Чистилище жизнью 10. Я не хотела тебе писать...

Приморская
От автора 
Разговор с Богом 
Параллельная жизнь
Про сестрицу Аленушку и братца Иванушку
Вернуться к себе 
Во искупление
Доченька 
Мастер Рейки 
О смерти 
Между мирами 
Я не хотела тебе писать... 
Я пришёл солнечным лучом...
Жена своего мужа 
Письмо сыну, или о Боге и Люцифере 
Эпизоды 
Послесловие 
 

ОТ АВТОРА

«Когда я там, я точно знаю, что это есть»
Китайский мастер цигун

Сколько помню себя, мне не просто было интересно, что за гра-
нью так называемой материальной реальности – предметами, биоло-
гическими телами, физическими и природными явлениями – меня
магнитило, влекло, всегда хотелось заглянуть за эту самую грань.   
И по большому счёту где-то из тайников души чувствовала, моя жизнь
оправдана и целесообразна только в том случае, если хоть в какой-то
мере удастся постичь это неведомое, недоступное обычному зрению.
Осознавать себя я стала очень рано и помню себя совсем крохой.
Ощущение ползунков на ногах и всегда почему-то сползавшую левую
штанину, запах талой воды от наледи на окнах и разбухающего дерева
оконной рамы, когда мама ставила мою кроватку к окну, чтобы видеть
её во дворе. Свои первые шаги по сундуку, протянутые навстречу мами-
ны руки, радостные глаза и поток любви, исходящий от неё. Тогда мне
не было и года. В дошкольном детстве казалось, что за мной наблюда-
ют какие-то неведомые и неплотные создания. Когда чувствовала это
особенно явственно, чтобы не повредить им, мысленно размещала их
по периметру комнаты, как в оркестровой яме, а сама, счастливая от
того, что нас всех много, бегала по комнате и прыгала от восторга на
диван… Дальше это чувствование – я не одна, мы не одни – повторя-
лось неоднократно.
Став взрослой, поняла: не только те, кто от природы одарён высо-
кой чувствительностью или ещё чем-то, трудно поддающимся опи-
санию в общепринятых категориях, но практически каждый человек
хоть раз в своей жизни сталкивался с такими явлениями, событиями,
рассказать, истолковать которые в рамках официально предлагаемо-
го представления о мире трудно, а порой просто невозможно. Как и
не хватает объяснительных принципов современной науки – физики,
физиологии, биологии, химии. Да и сами учёные всё чаще и чаще
признаются в том, что точные науки зашли в тупик. И однажды стала
собирать такие необычные свидетельства.
Я искренне благодарна всем моим героям, отрывшим глубоко лич-
ное, порой уязвимое, интимное, которые предоставили бумажные и
электронные записи, с кем часами разговаривали при включенном
диктофоне. Благоговею перед мужеством свидетельствования того,
что выходит за границы устоявшейся картины мира, и низко прекло-
няюсь.
Получившиеся тексты носят документальный характер: я скрупу-
лёзно следовала индивидуальному восприятию каждого конкретного
человека, старалась сохранить своеобразный речевой стиль. С каждым
мы неоднократно вычитывали и правили написанное. Первое время
даже хотела, чтобы на распечатанных листах осталось что-то вроде:
«Подтверждаю», подпись и дата. Но в процессе работы убедилась: куда
важнее подтверждения, зафиксированного рукописным словом, вну-
тренняя честность тех, кто делился своим сокровенным, и соблюдение
пожеланий и просьб моих героев. Незримые свидетели этого всегда
есть.
…Когда Карл Густав Юнг – культуролог, философ, психолог (обыч-
но даже затрудняются отнести его к какому-либо одному направлению
в науке) – занимался составлением своей автобиографии, он признал-
ся: «Цель, которую я пред собой поставил, оказалась настолько труд-
ной и необычной, что для достижения её я вынужден был пообещать
себе, что результаты не будут опубликованы при моей жизни» (Юнг
Карл Густав Воспоминания, сновидения, размышления. – М. : ООО
«Издательство АСТ-ЛТД» ; Львов : «Инициатива», 1998. С. 9)
И неспроста: его автобиография в корне отличается от написанных ранее
и составляемых ныне, опирающихся на внешние события. Его авто-
биография – описание глубоко личных переживаний и сопровождав-
ших их необычных явлений, картография внутреннего пространства
исследователя, открывшего миру области функционирования личного
и коллективного бессознательного, их содержание и механизмы.
Вспоминаю сейчас об этом не для того, чтобы как-то приблизить
себя к колоссу, но для того, чтобы вслед за ним подчеркнуть важность
сохранения и оберегания тайны личной жизни. Все, кто делился   
со мной сокровенным, здоровые, адекватные и социально адаптивные
люди. Практически все с высшим образованием, а то и с двумя-тре-
мя, часть – с учёными степенями. Они живут в разных уголках страны.
Они обычные люди. Их можно встретить на улице, в общественном
транспорте, в магазине, в кафе, в театре. Кто-то совсем молод. И они
имеют право на защиту своих личных переживаний. Именно поэтому
имена изменены. По этим же мотивам нет фамилии автора.
Представленный глубоко личный опыт не претендует на обобще-
ние и истину. Напротив, все тексты глубоко субъективны. Это инди-
видуальный опыт во всей его красоте, наготе, уязвимости и хрупкости.
Это феноменология жизни людей, раздвигающая рамки вульгаризи-
рованных материалистических представлений о мире.
С огромным воодушевлением и интересом я общалась с этими
людьми, расшифровывала записи, писала, корректировала. Люблю
каждого из них, восхищаюсь. Опыт многих из них выручал в трудные
минуты, буквально лечил, и надеюсь, что подобное может испытать
кто-нибудь ещё…
 


Я НЕ ХОТЕЛА ТЕБЕ ПИСАТЬ…


Я не хотела тебе писать. Последнее время у меня бродили преда-
тельские мысли послать вас, бросить обоих – и тебя, и ребёнка, кото-
рый давно не ребёнок, уехать, раствориться в жизни где-нибудь по-
дальше, хоть в бескрайних просторах жёлтой империи. Почему бы и
нет. Вполне реально уехать учителем русского и затеряться в миллиар-
де китайцев. Пожалуй, трудно найти то, что испугает меня. Я выживу.
Я получу новый опыт. А вы – как знаете. Гребите сами. Иначе чадо,
которое сидит на шее, так и будет сидеть, а тупик с тобой так и будет
углубляться. Не успела. Ситуация лопнула быстрее… И всё же решила
написать: и для тебя, и для себя, чтобы сделать «ревизию» жизни, со-
брать себя из пепла...

Я специально планировала выехать к тебе в четверг, чтобы можно
было провести вместе три ночи. А получилось, за эти три ночи спала
считанные часы, лошадиные дозы таблеток не помогали. Просто дума-
ла. А днём была деловая встреча, работа.

…Помнишь, как мы встретились в восьмидесятом? Студенткой   
я приехала в Н-ку на свою первую производственную практику. В тот
день вернулась из поездки в рыболовецкий колхоз. Пошла в общежи-
тие, где мы жили, но девчонки ключ на вахте не оставили, и я спусти-
лась к морю. Села на лавочку возле морского вокзала. Август: тепло,
пора цветения и буйства зелени. Светило яркое солнце, на глади бух-
ты переливались разноцветные блики. Вяло думала, что делать: пойти   
в бар, куда девчонки наверняка явятся вечером, однако было рано; пое-
хать ночевать к тётке или посидеть, подождать. Я просто залюбовалась
летним днём.

Когда на краю лавочки нарисовались трое парней, меня они не за-
нимали. Лавочка не моя, имеют право. И уж, тем более появившаяся
водка. Я видела какое-то замешательство, суету в рядах, беготню, но
не понимала, по какому поводу. Это потом, двадцать пять лет спустя,
ты сказал, что М-в бегал в буфет на последний рубль покупать рюмку,
ведь я отказалась пить с горла. (Кстати, может быть, благодаря умению
быстро ориентироваться в любой ситуации он и стал генеральным 
директором?) Не мешкая, объяснили, что вы козырные хлопцы загран-
разлива (в период рассвета социализма с его вещевым дефицитом ведь
это было как знак качества), и выпить с вами почти за честь. Тебя пред-
ставляли как изюминку сезона, которая видела то, что мало кто видел
– олимпиаду в Москве. Обычная болтовня. И первое, на что я обратила
внимание: все парни реагировали просто, легко, тебе – и это чувствова-
лось, несмотря на внешнюю выдержанность и деликатность, – то что-
нибудь не нравилось, то ты словно отстранялся, смотрел со стороны,
то проскальзывала какая-то претенциозность. Ты казался похожим на
морской узел с замысловатыми, перекрученными самым непонятным
образом петлями.

Ты сказал, что располагаешь ключами от нескольких кают на тан-
кере, стоящем в судоремонтном заводе, в которых никто не живёт, а
в заборе знаешь дырку, и никакой проблемы с ночлегом нет... Дырки   
в заборе не оказалось, и мне это не понравилось, но верх взял азарт:
как не перемахнуть через верх. Я удивилась, что не увидела обещанных
кают, – ты привёл в свою. Но устроило, когда улёгся на диванчик возле
рабочего стола, и появилась возможность спокойно поспать. Если б
тогда ты повёл себя иначе, никакой второй встречи не последовало
бы. Потом не раз в других городах я негодовала, какие у них пошлые
нравы: увидели новенькую девицу, сразу норовят в постель затащить,   
а вот у нас портовые города, но такого нет.

Утром, пока ты носился по танкеру, зашёл кто-то из парней. Тут же
нашёл журнал «Здоровье», где была картинка женской матки и описы-
валось, как происходит оплодотворение. Взаимопонимания у нас не
получилось: я смотрела с удивлением и даже неприязнью, ведь ника-
ких, даже похожих, мыслей не было, да и не могла допустить что-либо
эдакое.

Потом мы встретились, чтобы поехать на пляж. В тот день я откро-
венно испытывала судьбу: двоим назначила свидание на одном и том
же месте в одно и то же время и ждала, кто приедет первым, надеясь
на тебя.

Не помню точно, что предшествовало тому, что мы встретились
в постели, помню последовавшее недоумение: я ничего не поняла.   
И поэтому приехала ещё… А потом ты прислал к Новому году открыт-
ку с приглашением, в общаге сидеть не хотелось, решила съездить.   
И потекло.

Мне нравилось быть с тобой и у тебя. Огромный по тем временам
танкер водоизмещением 27 тыс. тонн, головной в своей серии. Я вды-
хала специфический запах его коридоров, как дар принимала мягкий,
душистый, белый морской хлеб. Ты приносил с обеда второе блюдо,   
я понимала, что отдаёшь свою порцию, но не знала, что сказать. Ты
всё время что-то рассказывал, всем своим поведением показывая, что
старше, серьёзнее, умнее меня. Я училась с тобой говорить: форму-
лировать свои мысли, отстаивать свою точку зрения. Сидела у тебя в
каюте, гуляла взглядом по морским просторам. Мне нравилось, что
мы могли быть наедине, и наши отношения – это наши отношения.
Я отдавала тебе всё, на что была способна – всю нежность, всю ис-
кренность, весь трепет, смакуя и наслаждаясь тем, что ты рядом. На-
слаждалась едва различимыми касаниями кончиков пальцев к твоему
телу, шалела от прикосновений к лицу и голове. Я плавала в океане
ощущений и чувств, и реальный мир отодвигался от меня.
 
Когда уходил в рейс, чувствовала, что скучаю по тебе, что ты мне
нужен, нужно твоё тело, и скоро мне стало не хватать тебя. Надеялась,
что короткие рейсы на В-м – самый подходящий вариант, а стоит нам
побыть вместе, всё наладится… И действительно, до сих пор помню
ощущения одной из ночей, когда ярко различила тебя в себе и по-
чувствовала, как во время семяизвержения во мне пульсирует пенис…
Мне казалось, что наши отношения совершенно естественно перера-
стут в другие, более зрелые и устойчивые, оформленные законом. Но
ты никогда об этом не говорил, а я не могла решиться. Я ждала тебя из
рейсов, когда вокруг было столько соблазнов. Я любила тебя как могла.
…Уже когда возраст перевалил за сорок, оглядываясь назад, как-то
задумалась над тем, сколько раз мужчины делали мне предложения и
как могла сложиться жизнь… Это очень уязвимая для меня тема, не
люблю об этом даже вспоминать.

…Хотела написать, а ушла совсем в другую сторону. Через вре-
мя пришлось сажать себя к компьютеру, стирать написанное… Это
очень, очень трудно – решиться посмотреть на то, в чём не хочу при-
знаться даже самой себе… Ведь, если посчитать, раз семь-восемь…
Наверное, это много. Наверное, до сих пор опасаюсь, если кто-нибудь
узнает, осудит как капризную, взбалмошную особу. Я ведь отказывала.
Мучилась, страдала, не спала ночи, старалась сделать это так, чтобы не
обидеть мужчину. Но отказывала.

Я не против брака, я «за», очень даже «за», всегда мечтала о своей се-
мье и своём доме, но просто не видела перспективы совместной жизни
с теми, кто предлагал. Причём мало с кем из этих мужчин у меня были
постельные отношения. Просто предлагали. Предлагали и тогда, когда
у меня рос ребёнок. И опять не видела возможности раскрыться с ними
в браке, быть счастливой. А волочить бремя супружеских отношений,
выполнять супружеский долг – это для меня неподъёмная ноша, это
саморазрушение. От одной этой мысли чувствую себя связанной, по-
никшей, завядшей… Конечно, были те, кто нравился, но с ними полу-
чалось сложнее… О том, что сделала, сейчас с высоты лет совсем не
жалею. Напротив, думаю, была права.

И всё же одна встреча засела в памяти и не даёт мне покоя. Это
было следующим летом в Магадане. Я работала со стройотрядовцами,
собравшимися со всей России. Именно работала. Бывала на объектах,
общалась. Однажды один из парней, довольно интересный и привле-
кательный, днём во время обеденного перерыва запер дверь в кабинете
зонального штаба и, когда мы оказались вдвоём, предложил выйти за
него замуж… До этого я и видела-то его лишь раза два в официаль-
ной обстановке среди людей, мы ни о личном не разговаривали, ни
за ручку не держались, не говоря уж о большем… Я настолько была
поражена, что расхохоталась. Казалось, так не бывает, рисковано с его
стороны – ведь не в кино приглашает. А он спокойно убеждал, что
могу доучиться в УРГУ, там есть моя специальность. Я хохотала и не
могла остановиться. Даже с трудом соображала тогда, в каком городе
расположен Уральский университет… Да и как могла поступить по-
другому – у меня был ты… Это длилось, наверное, минут двадцать.   
В дверь стучали, в конце концов ему пришлось открыть её, ошелом-
лённая, я ушла.

Потом была командировка по северам. Впечатления на всю жизнь.   
И, как выяснилось, не только для меня. Спустя несколько лет как-то ве-
чером в Магаданском ресторане однокурсник разговорился с соседом,
стал рассказывать, дескать, была тут команда девчонок, очень понрави-
лось, одна даже побывала у чукчей и эскимосов. А ему в ответ:
– Как-то видели тут одну посреди тундры в белых штанах с теннис-
ной ракеткой в руках. Не ваша?

Да, это была я. Ну, не было у меня тогда других брюк – только свет-
лые. Спасибо местным коллегам, свитер тёплый дали, куртка была своя
– красивая, японская. Что было, то и надела. И оказалась в тундре с
японским дипломатом и фирменными очками на носу. А там, почти
на полярном круге, где без снега месяца два в году, в местный магазин
зачем-то завезли ракетки для большого тенниса.

Я буквально сбегала с магаданской вечеринки, опять же со стройо-
трядовцами, опаздывая на самолет. Неслась на такси, а попутчик смеял-
ся, что специально поехал со мной: не оставлять же девушку, прозевав-
шую самолёт, одну в аэропорту… Посадка была окончена. Спросив,
где стоит самолёт, подвыпившая, я штурмом взяла турникет. Благо, на
лётном поле догнал автобус. Я хорошо понимала – не успею, останусь
хоть на ночь, жизнь потечёт по-другому… Я рвалась к тебе. Я хотела
к тебе.

А на месте меня ждал сюрприз. Приехал твой друг, разыскал меня   
в общежитии (КГБ!) и рассказал, ты улетел в Москву жениться. Он го-
ворил об этом как о глупости, ведь понятно, что движет тобой. А по-
том попросил:
– Сделай так, чтобы свадьба не состоялась, – чем поверг в полное
недоумение:
– Что я могу сделать: ведь ни связи, ничего нет.
 
Я и сама знала о том, что она существует: случайно наткнулась на
письмо, ты ведь не утруждал себя тем, чтобы прибрать такие деликат-
ные вещи подальше. А ты хвастался медалью, прикреплённой к шторке   
в каюте, говорил о знакомой даме в Москве, работающей не где-нибудь,   
а в наградном отделе ВЦСПС.

После каникул, как  заведено, отправилась на сельхозработы в кол-
хоз. Ирония судьбы в том, что наш факультет был закреплен за селом,
где жила ваша семья (больше пятисот километров от университета!).
Расспросила, где живёт твой отец и, не понимая, зачем это делаю, от-
правилась к нему. Ноги ватные, голова как в тумане. Кто-то из местных
парней довёл до дома. Я прекрасно осознавала: мне нечего сказать – не
жаловаться же на тебя, и мой поход глуп. Но мне хотелось видеть его…
Отец вышел из калитки – как раз был во дворе, – довольно поджарый   
и прямой для своего возраста. Я смотрела на него и не смогла при-
думать ничего иного, как спросить, где ты. Он, похоже, счёл меня за
местную девчонку и без обиняков сообщил:
– Уехал в Москву жениться, – а после паузы добавил: – Есть свой
назём, а мы издалека везём…

Через некоторое время объявился всё тот же Т-ский и просветил –
свадьба не состоялась. А ещё позже ты опять прислал телеграмму со
словами – приезжай. Я испытывала обиду и боль, но мне не всё было по-
нятно, и поехала… Было трудно открыть рот, но я начала говорить. Пом-
ню, как сидела на кровати, говорила, наверное, бестолково, сбивчиво   
о том, что знаю, зачем летал в Москву, вопрошала, как мог так посту-
пить со мной... В ответ – тишина. Ты слушал и курил. Видно было,
что тебя это пронимает, но ты молчал. А когда тихо потекли слёзы, за-
причитал: только не это, ты не переносишь женских слёз. Так заставил
замолчать… С тех пор у меня появилась седина.

И опять всё пошло по привычной схеме: рейсы и расставания, встре-
чи в портах. Скоро вы ушли в длиннющий рейс… Никогда не забуду, как
ты сообщил об этом: вечером в ресторане в самый последний момент
между танцами обмолвился, уходите в Бабельмандебский пролив. Карт –
мешки, штурманы сами перетаскать не могли, пришлось помогать. А мне   
и думать было страшно – восемь месяцев, целый учебный год…

Ты прислал телеграмму, и я встретила. Даже привёз подарок – фир-
менные вельветовые брюки. Ты списывался на берег, обещал приехать
ко мне летом, ведь я оставалась на очередную практику в соседнем го-
роде. В день, когда договорились встретиться, я сидела безвылазно в
тёткиной квартире и ждала тебя. Вышла минут на пятнадцать-двадцать
в ближайший магазин за продуктами, именно в это время явился ты с
другом. Об этом потом сказала соседка. Ты сделал обиженное лицо,
изрёк «Нас здесь не ждали», и вы удалились. Связи меж нами не было,
ещё одно лето врозь… Это было как удар под дых. И это было так
странно, особенно когда твой друг находил меня всюду без труда. Ты
знал, где я, но не проявил никакой инициативы.

Написал мне вновь, когда вернулся на судно. Телеграмма – как по-
вестка о явке. Мне было мало встреч в каюте, постельных отношений, я
хотела большего – чаще видеться. Я чувствовала себя постельной при-
надлежностью, а в постели был тупик. Набралась решимости и стала
говорить об этом вслух. Честно сказала, не понимаю, что происходит:
я досталась тебе девственницей (единственная встреча до с просьбой:
«Не трогайте меня»). Я думала, чтобы в постели всё было нормально,
сексуальная жизнь должна быть постоянной. Не понимала, почему ты
прячешься от меня в отпуске, не понимала, как ты встречаешься и на
что рассчитываешь с другими женщинами. Я выходила из себя от не-
доумения, почему наши сексуальные отношения такие странные? Что
у меня не получается, что не умею, почему тебя тянет к другим жен-
щинам? А получила, как говорят, своим салом по своим же мусалам,
ты ответил, что некоторые казусы у тебя происходят только со мной…

Не помню, что несла в другой раз осенью на автовокзале перед отъ-
ездом. Осталась лишь боль, бесконечная отупляющая боль и свои сло-
ва: больше не приеду. И всё же ты опять прислал телеграмму о прибы-
тии, звал… И я опять поехала. Помню, как встречал, твой голос, байку
про Кры и Гры – крыс, живущих на танкере и шуршащих по ночам,
коробку конфет, как ты говорил, – последнюю в артелке, как всю ночь
держал меня за руку и не отпускал даже во сне. Я верила в подлинность
и искренность твоих чувств...

Я уходила от тебя раза три, но снова и снова возвращалась, чтобы
понять, исправить, научиться. В общежитии подкалывали интернаци-
ональными приветами (ведь телеграммы были на виду), а я словно не
могла оторваться от тебя… Была совершенно безумная ситуация, ког-
да, для того, чтобы успеть на проходящий автобус, на рассвете вышла
пешком из одной глухой деревни. Рассчитала время, чтобы успеть на
встречу к тебе, но сначала нужно было выбраться с районной трас-
сы на федеральную. Рано утром из деревни выезжал лишь молоковоз,
но, как оказалось, все места были заняты. Понадеялась на проходящие
машины, хоть и говорили, что их нет, и пошла. А когда оказалась за
околицей, скоро поняла, что на улице действительно зима, холодно,
и мои городские полусапожки греют плохо, недавно проколотые уши
мёрзнут, и последствия могут быть любые. Село и правда таёжное,
вокруг не перелески, а тайга, и, наверное, где-то ещё уцелели пусть
не тигры, но какие-нибудь звери… Мне повезло: деревенские жители
оказались благоразумней и кто-то отказался от поездки, уступив место.
Молоковоз подъехал к развилке вместе с междугородним автобусом.

И было происшествие со мной, мой позор и стыд… После этого слу-
чая я не претендовала на дальнейшие отношения, приехала к тебе, что-
бы хоть в какой-то мере искупить вину, иначе потом просто перестала б   
верить себе… Но, когда вы возвращались в свой порт, ты снова при-
слал телеграмму. После твоих ласковых слов она впервые была прямой
и даже резкой: «Почему молчишь. Приезжай»… Сколько времени за
эти годы я провела в автобусах, в кометах, сколько моталась на катерах
по внешним рейдам под испытывающими взглядами мужчин то у при-
чальной стенки, то на борту. Дескать, что за пташка, чья, чего стоит,
или можно пальчиком поманить…

Однажды у меня была странная мимолётная встреча на улице. Пока
ты находился в парикмахерской, я гуляла. Рядом проходил интелли-
гентного вида мужчина средних лет, остановился и, не спрашивая, кто
я, заговорил. До сих пор в голове звучит его голос:
– Ты такая молоденькая, хорошенькая. Он тебе не нужен, брось его.
Ты только наживешь себе болезни…
Я молча стояла, недоумевая. Никогда не видела его раньше, и, как
мне казалось, он тоже не мог видеть нас…

Я всегда с глубоким уважением относилась к твоей профессии, ра-
довалась успехам на службе, но видела и издержки. Скоро стала пони-
мать, что наши отношения держатся на моей активности, твои друзья
зачастую уделяют мне внимания больше, а наш мир замкнулся в стенах
каюты. И однажды всё же ушла, чтобы не утонуть в собственном бес-
силии, безнадёжности что-либо исправить… Мне хотелось спрятать-
ся, скрыться с людских глаз, как камбале лечь на дно, переместив оба
глаза наверх, и наблюдать, чтоб никто даже не приблизился… Но ещё
долго я просыпалась в четыре часа утра – время, когда ты возвращался
с вахты.

Тот случайный прохожий оказался прав: я осталась с кучей телесных
и психологических проблем, самая сложная из которых – изощрённая
форма вагинизма, которой нет ни в одном медицинском справочнике.
До сих пор, если что-то в процессе близости для меня не так – слово
ли, жест, мужчина может резко вылететь назад с искрами из глаз…
 
Хотя мы жили в разных городах, нет-нет да что-то напоминало   
о тебе, всплывали старые впечатления. Между нами остались общие зна-
комые. Припоминаю, всё тот же Т-ский во время очередной командиров-
ки рассказал: ты женился, у тебя двое детей, трёхкомнатная квартира. А в
какой-то из книжек прочитала, что потенция не влияет на деторождение,
главное – семяизвержение… Мы всё время ходили где-то рядом. Случай-
ные встречи – тому подтверждение. Помнишь, как однажды оказались
буквально лицом к лицу на городском пляже. А потом лет через семь
столкнулись в буфете в вузе, который ты окончил, и в который я (ирония
судьбы) пришла работать. У меня уже был ребёнок, я снимала квартиру,
а ты приехал на повышение квалификации. Я согласилась на визит…

В постели намеренно уступила инициативу, не активничала, и получи-
лось то, что получилось… Знаешь, зачем мне нужна была эта встреча?   
Я хотела убедиться в том, что не сумасшедшая, что не выдумывала тог-
да, в молодости, не фантазировала… Действительно, ты, муж и отец
двоих детей, в постели был никакой...
 
Но как бы там ни было, когда перевалило за сорок, оглядываясь на-
зад, в очередной раз убедилась, что для меня отношения с тобой были
и остаются самыми чистыми, светлыми, насыщенными эмоциями и…
самыми наполненными болью… За прошедшие годы даже рука не
поднялась выбросить твои телеграммы, сохранились почти все. Сколь-
ко нежных и ласковых слов в них... Недавно нашла их, хотела сделать
сюрприз в день нашей свадьбы. Ведь однажды ты всё же сделал мне
предложение. Так?

Сначала, когда ты пришёл ко мне двадцать четыре года спустя,   
я была потрясена. Я приняла твоё мужество. Уже одним своим появ-
лением ты подтвердил значимость наших отношений и для тебя. Я в
очередной раз поверила в твою искренность… Ещё года два до это-
го моя коллега, жена твоего друга, однокурсника (!), напевала, какой
ты галантный, какой джентльмен, какой обходительный, как приятно
с тобой общаться, когда останавливаешься у них, в какой прекрасной
физической форме. Она не встречала ни одного человека, в такой пер-
возданной чистоте сохранившего своё юношеское чувство. И до сих
пор ты относишься ко мне как к романтическому идеалу…

В телефоне я услышала от тебя какие-то общие фразы на тему, чем
занимаюсь, а затем:
–  Встретимся и потом поедем к тебе.
Невольно подумала: «Какой простой, какой непосредственный. Как
будто вчера расстались».

На следующий день ты явился сам, вернее тебя подвезли с джентль-
менским набором – роза, хорошее красное вино, конфеты… Мы
совершили короткий поход в ближайший магазин, ты сам закупил
необходимые продукты и уселся делать окрошку, чем сразил меня пол-
ностью. До этого я и не знала, что ты хорошо готовишь.

Я ощущала твои трясущиеся руки, но готова была списать это на
волнение, хоть нутром чувствовала, едва ли... И всё же встреча с тобой
для меня была как встреча с собой, с лучшей частью себя… Потом
на вокзале ты говорил горькие слова. Не всё могла расслышать в гуле
машин, скорее угадывала и чувствовала твоё состояние. Ты говорил,
жизнь уже почти пролетела, а вспомнить не о чем. Женился, потому
что нужно было – пожалел беременную женщину, а надо было запи-
сать ребёнка на себя и не мучиться потом... (И не эта ли ситуация ре-
ализовалась, когда, уже став взрослой, она родила ребёнка без мужа?
Сын священника (подумать только!) сказал, что не готов стать отцом.)
Говорил, что у тебя было много женщин, вот только радости нет…   
Я чувствовала тебя всеми фибрами души, верила, готова была сделать
шаг навстречу твоей искренности.

Спустя неделю, когда ехала в ваш город, ты несколько раз звонил
перед выездом, нервничал в дороге, когда пропадала связь, словно   
я могла исчезнуть из электрички. Мне было приятно, что ты встретил
меня на машине, позаботился о провианте. В магазине я видела, как
переменилось лицо молоденькой продавщицы, когда ты вошёл, как ты
делал вид, что не знаешь её, как более старшая говорила той раздоса-
дованной:
– Не узнал…

Меня коробило, мне было тошно, противно, меня всегда очень тя-
готила твоя цветастая биография, которую ты не скрывал. Но я над-
еялась, если в столь солидном возрасте ты решился прийти ко мне,
значит, прошлое оставляешь в прошлом, значит, созрел поступить
по-другому.

Мы отправились на море. На меня словно опустилась благодать:
я сидела в палатке, где-то рядом был ты, впереди плескалось тёплое
море, расцвеченное всеми оттенками багряного солнца, заходящего
в его воды, простиралась роскошная панорама волн зелёных сопок
и виднеющихся вдали огней города. И только одна маленькая деталь
очерняла идиллию, момент, когда пришлось спрятать бутылку с вод-
кой: остановиться сам ты не хотел, а водки было много.

Однокомнатная квартира вновь напомнила каюту: те же масштабы,
тот же набор мебели – лишь самое необходимое. Как будто не было
двадцати четырёх лет…Ты много говорил. Говорил то, что хотелось
слышать, и то, что лучше б не слышать, не знать, но благодаря чему
развязалась одна из петель на морском узле, самая страшная для меня
юной: почему наши постельные отношения складывались таким стран-
ным образом… Я, как собака, нижним нюхом почувствовала заговор,
специфический заговор, каких не встречала: он очень туго опоясывал
в виде кушака бёдра и гениталии, к концам кушака, что свисали впе-
реди, были привязаны гири. Заговор на импотенцию. Откровенный,
сильный, мстительный. И ты сам рассказал, как было дело: в шестнад-
цать лет учеником соблазнил учительницу, обещал жениться, а потом
уехал учиться и загулял… Представляю, каким позором это было для
неё в селе. И тебе отомстили.

Сначала ты давал мне то, о чём и не мечтала: вспомни, когда по-
чти до обеда я валялась в постели, а ты сходил в магазин, стал жарить
палтус, а потом настойчиво отбирал у меня белье для стирки. И я со-
гласилась, нельзя же губить инициативу. Ты приговаривал, что я своя,
родная, со мной просто, не нужно что-то изображать из себя, и тебе
приятно общаться с умной женщиной. Однажды, подвыпив, произнёс,
что я даже представить не могу, как ты любишь меня, и пустил слезу…

Бывало и так, буквально вышибал меня на несколько секунд из ре-
альности своими репликами, о чём не только не принято говорить, но и
недопустимо мыслить… Так ты делал предложение. Позвонил по теле-
фону, я отдыхала в другом городе. Первое августа, шёл сильный дождь,   
я буквально стояла в луже, одной рукой удерживая зонт, другой теле-
фон. Ты стал мяться на тему, что не знаешь, можно ли так говорить.
Потом прозвучало:
– Ладно, скажу, – и дальше. – Отдай за меня замуж свою дочь…
Растерявшись, непроизвольно произнесла:
–  Ишь, чего захотел…
–  Тогда выходи за меня сама… - Тут же услышала в трубке.
 
Для меня так и осталось загадкой: ты это специально сделал как ловушку?
Или первый вариант тоже имелся в виду?
Но с тех пор я поняла: ты мастер конфузионных состояний,
того, чему годами специально обучаются, что используется, чтобы воз-
действовать на человека. Народный умелец, как ты нашёл такой мощ-
ный беспроигрышный приём? Как научился этому?

Я думала о том, как возможна наша совместная жизнь. Прекрасно
понимала, что для этого мне нужно полностью изменить сложивший-
ся уклад: место жительства, работу, свои привычки, уехать от чада…
Шло время, как в молодости, всё текло само собой, как текут весенние
ручьи. И за два года ты ни разу не вернулся к этой теме.

Я много занималась собой, училась, читала – это стало частью моей
жизни, и я внутренне изменилась за прошедшее время. Твоё появление
приняла как проверку: сумею ли отказаться от своих глупых стереоти-
пов типа раз и навсегда. Изуверских представлений: либо счастливая
сказка – либо ничего. Сумею ли разобраться в том, что происходи-
ло и происходит со мной и с тобой. Сумею ли действительно не це-
пляться за прошлое, не ревновать к прошлому, а жить настоящим…   
Я подумала, что этот очередной виток неспроста, старая проблема так
и осталась нерешённой, значит, пришла пора её решать. А ещё – раз
ты пришёл, значит нужно научиться жить вместе. Вместе с тобой, а не
с кем-то другим.

Но скоро паузы между встречами стали затягиваться. Несмотря на
то что мы оба были в отпуске, твои обещания приехать ко мне так и
оставались обещаниями. Я стала замечать разные странности: то у тебя
после рейса почти не оказалось денег, ты занял соседке, а она вовре-
мя не отдала. То юная попутчица, которую с бабушкой ты подвозил   
с дачи, обчистила машину, забрав ключи от квартиры, телефон, доро-
гой для тебя золотой крест на цепочке. Вокруг тебя, как завихрения, всё
время крутилась какая-нибудь муть. И всё же мне удалось убедить тебя,
мы вместе приехали ко мне и в моей квартире заговор с тебя сняли.
Со словами «приезжай», «отдыхай» ты оставил ключи от квартиры и
опять ушёл в рейс. Периодически звонил, но к концу рейса замолчал,
исчез… Я сама первая позвонила следующим летом. Я сама приехала.
Это была омерзительная ситуация, когда слышала в мобильнике слова,
что ты занят и приедешь поздно. В довершение ко всему не смогла
попасть в квартиру – ключ её не открывал. Оказалось, ты сменил замок
и забыл об этом сказать. Я ждала под городским дождём, гуляла по го-
роду, даже спустилась на морской вокзал, где мы когда-то встретились.
Хотела уже уехать назад, но наступили сумерки, автовокзал закрыли.
Позвонила приятельнице, её в городе не оказалось. Мне просто некуда
было деваться среди наступившей ночи.

Ситуация быстро прояснилась. Для меня это был шок – загулял… Ты
этого не скрывал, сам был раздосадован, говорил, я делаю всё правиль-
но, а ты… На следующий день мы поехали на море, я буквально падала
в него, отдаваясь силе волн, воле стихии, выполаскивая из себя горечь,
боль, досаду… В конце концов наступила на свою гордыню и уже
без иллюзий решила просто отдохнуть, покупаться. Я балансировала
между «простить» и «использовать». Закрывала глаза на то, что не хоте-
ла видеть. Ты наверняка помнишь ту ночь: было уже поздно, мы легли   
в постель и занялись тем, чем занимаются мужчина и женщина. Раз-
дался долгий настойчивый звонок. Звонили много раз, к звонку приба-
вился громкий стук, дверь только не пинали… Ты сказал:
– Мы никого не ждём…

И добавил, вероятно, соседи алкоголики нуждаются в деньгах, что-
бы сбегать в магазин. Ты не встал с постели. А утром этот настойчивый
звонок повторился, ты вышел из квартиры и закрыл за собой дверь…
Я не поверила ни одному слову. Но понимала, что нужно время,
что-бы расстаться с прошлым. Я старалась дать тебе этот шанс. Я жила
надеждой…

В первое лето ты вёл речь о совместной поездке к брату, но она не
состоялась. На следующее лето не приглашал, но вёл всё к поездке как
к чему-то само собой разумеющемуся. Не скрою, мне было интересно
посмотреть на твою семью, на то, как вы отдыхаете в тайге... С теплом
наблюдала твои отношения с родственниками – простые и искренние.
Я только мечтала о большой семье. Ещё раньше поняла: нужно было
рожать не одного ребёнка. А три брата как вы – это как в сказке. Не
знаю почему, для меня очень важным оказалось посещение кладбища,
где покоятся твои родители. Особенно к матери – Акулине, женщине
из семьи староверов, какое-то мощное тёплое чувство... Спасибо, ми-
лый, за ту поездку. Для меня она удалась.
 
…Я выросла в семье, где было не принято говорить о своих чувствах.
Мы жили в частном доме, у нас всегда были животные – собака, кошка,
куры, а то и гуси, поросёнок. Цыплята буквально прыгали по головам,
жили в карманах, гуляли с нами по огороду. Я резвилась с котятами, го-
няла наперегонки с поросёнком. Всё тепло, вся забота направлялись на
них. Я выросла в любви, поздний ребёнок, радость родителей, развле-
чение, папина кукла и гордость. Отец – офицер, прошедший Великую
Отечественную в ключевых сражениях под Москвой и на Курской дуге.
Выжил. Потом участвовал на Дальнем Востоке в войне с Японией. По-
сле этого всегда, когда кололи поросёнка, он уходил из дома. Он много
читал, а потом о прочитанном  рассказывал за ужином, и трапеза часто
затягивалась допоздна. Играл на баяне. У меня на редкость светлая мать.
 
Родители часто ходили в гости к родственникам, приходили и к нам,
гуляли улицами. Я впитала атмосферу многолюдья, праздника, веселья.   
Я провела детство босиком и в панбархатных платьях, которые мама
перешивала из своих, привезённых из Даляня, где после войны стояла
наша армия. Лазила в них по заборам, прогрызала в шифоне дырки.
Я выросла на свободе. Никто ни в чём никогда не ограничивал меня.
Наша семья не излишествовала, но всё необходимое у меня было –
игрушки, одежда, велосипед… У нас была хорошая тёплая семья, где
отец занимался мужской работой, а мама женской.
 
Когда выросла, относилась к семье как к само собой разумеюще-
муся, естественному, где хоть и бывают прения, но живут в согласии.
И менять свои представления на другие не хотела. Я никогда не была
обижена вниманием мужчин. Даже напротив, уже со школы была за-
метной, на меня заглядывались. И у меня не получалось с собствен-
ной семьей. Ребёнок буквально упал в подол. Моей преподавательской
зарплаты едва хватало лишь на еду, коммунальные платежи, проезд.
Ощущения долгих лет: в одной руке рука ребёнка, в другой – сумка,   
в которой то стирка, с которой еду к тётке, чтобы воспользоваться ма-
шинкой, то продукты.

Всю свою жизнь я стремилась разобраться, что происходит со
мной, почему так, что стоит за странно разворачивающимися обсто-
ятельствами. Первый мощный пинок в этом направлении дал мне ты,
вернее наши несложившиеся отношения. Как академическая зануда   
с карандашом в руках я читала разные книжки, всё больше восточные,
в том числе Тантру, постигала психологию и энергетику. Шла, ехала
туда, куда могла добраться: в православные и буддийские монастыри,
индийские ашрамы – где знают, умеют, чувствуют что-то большее, чем
ведомо мне. И вся моя брахмапутра, как ты говоришь, – это лишь поиск
себя, поиск связей, познание себя в мире людей, мира людей в системе
Земли… А ты пытался разобраться? Или компенсируешь свои пробле-
мы количеством женщин, об которых трёшься? Знаешь, количеству   
я всегда предпочитала и предпочитаю качество… За это время я мно-
гому научилась. То, что было когда-то интуитивным, стало знанием.

Ты давал свои рациональные объяснения нашим отношениям.   
О молодости отозвался:
– Ты не поняла, а я не простил…
А свой дефицит внимания ко мне и загулы списал на то, что привык
жить один. Нет, милый, думаю, всё хуже и глубже. Причина твоего загула
с девочкой, годящейся в дочки, приворот. Да и лёг он на сформирован-
ную основу. Разве это для тебя не привычная ситуация, когда одна – в пор-
ту, другая – на борту, третья – на время отпуска? И нетрудно догадаться   
о подлинной причине ваших скандалов с бывшей женой, хотя ты всё
списывал на её желание главенствовать. Ну не из-за этого же однажды
вы передрались, правда?

…Ты дорог и близок мне, я стала объяснять, помогать. Вроде в обо-
их случаях ты пострадавшее лицо, это сделали против твоей воли. И я
увлеклась, преступила опасную грань: очень скоро готова была решать
твои проблемы, вносила в отношения больше, чем ты. И в этом моя
ошибка.

Всякий раз, когда б я не приезжала, ты старался что-нибудь пода-
рить, какой-нибудь пустяк: фирменный календарь, визитницу, реклам-
ные буклеты, фирменную ручку, банку мёда. Думаю, помнишь, как   
в кассе не оказалось билетов и ты решил отправить меня, студентку, на
такси. Таксист упорствовал, не хотел выполнять междугородний рейс
за оплату в один конец, и ты заплатил за два. Это была солидная сум-
ма. Но ты пошёл на этот широкий жест. На поверхности ты щедрый,
добрый. Но при этом никогда, ни в юности, ни в зрелости не баловал
меня ни вниманием, ни серьёзными покупками, ни выходом в люди,
ни деньгами, ни ключами от своего авто, ни дальними поездками, ка-
кая разница – какими: Индия или Сингапур, Кипр или Таиланд. А зна-
ешь, как всякой земной женщине мне нужно и это. Я, конечно, могу
сама добыть то, что хочется. Но теперь понимаю, куда ценнее, когда
это делается вместе, когда энергия перетекает от одного к другому. И я
уже готова принимать. Я действительно готова сесть за руль, сколько
бы ты не иронизировал, зачем мне права, если не езжу. Раньше нельзя
было делать это, особенно в юности. Я просто могла использовать ав-
томобиль для того, чтобы найти большую каменную стену, на огром-
ной скорости въехать в неё и стечь остатками тела… Не знаю откуда,
но этот образ всегда висел в подсознании… Ах, знаю откуда, дошло!
Срослось! Как тогда, когда летела с башни…

За многое я благодарна тебе в наших коротких взрослых встречах.
Мне было приятно, когда ты легко согласился вывезти старую элек-
тротехнику. Мои тёплые воспоминания связаны с поездкой в долину
атлантов. Я радовалась тому, как ты относишься к моему ребёнку. Бла-
годарна за 8 Марта. Тогда немало была удивлена, услышав, что будешь
печь пирог. Мужчина и тесто в моем представлении срастались плохо.
А, как оказалось, ты с таким удовольствием наглаживал его. Ты дал мне
отдохнуть тогда… Мне нравится с тобой спать. Просто спать рядом:
ты рядом, ничего не случится, можно расслабиться, быть естественной.
Когда мы вместе, мне хорошо, кажется, всё уляжется, сложности будут
преодолены, мы поймём друг друга, договоримся, сделаем, что нужно,
станем счастливыми… С тобой я учусь жить настоящим, ценить каж-
дый текущий момент. Учусь прощать, не застревать в прошлом и в
ошибках, выражать свои чувства. Учусь принимать тебя, каким бы ты
ни был. Я полюбила твоё имя, которое раньше не могла даже произно-
сить, и это помогло мне больше принять себя и своего отца.

Я держалась твоими словами. Ты с юности потрясал меня умением
говорить, начитанностью, знанием отечественной и зарубежной худо-
жественной литературы. Видно, из книг ты научился говорить о чув-
ствах, называть их и довольно точно. Ты умеешь легко произносить
трудные для меня слова и говорить о сложном. И теперь, обучившись,
расскажу тебе, учитель, о нашей жизни, как её воспринимаю я.
 
У меня никогда не было столь изощренного сексуального парт-
нера, как ты, инженер-механик. И во многом это привлекало. Теперь
я знаю, почему ты такой. В психологии это называют юридическим
мышлением: самый изощрённый, тонкий, замысловатый тип мышле-
ния и поведения. Остальные люди проще – или копируют родителей,
следуют тому, что они говорили и делали, или делают с точностью до
наоборот. А ты умеешь сделать так, как хочешь, не нарушая никаких
запретов и предписаний. Бабушка, которая на всю оставшуюся жизнь
заговаривала тебя на импотенцию за предательство молодой учитель-
ницы, знала лишь про генитальный секс и не знала, не могла догады-
ваться, как много других форм. Используя самые замысловатые пути,
ты научился обходить её табу на потенцию! Но я столь же изощрена   
в жизни. У меня такой же тип поведения. Мы встретились…

И ещё. Знаешь, мне нравится разнообразие в постели, но давно пе-
рестал нравиться твой сложившийся шаблон. Когда с тебя сняли заго-
вор, проблема осталась в прошлом, а ты действуешь по старой схеме,
которая тебя когда-то выручила… Вдобавок теперь могу признаться,
милый, ты у меня не единственный, я знала других мужчин и другой
секс. Глубокий, полный оргазм можно испытать только тогда, когда
тела открыты, проточны для энергии, – тогда можно переходить к
Тантре. Я испытала немного, хочу ещё. Это не механика, не тактиль-
ная стимуляция, как последнее время сложилось у нас, не маленькие
брызги, похожие на оргазм, а тем более не то, что показывают в пор-
но, это совсем другое… Но с человеком, который весь накрыт, словно
надгробной плитой, порчами, такие ощущения получить невозможно.
А я хочу тонких ощущений и переживаний, различимых как потоки
энергии.
 
…Я собирала в твоей квартире, когда мыла полы, тонкие свет-
лые полудлинные  волосы. Они были всюду: на ковриках, на вещах,
на ножах. Очень похоже, что кое-где она их оставляла специально.   
Я пыталась уговорить себя, что это волосы твоей дочери, но не сра-
сталось по времени. Временами хотелось съязвить: если у девушки так
выпадают волосы, значит, у неё проблемы с почками или с нервной
системой. Слышала её резвый радостный голосок в телефоне. Была в
шоке, когда прошлым летом нашла заговорённые предметы женского
туалета. Специально выкидывала их у тебя на глазах, а ты спокойным
уверенным голосом нёс чушь о том, что они могли появиться, когда в
квартире резвился друг. И это притом, что, вернувшись из рейса, ты
поменял мебель...Ты говорил мне о наших гармоничных сексуальных
отношениях и ведь всё это время непроизвольно сравнивал мою кожу,
моё тело с телом девочки, которая годится нам в дочки! Я выбрасы-
вала вагинальные контрацептивы, которыми не пользуюсь, находила
ленточные презервативы с оторванной кромкой… И как ты предавал
меня, когда спал с ней, точно так же предавал её предо мной: это ты
выбрасывал её белье, приговаривая, что не знаешь, что это и откуда…
Но за всё рано или поздно приходится отвечать…

Я неоднократно видела мужчин с приворотами. Самая виртуозная
работа – это так называемая мумия, когда тело спеленуто словно лен-
тами от ног до головы: ноги – куда ходить, куда – нет, руки – что де-
лать, что – нет, грудь – к кому испытывать чувства и какие, к кому не
испытывать, лицо – куда смотреть, куда не смотреть. Это ужасно. Это
бесчеловечно. Это зомби. Такую работу может выполнить только про-
фессионал высокого класса. И такое есть. Далеко за примерами ходить
не надо: минувшим летом в электричке случайно (случайно ль: ведь
раздумывала, вагон какого класса выбрать) оказалась рядом с молодым
мужчиной, от соседства с которым стала болеть голова. Посмотрела
– окутан лентой приворота. Открытым текстом сказала. Не удивился,
оказывается, ему об этом говорили раньше.
 
Но то, что с тобой, – сплошное потрясение. Мумия, но не просто
мумия, а которую регулярно, два раза в день в течение примерно пят-
надцати минут, укрепляют. Я даже отследила, когда, в какое время. Вот
почему снимала её, но всё повторялось сначала. А ещё, как оказалось,
спасибо, помогли рассмотреть – родовое проклятье. В результате – всё
перекрыто… Но если в прошлом году оставалась чистой голова, то в
этом закрыли и её, получилась марионетка, полностью подчинённая
чужой воле.

…С тобой я чаще стала заглядывать в прошлые жизни, хоть ни-
когда без надобности не ворошу былое, обращаюсь, когда припечёт.
Может быть, обращаюсь редко и потому, что по натуре своей скептик,
как и многие долгое время мало верила, что такое возможно, что это не
фантазия воспалённого мозга.

Помнишь, говорила, что мы дважды встречались, когда я была
твоим ребёнком. Кстати, ведь это чувствуется в наших отношениях:
с юности ты упорно загоняешь меня в детскую позицию, называя де-
вочкой, ребёнком, маленькой, а когда недавно предложил купить мне
мягкую игрушку, я чуть дара речи не лишилась… Посмотри на меня
– я не ребёнок, я взрослая женщина, я хочу равноправных партнерских
отношений с равным мужчиной.

Вспомни: кажется, это был поединок двух рыцарей… Тебя серьезно
ранили копьем в грудь, ты упал с коня… У тебя был сын лет четырёх,
и ты помнил о нём, любил его, не хотел расставаться с ним. Превоз-
могая боль, пошёл к мальчику. И несмотря на тяжесть доспехов до-
шёл. Мальчик  увидел отца и остолбенел от острого захватывающего
чувства и понимания: «Тебе плохо, ты пришёл ко мне! Тебя бросать
нельзя! Ты можешь умереть! Но ничего я не могу сделать, не могу по-
мочь, даже доспехи снять не могу – не умею. Нужно звать взрослых,   
а убегать нельзя! Тебя нельзя бросить!!!». Ступор, отчаянное бесси-
лие…Мальчик застыл и стоял так рядом ошеломленный до тех пор,
пока не прибежали взрослые. У меня даже осталось ощущение, как
чьи-то большие руки подхватывают сзади под мышки и переставляют,
убирая от умирающего отца…

Я испытывала такое же бессилие в юности. Не хотела уходить от
тебя, но жить с твоими проблемами не могла и не понимала, почему
происходит так. Тогда я и подозревать не могла, как много женщин
готовы на нетрадиционный секс, а может быть, ты видишься им как
большой кошелёк, из которого можно вытрясти деньги. Похожее со-
стояние испытываю сейчас, когда пишу, но оно уже куда спокойнее и
тише. Я и рада помочь, но не могу сделать за тебя то, что ты можешь
сделать только сам. Ситуация и так доведена до абсурда…

Во второй нашей встрече, когда была твоим ребёнком, ты плотни-
чал, много пил и курил. Пьяным бросил окурок на пол в мастерской и
пошёл искать друганов, чтобы выпить ещё. Загорелись стружки, дом.
Мать в это время где-то гуляла, и в дыму задохнулись двое маленьких
спящих детей… Я знаю мать, она в этом воплощении бесплодна,   
с головой окунулась в религию и наставляет других, повторяя заучен-
ные истины. Знаю и второго ребёнка. Навалом сложностей.
Это одно из последних твоих воплощений… Вероятно, оттуда как
компенсация твои трепетные чувства к детям и ревность, что когда они
вырастают, их нужно передавать другому. И ты по-прежнему с порока-
ми, которые принесли такую страшную беду. Неужели мало той тра-
гедии, неужели не пришло время расстаться с ними? Ведь ты вновь
поскользнулся на алкоголе.

Было много жизней, когда мы пересекались зачастую просто
встречными путниками и отношения развивались более спокойно.
Ты тоже был моим ребёнком. Я, мать, била ребёнка по лицу… Может
быть, поэтому мои руки непроизвольно тянулись к твоему лицу, и я
гладила и гладила тебя, снимая свою вину…

Раньше мне часто снилось, что я лечу, падаю. Это повторялось   
в разных вариантах. Я испытывала страх, отчаяние… Однажды в сно-
видении прыгнула из окна очень высокого дома, стоящего у кромки
моря. Прыгнула, но не хотела умирать. Не хотела умирать даже во сне.
Во сне в полёте стала ощущать завихрения воздушного потока, плот-
ность ветра – время легко растягивается. Стала просить Ветер поддер-
жать меня, Создателя – сделать лёгкой. И как по горке съехала с воз-
душного потока на Землю, на морские водоросли. Я осталась жива.
Сначала с чужой помощью, а потом сама я обращалась к этим сю-
жетам. Откуда они. Вспомнила… Замок. Я – совсем юная, довольно
богатая. Солнечный летний день. Вокруг чистая сочная зелень трав,
тепло. На мне лёгкое светлое платье. Я гуляла недалеко от каменной
башни, которая, скорее всего, принадлежала родителям. Ко мне подъ-
ехала ватага всадников, молодых парней. С ними был мой старший
брат. Это он рассказал, что там, у башни, гуляет сестра. Сначала они
смеялись надо мной, ведь я была с букетом, собирала полевые цветы.
Кто-то толкнул, я упала. А потом приблизился первый и стал насило-
вать. Брат смотрел и смеялся. Потом второй, потом ещё… Они по-
развлеклись и ускакали… Предательство брата было невыносимым,   
а потрясение от случившегося столь велико, что жизнь остановилась
во мне. Поднялась на башню, на самый верх. Долго сидела скрючив-
шись. Было холодно, плохо, больно и на душе, и в теле. Я даже пред-
ставить не могла, как такая вернусь в замок. Устала. Замёрзла. И – бро-
силась вниз…

Это одна из самых щемящих моих прошлых жизней, которые уда-
лось вспомнить… Так вот, долгое время я была захвачена чувствами
девушки, её трагедией. И только после твоего отъезда с девочкой на
турбазу, когда сидела одна и вспоминала, увидела брата. Это был ты…
Вспомни сложности нашей юности. После длинного рейса ты ку-
да-то уехал в отпуск, а я была в колхозе. В тот день небо затянуло,
временами моросил лёгкий дождик. Понятно, в поле в такую пого-
ду не работают. Сидеть в сыром и сумрачном старом клубе, где нас
разместили, не хотелось. А в соседнем городе родительский дом,
и я решила добраться на попутках. Сначала по деревенской доро-
ге меня подвезли на лесовозе, потом – на грузовой. Так добралась 
до развилки на федеральную трассу. Дождь усилился, я стояла и го-
лосовала. Но машин не было. Промокла. Рядом высотка поста ВАИ
(я гуляла одна у башни!). Вышел солдат и пригласил погреться. Во-
шла и оказалась поваленной на койку. Помню до сих пор синее шер-
стяное одеяло с полосками по краям… Мне довольно быстро удалось
отбиться, уйти, практически ничего не было, лишь поверхностный
контакт… Спустя месяца три догадалась, что подхватила инфекцию
и заразила тебя. Мне было стыдно. Мне было противно. Я могла   
исчезнуть, ничего не говорить. И всё же решила отвезти таблетки –
иначе это было бы совсем подло – и больше не появляться…
Только теперь понимаю: сама того не желая, отплатила тебе за преда-
тельство у каменной башни на зелёной траве… Это тот образ, который
так долго преследовал меня: чуть какая проблема – стечь по стене, раз-
биться…

Тогда, в четверг, когда одна сидела в твоей квартире, несколько раз
обращалась к прошлому… Увидела в одном из твоих воплощений
ваш конфликт с отцом, кажется, он был из-за твоего вольного поведе-
ния с девицами, а церковь не позволяла игр на лужайках. Своей волей
отец женил тебя на той, которую выбрал сам. А дальше обыденность,
постылый брак. Первый ребёнок, детский плач, разбросанные всюду
грязные тряпки. Он уже встал на ноги, повсюду лез. Второй ребёнок.
Он орал практически беспрестанно. Его крик звенел у тебя в ушах не
умолкая, становился невыносимым. Однажды ты бросил всех, ушёл и
больше не вернулся… А ребенок просто хотел есть. У замороченной
несчастной матери не было молока. Ты бросил женщину с двумя ма-
ленькими детьми… И, вероятно, поэтому для тебя до сих пор невыно-
симы чужие слёзы и громкий голос, крик.

А теперь вторая часть. Первый ребёнок – это девица-наркоманка,
обчистившая твою машину. Спустя время она сама отобрала у тебя
то, что хоть незначительное время позволит ей обеспечить жизнь.   
И слава Богу, что всё же ты отпустил её без претензий. А второй ре-
бёнок живет у тебя в постели. Ей нужно завершить отношения, по-
лучить неполученное. Но она пешка, она управляема. Похоже, что за
всей этой историей стоит кто-то из её родственников, не мать, а скорее
тётка или бабка, старается, чтобы девочке было хорошо, чтобы девочку
пристроить, обеспечить…
 
Думаю, что твоё стремление менять женщин – застревание в старом
жизненном сценарии, когда ты просто бунтовал против отца, против
того, что он требовал от тебя…. Уж столько утекло воды, когда ж ты
перестанешь спорить с ним, дразнить его?
 
…Ты должен был вернуться из рейса летом, но наступил сентябрь,   
я вышла на работу, а тебя всё не было. Наконец, ответил на звонок.
Оказалось, вернулся после заезда к дочерям в Петербург. На выход-
ные собралась к тебе: несколько раз набирала номер, но ты не отвечал.
Позвонила другу, попросила узнать, что с тобой, предупредить. Тебе
я дозвонилась только с вокзала, и за всё время первый и последний раз
мы поругались. По крайней мере, я повышала голос, была раздражена,
злилась. Кажется, помню этот диалог дословно.

– Я собираюсь к тебе приехать.
– Что, прямо сейчас?… Сейчас не надо…
– Ты что, издеваешься? Я уже взяла билет… Я звонила тебе, ты не
отвечал… Спал? Сексом занимался?
– Я тебя люблю, но сегодня я занят…
– Что?! Я приеду вечером.
– И вечером занят… И ночью...
– Знаешь, если ты ставишь вопрос так, я тоже его поставлю прин-
ципиально. Если я сейчас не приезжаю к тебе, я не приезжаю совсем,
– выпалила, негодуя, почти крича, и выключила телефон.
Раздался звонок. В трубке звучал твой пьяный, но спокойный рас-
судительный голос.
– Так не надо говорить… Ты подумай… Не надо так решать сго-
ряча…

А когда добралась, ты был вымыт, выбрит, отчитался, что вылил всё
спиртное в унитаз, ведь знал, что приеду. Приговаривал:
– Обидел девочку маленькую. Я идиот. Наговорил. Да если б дейст-
вительно кто был, а то один. Я просто не хотел, чтобы ты видела меня   
в таком состоянии… 
И добавил, что на моём месте, просто приехал бы, набил морду и
уехал… А на ночь выдал:
– Ты так презираешь меня, что даже не хочешь лечь со мной спать.

…Три дня, которые провела у тебя, ты проболел. Я никогда не ви-
дела тебя таким. Тебя и не было, было тело. Хотя периодически что-то
ещё просыпалось, ты говорил, что даже в рейсе чувствовал, сколько
добра исходит от меня. Но больше ворчал, цеплялся к пустякам, чего
никогда раньше не было. А я бегала за кефиром, носила продукты,
сама себе по твоему велению покупала цветы…

Ровно через четыре дня, когда ехала к тебе в четверг, надеялась, что
ты не уедешь, ведь это конец наших отношений. И о моем приезде
мы с тобой говорили. Помнишь, я сказала: если ты уезжаешь к брату,
какой резон приезжать мне. Ты подумал, и на следующий день отве-
тил – на трезвую голову понял: до выходных разобраться с машиной
не успеешь и в следующие выходные будешь дома. А когда звонила с
автовокзала, твой голос звучал раздражённо, я оторвала тебя от мытья
посуды. Ты привёл совершенно убийственный аргумент, почему мне
не надо приезжать (совсем в твоей логике): ты постирал постельное
белье. И совершенно ошеломил тем, что собрался в баню, но не со
мной, со мной ты не договаривался… Так и хочется спросить: о чём?
Мне нужно спросить, согласовать с тобой, когда у тебя кончится за-
пой и только потом приехать, чтобы встретиться после пятимесячной
разлуки!? Зачем ты весь рейс звонил мне? Я проверяла свои знания
географии, стараясь догадаться, в какой стране город, из которого ты
звонишь, – в Корее, Нигерии, Франции, Голландии? У нас была семей-
ная жизнь по телефону… Ты, – человек, обладающий великолепной
памятью, совсем потерял её. Ты потерял  рассудок. Ну какие тебе ещё
нужны доказательства силы влияния одного человека на другого?!
Знаешь, о чём я мечтала всегда? Встретить тебя из рейса. Прибрать
квартиру к возвращению, приготовить вкусную еду, купить бутылочку
вина. Всё так банально. Но всякий раз ты возвращался из рейса тайком,
приходилось буквально разыскивать тебя. Ты пытался скрыть свои по-
слерейсовые загулы в пьяном угаре.

…Работа, что проделали над тобой, действительно сильна. Мне
было любопытно, и я посмотрела: дорога ко мне завалена огромными
камнями и выкорчеванными с корнями вековыми деревьями так, что не
видно, её просто нет. И спать со мной не велено, что ты успешно вы-
полнил в последнюю встречу, перекочевав на диван (повод, конечно,
благородный, зачем мне дышать перегаром). И мыть полы мне у тебя
запрещено. Плюс твои непроизвольные слова, оговорки, детали пове-
дения выдают звучавшее в заговоре.
 
В дороге я умом понимала: будет лучше, если ты уедешь. И всё жё
просто остолбенела, когда увидела тёмные окна квартиры… Ты сделал
уборку, ты ведь любишь порядок: помыл полы, постирал. Но сколь-
ко там осталось свидетельств происходившего. Я видела, сколько ты
выпил – исчезли практически полные бутылки, которые оставались,
когда уезжала, и добавились полупустые, включая открытое шампан-
ское (наша девочка любит сладкое?). Пепел на обеденном столе, не
донесённый до пепельницы (в каком же ты был состоянии!). Следы
вашего пребывания – каталоги женской одежды и косметики. Валяю-
щиеся в полозьях шкафа полоски бактерицидного лейкопластыря с её
ножек. Ты позаботился о ней: даже прихватил мои комнатные тапоч-
ки, которые мы покупали вместе. Когда сидела на диване, чувствовала
сильный горьковатый запах чужого тела, мне казалось, что как овчарка
по запаху могу найти этого человека, ведь, видимо, он и отвёз вас. В му-
сорном ведре валялись упаковки пилюль силы оленя – ты готовился к
встрече. Что же со мной не пил ничего подобного? Надеялся на меня?
Моё израненное в кровь Эго вопило: «За что!? Сколько можно!?»,
предательски подстрекая на гадость ответить гадостью. Хотя бы вы-
бросить цветы, которые ты ей купил, забрать икону, что я специально
привезла в дом, или серебряную медаль, которую искала для тебя и по-
дарила тебе, восстановив украденную прошлым летом, как ты говорил,
пассажирами, которых обманом пустила в квартиру бывшая жена…   
Я честно и верно ждала тебя, помнила о тебе, хотела сделать что-то
приятное, как могла, поддерживала в рейсе… И тут…

В субботу утром, накувыркавшись с девочкой, ты позвонил с турба-
зы (на которой мы в прошлом году провели мой день рождения!), что
было для меня, честно говоря, полной неожиданностью, а ещё боль-
шей неожиданностью вопрос:
– Я могу вернуться домой? – твой голос звучал так, что я невольно
спросила:
– И ты хочешь, чтобы меня в квартире не было?
– Да.

Так за десять дней третий раз фактически я услышала, что мне не
место в твоём доме. А часов в шестнадцать у меня началась сильная
аритмия. Посмотрела – в сердце кол, не просто кол, а намазанный чем-
то вроде яда. Старались убрать, добить бабу, мешающую им. Это было
полнолуние…
 
Ты очень жёстко выставил меня из своей жизни… А знаешь, это не
первый раз. Точно так же со мной поступил единственный близкий
мне по крови человек – старший брат. Спустя полгода после смерти,
он дал восемьсот долларов за родительский дом, и сказал, сутки на то,
чтобы забрать свои вещи и больше никогда не появляться, не говорить,
хочу взять то или это… Он выставил меня ни за что, просто так. Там
брать-то нечего было, там нет ценностей. Дом дорог мне как память о
родителях. Он был завещан на двоих, но на следующий же день, как
только состоялись похороны, он стал просить, чтобы подписала отказ-
ную. Я долго тянула. Родительский дом – это место, где я всегда чувст-
вовала себя защищённой, где могла быть любой, отлежаться, прийти
в себя, где меня любили. Он пел со слов жены – лицемерной, алчной,
завистливой… заслуженной учительницы. Ещё один мой негативный
наставник… Моя судьба складывается непросто. Всего, что у меня есть
в жизни, я добилась сама. Я и думать не могла, что мне можно завидо-
вать. Чему? Она нашла: «Тебя любили больше»… Отомстила, выста-
вила. Я больше года собирала себя… И теперь, когда эмоции улеглись,
умом понимаю, что и жить-то недолго осталось, негоже расстаться   
с братом в этой жизни с такими отношениями и надо бы примириться.
Только сделать это трудно…

Это повторяющаяся ситуация, когда меня отлучают от самого доро-
го, от того, к кому и к чему привязалась, когда вышибают из заведён-
ного порядка жизни… Может быть, это и есть воплощение одного
из главных буддийских принципов – жить без привязанностей…
Остаётся только учиться освобождаться. И я хочу отпустить тебя
с любовью…

Ты говорил, что вымолил наши отношения (или придумал?).   
Я поверила, что в тебе есть где-то далеко спрятанное желание нор-
мальной семейной жизни. Ведь когда я появилась, ты снял с левой
руки обручальное кольцо, которое демонстративно носил. Подал за-
явление и развёлся с бывшей женой. Постепенно сошёл налёт пошло-
сти: перестал лепить всюду разухабистые обращения типа «красавица»,
стал уравновешеннее, спокойнее. На 8 Марта купил нам двуспальную
кровать. Но ты не перестал пить. Это вообще для меня было шоком
– пристрастие к алкоголю. А со временем увидела, ты не выпиваешь,   
а уходишь в запой: то устал, то грусть-тоска нахлынула. В такое время
прячешься от всех – друзей, родственников. И ты стал лгать. Ты стал
путать выдумки и реальность. Доктор говорил мне о твоих выкрута-
сах, оказывается, ты и про него сочинял небылицы. Он связывает это с
алкоголем. И в тебе так и осталось отношение к измене как к чему-то
само собой разумеющемуся…

Я всегда потрясалась твоей природной чуткости, умению заботить-
ся. Как было с оставленной в доме собакой: ты собирал и отвозил ей
еду, сопереживал, когда у неё замерзли щенки, собирался навестить   
в погранотряде, куда её сдала бывшая жена. На подоконниках выра-
щиваешь цветы, а когда на время рейса отдаёшь их друзьям, зимой
навещаешь, разговариваешь с ними… Никогда не забуду тихий, едва
различимый в телефоне голос: 
– А у меня цветочек расцвёл. Я ему подпорочку сделал… А-чка, при-
езжай…

И сколь жестокими, предательскими были твои поступки по отно-
шению ко мне… Разве только ко мне?
Ты сам сказал, что выбрал в жизни деньги и женщин… То ли вы-
брал? Через несколько месяцев тебе исполнится пятьдесят пять, ты
выйдешь на пенсию. Практически всю жизнь ты провёл в морях под
флагами разных стран на супертанкерах, зарабатывая немалые день-
ги. Только где они? Всего-то овеществились в квартире детей и в
доме теперь уже бывшей жены? Ты всю жизнь менял женщин, веч-
ный коллекционер-попутчик, не способный на постоянство. Где эти
женщины? Ты был счастлив? И это ты – некогда одарённый мальчик,
гордость, надежда, интеллектуальная элита нации, которую кохали не   
в банальной школе, а в школе-интернате Академии наук. Ты – мужчина
с претензиями к жизни, любитель принцесс, которых на земном шаре
и осталось – то немного, и которому всё же удалось станцевать вальс
с настоящей принцессой… Ты вырастил детей. Ты построил дом. Ты
состоялся как профессионал. Ты – умеющий быть великодушным, чут-
ким, тонким. Ты – умеющий быть прекрасным хозяином дома…

Единственное, чего мне хотелось всегда, – любить. И я любила
тебя не за что-то, а просто так, часто вопреки всему. Ты единственный
в моей жизни мужчина, кому совершенно искренне сказала об этом…
Мне дорог твой голос, твои интонации, то, как нараспев произносишь
некоторые слова, как смешно оттопыриваешь губы, когда делаешь или
говоришь что-то эдакое, я наслаждаюсь запахом твоего тела… Милый,
родной, мне грустно без тебя. Самый красивый солнечный день без
тебя пуст, прожит зря. Любой день может быть только как ожидание
встречи с тобой. Даже когда ты далеко в море, ты есть, мы вместе. Эта
всепоглощающая потребность любви для меня как единственно
возможная форма жизни, то, ради чего стоит жить... Какое это
счастье, утром вынуть из кроватки дитя – тёпленькое с ясными блестя-
щими глазками, взять на руки! Но любовь к ребёнку не заменяет лю-
бовь к мужчине. Любовь матери к ребёнку сначала как любовь к самой
лучшей, самой чистой части себя. Но потом, когда ребёнок встает на
ноги, начинает самостоятельно есть, одеваться, гулять, это чувство по-
степенно сменяется заботой и передачей опыта… Я долго сдерживала
в себе любовь к мужчине… И мне хотелось встречных чувств.

Мне в сущности немного надо: солнце по утрам, чистый воздух,
свежую росу на листве, цветы, растущие на земле, чистую воду, в кото-
рой можно купаться, дом, здорового на голову и на тело мужчину. Мне
трудно жить в городе. Я мучаюсь от людской скученности и концен-
трации изъянов человеческих характеров, сосредоточенных на одном
квадратном метре… Мне хочется жить с любимым и любящим мужчи-
ной и быть счастливой. Но семья для меня – это не двое на сквозняке,
куда врываются любые энергии, любые люди. А это поддержка и по-
нимание, уверенность в другом, его надёжность. Это отсутствие лжи и
измен, которыми ты меня измучил…

Люблю и отпускаю. Ты свободен. Ты волен сам делать свою
жизнь… Ты можешь, как ты это делал часто, занять страусиную пози-
цию, спрятаться, сделать вид, что ничего и никого не было – ни меня,
ни девочки. Не брать трубку, выключать телефон, когда я звоню, по-
тому как стыдно, да? А когда протрезвеешь, можешь в очередной раз
заявить, чтобы она тебя оставила в покое. Только едва ли получится
– достанут, коль привязались...

Ты можешь оставить всё как есть, как течёт. Жить, подчиняясь чужой
воле, что, впрочем, ты уже делал: ловчил, чтобы приспособиться жить   
с наказанием, которое наложили на тебя; женился на беременности, а
потом ушёл из тобой же построенного дома. Ты можешь даже женить-
ся на этой девочке, пить и дальше водку и пилюли силы оленя, а потом
опустошённым валяться на койке и болеть, ходить в рейсы, обеспечи-
вать её, пока, как ты однажды сказал сам, не сдохнешь… Животное на
поводке чужих желаний...

Ты можешь умереть. И это просто. Потрясаюсь, сколько силы за-
ложила в тебя природа, что при таком образе жизни – пьянки, рейсы,
тридцать шесть лет, весь цвет мужской жизни с порчей – и у тебя ещё
нет таких болячек, с которыми в рейс уже не выпускают. Ты ведь ещё
относительно здоров. Но напрочь перекрытая порчами и проклятием
энергосистема и алкоголь быстро могут похоронить тебя… И ты уй-
дешь, чтобы в следующих жизнях в более жёсткой форме столкнуться
с проблемами, которые создал в этой.

Ты можешь уйти в монастырь. Наверное, это вариант. По крайней
мере, он даёт шанс отмолить свои гулянки и родовое проклятие, ко-
торое, не исключено, идёт от папочки, который после смерти жены
знатно «потоптал» молодок в деревне…

Ты можешь разгрести свои проблемы. И сделать это можешь
только сам. Ведь можно найти того, кто не только снимет порчу, но
и какое-то время поможет защищаться от неё. И ещё, долг красен пла-
тежом. Все наши жизненные порывы – просто форма энергии, и не
важно, в какое время и на каком уровне эта энергия возвращается или
трансформируется – духовном, психологическом, физическом… Ты
можешь в материальном мире дать девочке то, что не дал тогда. Хоро-
шо, если б это было что-то, о чём она мечтает. Чтоб не она вышибала
из тебя деньги на платежи за телефон, кофточки и крема по каталогу,
а ты сам предложил ей что-то значимое: хорошую шубу, поездку. Мо-
жет быть, она там найдет кого-то подходящего для себя… И накорми
её от пуза: почему бы не сходить в фешенебельный ресторан, где она
сама, не ты (!) выберет, что хочет… Но не спи с ней – это не твой спо-
соб получать удовольствие, а её способ управлять тобой.

…А я остаюсь одна в пустоте… О-д-н-а… Тяжко. Горько. Больно…   
И опять не остаётся ничего другого, как, подобно птице феникс, вос-
креснуть… Придёт китайский доктор, соберет моё разваливающееся
тело. Русский доктор даст травок по рецептам, проверенным тысяче-
летиями. Очень хочется надеяться, время зарубцует ранки в душе…
И если в тебе ещё осталась хоть капля тёплых чувств ко мне, сделай,
пожалуйста, подарок: выбрось свое чувство вины, ты ведь тоже научил
меня многому. Я впервые задумалась, почему люди совершают такие
безумные бесчеловечные поступки – привораживают, лишая воли. Ты
наверняка знаешь, православие считает это страшным грехом, но как я
ни искала – почему, ни подоплеки, ни аргументов, ни у священников,
ни в книгах не получила. Теперь – знаю…

Первое, что ты сказал по телефону, когда вернулся из последнего
рейса: «Я, честно говоря, ещё не пришёл в себя». Милый, приходи в
себя. Ты освободишь меня от тревоги за твою жизнь. Ведь рано или
поздно у кого-нибудь из наших общих знакомых я спрошу, как ты…
Наверное, это твой шанс изменить свою жизнь, который ты дал себе,
похоже, того ещё не осознав. Каждый свой путь проходит в одиночку…
Люблю. Люблю и отпускаю, чтобы самой идти дальше…

17 сентября – 5 декабря 2009