нее.
Улыбки не было  на ее лице, но глаза стали другие.
Мягче.
И он не знал, что делать.
Молчал и смотрел, как небо забирает ее в свои объятия, понимая, что больше он никогда не сможет ее удержать, а если уж она была с ним, то только потому,что любила его.
А он все-таки на самом деле любил ее.
И непослушные губы прошептали:
- Ты свободна.
Она наклонилась.
Сняла одну маленькую звездочку со своей шеи.
Звездочка засияла и успокоилась мягким, ровным светом.
Вложила ему в руку.
Взмахнула небом и исчезла.
Навсегда.
А он остался один.
Он в то же утро уехал из этого города.
Он нашел край земли и поселился там.
Один, без шумных вечеринок, без показной роскоши.
И никогда не снимал со своей шеи простую цепочку с обычной звездочкой, мягко поблескивавшей в любое время суток.
И еще он полюбил звездные ночи.
На краю земли они особенно красивы.
И все ночи напролет он проводил, глядя в небо.
И ждал.