Сидеть на холодном полу, осыпанному мхом, поблескивающим ледяными капельками, было легко, но в то же время все мысли были скоплены не в одной проблемной точке, и не могли приобрести форму для их понимания.
Я совсем запутался, нужно ли мне выходить из этого места. Здесь холодно, сыро и мрачно, но на контрасте с этим на душе было теплое свечение. Если бы я вышел от сюда, то снова пришлось бы находиться в "светлом" мире. Вдыхать пропитанный ложью и предательством воздух, смотреть на небо, что видело все войны и ссоры людей. Видело смерть и отчаяние, слышало все это. Ведь люди обращаются к нему лишь с жалобами и мольбами о лучшем, с горечью и обвинениями в голосе. А небо всё радует человечество своими красками, но люди этого не ценят. И я не ценю. Я не смотрел бы на него всю жизнь для того, чтобы не испытывать чувства вины перед ним. Небо конечно простит, но мне не нужно прощение, я его не просил. Попросту не умею. Наверное, я здесь поэтому. И не жалею. Не нуждаясь ни в чем, кроме здравого ума, я начинаю обретать себя в своих мыслях.
Надо мной находилось не очень большое окно. Сквозь проржавевшую решетку прорастали клочки травы, свешиваясь длинными лоскутами почти до самого пола. Смотря на старые кирпичные стены, исписанные белыми камешками в мыслях всплывают образы людей, мечущихся здесь в агонии, и чье тело сгнило за решетками. Эти образы настолько застряли в моих мыслях, что когда кончики пальцев коснулись мягкого мха, я быстро отдернул их в сторону, представляя почти разложившуюся мягкую плоть. Во рту почувствовал медный привкус, и на минуту мне показалось, что даже в воздухе был едкий запах падали.
Я просидел здесь так долго, что уже и не назову этот определенный промежуток времени. Сначала я пытался не думать, почему именно сейчас? Хотя с другой стороны, а когда? Я не помню ни как сюда попал, ни своей прошлой жизни. Словно я здесь был всегда.
В этом помещении была дверь. Ее ржавые петли заскрипели бы, попытайся ее открыть. У самого порога маленькими кусочками росла высокая трава. Но самое главное, в старой замочной скважине был ключ.
Я знал, что из этой комнаты можно выйти, но боялся, как уже говорил.
Я умер в этой клетке, так и не обретя свободы, так и не решившись встать и повернуть ключ.
В жизни мы тоже можем сидеть в таких клетках. Только находится там не наше тело, а душа, разум. Занимаясь самобичеванием и тем, что проклинаем того, кто посадил нас сюда, забывая при этом оставившего ключ, мы отвергаем мысль о свободе, ссылаясь на свое заключение в темнице. Но некоторые выходят, поворачивая ключ, и стремясь к высоте. Возможно конечно, если кто-то просидел в этой клетке слишком долго, то при выходе отсюда, ему придется пройти нелегкий лабиринт внутри себя для того, чтобы отряхнуть с себя мох, поблескивающий ледяными капельками.