Эпизод 1. Наследие

Талис Тория
                Nuttin but stringz - "broken sorrow".mp3
- Дан-пета! – хулиганисто выдала маленькая темная кудрявая головка, сверкнув  ледяными капельками страз на голубых заколках, и быстренько засунулась обратно в гримерку…
  Ему не понадобился переводчик, чтоб понять, что обращались к нему.
  Точнее- дразнились…
  ...«Дон Пэдро»
… так прозвала его ее мать когда-то давно...
  Как бы Таня на это ни возражала, авторство главного в театре, окаменевшего как кости мамонта обзывательства доподлинно установлено. И хоть Танюшина дочь, «наследная прЫнцеска сцены» никогда ни с кем в театре принципиально не дружилась, возмутительное прозвище за 15 лет прижилось весьма прочно – ничем уже не вытравишь.
  «Шило» (так когда-то прочитали ее имя в рукописной ведомости и какое-то время дразнили) выросла здесь, потому что Таня никогда не хотела покидать свой театр насовсем, и Инна – дитя Балета, чувствовала себя здесь как дома…
...или как в коммунальной квартире, где либо на пределе терпения не замечаешь остальных, либо распихиваешь локтями, отвоевывая личное пространство… Нэсс никогда ни с кем особо не дружилась – просто приходила и делала свою работу. Но как, поганка, блистательно делала!!! Молча, не прося и не жалуясь, исполняла свой долг -  Волю Всевышнего и собственное высокое предназначение, лишь иногда взрывая призрачный покой дурацкими скандалами и выходками на пустом месте... Которые ведь начались гораздо раньше, чем думает Таня…
  Наследная прима...
  Неуправляемая особа, она полагает, что ей здесь за выслугу лет и необычное дарование все можно? Ведет себя как хозяйка… Распоряжается, «строит всех», маленького ребенка здесь уже прописала — здесь Храм Искусства, или песочница? Слушать никого не желает, никто ей не авторитет... Ему бы еще тогда бы, с «Дона Педро», надрать бы ей зад…
  Крошечная кудрявая черноглазая головка снова высунулась, комично удивилась, застав его на прежнем месте, и, округлив глазки-пуговки, озорно спряталась. 20 лет назад ее мать вот так же шкодила, а Татьяна вот точно так же звала ее всегда полным именем, никогда на нее не ругаясь. Правда, Татьяна, его жемчужина, тогда уже в театре не работала. Она не смогла восстановить форму после беременности. В отличие от своей дочери - этой дьяволице удается все...
  Ох уж эти женщины! Едва взлетят, поразят, наоставляют надежд и перспектив, и все, туда же… в беременность. Глазом не успеешь моргнуть! Еще лет 20, и Ева вот так же… Следом за Инной. Следом за Таней…
Он мотнул головой, выряхивая ужасающие мысли о том, какой он тогда будет уже стаааарый… Когда Таня напоролась на своего… Владислава? Виталия? Вадима? Этого мальчика-строителя, ему самому уже было за 33. Легким неосторожным движением этот безымянный  бездарь умудрился погубить блистательный талант, и исчезнуть, отняв и разрушив все, что так бережно пытался хранить тогда еще ИО ГлавРежа…
   «Наследного» обидчика он хотябы знает в лицо, и хорошенько проучил наглеца…
...Хотя он же сам и привел его за руку в свой театр… Кто ж знал…
Как ни избавляйся теперь от всяческих напоминаний о казусе, его проф.ошибке с личным подтекстом, у Евы, которая растет тут, на глазах у всех, тот же нахальный беспечный острый как шило смеющийся взгляд.
  Правда, если у нее еще и его же волшебные ноги…
  Все, больше никаких упоминаний! И Повелитель этой обители Искусства знать не желает ни о его альтернативных карьерных успехах, ни о том, что он может все еще околачиваться поблизости, отираться возле выращенной им юной королевы, которая сама по себе является обидным напоминанием об его упущених. Ей-то теперь никак нельзя распалять свой исключительный талант так бездарно, как сделала ее мать!
Кошмар, упустил одну, потом вторую. Теперь он еще и «Дон Педро»… Даже в глазах 3-летнего анге…дьяволенка, как и в глазах всех своих творений и богинь… Валерий Григорьевич Пеатровский был зол. На всю несносную Милевинскую династию — свое очаровательное разочарование.