Глава 15. Бобрики
1
Спал Егорка беспокойно, боялся свалиться с крыши. Сосед изменил положение и лёг рядом с ним головой по ходу движения поезда. К утру от паровозного дыма почернели, как негры. «У отца помоюсь, - подумал про себя Егорка, - быстрее бы только доехать». Стал думать о встрече с отцом на его городской квартире. Наверно, сильно удивится моему приезду. Мы же ему не писали об этом.
- Слушай, парень, у тебя нет чего-нибудь пожрать? – повернувшись к нему лицом, вдруг спросил сосед по крыше.
Егорка отрицательно покачал головой. Но мужик, видимо, усомнился в честности Егорки и недовольный буркнул себе под нос: «Все вы такие».
- Честное слово, у меня ничего нет. Сам жрать хочу, аж голова кружится.
Сосед отвернулся. Его тощие плечи вздрагивали, и Егорке показалось, что тот плачет.
- А деньги? Деньги у тебя есть? – спросил он, не поворачи-ваясь.
- Откуда они у меня? Я деревенский. Были бы деньги, не ехал бы на крыше вагона.
На этом диалог Егорки и его попутчика оборвался. Бородач так и остался лежать к нему спиной, не то икая, не то всхлипывая. Егорка уставился на трубу вагона пытаясь понять её предназна-чение. На крыше таких труб было ещё две, и только из крайней тянулся сизый, пахучий дымок. Сначала подумал, что их сделали специально для любителей езды на крышах и безденежных пассажи-ров, чтобы тем было удобно за них держаться и привязываться для страховки. Сам же усмехнулся от этой дурацкой мысли. «Наверно, для того, чтобы при отоплении вагонов дым выходил из этих труб наружу, - эта мысль больше походила на правду, хотя особого дыма из труб не заметил, кроме одной. Хотел спросить соседа, но тот вдруг заговорил сам с собой, при этом ругая кого-то невидимого.
- Сволочь, довёл людей до предела. Сам бы, гад, побыл в этой шкуре, может, понял бы каково это.
Егорке подумалось, что попутчик ругает Сталина. В деревне его тоже вовсю кляли последними словами. А, может, и Ленина. Ведь, по словам деда Иннокентия, Ленин был тот ещё фрукт. С гнильцой. Ведь это он придумал все эти колхозы, ненавистные народу, из-за него была и гражданская война.
- Деревни в колхозы, города в общежитии! - донеслись до него выкрики соседа. Егорке даже подумалось: «Не тронулся ли умом этот бородач? Кому кричит, зачем?»
Ну, про колхозы Егорка всё знал, сам в нём мучился, а вот что означает «общежитие» ему было пока неведомо. Наверное, что-то родственное колхозам. Снова хотел спросить у бородача, но передумал, тот притих, и не хотелось его беспокоить.
Апрельское солнце было тёплым и ласковым. Вагон, на крыше которого ехал Егорка, мерно покачивался и убаюкивал. «Господи, хоть бы не уснуть снова», - молил он Бога. И ещё не сомкнув веки глаз, стал видеть сон. Сначала перед Егоркой появился отец в своём свадебном костюме, а потом и мать в подвенечном платье. Они сидели за праздничным столом и звали детей обедать. Егорка взял с блюда большой кусок кулича и поднёс его ко рту…
- Эй, парень, заснул что ли? – услышал он знакомый голос откуда-то издалека и толчок в бок, - Поднимайся. Сейчас будут твои Бобрики.
Это слово, как по волшебству привело его в другое состояние. Он открыл глаза и мгновенно вскочил на ноги. Посмотрел вокруг в надежде увидеть высокие кирпичные дома, трубы заводов или фабрик, оживленное движение улиц и, не увидев ничего, кроме нескольких сараюшек, он перевёл растерянный взгляд на соседа.
- Говорю же, сейчас будут твои Бобрики. Ты ведь туда едешь?
Поезд вползал на какой-то пустынный полустанок с одиноким строением у платформы, напоминающим привокзальную уборную в Тамале, на котором отчетливо было написано «ст. Бобрики». Недоумевая, он быстренько спустился с вагона на землю. Поезд тут же тронулся дальше, как будто останавливался только для Егорки.
Он чертыхнулся про себя, подойдя к зданию станции. «Какой же это город? Здесь жить-то негде, не то, что работать. Видимо это не те Бобрики, о которых писал отец. А до тех либо не доехал, либо проспал», - мысли путались у него в голове.
Зайдя в здание станции, он обнаружил небольшой вестибюль, с правой стороны которого располагались дверь и окошечко кассы, а с левой просто дверь с надписью «кладовая», закрытая на висячий замок. По этой же стороне стены стояла скамейка, на которой сидела дородная женщина и лузгала семечки. Никакого зала ожидания здесь, конечно, не было.
- Скажите, - обратился он к тетке, - это и есть город Бобрики?
- Это временная станция города Бобрики, молодой человек, - ответила женщина, - ты, что ли приезжий? Чего такой чумазый?
- Да, я только что приехал и мне нужен город Бобрики, а я его не вижу, кроме этих избушек на курьих ножках. Кстати, где можно умыться.
Женщина улыбнулась. Вид этого вымазанного сажей подрост-ка в великоватом зипуне вызывал у неё улыбку.
- Сам город находится в четырёх километрах отсюда. Всё рассчитано на перспективу. Он строится и разрастается. Лет через десять его дома и улицы, корпуса заводов подойдут и сюда. Тогда уж никто не будет спрашивать, где город Бобрики. А сейчас выйдешь со станции, по правую сторону будет дорога. Она то и ведёт в город. У дороги есть ручей. Не забудь помыться чертёнок.
Егорка обрадовался и, поблагодарив женщину, вышел на улицу. Ярко светило и пригревало весеннее солнце. Настроение тоже соответствовало. «Через час-полтора буду в городе, найду барак отца и буду жить с ним под одной крышей», - думал он, двинувшись в указанном направлении.
2
Город Бобрики на самом деле городом ещё не был. Большая деревня с двумя десятками двухэтажных домов в центре. Вокруг по обе стороны шло огромное строительство заводов, фабрик, клуба, магазинов, различных учреждений и жилых домов. Оказавшись в эпицентре этого строительства, Егорка спросил у первого встречного, как пройти к бараку с номером четырнадцать. Мужик показал направление барачного посёлка.
- Если грамотный, там найдёшь нужный барак.
Вокруг была непролазная грязь. На проезжей дороге между двумя заборами бородатый мужик нещадно хлестал лошадь, пытаясь вытащить из грязи увязшую повозку, груженную строительными материалами. Егорке стало жаль рвущуюся скотину. Он подошёл к телеге, упёрся в неё плечом, как когда-то делал его отец, да и все деревенские мужики и стал подталкивать сзади, помогая лошади. Та немного сдвинулась, но этого было недостаточно, чтобы вытащить её полностью.
- Не лупи клячу, давай вместе подтолкнём, - предложил он бородачу. Тот удивлённо посмотрел на паренька, однако встал рядом и тоже подналёг на телегу.
- Но-о, милая, - ласково прикрикнул Егорка.
Лошадь напряглась. Телега с помощью мужика и подростка подалась вперёд и вылезла из грязной ямы.
- Тысячу раз просил прораба засыпать эту яму на дороге, - как бы оправдываясь перед Егоркой, заговорил бородач, - и как об стенку горох. Постоянно тут застреваю, да и не я один. Просто ужас какой-то.
- Значит, плохо просил, - заметил Егорка и пошёл дальше. Терять время на разговоры ему не хотелось.
Барачный посёлок стоял особняком. Его разрезала улица, по обе стороны которой тянулись по десятку серых плоских строений. На каждом черной краской был выписан крупный номер. Егорка без труда нашёл нужный ему номер и вошёл в барак. У входа рядом с дверью, за небольшим столом сидела крупная толстая женщина. Таких толстых ему раньше видеть не приходилось, поэтому возникла мысль, что она хорошо питается, а значит, голода здесь не ведают.
- Вам кого, молодой человек? - спросила женщина, уставившись на пришельца.
- Отца. Никишина Семёна Алексеевича. В какую дверь мне к нему войти?
- Никишин? – переспросила женщина, придвинув к себе большой журнал. Она быстро раскрыла его и пробежала глазами в сопровождении указательного пальца по страницам. – У нас такой не проживает.
- То есть, как не проживает? – растерялся Егорка. Он достал из котомки письмо отца и протянул его вахтёрше, - Вот его письмо с обратным адресом. Здесь чёрным по белому написано: «барак номер четырнадцать».
- Парень, я не говорю, что не проживал, я говорю, что не проживает. Около месяца назад он выехал отсюда, - раздраженно ответила женщина.
- Куда?
- А куда у меня не указано. Может, к бабе какой перебрался, а может, вовсе уехал из города.
Егорка вспылил. Слова этой толстой тётки резанули его по сердцу.
- Мой отец не такой чтоб по чужим бабам таскаться.
- Ой. Все они не такие, когда из дома вырываются. Но ты не расстраивайся. Я не утверждаю. Если хочешь узнать подробней, зайди в милицию. Это во втором бараке. Они могут точно знать, где твой папаша обитает.
Но его и там не обрадовали. В их журнале стояла отметка, что Никишин С.А. выбыл из города в неизвестном направлении. Егорка окончательно сник. Глаза застилали слёзы.
«Ну и что мне теперь делать? – думал он. – Ехать обратно в деревню, чтобы помирать там вместе со всеми? Или, может, остаться здесь и попробовать устроиться на работу? Я ведь грамотный. Полгода в пятом классе отучился. Нужно попробовать».
Первым учреждением, попавшемся на его пути, оказалась почта. Егорка без промедлений вошёл в кабинет начальника.
- Вы ко мне? – спросил мужчина, сидевший в глубоком кресле за большим столом, покрытым зелёным сукном. Перед ним лежали счеты, и он быстро щёлкал косточками на них. Казалось, что он совсем не замечает посетителя, но снова повторил свой вопрос.
- Я насчёт работы. Егоркой меня зовут. Я приехал сюда из Красавских Двориков, что на Саратовщине. У нас там голод страшенный. Люди мрут, как мухи по осени. Я приехал к отцу, а его тут не оказалось. Сначала работал здесь, а потом уехал неизвестно куда. Дайте мне работу какую-нибудь, пожалуйста. Я грамотный. В пятом классе полгода учился, - выпалил Егорка на одном дыхании заранее подготовленную речь. С интонацией только жалостливой не получилось из-за торопливости.
- Сколько тебе лет, Егорка, - спросил начальник, теперь уже внимательно разглядывая посетителя.
Егорка такого вопроса не предвидел и потому растерялся. Он чувствовал, что ответить правду значило бы получить отказ, но врать он тоже не умел, поэтому с ответом случилась некоторая заминка.
- Пятнадцать, - неуверенно проговорил он, чувствуя неловкость и заливаясь краской перед важным мужчиной. Ему стало стыдно за свой обман и захотелось быстрее покинуть кабинет. Казалось, что этот мужчина в очках и пиджаке видит его насквозь и, конечно, не захочет брать лгуна к себе в помощники.
- Законом запрещено брать на работу несовершеннолетних, - серьёзно сказал глава организации.
- А умирать с голоду, выходит законом разрешено? – смело отреагировал Егорка.
Он не собирался сдерживаться и контролировать свою речь. Ведь ему всё равно почти отказали. Но на его выпад начальник отреагировал спокойно, не обиделся и не накричал, выгоняя из кабинета. Он как-то по-особенному смотрел на парня, что-то взвешивая про себя. Затянувшееся молчание мужчины Егорка растолковал по своему, и не прощаясь направился к выходу. Что без толку маячить у того перед глазами?
- Обожди, парень, - услышал он за спиной голос начальника.
Он остановился. Повернулся и уставился на мужчину. Тот, тем временем, принялся куда-то звонить по телефону.
- Ильич? Это я, Лушин, - заговорил он в трубку. - Сейчас к тебе подойдёт паренёк от меня, возьми его к себе в команду. Да, не кипятись ты. Я за него ручаюсь. Если сбежит с выручкой, я сам за него заплачу. Да, из своей зарплаты. Да-да, под мою ответственность.
Повесив трубку, он обратился к Егорке с чуть заметной улыбкой:
- Сейчас выйдешь из здания, обойдёшь его и увидишь в его торце дверь. Войдёшь в неё и спросишь Ильича. Он возьмёт тебя на работу.
Егорка хотел было спросить, что за работа и сколько за ней будут платить, но тут же осёкся. Какая, собственно, разница? Важно, что возьмут. Важно, что будут платить. Он был рад, что так повернулось. Лушин оказался хорошим мужиком, с пониманием. Выходя из кабинета, Егорка обернулся и от всего сердца сказал:
- Спасибо, товарищ начальник. Клянусь, что не опорочу ваше доверие.
- Я тебе верю, Егорка из Красавских Двориков. Иди. Я за тебя поручился.
3
Записав в тетрадь все биографические данные Егорки, начальник отдела доставки, Николай Ильич Рубцов принялся инструктировать новенького.
- Рабочий день у нас начинается в восемь часов утра. Прихо-дишь сюда и получаешь у меня газеты на продажу. Можешь продавать их везде, где сочтёшь нужным. Вырученные за газеты деньги будешь сдавать мне. Получать себе будешь тут же по семь копеек с рубля. Продашь на червонец, получишь семьдесят копеек, продашь на два червонца – рубль сорок твои. Понял?
- Понял, - уверенно сказал Егорка. – Если продам на сто рублей, получу семь рублей.
- На сто рублей ты не продашь.
- Почему?
- А потому, что я тебе не дам газет на такую сумму.
- Не доверяете? Думаете, я сбегу с такой суммой, - слова Ильича кольнули Егорку.
- Нет. Не поэтому. Просто ты у меня не один такой. Другим тоже заработать надо.
- Понял. Извините.
- Ну, тогда завтра в восемь я тебя жду, - и Рубцов пожал ему руку.
Егорка шёл по улице довольный. Пусть, если он будет иметь по полтора рубля в день, и то это будет выходить три четверти фунта хлеба. «Значит, с голоду не помру точно».
День понемногу угасал. Нужно было где-то располагаться на ночлег. Он рассчитывал, что будет жить с отцом, а теперь, когда выяснилось, что отец уехал, перед ним возникла новая проблема. «Конечно, сейчас не зима и ночи не такие холодные. Вон я на крыше всю ночь ехал и не замерз. Но не ложиться же под забором?»
.....
(продолжение главы можете узнать приобретя книгу)