Прощай... Любкины рассказы 2

Алексей Яблок
                Соседи               

       Я зареклась не рассказывать больше об ужасах блокады – об этом столько сказано и написано. Но совесть заставляет вспомнить людей, живших рядом в счастливые довоенные годы и с кем пришлось пережить (а кому и не дожить) блокаду.
       ...Я уже говорила, что первыми стали падать одинокие люди. В нашем подъезде жила пожилая учительница, латышка. Когда ей стало невмоготу, она пришла почему-то ко мне и сказала:
           - Любочка, если ты мне не поможешь, я скоро умру...
Так у меня появился еще один член семьи. Каждый день я заходила в её комнату,разжигала огонь, подкармливала её, отоваривала  карточки... Грета Карловна умерла в конце 1942 года – вторую блокадную зиму пережить она не смогла.
       ...Соседями на лестничной площадке была многодетная семья: отец воевал на фронте, а мать с пятью детьми оставалась в блокадном городе. Дети умирали один за другим. Мать оставляла их в кровати и, когда приходили уполномоченные проверять проживающих, семья получала карточки на умершего ребёнка. После детей умерла мама. Выжила только старшая дочь.
       ...Выше этажом жила интеллигентная семья – три дочери и за год до начала войны родившийся долгожданный сын, поздний ребёнок. Жили они в достатке, малыша баловали и родители и сёстры. Когда началась война, отец ушел на фронт. Наступила голодная осень, есть было нечего. Привыкший получать от старших всё, что захочется, малыш просил кушать, сладостей и не мог понять , почему их ему не дают. Он тянул ручонку в направлении буфета, откуда эти сладости обычно появлялись. Мама открывала дверцу и малыш не плакал, не капризничал: в глазах его светилось крайнее недоумение при виде пустых полочек...
       Старшая дочь не вернулась из института во время самых первых бомбёжек; младшая, моя подружка, погибла от прямого попадания снаряда на трамвайной остановке на Невском – именно на том самом месте, где до сегодняшнего дня сохранили предупреждающую надпись. Средняя сестра ушла в ополчение. Мама умерла в начале 43-го, малыша забрали в эвакуацию. Вернувшаяся из ополчения сестра в течение многих лет тщетно пыталась разыскать братика...
        ...Трагичной оказалась судьба семьи моего дружка Рафика. Синявские были самыми известными и уважаемыми людьми в нашем доме: мама- именитый учёный, врач-хирург; папа работал до войны начальником электростанции; старшая сестра тоже занималась наукой, ну и бабушка-мать отца. Жили они в пятикомнатной квартире с телефоном – редкие жилищные условия в тогдашнем Ленинграде.
В тот июльский день мы хотели сходить в кино, но в последнюю минуту Рафик передумал и вернулся домой. Семья в полном составе собралась обедать. После обеда всё задержались в гостиной, а мама прошла в свой кабинет. В эти минуты начался очередной обстрел, рядом с домом разорвался снаряд. Из маминого кабинета раздался вскрик... Осколок угодил женщине в голову, смерть была мгновенной. Отец в отчаянном беспамятстве схватил её и на руках донёс до до ближайшей поликлиники.
         Смерть жены – главы семьи - полностью деморализовала отца Рафика: он стал странным, забывчивым. Результат такого его состояния вышел трагическим: по забывчивости он пропустил в учете вагон с топливом, был обвинен в измене Родине  и по решению суда расстрелян. Бабушка этого горя не перенесла. Рафик и сестра выживали вдвоём. Через год Рафика призвали на фронт, где вскоре гвардии танкист погиб в бою. Сестра единственная из семьи пережила блокаду.
        ...Чтобы спасти жизнь, люди отдавали всё, что имели, копили десятилетиями: меняли на хлеб драгоценности, дорогие вещи, меха; жгли мебель. На третьем этаже жила супружеская пара, наверное «из бывших». До войны муж работал в каком-то важном учреждении, а жена была фармацевтом. В доме чувствовался полный достаток: хозяйка ходила в каракулевой шубе, вся в мехах; муж тоже одевался роскошно. Жила эта пара замкнуто – соседи в их квартире не бывали.
С началом зимы супруги стали всё реже появляться во дворе, а потом и совсем пропали. Когда управдом с обеспокоенными соседями зашли в квартиру, они застали там шикарную мебель, богатые одежды и семейные драгоценности. В доме было чисто убрано, а хозяева были мертвы: она – в постели, он – в любимом кресле...
       ...Осенью 1942 года я начала работать в ателье по пошиву военного обмундирования вместе с мамой. Располагалось оно в другом конце города и на дорогу в оба конца уходило 5-6 часов. Приближалась зима и стало понятным, что по непогоде нам этого не сдюжить. В нашей бригаде работала девушка по имени Клара. Увидев безысходность нашего положения, она предложила мне жить в её семье, совсем рядом с ателье.
С этого началась наша дружба с Кларкой; дружба, которая продолжается уже более шести десятков лет; ни на день не затухавшая, куда бы нас не забрасывала судьба.
         Так мы и решили: я перебралась к Кларе, а мама приспособилась ночевать в самом ателье. Как же хорошо жилось мне, несмотря на голод и нищету, в Клариной семье! В одной комнате нас было пятеро-Кларина мама и её две сестры. Спали по двое на кровати, нераскладном диване, а также на крохотной кушетке. Ведро для ночной нужды стояло в центре.
Все события, которые происходили с нами, порой даже драматические, воспринимались со смехом. Да-да, во всём мы старались отыскать смешинку и оттого , что все были настроены на такой лад, в нашей коммуне присутствовало какое-то умиротворение.
Хлеб и всё, что удавалось раздобыть любому из нас, делилось на равные
части, которые потом разыгрывались, как фантики. Тот, кому доставалась счастливая горбушка, должен был рассказать смешную историю или просто трижды прокукарекать. Жили – позавидовать можно!!

.                Лебеда
               

         Первая блокадная зима минула. Наступила весна, а вместе с ней новые тревоги: весь город был завален мусором и нечистотами, трупами  замерзших, которых не разыскали сборщики, домашних животных. Реально возникла опасность эпидемии.
А это уже даже не голод – от такой заразы не спастись. Всю зиму до наступления тепла шла интенсивная эвакуация детей, стариков, больных через  «дорогу жизни» - лёд Ладожского озера. Таким образом решались две задачи-спасение слабых и обречённых на гибель и создание хоть немного лучших условий жизни для оставшихся в городе.
         С учетом угрозы эпидемии весь город - стар и млад, все, кто держался на ногах,- вышли на уборку улиц, парков, дворов и развалин. Мне, пятнадцатилетней девчушке, не державшей никогда в руках лома, трудно было управлять этим орудием производства, скалывая лёд и вмерзшиеся туда нечистоты. Зато я приспособилась и ловко выполняла другую работу: черпала и подавала всё те же нечистоты , но уже из канализацинных колодцев.
Когда пришло настоящее тепло, наш красавец – Ленинград оказался чистым и умытым. Никаких эпидемий, на которые так рассчитывали фашисты, не было и в помине за все 900 дней жестокой блокады.
        Весна была уже в полном разгаре – в парках, во дворах, на пустырях стала пробиваться первая зелень. Однажды, возвращаясь из госпиталя домой, я увидела двух подростков лет двенадцати – четырнадцати, которые собирали какую-то травку на пустыре. Я подошла к ним и спросила, кто они и что делают. Это оказались брат и сестра. Их мама умерла в эту голодную зиму, а отец воевал на фронте. Так вдвоём они и выживали.
        - Вот, собираем лебеду.
        -Зачем вам эта трава, какой из неё толк?
        - Большой. У нас есть немного махорки, мы у военных обменяем её на квас и хлеб. Вот, если из кваса, хлеба и лебеды сделать окрошку – пальчики оближешь!.. Собирай тоже – не пожалеешь.
        С той поры лебеда стала обязательной частью нашего рациона, главным источником витаминов для истощенных людей.
          А ещё с этой травкой был связан такой случай. С наступлением тепла главной задачей хозяйственников города стали огороды в пригородах, от чего зависело , как Ленинград переживёт следующую зиму.
Для этого молодёжь с производства отправляли на сельскохозяйственные работы. Попала в такой отряд и я. Работали наездами: недели две на посадке овощей, потом через 3 – 4 недели приехали на прополку. Жили мы в эти дни в классных комнатах местной школы, спали на полу, где, частенько забираясь в нашу одёжку, сновали мыши и крысы....
Ну вот, когда мы вышли на прополку, то увидели, что наши овощи густо заросли сорняком, в котором я узнала ту самую лебеду, которую обрывала на пустыре.
       Бригадир скомандовал:
         -   Ваша задача – очистить за неделю все посадки от сорняков!
         -   Каких сорняков? Да ведь это же лебеда, за которой в городе люди охотятся по всем пустырям.
         -   Знать ничего не знаю-прополку надо закончить за неделю, дальше – делов полный ворох.
Тут откуда не возьмись у меня такая смелость и я раскричалась:
        -   В городе люди подбирают каждую травинку, а здесь мы будем выбрасывать лебеду в мусор?!
Меня горячо поддержали все ребята-комсомольцы. Бригадир пошел на попятную. Сошлись на том, что сроки прополки остаются прежние; лебеду же мы будем аккуратно собирать, а совхоз выделит машину для её доставки в город.
Назавтра первая полуторка, доверху набитая травой, уехала в Ленинград и на прилавках магазинов появилась лебеда – овощ не овощ, но витамины, оказавшиеся подспорьем для многих ленинградцев. До сих пор испытываю гордость за себя и своих подруг, отстоявших тогда у бригадира спасительную травку.
Кроме того, рецепт окрошки с лебедой, который мне дали сиротки, пользовался популярностью у нас и у располагавшихся неподалеку воинов-зенитчиков, у которых мы разживались квасом для приготовления этого деликатеса.
         Наконец, с лебедой было связано печальное событие, имевшее место лично со мною. Командировка в совхоз должна была продлиться более месяца. Если кто-нибудь подумает, что работа на огородах давала какие-то преимущества в питании, то здорово ошибётся. За тем, чтобы никто не рвал с грядки и не прятал овощи, тщательно следили, а последствия такого деяния по тем временам могли быть самыми печальными. Не удивительно, что сочетание тяжелой работы под уже палящим летним солнцем  с предельным истощением не всем оказалось под силу.
          В то утро я еле держалась на ногах. Подруги обратились к бригадиру, с просьбой дать мне передохнуть, но он не обратил на них внимание. Кое-как добравшись до огородов, я окончательно сломалась. Резко поднялась температура, начался какой-то полубред. Тут уж сам бригадир, увидев меня с пустыми, горячечными глазами, отправил больную в деревню.
Отпустить –то он отпустил, да вот куда идти я совершенно не соображала. Шла вперёд, еле переставляя ноги, инстинктивно понимая, что если упаду, то погибну – здесь меня никто не найдёт. Сколько я так шла- не помню. Последним, что я тогда осознала , был окрик:  - Стой! Кто идёт? Стрелять буду!
После этого уже с чистой совестью потеряла сознание.
       Как потом мне рассказали , я вышла в расположение зенитной батареи. Увидев бездыханную девчушку, командир расчета связался с совхозом и меня решили эвакуировать домой.. Попутной оказалась машина с той самой лебедой, которую периодически отправляли в город. Молодому парнишке-водителю долго объясняли, как довезти меня до дому, но он, бедняга, заплутал в большом городе и много времени куралесил по улицам, пока попал к моим.
Не знаю, что со мною происходило, но я до сих пор уверена, что тьмяный и горьковатый запах чуть подпрелой лебеды вернул меня к жизни. Вылезая из кузова, я уже что-то соображала, а через денёк – другой и совсем пошла на поправку.
        С той поры запахи бархатных роз или самого лучшего французского парфума для меня не могут сравниться с чуть слышным запахом российской травки-лебеды.
                (продолжение...)