Советская армия и эстонский мужчина-9

Служил в роте связи и ездил по командировкам.

Я служил в роте связи штаба Ленинградского военного округа ( воинская часть 63337). Офицерские кадры были слабыми, их было мало и специальное образование было на низком уровне. В то же время командир роты, капитан Воронков, был интиллегентным человеком и действительно думающий человек для Советской Армии. Также в роте было пара лейтенантов. Ни один из лейтенантов не имел высшего образования.
Эстонцев в роте было около десятка.
В январе 1965 года я получил звание ефрейтора и был направлен на станцию дальней связи. Зарплата для того времени была огромная: 20 рублей и 80 копеек. Для сравнения: рядовой солдат получал 3 рубля 60 копеек, примерно столько же стоила бутылка водки. В действительности у меня оставалось много денег, потому что сигареты присылали из дома и деньги больше не на что было тратить-
Моя первая армейская командировка была в город Кемь на побережье Северного моря. Туда прибыла техника связи со всего Советского Союза. Моей обязанностью было контроль техники и отправка в соответствующую воинскую часть. Также наша рота несла дежурства.
Позже меня на четыре месяца отправили в леса недалеко от Ленинграда, в место под названием Чёрная Речка, гсе находился подземный узел связи построенный на случай войны.

Выводной сошёл с ума и убил офицеров.

Один раз, когда мы вернулись из командировки, было 9 мая, утро праздничного дня. Мы прибыли в воинскую часть недалеко от Ленинграда и, к нашему удивлению, прошли через ворота и никто нас не проконтролировал. В воинской части стояла странная тишина.
Мы не понимали, почему так. Ведь именно в этот день во всех воинских частях проходят марши и другие церимониальные ритуалы.
Вскоре выяснилась страшная правда. Некоторое время назад в военную часть прибыла важная инспекция, в которую входили начальник штаба и командир местного гарнизона. Когда инспекторы дошли до солдат, наказанных в дисциплинарном порядке и находящихся на принудительных работах, то у инспекторов возник конфликт в выводным, охраняющим наказанных. В конце концов выводной крикнул:"Ой, смотрите, что это там наверху!". Когда высокие офицеры подняли головы вверх, выводной сдёрнул автомат с плеча и дал очередь по офицерам.Командир гарнизона и начальник штаба были убиты на месте. Далее сошедший в ума выводной выпустил очередь в сторону наказанных солдат после чего развернул автомат и застрелился.
Такие вещи случались в Советской Армии. Поэтому и тишина была в военной части поскольку хоронили убитых. Естественно близким сообщили, что они погибли во время исполнения служебных обязанностей.


Мне подходили культурные путёвки.

Остальное время срочной службы напоминают более позитивные события.
Я , к примеру, никогда раньше и даже позже, столько не ходил в театры и другие культурные заведения, как во время службы в армии. По субботам на военную частьдавали одно-два увольнения в город именно для посещения культурных мероприятий. Это были так называемые культпутёвки. Эти культпутёвки особо никто не хотел, солдаты срочной службы были больше заинтересованны в водке и женщинах, чем в музеях и театрах.
ну а мне это подходило. Так я посетил оперный театр в Ленинграде, другие театры города. Позже, когда я стал старослужащим, я водил молодых солдат на экскурсии в Эрмитаж. Экскурсии предлагались всем солдатам после курса молодого бойца.
Дедовщины не было. Для дедовщины наша часть была слишком маленькая. Также у нас было много эстонцев и мы держали всё под своим контролем. О эстонцах тогда было хорошее мнение, им доверяли самые серьёзные задания. Я, к примеру, проводил уроки по электронике. Даже офицеры приходили слушать меня на мои уроки.

По ошибке мы попали к танковым мишеням.

Самым обычным делом во ремя службы для нас было обеспечение связи на различных учениях. Через мой радиоузел можно было получить соеденение даже с Владивостоком. Обычным делом были учения в Карелии. Одни из учений оставили воспоминания о трижды герое СССР, маршале авиации Иване Кожедубе, который командовал авиацией на учениях. Стиль руководства Кожедуба представлял из себя пару коротких приказов за которыми следовала минута отборного русского мата.
Во время учений на границе с Финляндией бывали и курьёзные случаи. А именно: мы должны были обеспечить связь на танковых учениях. Поздно вечером мы прибыли на танкодром и там потерялись. Долгое время мы ездили по танкодрому, чтобы найти выезд, но правильной дороги не нашли. Тогда мы решили заночевать за небольшим пригорком, чтобы утром, при свете дня, разобраться с создавшейся ситуацией. Подумано - сделано.
Утром я проснулся и забрался на пригорок, чтобы осмотреть окрестности. Картина, открывшаяся с другой стороны пригорка, вогнала в слабость мои ноги и я застыл на месте: там виднелись пара десятков танков, стволы которых были направлены в нашу сторону. На вершине пригорка стояли мишени, по которым танки должны были начать стрельбу. Я в жизни так быстро не бегал.Я прилетел к нашей машине и нашей группе, мы сверхбыстро собрались и успели уехать буквально за минуту до того, как раздался первый выстрел. Удивительно, но за этим не последовало никакого наказания для нас, что мы опоздали или за то, что мы находились в неправильном месте.
Из несчастных случаев за время службы вспоминается, как сослуживец из эстонцев сьехал с дороги на ГАЗ-63 с аппаратурой и перевернул машину через крышу. Мой сослуживец получил серьёзные повреждения. Ему сделали предложение, что сможет не продолжать дальнейшую армейскую службу, если будет согласен поехать в опытный госпиталь военной медицины в Москву, где на нём будут испытывать влияние некоторых медицинских препаратов. Какие лекарства не нём хотели испытывать - неизвестно до сегодняшнего дня.
Немного подумав он отказался. Он решил, что более здоровым будет продолжение службы в Советской рмии, чем умереть во время опытов под воздействием лекарств или болеть до конца жизни официально непризнанными болезнями.

Четыре раза ездил домой.

Дома я был один раз в официальном отпуске, потом два раза во время командировок и один раз в самоволке.
В командировку меня посылали по той причине, что одному моему командиру очень нужен был парафин, необходимый для обслуживания щёлочных аккумуляторов. Парафина была хроническая недостаточность. А у меня на родине в Кохила была бумажная фабрика, которая добавляла парафин в один определённый сорт бумаги. Так я и ездил дважды домой и привозил парафин.
В самоволку я ходил во время благоприятных для меня обстоятельств, чтобы принять участие во встрече одноклассников. Из своей части я был направлен в командировку в другую военную часть и поэтому на моей части на моё отсутствие не обращали внимания. Когда я закончил необходимую работу в другой военной части, то я решил поехать на своё основное место службы через Таллин. Всё это мероприятие, естественно, было связано с риском, то есть с возможностью попасться в руки военному патрулю. Это почти случилось в Таллине. А именно: посланный встречать меня на железнодорожную станцию одноклассник, с которым мы договорились, что он идёт примерно в 100 метрах впереди меня и поднимает руку, если видит военный патруль и в одну минуту я вижу, как он резко вскидывает руку. Я рванул в ближайшую улочку, вскочил в подьезд первого попавшегося дома, взлетел на третий этаж и там замер в ожидании. Если бы патруль пошёл за мной следом и вошёл в подьезд, то....Патруль прошёл мимо. В остальное время по пути в военную часть приключений не было.

У нас был свой праздник.

Из Советской Армии я уволился в начале ноября 1967 года в звании старшего сержанта. Это было начало больших праздников, поскольку в Ленинграде и во всём Советском Союзе праздновалось 50-и летие Октябрьской революции.
Город был в праздничных украшениях. Домой я ехал с одним эстонцев из нашей части, который служил водителем. В одном из магазинов Ленинграда мы купили бутылку коньяка, который был произведён в Югославии специально к праздничной дате СССР.
В поезде Ленинград-Таллин мы пили коньяк и праздновали увольнение. Это был наш праздник.

1965-1966. ТАРТУ-ТАЛЛИН-БАДА, БУРЯТИЯ,РСФСР-ЧИТА,РСФСР-ТАРТУ.

Изображали больных и с язвой желудка комиссовали из армии.

Ристо Таннер (1941 г.р)

Меня призвали в Советскую Армию осенью 1965 года с четвёртого курса факультета биологии Тартусского университета.До этого мне удавалось несколько раз получать отсрочку.
Сначала нас автобусом привезли в Таллин на сборный пункт возле железнодорожной станции Хииу. Через некоторое время нас погрузили в вагоны и начался путь.
Поезд ехал по Транссибирской магистрали. Осталось впечатление, что весь состав состоял из призванных в Советскую Армию студентов. Периодически поезд останавливался на станциях, сгружая из своих вагонов молодых людей. Я, вместе со своими ребятами, прибыли в деревню Бада, что за Байкалом, где из нас должны были сделать обслуживающий персонал для обслуживания военной авиации. Это был не последний пункт остановки поезда. Оставшиеся призывники поехали дальше.
Когда я в Тарту получил повестку,то сразу пошёл к гражданскому врзчу и он поставил мне диагноз язвы желудка. В военном госпитале Тарту меня обследовали и признали годным к строевой службе. Во время армейской службы я с одним весёлым парнем из Хииума, которого призвали со второго курса Таллинского Политехнического института,симулировали больных. Я с болями в желудке, он с высоким давлением.
Зима. На улице больше сорока градусов мороза. В маленькой санчасти из брёвен было невероятно холодно. Одним вечером дежурный врач, подполковник, подошёл к нам с проблемой: умеем ли мы считать на счётах? Умеем. Ему надо было подсчитать сумму калорий из солдатского меню. (Очень интересный счёт: треть калорий шли из хлеба и в желаемой раскладке калорий углеводы-белки-жиры мы получили 8:1:1 вместо необходимых 4:1:1. Что означало, что солдатское меню было вполовину бедно жирами и белками, чем это необходимо). Подполковник дал нам меню, табель калорий и счёты, сам же ушёл домой. Перед уходом он сказал: Вам, ребята,здесь холодно. Идите работайте в мой кабинет. Это нам подходило. В кабинете было тепло и приятно. Когда врач ушёл я взял аппарат для измерения давления и стал мерять давление Марту. В различных позах, при задержке дыхания и напряжении мышц,мы добились, что давление Марта было на 20 миллиметров больше обычного. Март и далее использовал свои приёмы. Это было легко сделать, поскольку "больные" в палате лежали всегда в длинном нижнем белье и напряжение мышц было незаметно.

Травма от промывания желудка.

Поначалу мне назначили "лечение" в виде 20-и промываний желудка. Каждое утро перед завтраком я должен был глотать толстую трубку, через которую вливали в желудок кувшин воды.
В одно уром меня лечила молодая сестричка, которая, по моему, делала эту процедуру впервые в жизни. Молодая сестра сразу вылила весь кувшин воды в воронку на конце трубки, после чего мой желудок не выдержал сразу такое количество воды и меня вырвало прямо на процедурную кровать. Трубка тоже вылетела вместе с водой из желудка. Скорее всего именно трубка повредила мой пищевод, потому что последняя порция рвоты была с кровью. Меня направили на рентген. За четыре месяца я семь раз пил контрастное вещество, по моему это был сульфат бария. Последний раз ходил вместе с ребятами из Средней Азии. После просвечивания врач позвал нас, чтобы показать результаты. Больше он и не показал, чем желудок одного узбека маленького роста. На этом снимке была хорошо видна солдатская пуговица от шинели с серпом и молотом. Бедный узбек проглотил пуговицу с надеждой, что пуговицу примут за язву желудка. Что с ним дальше стало, я не знаю.
Мне же позже засунули в желудок металлическую трубку, гастроскоп какой то первой модели в СССР и после этого каким то чудом я меня отправили домой в мае 1966 года. Дома в Тарту я сразу пошёл на гастроскопию, но никакой язвы желудка не обнаружили.
Так я и не узнал, что показал молодой майор заведующему отделения , подполковнику медицинской службы, в моём желудке, что меня отпустили домой с армейской службы. Может быть он просто симпатизировал студенту,который рвался обратно на учёбу?
После каждые полгода меня снова и снова вызывали в местный военкомат, но все мои домашние в один голос говорили, что меня дома нет. Я играл с военкоматом в кошки-мышки так долго, пока не получил кандидатскую степень и после этого военкомат отстал от меня полностью.
С Мартом наши дороги разошлись в читинском военном госпитале. Когда я пошел получать свой паспорт в военкомат после своего прибытия оиз армии, выходя из дверей я неожиданно столкнулся с Мартом. Он комиссовался из Советской Армии через две недели после меня и также пришёл в военкомат за своим паспортом. Мы пошли на горку возле Вируских ворот для обмена воспоминаниями. Я сел на скамейку и пригласил его присесть рядом. Март ответил:" Давай лучше постоим. Знаешь, я больше не могу сразу садиться, ягодицы сами по себе сразу начинают напрягаться, как будто сажусь перед врачом для измерения давления".

Мы были как заключённые за колючей проволкой.

Воспоминания о армейской службе в Сибири моего сослуживца Валдо Румессена.
Одной свободной минутой (а молодому солдату особенно не давали свободного времени) Валдо стоял в холодной ленинской комнате у замёрзшего окна, смотрел вдаль и изображал пальцами игру на фортепьяно.
Один парень из Тарту был часовщиком и он быстро понравился офицерам своей работой. Это было обычным делом, когда из числа солдат искали того, кто умел делать какию либо особую работу.
Один раз я избежал работы по погрузке замёрзшего угля, поскольку ходил на квартиру к одному подполковнику и устонавливал ему электрический счётчик. Электриком я не был, но понятие о этой работе, как у студента факультета биологии, было.
И это была та самая эстонская предприимчивость, которая в своё время помогала выживать в тюремных лагерях эстонцам по всей Сибири. Советскими солдатами мы были такими же заключёнными за колючей проволкой.
Этого часовщика я видал позже, как у него пошло со службой.Одно время он был водителем у одного генерала и очень понравился генеральской дочке. Папа же не перенёс такого поворота событий и отправил парня в один из лётных гарнизонов в пустынях Средней Азии где часовщик служил два года до окончания трёхлетней армейской службы.
Кирзовые сапоги в Советской Армии хорошо подходили для агрономов. В Эстонии того времени было невозможно найти сапоги, так хорошо сидевшие на ноге, поскольку такие сапоги давали только солдатам. По крайней мере это в Советской Армии было на должной высоте.


1966 - 1969. ТАЛЛИН - ЛЕНИНГРАД, РСФСР - ПЕРМь,РСФСР - ОСТРОГ,УКРАИНСКАЯ ССР - ХМЕЛьНИЦКИЙ,УКРАИНСКАЯ ССР - ТАЛЛИН.

Капитан в красных погонах нас вербовал.

Энно Полдре (1947 г.р)

На военную службу я был призван в ноябре 1966 года. По приказу я прибыл из дома в казарму ДОСААФ в начале улицы Тяхеторни, в Хииу. Сейчас в этих казармах находится площадка для сьёмок Таллинфильма и склад реквизита.
Одетыми мы провели на нарах два дня. В будке возле ворот постоянно пьяные призывники встречались со своими матерями и невестами, которые плакали на груди у ребят. Многие матери и невесты приносили алкоголь. Все пили.
После начался двухнедельный путь на поезде через Ленинград в Пермь. В Перми нас переодели в военную форму, перевели в казармы и дали протрезветь. В военной форме мы толпой ходили курить за дверь в казарму. Сигареты с фильтром давно закончились, поэтому пришлось привыкать к "приме". Постоянные крошки табака во рту и необходимость трястись от холода уничтожило желание курить настолько, что до конца службы в армии, то есть последующие два с половиной года, я больше не курил. Даже запах был мне противен.
С грустью я читал письма от друга, который должен был служить водителем в Риге и которого оставили служить в милицейском батальоне в Таллине. Каждый второй вечер солдаты милицейского батальона выходили в город. Что с того, что в милицейской форме и в патруле.Всё таки дома и недалеко от невесты. Для такого "счастья" нужно было иметь определённые знакомства. Очень редко кому везло случайно попасть в милицейской батальон дислоцированный в Ыеляхтме.

Неслыханное: капитан командовал майором.

Далее дорога привела в Украину, в военную часть города Острога. Я носил синие погоны, поскольку служил в аэродромном обслуживании.
По просьбе мамы, в более молодом возрасте, заполняя различные анкеты,на вопрос о родственниках за границей писал о живущей в Швеции тёте Айно, маминой сестре,которая нам постоянно писала и присылала посылки. В обществе общего наблюдения такие родственые связи контролировали и людей, имеющих родственников за границей, держали под особым наблюдением.
Но указывая одну тётю я хитрил перед Советской властью, поскольку умалчивал о живущей в Париже папиной сестре и о второй тёте из Швеции. Также я ни одного слова не упоминал о дочери от первого папиного брата Эне, которую мать во время войны увезла в Калифорнию.
В один из дней офицер в звании майора дал мне распоряжение, что мне не надо идти на плац для строевых занятий, поскольку я скоро ему понадоблюсь. В хорошием настроении я остался в тёплой казарме в то время, когда другие маршировали на плацу в двадцатиградусный мороз. Перед обедом снова появился товарищ майор и приказал мне одеть шинель и выходить на улицу. Мы прошли почти через весь аэродром до какого то здания, в кабинете которого на втором этаже нас ждан капитан с красными погонами.
Красные погоны были удивительны для меня, поскольку в нашей части носили только синие погоны.
Красные погоны говорили мне о внутренних войсках и мои мысли автоматически перешли на КГБ. Следующие слова меня поразили. Майор в синих погонах стал по стойке "смирно", отдал честь и доложил по уставному: "Товарищ капитан, ваше распоряжение выполнено. Рядовой Полдре доставлен!"
В чём дело?! Капитан командует майором и майор это спокойно переносит. Чему меня учили о субординации и званиях в Советской Армии, думал я удивлённо. Майора отправили за дверь.
Словно в шпионских фильмах на допросах, капитан в красных погонах предлагает мне из пачки сигарету с фильтром. Но поскольку я бросил курить ещё в Перми, то я вежливо отказался.
И тут началось веселье. Я чувствовал непонятную тревогу, когда товарищ капитан спросил, что живёте там в Эстонии праkтически на границе, были ли соприкосновения с капитализмом, что ты знаешь об этом? Отвечаю, что знаю об этом, потому что мамина сестра живёт в Швеции. Капитан оживился: ах так, какая новость, знаешь ли ты, чем тётя занимается и как живёт?  Капитан увидел политически образованного молодого человека.

Наступил мой звёздный час. Помогло то, что в детстве я играл в детском театре и наизусть знал роль Чипполино. Я закинул ногу на ногу и начал свою речь мол, что за жизнь может быть у рабочего человека при капитализме. Хозяева напрягают,никакого отдыха, много работы и маленькая зарплата и львиную долю денег сьедают налоги и так далее. О рабочем человеке никто не заботится и только изнуряющий труд. Товарищ капитан слушал меня очень внимательно пока на его лице не появилось выражение скуки. В конце концов он начал смотреть на меня с сочувствием, вот как промыты мозги у молодого человека. В какую то минуту капитан прервал мою речь, обличающую капитализм, свросив, какую же работу тётя выполняет. Я знал, что моя тётя работает испытателем в известной фирме по производству бытовой техники. Если бы я это сказал, то это уже было бы слишком с моей стороны, потому что в СССР на любом предприятии побочным продуктом было производство военной теники. По этой же причине думали, что такое же происходит и за границей. Капитану я сказал, что моя тётя продаёт булочки в маленьком кафе. Я решил, что это самая безопасная рабочая профессия в другом государстве. Так и вышло. Товарищ капитан очень дружески сказал, что ему это приятно слышать, как я правильно понимаю происходящие мировые процессы и политически образован. После чего наступила пауза которая продолжилась новой темой: "Посмотри, в огромной Советской Армии служат разные. Некоторые совсем не хотят служить, некоторым не нравиться советская власть, некоторым не нравится порядок в армии и армейская пища". Я бе стал говорить, что я тоже из числа "некоторых". Изюминка капитана в красных погонах была далее. Он сказал, что такие политически образованные молодые люди им нужны. И тогда он уточнил: "Если где нибудь услышишь разговоры, направленные против советской власти и советской армии то запомни, кто это говорил. Запомни и приходи по четвергам во время просмотра фильма в маленькую комнату, находящуюся в дальней части клуба. За закрытыми дверями я буду сидеть и ждать. Там ты мне расскажешь что слышал и от кого".

Язык не ворочался.

Слёзы навернулись на мои глаза. За 18 лет жизни так ещё никто меня не обижал!
Но я не посмел показать свои слёзы и негодование. Товарищ капитан разрешил мне идти, приказав никому не говорить о нашем разговоре. Ни одна душа не должан была об этом знать. Когда остальные пара десятков эстонцев вечером собрались в казарме, я позвал их в сторонку и рассказал о попытке моей вербовки. Они в один голос попросили меня никому не рассказывать это поскольку кто знает, сколько рядом может оказаться "стукачей". Второе сообщение для моих ребят было такое. Нас терроризировали несколько скотов, любителей подраться из Донецка, которые украли из наших тумбочек личные вещи и выпили весь наш одеколон после бритья. Я жаждал отмщения сволочам из Донецка и сказал ребятам, что надо о них доложить. Может их можно будет изолировать если я скажу капитану, что они плохо отзывались о Советской Армии и советском строе.
Хорошо, что эта история далеко не зашла. Эта месть вполне смогла сломать ихнюю дальнейшую судьбу. По молодой слупости я не знал, что один раз начав карьеру информатора далее соскочить с крючка практически невозможно. В конце недели нас всех раскидали по всей Украине. Я, вместе с шестерыми эстонцами, попал в Хмельницкий, где у меня началась приятная служба водителя пожарной машины. С капитаном в красных погонах я больше никогда не встречался.

"Лили Марлен" как строевая песня.

В Хмельницком я служил водителем пожарной машины два с половиной года. Шесть же моих сослуживцев эстонцев из дежурной роты я научил моей любимой песне "Лили Марлен", которую мы пели как строевую песню. Порядок в Советской Армии того времени требовал, чтобы во время марширования по территории военной части в то же время пели строевую песню. Так вот на вечерней прогулке мы маршировали и орали "Лили Марлен". Ни начальство ни наши сослуживцы не понимали из песни ни одного слова. Это нас делало смелее и мы орали громче и с радостью.

Надежда на кайф от растворимого кофе.

Один раз мне из дома прислали растворимый кофе в жестяной банке.
Ночью я остался дежурить у телефона в пожарной команде. В основном это означало то, что оставлаось только дремать, положив голову на стол после написания всех писем, целую ночь. Хотя мы должны были меняться каждые два часа. Поэтому я вскипятил воду и положил туда две ложки растворимого кофе. Один из сослуживцев, призванных из России, с удивлением наблюдал за моими манипуляциями и попросил сделать ему тоже кружку. Я положил ему на дно кружки столько же кофе, как и себе. Он попросил положить ему побольше. Я добавил ему две-три ложки расворимого кофе прежде, чем налить в кружку горячей воды. После того, как я налил воду, мой сослуживец быстро выпил всё кофе. Я же продолжал спокойно писать письмо домой а парень из России всё ходил кругами вокруг стола. Примерно через полчаса он подошёл с недовольным выражением лица и сказал мне:"Слушай, не действиет, ничего нет!". "Чего нет?" в непонимании спросил его я находясь своими мыслями в письме домой. Парень крикнул:"Чего, чего? Кайфа нет!". "Откуда должен быть кайф?" с интересом спросил я. "Ты же предложил своё бухло" - ответил сослуживец. Я рассмеялся и сказал, послушай, никакого кайфа и быть не может. После чего обьяснил ему, что же такое у меня в банке. "Дурак ты. Зачем пить то, что в голову не ударяет" - дал он свою оценку. Сослуживец посчитал себя обиженным и весь следиющий день даже с нами не разговаривал. Позже он успокоился - но, эти эстонцы совсем дураки, что с них взять, с нерусских.

1968 - 1970. ТАЛЛИН - ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТь - КАРЕЛИЯ, РСФСР - ТАЛЛИНН

Ничего плохого.

Лембит:
В Советскую Армию меня забрали в мае 1968 года. Три дня мы толкались в какой то казарме в Таллине, после чего нас посадили на рейсовый поезд на Ленинград. Далее нас увезли на 34 километра от города , где базировался Пярнусский полк. В этой военной части служило около трёхсот эстонцев. Восемь месяцев нас имели в рот и в глаза - строевые занятия и обучение технике. Из нас делали сержантов. В ноябре 1968 года на погоны повесили по две лычки что означало звание младшего сержанта. Далее нас отправили в Карелию.
В Карелии я полтора года служил командиром танка в 269-ом Таллинском мотострелковом полку. Во время последней войны именно полк под этим номером первым вошёл в Таллин за что и получил соответствуюшее название. В нашей танковой роте были все ребята знакомые по учебке. Ниже среднего образования ни у кого не было. Из 130 солдат эстонцами по национальности были 28 человек. Остальные были русские, латыши, было четыре литовца.
Когда мы со свежими лычками на погонах прибыли в часть, нас приветствовали 22 старослужащих. Они уже отслужили и ждали отправки домой. Не было никакой дедовщины, никакого насилия со стороны старослужащих, о чём позже стали много говорить. Наоборот:старики приняли нас с радостью. Наконец то они могут отправиться домой.
Естественно мы стали в части самыми молодыми и по правилам того времени мы должны были с уважением относится первые полгода к тем, кто отслужил больше. Но всё проходило как то спокойно и осмысленно. Я не помню не одного случая физического насилия.
Проявление уважения означало, что время от времени мы были выспушивать от старослужащих "ценные советы" и приносить им по вечерам в казарму чай и сахар. Через год мы сами стали старослужащими и пользовались такими же привилегиями.
Командиром я отвечал за техническое состояние машины и подготовку экипажа. У меня было два подчинённых - водитель танка и наводчик.
Два раза за службу я был в отпуске. Первый раз как поощерение за отличные действия на учениях всему моему экипажу был предоставлен отпуск сроком десять суток.
Так что ничего плохого про свою службу я вспомнить не могу. Был прицип - будь человеком по отношению к другим и тогда так же будут относиться к тебе.

1970: РАКВЕРЕ-ЛИЕПАЯ,ЛССР-РАКВЕРЕ.

Из пивного зала на переподготовку в Советскую Армию.

Эрик Румберг (1941 г.р)

Первая встреча с ракверским военкоматом произошла у меня в середине 1960-х. Меня вызвали в военкомат на врачебную комиссию. До этого от военной службы я был освобождён по причине болезни лёгких. Во врачебной комиссии ракверского военкомата было несколько врачей, какая то практикантка и несколько человек в мундирах. Пришедшим на место ребятам было сказано раздеться и нас, под взглядом практикантки, изучали и сзади и спереди. В конце меня признали годным к военной службе. Но сразу же меня не призвали, это была отдельная история.
Летом 1970 года мы с другом после работы пошли в пивной зал Раквере чтобы выпить по паре кружечек пива. В пёстрой компании посетителей я заметил уже знакомого мне местного военного комиссара, ккоторый подошёл к нам с полупустой кружкой пива. Он пожал нам руку в виде приветствия и удивлённо спросил меня, почему я не нахожусь на переподготовке в армии. Военный комиссар также хорошо помнил моё имя и фамилию.Я ответил, что какая переподготовка, когда я ни одного дня не прослужил в Советской Армии. Военком допил своё пиво и убедившись, что мы ему не собираемся наливать, встал и пошёл от нашего столика. Перед уходом он сообщил мне, что это можно исправить, то, что я ни одного дня не прослужил в армии. Он пообещал, что скоро увидимся.
Через одну или две недели пришла повестка из военкомата. Снова врачебный контроль с голой задницей. Подтвердили, что я годен к военной службе. В военном билете написали - матрос. Был дан приказ через два дня придти снова. Через два дня я пришёл и меня отправили в Лиепая, где в небольшой военной части проходило переобучение в течении 45 суток. На переподготовке обучали специалистов химической разведки.
На переподготовке было десять человек из Эстонии и десять человек из других республик. Все со средним или более высоким образованием. Командиром был литовец, сын полка, капитан третьего ранга, надутый воздухом дурак-начальник. Военная казарма находилась в конце улицы в старой немецкой конюшне. Через дорогу, не берегу моря, стояли две "хрущёвки", где жили молодые девушки. Девушки были сторожами на складах, канцелярскими работниками и кто ещё знает, кем. Носили они матросскую форму - короткую чёрную юбку, желтоватую блузку с галстуком и чёрный китель с погонами, на голове берет. Вечером, после отбоя, нам стучали в окна казармы. За окном стояли две-три девушки. Они начинали разговор, после чего показывали пальцем на выбранных юношей, что не хотите ли пойти погулять. Так это продолжалось вечер за вечером и часто приходилось на утреннем построении кричать "здесь" за отсутствующих ребят. Мне запомнилась одна украинка, у которой дома заболела корова. Она доставала начальство до тех пор, пока её не отпустили на несколько дней домой лечить больную корову. До отьезда она купила себе лучшую форму и погоны военнослужащего - не гоже показаться дома перед родными в форме простого матроса.
Проблем с питанием не было. Еду готовили две русские тётки с огромными сиськами. Варили в огромном котле под крышей в помещении под крышей, но без стен, где также и мы кушали. Еда была хорошей и всегда можно было попросить добавки.
С автоматом "калашникова" неперевес мы должны были дать военную присягу. После этого мы становились настоящими защитниками родины. Вся это переподготовка казалось ужасной, но это надо было пройти. Главной целью всего этого было то, что если хочешь жить спокойно то накорми-напои начальство и живи спокойно. Кто знает, если бы я в пивном зале Раквере наполнил бы пивом кружку военкома, то скорее всего поездка в Лиепаю не состоялась.

1973-1975. ТАЛЛИН - ЧОРТКОВ, ТЕРНОПОЛьСКАЯ ОБЛАСТь,УКРАИНА - ДОМНА, ЧИТИНСКАЯ ОБЛАСТь,РСФСР - ДЖИДА,БУРЯТСКАЯ АССР - ТАЛЛИН.

Не похоронили надежду на продолжении учёбы.

Мати Рооссаар (1954 г.р)

В назначенное число ноября 1973 года я стоял у военкомата в Таллине недалеко от Вируских ворот, одетый в тёплую одежду с мешком на плечах в котором был трёхдневный запас еды, как было указано в повестке. Подобных мне новобранцев собралось перед домом несколько десятков.
Через некоторое время нас пригласили внутрь, начался медицинский осмотр. Проходя из одного кабинета в другой комиссия проверяла нас с головы до ног. Не остались и без внимания самые дорогие для мужчины органы. Хотя осмотр проводила моложавая дама перед которой мы должны были по очереди снимать штаны. Некоторое возбуждение, которое дама видела у нас при осмотре, оставило её абсолютно холодной.
Тех ( к счастью или более к несчастью) кто прошёл врачебную комиссию и был признан годным к строевой службе в Советской Армии, впереди ждала политическая проверка. Для этого ребят вызывали по одному в кабинет, где за столом, покрытым красным кумачом, заседали ветераны войны в парадной форме. Ветераны войны были обвешаны орденами и медалями по самую шею. Вошедший б кабинет оставался стоять перед столом посередине кабинета. От меня хотели услышать рассказ о всей моей допризывной жизни. /--/
Далее нас повезли на распределительный пункт в Ласнамяэ где призывников было уже намного больше. Нас разместили в одном большом бараке с двухэтажными нарами, где были как русскоговорящие ребята так и эстонцы. Большая часть, по моему, были эстонцами.
Настроение было разное. Веселее были те, кому удалось найти что либо для поправки головы. Но большинство новых солдат сидели спокойно, задумчиво,даже как то грустно. У некоторых с собой были гитары и они тихонько перебирали струны. Часть ребят играли в карты.

Повезло, в авиацию.

К счастью время ожидания не было долгим. Уже на следующее утром нас построили и распределили в различные места по всей великой стране. В этот раз направляли в состав ВМФ и ВВС. Мне повезло, я попал в авиацию. Моряки служили три года мне осталось смириться с двумя годами службы.
Один парень, который,похоже, ещё совсем не протрезвел после вчерашнего, беспокойно бегал по всему пункту и не подчинялся никаким приказам начальства. Это разозлило капитана и он пообещал перебросить документы парня из авиации в моряки. Испугало и отрезвило ли это парня, не знаю.
Далее нас усадили в большой автобус "икарус",который повёз нас в сторону Балтийского вокзала. Я с интересом рассматривал моих попутчиков - какие разные они были, как по разному они относились к тому, что покидают родной дом. Это точно не относилось к одному парню с живым характером, который постоянно передвигался по автобусу и уже нашёл себе новых друзей. Некоторые смотрели в окно, кто то уже фотографировался, наверное, чтобы потом послать фото невесте. Один плакал посреди автобуса, обхватив руками трубу, предназначенную для держания пассажиров. Слёзы ручьём текли по его щекам, периодически были слышны всхлипывания. Но поскольку он не высказывал своих бед вслух, то и нам он не мешал. Наблюдая за этим, светловолосым, среднего роста юношей, я понимал, насколько с разными своими проблемами мы попали в одну колею.
На Балтийском вокзале нас ещё раз построили и направили в сторону вагонов. Нас посадили в общий вагон. Поезд дал гудок и мы тронулись. /--/

Три дня до места назначения.

Один из общих вагонов рейсового поезда был отведён для новобранцев.Нас было в вагоне около семидесяти человек, большая часть эстонцы и около десятка русскоговорящих. Куда ведёт нас путь - об этом нам официально не сообщили. Распространялись слухи, что нас везут на Украину в одну из специализированных военных учебных школ. В пути были две пересадки: Львов и Тернополь. Во время пересадок мы должны были ждать на скамейках в зале ожидания. В город никого из нас не выпускали.
Украинские железнодорожные вокзалы были сами по себе были достойны созерцания. Эти вокзалы были как бы построены в античные культурные времена со своими высокими и массивными ступенями,галереями и залами в которых полы и стены были обделаны мрамором, гранитом, украшены зеркалами и картинами. Представительные зали как бы напоминали о величии и мощности страны, заставляя чувствовать простого человека очень маленьким. Нахождение человека в зале с таким монументализмом представляла действительность словно идеальный мир из сказки. Но как только заходишь во всё равно какой туалет на вокзале, то в нос бьёт страшная вонь и повсюду страшная грязь, которая возвращает тебя в суровую действительность.
Через три дня длинного пути мы прибыли на станцию назначения - Чортков. Это небольшой городок размером с Вильянди в котором находилась школа самолётных механиков Советской Армии номер 111. В центре города рядом с главной улицей стоял дом в несколько этажей построенный из< обожжённого красного кирпича, который был обнесён высоким забором из металлических прутьёв. Это и была учебная школа.

Дай иголку! У тебя иголка есть?

Сперва наперво нас отвезли в столовую на обед и после обеда повели на склад, где личные вещи обменяли на форму бойца Советской Армии. К вечеру мы добрались до казармы которая находилась во втором крыле учебного здания , классные комнаты были на этом же этаже. Первый вечер в казарме был наполнен швейными работами которые состояли из пришивания погон и эмблем на мундиры. Поначалу по непонятной мне причине русские постоянно ходили между нами с одним вопросом: Дай иголку! У тебя иголка есть? Вскоре стало понятно, что они искали игилки (учитываем то, что в книге эти фразы на эстонском и бойцы просто не понимали, что означает русское слово "иголка". Переводчик).
Так началось пополнение моего словарного запаса на русском языке в первый день службы и под конец службы, через два года повседневный разговорный и письменный русский язык для меня уже не составлял никаких трудностей. Сохранился только сильный акцент по которому всегда точно узнавали, что я из Прибалтики. (Прибалтика на русском языке означала все три балтийские республики).
Так что всех эстонцев из нашего вагона привезли в одну учебную школу. Поэтому нехватку общения на родном языке я не чувствовал. Между собой мы общались только на эстонском языке. Один раз, когда во время прибытия в казарму и беседе с одним из наших на эстонском языке, к нам подошёл сержант из соседнего взвода и крикнул на русском языке: " Молчать! В армии язык общения русский язык и здесь между собой можно разговаривать только на русском языке"
Мы,конечно, замолчали, но эстонцы и далее использовали дня общения между собой только эстонский язык. Так за всё время службы я больше не разу не слышал запрета на общение на родно языке. А тот сержант, запретивший нам говорить, сам был литовцем.

На коленях мы полировали пол в ленинской комнате щётками для одежды.

В Советской Армии самая важная дисциплина - послушание, подчинение начальству и "политическая закалка". Для меня обучение дисциплине началось сразу.
На первом вечернем построении в казарме из числе свежих курсантов выбрали восемь человек. Кроме меня в выбранную группу попали ещё пара эстонцев, пара узбеков, пара украинцев и казах. После отбоя выбранной групе дали приказ прибыть в Ленинскую комнату где позже проводились политзанятия. В Ленинской комнате нам раздали половые и одёжные щётки. Эстонцы пошутили между собой , что пыль в ленинской комнате такая ценная, что после уборки пола одёжными щётками всю пыль надо собрать в специальную колбу для хранения.
Но в действительности так не было. Сначала пол надо было щётками очистить от грязи, после чего надо было заняться натиранием паркетного пола специальной мастикой,то есть заниматься полировкой. Для натирания и выдали щётки для одежды, также выдали мастику, но всё это надо было использовать очень экономно. Можете сами представить как солдаты на карачках, квадрат за квадратом, натирают паркетный пол. Сержант несколько раз приходил, чтобы проверять нашу работу,каждый раз приказывая переделать тот или другой небольшой угол. В конце, когда он остался доволен, нам разрешили возвращаться в казарму и ложиться спать.
К нашему удивлению ту же выбранную группу снова вечером вызвали из строя в ленинскую комнату для выполнения той же самой работы. Всё повторилось ещё на протяжении следующих нескольких дней. Этот непрекращающийся наряд начал давить на человеческое достоинство и на следующей неделе, когда вечерняя работа повторялась и повторялась, мы доложили об этом ротному командиру,капитану, когда то бывшему военным лётчиком. Толку от этого конечно не было и работа на паркете ленинской комнаты продолжалась из вечера в вечер. Так и осталась ленинская комната нашим приватным обьектом до окончания учебной школы, это полгода и без всяких выходных дней. Поначалу мы старались побыстрее закончить уборку и натирание полов, чтобы раньше пойти спать. Но поскольку по прибытию в казарму мы ещё тренировались с другими в выполнении команд "отбой" и "подьём", то поняли, что в Советской Армии никогда не бывает полезным быстрое выполнение. В дальнейшем мы мы старались закончить свой наряд в точно в то время, когда в казарме наступала тишина. Вечерние наряды с натиранием полов в ленинской комнате напоминали мне одну увиденную картинку из книги под названием "СС действует". На картинке были изображены евреи с зубными щётками, убирающие улицу под конвоем СС. Разницей в этих двух действиях признавалась "гуманность" коммунистического общества.

Набрал дополнительные килограммы.

День советского курсанта в школе авиационных механиков начинался с подьёма, после которого быстро одевались и выбегали со всем взводом на утреннюю зарядку. Это называлось "утренним броском". Только после этого начиналась заправка кроватей, умывание и одевание для утреннего осмотра. После чего вся рота строилась на улице чтобы отправиться строем на завтрак. Столовая находилась на пригорке примерно в полутора километрах от казармы. Эту дорогу мы проходили маршем туда-сюда три раза в день с песнями и без, строевым шагом и нет, но всегда в строю. Основную строевую подготовку мы получили именно по дороге в столовую.
После завтрака начинались учебные занятия в классах, которые находились в другой части казармы. Учёба была до обеда и продолжалась после обеда до самого ужина. После ужина находили ещё занятия до отбоя. Свободного времени практически не оставалось.
Поскольку в школе и институте я активно занимался спортом то для меня местная физическая нагрузка была мала, поскольку она составляла в основном марширование до столовой и обратно. так вот я за полгода набрал на украинском питании почти десять килограмм. Дополнительные килограммы ушли позже, когда я продолжил свою службу в Сибири.

Вместо одиночных выстрелов выпустил в мишень очередь.

В однообразие рутинной жизни внесло посещение стрелкового тира. До этого мы основательно изучили устройство автомата Калашникова и множество раз собирали и разбирали его на время. В стрелковом тире каждому выдали по пять патронов и мы должны были стрелять одиночными чтобы поразить мишени. Тот кто из пяти выстрелов наберёт минимум 20 очков считался сдавшим норматив. Стрельба производилась с положения лёжа и на линии огня одновременно были десять курсантов.
Подошла моя очередь занять позицию для стрельбы. Я принял положение лёжа, раздвинул немного ноги и после команды "Заряжай" присоединил магазин к автомату. Опустил предохранитель. Прозвучала команда "огонь!". Я упёр приклад в плечо, прицелился в мишень так, что мушка находилась немного ниже центра мишени. Нажал на спусковой крючок, раздалась очередь и магазин сразу опустел. Когда другие закончили стрельбу, командир роты подошёл ко мне, снял с меня шапку и в мои уши ворвались слова: "ну ты, эстонец, как ты стреляешь?" А именно я забыл проконтролировать - действительно ли автомат поставлен на одиночные выстрелы. Поэтому все пули очередью и вылетели.
Послали посмотреть результаты стрельбы. Ротный командир, небольшого роста крепкий украинец средних лет, долгое время осматривал мою мишень. И ничего не сделать, я выбил двадцать три очка - значит норматив сдан. У многих ребят в этот раз результат в двадцать очков остался недостижимым.
Вечером в казарме наши ребята предполагали, что, наверное, кто то другой по ошибке стрелял в мою мишень. Может быть, но что мне с этого - в жизни должно везти тоже иногда.
Ногами по капусте.

Из курсантской жизни вспоминаются нярады по столовой. В наряд назначали каждый день курсантов из разных учебных подразделений.
Меня, вместе с моими двумя товарищами, отправили на склад за мясом. На складе нас встретил худощавый прапорщик, который постоянно курил. Я постарался побыстрее закончить свои дела на складе, поскольку глаза не выдерживали концентрацию дыма и начали слезиться. Сигареты прапорщика были особенные - папироса из махорки, завёрнутая в газетную бумагу. После мы ещё шутили, что на этом складе мясо никогда не испортиться, поскольку мясо хорошо прокопчённое.
Позже нас послали за капустой. На складе, где квасилась капуста, в земле была построен большой, примерно четыре метра в диаметре, цилиндр. Для того, чтобы набрать капусты, надо было одеть специальные резиновые сапоги и забраться в цилиндр по лестнице. Удивительно было ходить по еде обутым в сапоги. Но по другому капусту взять было невозможно. Завскладом всегда стоял рядом во время всей процедуры для контроля и наблюдал, чтобы не делали глупостей.
В столовой салаты всегда были вкусными. Салаты не были никогда мелко покрошены, но всё было свежим и приятно хрустело на зубах. другой вкусной едой была гречневая каша с тушёнкой и красным соусом. Раньше я знал, что гречневая каша всегда получается сухая. Но в Украине умели приготовить кашу действительно сочную.

До утра чистили картошку.

После ужина мы ещё должны были начистить картошки на завтрашний день. Картошки была насыпана почему то огроманая куча. Всем взводом до самого утра чистили картошку, то с песнями, то рассказывая анекдоты. Только в четыре часа утра смогли закончить. На следующий нас поставили на вид перед всей ротой - мы не могли нормально продолжать учебный процесс. Но другого наказания за это не последовало. Но похоже, что наш сержант, который был старше нас на полгода по призыву, потом получил за плохую организацию серьёзную головомойку. На следующий день по дороге из столовой наш сержант вывел нас не берег озера и приказал возвращаться в казарму бегом по песчаному берегу. Он считал, что это будет для нас наказанием. Но для нас такой кросс стал хоть каким то разнообразием после каждодневного тупого марширования по грязной, каменной дороге.

ОТСТУПЛЕНИЕ:
Из солдатского блокнота.
Первый год службы:
* скорей бы ужин и отбой.

Второй год службы:
*скорей бы дембел и домой.

1-6 месяцы службы:
*как закалялась сталь

7-12 месяц службы:
*по дороге страданий

13-18 месяцы службы:
*неуловимые мстители

19-24 месяцы службы:
*старики-разбойники.

Служил в Советской Армии лакировщиком столов.

В Советской Армии очень большое значение придавали наглядной агитации. Все длинные коридоры нашего учебного корпуса были завешаны лозунгами, плакатами и картинами. Эти стены, обвешанные наглядной агитацией, должны были стимулировать у нас самообразование как в учёбе, так и в службе. У кого были руки художника, тому безработица в армии не грозила. Также тому давали различные поблажки. Он, например, во время занятий мог спокойно находится в своей каморке, где рисовал плакаты или занимался стенгазетой.
Один из эстонцев в нашей роте прославился своим малярным искусством. А именно он покрывал лаком столы в учебных классах. Занятие было таким простым, что я захотел узнать, в чём же кроется секрет его такой популярности. И тогда он мне обьяснил:"Смотри, русский хочет побыстрее всё закончить. Он выливает лак из банки на стол и кистью размазывает лак по всему столу. Так стол можно быстро покрыть лаком, но засыхает лак неравномерно и поверхность остаются мягкой и лак быстро стирается. Я же беру лак на кончик кисти из банки и наношу лак тонким слоем на стол. При необходимости покрываю вторым слоем после первого высыхания. И так несколько слоёв по мере необходимости. Времени это берёт,естественно, больше но зато стол стол получается гладким и долго сохраняет свой блеск." И вот весь секрет технологии. Этого эстонца после окончания учебной школы оставили продолжать службу там же. Так в течении двух лет службы он и занимался только лакированием столов.

Плавный переход в весну.

В постоянной занятости время пролетает очень быстро.
У большинства курсантов в кармане лежал небольшой календарь в котором перед тем, как ложиться спать после отбоя, иголкой делалась очередная дырка. Так мы заканчивали очередной день курсантской жизни. Почему то все прошедшие дни казались пролетающими очень быстро, а наступающие дни тянулись почему то очень медленно. Скорее всего это было из за каждодневной рутины. Все прошедшие дни были такими однообразными, что что либо особоенного о них даже вспомнить было нечего.
В Эстонии мы привыкли к тому, что начало каждого времени года связано с астрологическими значениями. Для начала весны для нас было важно даже время начала по часам. В большой советской родине почему то любили начинать отсчёт времени года с первого дня марта, июня, сентября и декабря. Когда наступило 1 марта то погода сразу потеплела. Местами даже начала цвести вишня. Настроение стало более весёлым. Наверное это было связано с природой, расцветающей яркими красками.

Подготовка к социалистическому соревнованию.

До окончания учебной школы оставалось немного времени - в середине апреля 1974 года должны начаться выпускные экзамены. Поскольку прошлый выпуск нашей учебной роты выиграл социалистическое соревнование, то и в этом году, по мнению начальства, мы должны были достичь таких же результатов. Вот теперь жизнь зашевелилась. Старые плакаты в коридорах заменили на новые, учебные столы в классах отскребли стеклом от грязи и заново покрыли лаком. На строевых построениях замполит нашей роты без устали проводил занятия, при том что по наглядной агитации, внутреннему порядку, строевой подготовке и дисциплине мы были впереди всех других рот. Задним числом нам сообщили, что мы должны стать ротой отличников по учёбе. Рота отличников значила, что все курсанты сдают выпускные экзамены только на оценку "отлично". Для достижения этой цели сразу же началась подготовка. Часть курсантов, для которых оценка "отлично" была недосягаема, были отправлены из учебной школы в другие воинские части. Почему так считали, что "пятёрку" из них выжать невозможно, не понятно. Скорее всего причиной мог быть языковой барьер или низкий уровень образования в общем. Из нашего взвода по этой причине перевели одного казаха. По слухам его перевели в караульную роту, находящуюся в городе.
Особое внимание было уделено умению заправлять кровати в казарме. Кровать надо было тщательно отутюжить табуреткой и сделать края под прямым углом. Тщательно заправленные кровати в нашей казарме, где кровати были в два этажа, напоминали мне шоколадные плитки, распределённые по двум плоскостям.
Командиры выглядели весьма довольными, что им удалось нас научить такому тонкому искусству заправки кроватей. По ихнему мнению никто из нас раньше не умел заправлять кровати. И они были правы, поскольку в том порядке, как требовали в Советской Армии, мы действительно раньше не умели.

Рота отличников.

Нагрузка от учебной программы начала постепенно снижаться и учёбу начала замещать самоподготовка. От правильной самоподготовки это было очень далеко - мы должны были всем подразделением сидеть в одном учебном классе и готовиться к экзаменам по выданным нам вопросам. Это время было приятно использовать для написания писем родным и друзьям.
Наконец настали долгожданные экзамены. В классе за столом сидела комиссия куда входили комнадир нашего взвода, капитан, который одновременно и был нашим учителем по специальным предметам, и ещё какие то начальники. Обычно в комиссии сидел комсорг второй роты, сержант из срочников. При сдачи такого важного экзамена как политподготовка, в комиссии обязательно сидел командир роты и замполит.
Социалистическое соревнование было у нас так идеально подготовлено, что действительно весь курсантский состав получил на экзаменах только оценку "отлично". Теперь оставалось только дождаться тот радостный день, когда торжественно обьявят, что переходящее знамя социалистического соревнования вновь остаются в нашей роте, как и в прошлый период учёбы.

Остались без знамени, начальство без денег.

Это большое событие так и не произошло. Наоборот, знамя тихонько вынесли из нашей роты. По правилам планового хозяйства победителем социалистического соревнования из года в год не может быть одна и та же рота. Периодически знамя должно принадлежать кому нибудь другому. Так было предусмотрено на самых верхах и было совсем не важно, какие были успехи и какой энтузиазм проявлялся для получения переходящего знамени. А с с получением знамени было связано и премирование офицеров. Знамя ушло к другим, премиальные деньги ушли туда же и у командиров нашей роты сразу же пропал интерес показывать всем своё усердие.
Кажется, что у паравоза разом выпустили весь пар - никаких напрягов сразу, тишина... Со дня закончился всевозможный контроль и патриотизм, восхваление родины и другие патриотические выражения. В роте не было заметно вообще какого либо движения начальства. Даже натирания полов в ленинской комнате больше не требовалось.

Меня направили в Сибирь, за озеро Байкал.

Началась подготовка в отправке курсантов, закончивших школу авиационных механиков, в другие военные части. Моя точная квалификация звучала так: "механик по радиостанциям и радионавигационным системам и проборам". Сколько мы конкретно знали об этих приборах само по себе отдельный вопрос, но основные рабочие схемы по приборам для меня были точно ясными.
По прибытии в учебную школы наш сержант собрал у всех ценные вещи, чтобы они не пропали. У многих ребят с собой были талисманы - цепочка на шею, кольцо или получиенные подарком ценные веши - например наручные часы. По окончании школы мы желали получить обратно наши ценные вещи. Но оказалось, что сержанту нечего нам вернуть. С мыслью, что нас обокрали, мы доложили об этом командиру роты. Командир роты, капитан, был хорошим человеком и всегда готовым помочь в больших проблемах. Но в этот раз даже он ничего не смог сделать. Большая часть ценных вещей так и осталась неполученной. Лично я остался без кольца, полученного мной по окончанию средней школы и взятого с собой в армию на удачу.
Через несколько дней мы покинули учебку. Вместе с несколькими ребятами из моей группы нас направили в Сибирь, за озеро Байкал. Это был конец апреля, начало мая 1974 года.

ОТСТУПЛЕНИЕ:
Из солдатского блокнота.
* 1 период службы: без вины виноватые.
* 2 период службы: приказ выжить
* 3 период службы: весёлые друзья
* 4 период службы: пираты 20-го века.

„Пярнусская“ военная часть.

Меня направили в часть, в которое в лучие времена было более 30-и военнослужащих. Вместе со мной прибыло одиннадцать новых солдат: ещё один эстонец, три украинца, два узбека, один белорус, один казах, один литовец и один русский из Москвы. Почему то русских из Москвы любили выделять особенно. Когда случался какой либо пролёт, то виновного ставили перед ротой и говорили: "Сам из Москвы, а вести себя совсем не умеешь!".
Военная часть несмотря на то, что была самая маленькая в гарнизоне, представляла отдельное подразделение под номером 23292. Нашим командиром был майор среднего возраста из украинцев, его заместителем был более старший капитан из сибиряков. На построени нашу часть называли сокращённо: ПАРМ (подвижная авиаремонтная мастерская).
В казарме для нашего проживания мы делили большое помещение на третьем этаже с аэродромщиками, которые занимались уходом за аэродромными полосами. В плохие погодные условия, особенно зимой, эти бойцы не делали разницы между днём и ночью, постоянно расчищая аэродромные полосы.
Наше же рабочее место находилось в углу аэродромной территории, окружённой колючей проволкой. Там находились низкие бараки - мастерские, на другой стороне был металлический ангар для ремонта самолётов. Кроме всего этого на плацу стояла машина с кунгом, которая и модифицировала нашу часть в подвижную мастерскую. В первый день нас со всем этим и познакомили.
Климат был совсем другой, чем в Эстонии. Хотя уже и был конец мая, по утрам мы ходили на полигон в шинелях, поскольку ночью воздух охлаждался и на поверхности земли ещё были заморозки. К обеду солнце прогревало так, что идя на обед шинели были уже не нужны, можно было даже по пояс раздеться и позагорать. Хотя такое удовольствие могли позволить себе только старослужащие, то есть "дедушки". И хотя мы прослужили уже полгода, нас считали,по прибытию в военную часть, "молодыми". Молодое время закончилось только через полгода, когда в часть прибыло следующее пополнение.

"Охота на лис" в стиле Советской Армии - мордобой.

Когда мы уже несколько дней прожили в военной части то одним вечером, после отбоя, нас подняли и приказали выдвигаться на спортивную площадку за клуб. Командирами были мрачные солдаты азиатской национальности из старослужащих. Мы должны были бегать по кругу на стадионе. Время от времени одного из нас выдёргивали на край беговой дорожки и начинали "учить разуму". Это заключалось в избиении. Обычно несколько "стариков" вокруг одного молодого.Всё это действие напоминало мне "охоту на лис" только в интерпретации Советской Армии. Активность "учения разуму" конкретно зависела от национальности "обучаемого". Больше всего чурки долбили украинцев, которых они почему то называли хохлами. Пару ребят после "охоты на лис" шли в казарму обратно с разбитыми носами и плакали.. Казахам и узбекам везло немного больше, потому что ихними "учителями" были такие же узкоглазые как и они сами. Шуму и падений было слышно много, но результаты "учёбы" были скромными. Об эстонцах, как о алом народе, они ничего особо не знали. Знали то,что в Прибалтике все немцы и фашисты. Но это не считали очень большим грехом. По сравнению с некоторыми южными народностями мы спаслись гораздо меньшими потерями. Может помогло и то, что мой земляк был высокого роста здоровый парень, да и я к числу людей со средним ростом не относился - был из числа высоких людей.
На следующее утро во время построения один украинец был с настолько синим и отёкшим лицом, что у него потребовали обьяснения случившегося. Парень промолчал и, как мы позже поняли, правильно сделал.
Во время службы часто было то, что ребят из Прибалтики называли немцами и фашистами. Это случалось в небольших стычках, где говорящий так был такой же солдат как и ты сам. Только один раз я слышал это из уст офицера. Это был молодой офицер, который свиом высказыванием хотел заработать авторитет среди рядового составз. Но в общем то офицеры никогда на уровне национальности не высказывали свою ни симпатию ни злость.
В учебной школе я, правда, видел такой случай, когда офицер, разозлившийся на одного курсанта с Кавказа сказал: за сколько баранов родители тебе купили среднее образование?

Под правлением власти "чёрных".

В гарнизоне было обычным, когда старшими групп и другие тёплые места в столовой, клубе, складах и котельной занимали военнослужащие, выходцы из республик Кавказа, в основном из числа чеченцев. Они чувствовали себя в армии словно дома. Дисциплина и поддержание порядка были у них словно в крови с рождения. Всё равно за какую провинность но провинившегося всегда ждало от них наказания. Эти вот характеристики горных ребят и использовали в свою пользу здешние офицеры, чтобы ихняя жизнь протекала легче и спокойнее. Офицерам было намного проще отдать необходимые распоряжения "чёрным", которые в свою очередь доносили приказания до всего колектива. "Чёрными", так мы и называли между собой выходцев с Кавказа. Позже я испытывал большое уважение и честь к чеченскому народу в связи с ихней войной за свою свободу, хотя в то время в нашей воинской части ходили разговоры, что если начнётся война то сначала перестреляем своих "чёрных" и только потом пойдём воевать с китайцами.
В гарнизоне было также много представителей национальностей из Средней Азии - узбеков, киргизов, казахов. Их называли "узкоглазыми". Они нравились мне своей крепкой спочённостью по национальному признаку. Наши узбеки всегда в казарме сидели вместе, разговаривая между собой, при необходимости помогая друг другу. В случае агрессии они всегда противостояли вместе, притом сами никогда никого не провоцировали. "Чёрные" же часто сами провоцировали конфликты, поскольку этим они хотели показать свою значимость. Полезно было держаться от них подальше.

Истребитель упал на землю, мы делали работу по специальности.

Задачей нашей части было ремонт самолётов вдали от ихнего места основного базирования. Поэтому на аэродроме мы себя чувствовали словно в резерве. Особо нас ремонтными работами не перегружали. Обычно у нас стоял всего один истребитель, или устаревший МИГ-17 или используемый МИГ - 21 на котором проводили тренировки, чтобы не забыть наученное в школе. Ремонтировать самолёты не было трудной работой, поскольку все основные внутренние устройства были собраны блоками. В случае обнаружения поломки изымался испорченный блок и заменялся новым. Снятую часть контролировали в лаборатории и в случае обнаружения большой поломки отправляли дальше на соответствующий завод. Все блоки и соеденения кабелей были крепко прикручены к корпусу самолёта и зашплинтованы проволкой. В особо важных узлах концы проволки были запломбированы. Снятие и обратная постановка проволочных шплинтов была очень тонкой работой, которую делали голыми руками. Даже зимой на тридцатиградусном морозе. В условиях Эстонии работа в такой мороз без перчаток кажется невозможной задачей, но в сухом климате Сибири в этом не было ничего необычного. Кожа на руках при низкой температуре становилась толстой и грубой и краснела. Часто концы проволки царапали кожу после чего на руках оставлся жирный, напоминающий глицерин, кровавый синяк. Так что для избежания обморожения следовало быть очень внимательным. Если пальцы начинают белеть сразу надо надеть перчатки и делать упражнения для согревания рук. Обморожение не давало болевых ощущений, просто руки становились белыми и бесчувственными.
Иногда случалось, что некий истребитель Советской Армии падал на землю и разбивался вдребезги. Это было для нас, так называемой, работой по специальности. С места падения нам привозили части самолёта в наш ангар, находящийся на полигоне и мы должны были разложить детали и устройства на полу так, чтобы это соответствовало примерному расположению деталей самолёта. После чего из Москвы прилетала спецсамолётом комиссия для выяснений причин падения самолёта.

Строительные материалы собирали на товарной станции.

Летом 1974 года основной нашей задачей было строительство полигона. Мы расширяли учебную базу, для классного помещения из двух полос надо было новое здание. Поскольку сегодняшние строения были сделаны из дерева, то новые решили делать из силикатного кирпича. Весь материал, необходимый для строительства , мы взяли на товарной железнодорожной станции бесплатно. Мы сами ходили искать и собирать необходимые материалы. А именно на товарной станции все откосы возле железнодорожных путей были завалены разнообразными строительными материалами, что мешало разгрузке вагонов. Чтобы добраться до дверей вагона надо было перебираться через горы камней и разорванных мешков с цементом. Чувствовалось, что в тех краях были трудности с уборкой негодных строительных материалов. Но нас и интересовали материалы, валявшиеся на земле. Весь необходимый силикатный кирпич мы также взяли на товарной станции, также цемент и известь. Поскольку климат в Бурятии был очень сухой, то нам великолепно подходил для строительства цемент из разорванных мешков.

Зимой пропадала кухонная посуда.

Солдатской столовой был одноэтажный каменным дом с большим залом в котором в четыре ряда стояли длинные столы. На край каждого стола помещалось десять человек. Комплект кухонной посуды состоял из алюминиевого бачка и десяти тарелок и кружек из того же материала. На столе также была чаша с хлебом и, при необходимости, чаша для салата. Если в меню был суп, то давали глубокие тарелки для супа. Из приборов была только алюминиевая ложка, которая легко терялась. Чтобы этот важный и дорогой предмет не пропадал каждый солдат носил свою ложку за голенищем сапога всегда с собой. Когда нес впервые привели в солдатскую столовую весь вышеуказанный комплект был на столах. Но чем ближе была зима,тем меньше предметов оставалось на столе. В конце концов на десятерых на столе оставался бак и несколько тарелок. Когда заканчивал кушать, то отдавал тарелку соседу рядом, сосед куском хлеба делал тарелку чистой и, приняв свою порцию пищи, отдавал тарелку следующему. Такая ситуация продолжалась несколько недель пока в наш гарнизон не приехала очередная комиссия с проверкой. В один день на столах появились абсолютно новыр комплекты кухонной посуды. К нашему счастью всевозможные важные персоны часто посещали наш аэродром, примерно три-четыре раза в год. Так что не разу не было чтобы мы прямо из бачка ложками ели кашу.
Кухонная посуда пропадала потому что на аэродроме было множество вспомогательных обьектов, которые находились на расстоянии друг от друга и обычно имели свои котельные. Зимой в каждой котельной был свой кочегар, который не появлялся по этой причине в казарме. Сослуживцы приносили еду кочегару на его обьект. Так тарелки в основном и пропадали, поскольку грязную посуду обратно в столовую никто не приносил и было ясно, что занимающий почётный пост кочегара военнослужащий считал унизительным для себя быть посудомойкой. Весной в окрестностях полигона тарелки находили в большом количестве. Но не долго. Поскольку этот товар подходил для продажи местным жителям с целью получения карманных денег то до лета все найденные тарелки уходили на продажу.
Офицерские жёны забирали лучшую картошку.

Солдатский завтрак обычно состоял из каши, белого и чёрного хлеба к которому давался кусочек масла и чай, который подслащался парой кусочков сахара. Узкоглазые любили положить в чай кусочек масла. На обед давали суп или каху с мясом и на сладкое была кружка компота. Двух сортов хлеб также был на столе. Летом добавлялся салат из свежих овощей. День заканчивался ужином с кашей и чаем. С кашей давали жаренную или консервированную рыбу. К куску хлеба полагалось масло. Молока за всё время службы в Сибири я не видел. В буфете иногда продавали сгущёнку в жестяных банках.
В общем на питание между собой никто не жаловался. За солдатским столом все были равны, быть ты молодым или старым. Даже данную на стол порцию масла поровну делили между десятерыми. Если кто то по причине не мог быть в столовой, то тому еду приносили на обьект. Летом и осенью питанием вообще можно было быть довольным. Зимой в противоположности случалось так, что на столе не было свежего хлеба. Тогда давали, скорее всего сделанные летом из остатков хлеба, сухари. Сухарей обычно было мало, что еле хватало по одному на каждого сидящего за столом. Часто разламывали сухарь пополам, чтобы кто то совсем не остался без него. Зимой картошка тоже была дефицитным продуктом. В бачке, поставленном на стол, плавали в жидкости всего пара- тройка желтоватых картофельных тел. Попробуй их разделить на десять человек. Мы и не делили. Это было как лотерея. Кому повезло, тот и сьедал. Остальные довольствовались бульоном после картошки, который имел тоже какую то пищевую ценность. Зимнюю нехватку картошки провоцировал холод, который замораживал большую часть запасённой картошки после чего она загнивала. Для столовой надо было копаться в замороженной и загнившей куче, чтобы найти нормальные экземпляры. Это было одной из самых противных работ. К счастью нам это приходилось делать редко поскольку сортировка являлась монополией офицерских жён которые отбирали самые лучшие и сохранившиеся клубни. Каждый вечер мы видели их с полными сумками, направляющихся от столовй к офицерским домам.

Мяса много но гнилое.

Летом иногда случалось и такое,когда всё приготовленное оставалось несьеденным и полные бачки отправлялись в мойку посуды. И хотя в еде виделось много мяса никого это не привлекало. Причина была проста - холодильник не выдерживал летней жары и очередная партия мяса на складе загнивала. При ближайшем рассмотрении видно было зелёные подгнившие края на кусках мяса. Приходило на память сравнение с историческим фактом восстания моряков на броненосце "Потёмнкин" на Чёрном море, где одной из причин восстания как раз было загнившее мясо. Это событие и за семьдесят последующих лет ничему не научило.
Большинству солдат время от времени приходили посылки из дома с совсем другой едой, которой делились с друзьями. Самые лучшие казались посылки у узбеков и казахов которым присылали сушёные фрукты. Фрукты сохранялись долго, так их хватало на достаточно долгое время. Одним из интересных продуктов у узкоглазых был овечий сыр. Он представлял собой шарики мелообразной консистенции, которые при жевании распадались во рту на маленькие кусочки с кислым вкусом. Когда я впервые попробовал этот сыр в учебке на Украине, то сразу выплюнул - таким непривычным мне показался вкус. Европейцы не понимали, что заставляет азиатов поглощать этот сыр с таким аппетитом. В сибирском сухом и жарком климате овечий сыр был как удар кулаком в глаз. Этот кисловатый вкус гасил любую жажду, не позволяя рту сохнуть и действовал освежающе. Мы жевали в Сибири этот сыр с удовольствием.

Удар по голове бачком с кашей закончил битву в столовой.

После принятия пищи в столовой иногда случалось и интересное. Например один раз чёрные и узкоглазые завязали драку между собой. К счастью драка началась на краю зала и нам кушать не мешала. События развивались как в ковбойском фильме. Сначала обменялись обидными оскорблениями и потом рванули друг на друга с кулаками. Можно только было радоваться, что в солдатской столовой не давали ножей и вилок. Вскоре столы стали переворачиваться и скамейки были сбиты в одну кучу. Отвечающего за порядок в столовой прапорщика в зал не пустили. Этого он особо и не желал, найдя, что пусть сами разбираются. Не знаю, сколько бы ещё продолжалось бы это представление, пока одному из узкоглазых не ударили по голове бачком, полным каши. Весь в каше он рухнул на пол. После этого обе стороны успокоились. Пострадавшего вытащили в двери и кухонный наряд начал расставлять столы и скамейки. Зал в столовой был почти приведён в порядок, как будто ничего и не случилось. Желание жизни вернулось по новой. По крайней мере об этом случае на следующий день на построении даже не вспоминали.

Украшение природы по понятиям Советской Армии.

Одним вечером, когда мы шли в казарму с полигона, наш неожиданно удивила территория гарнизона, ставшая зелёной. Два больших плаца перед нашей казармой были окружены по краях плотным забором из деревьев. Привезённые с гор полутораметровые молодые сосны были высажены в два ряда вокруг плаца и образовывали красивую, зелёную аллею. В воздухе витал приятный хвойный аромат. Сразу стала понятна причина этой маскировки. Из Москвы ожидали высокую комиссию. По этой причине была и дана команда привезти сосны и высадить в ряд на нашей территории.
Высокая комиссия приехала, похоже, что осталась очень довольна порядком и маленькие сосны, несмотря на постоянное поливание, не радовали долго наши глаза. Через месяц иголки стали осыпаться и в один день все сосны так же неожиданно исчезли, как и появились. Следы от выкопанных сосен вскоре заделали пластами привезённой, новой травы. Такое украшение природы по понятиям Советской Армии не стало сюрпризом для большинства солдат. Некоторые говорили, что на старом месте службы им даже приходилось красить жёлтую траву в зелёный цвет. Для этого использовали какой то порошок зелёного цвета. У нас в этот раз трава осталась непокрашена.
В Советской Армии солдат, как исполнитель приказа, должен ему подчиниться несмотря на то, что приказ может быть абсолютно глупым и ненужным. Изменение природы в армейской ситуации можно превратить в очень необходимое мероприятие, но в обычной гражданской жизни эти действия становятся абсолютно бессмысленными.

Из за скуки поджигали пальцы.

Во время ночного дежураства по казарме в жаркие ночи содаты выдумывали разнообразные "развлечения" для того, чтобы убить скуку. Они тихонько вставляли между пальцами ног спящего солдата полоску бумаги и поджигали. Когда огонь опаливал пальцы, то солдат просыпался в испуге и непонимании и начинал активно махать ногами. Первая реакция только усиливала горение огня до того момента, пока проснувшийся не гасил пламя своим одеялом.
Мне пробовали делать этот трюк несколько раз. Поскольку я очень крепко сплю, то такая шутка с огнём была особо неприятна. Волдыри, появляющиеся после ожога между пальцев, несколько дней болели и мешали ходить. В ходшем случае эти волдыри на замотанной в портянку ноге, могли воспоалиться и загнить. К счастью летом во время нахождения на обьекте можно было проветрить ноги на солнечном свете. И когда ты своим поджигателям пару раз ответишь тем же, то обычно тебя оставляли в покое.

Мировой жандарм.

Для поддержания морального духа советского солдата и его патриотического воспитания в военной части часто проходили политзанятия который проводил один из специалистов - замполит или офицер другой воинской специальности. В Чорткове у нас в роте был отдельно заместитель командира роты по политической части. Позже лекции в части читали нам наши руководящие офицеры. нам вбивали в голову уверенность в том, что Советская Армия всегда стоит на стаже мира и это и является нашей миссией. Нам разьясняли, миру на земном шаре угрожают большие империалистические государства и ихняя военная организация под названием НАТО. Мы же являемся вооружённым гарантом мира и своим оружием не угражаем ни одному мирному народу.

Жевание в общественном месте строго запрещено.

Внешний вид советского солдата должен был корректным и отличаться от солдата западных армий. Нам не разрешали ходить с расстёгнутой верхней пуговицей и ходить с закатанными рукавами на форме как это можно было увидеть в западных фильмах. Строго было запрещено жевание в общественых местах поскольку это было слишком по американски. Лузганье семечек под этот запрет почему то не попадало. А поскольку жвачки всё рацно достать было невозможно, то и жевать нам было нечего.
Во время учебки один раз наш сержант одел на построение чёрные кожанные перчатки. Ротный командир сильно на сержанта из за этого разозлился - чёрные перчатки не входят в число обмундирования военнослужащего Советской Армии. Если бы перчатки были коричневые то никаких вопросов бы не возникло. Так что сержант заставили поменять свои кожанные чёрные перчатки на форменные коричневые из текстиля.

Сам себе написал характеристику.

Я решил, что хочу после службы в армии восстановить своё обучение в Таллинском техническом университете откуда меня отчисли после окончания первого курса. Он этом надо было сообщить. Беря во внимание медленность писем из Сибири в Таллинн, я должен был поторопиться с необходимыми документами. Также надо было получить положительную характеристику из военной части. С соответствующим желанием я подошёл к командиру роты на разговор. С командиром у меня всегда были хорошие отношения и то, что меня после первого курса института отчислили, я ему говорил уже раньше. Также он был в курсе моего желания снова начать учёбу в том же учебном заведении. разговор с командиром состоялся и со своей стороны пообещал увилить меня раньше положенного времени, если из учевного заведения мне придёт вызов на учёбу. По словам командира он не мог меня уволить раньше, чем выйдет приказ министра обороны о уволнении в запас и призыве новых солдат. Приказ обычно выходил в конце сентября. Месяц - полтора пропуска учёбы не должны были быть большой проблемой. За характеристикой капитан приказал придти через неделю.
Прошла неделя. Снова стою в кабинете командира. Увидев меня, командир стал рассказывать мне о своей большой нагрузке, которая не даёт совсем расслабиться и поэтому часто некоторые вещи забываются. Так что у него пока не было времени для написания характеристики. "Ты образованный человек - пиши сам" - предложил он мне. Да и я лучше знаю, какая характеристика мне точно нужна. Командир пообещал со своей стороны, что он прикажет перепечатаь характеристику секретарю и добавить необходимые формуляры и документы. Это мне подходило. Я сразу пошёл писать себе характеристику. решил писать конкретно и со всеми позитивными характеристиками, необходимым солдату. Свои политические знания оценил на "отлично". Да и в армии по другому быть и не может. "Четыре" значило бы то же самое что и в средней школе "хорошо" - тогда это значило бы, что какие то огрехи всё таки были. Самым оригинальным стало то, что на приписал себя членом комитета комсомола военной чаасти. "На первом курсе на своём факультете я же был членом комитета комсомола так почему же я не могу быть и в армии в том же образе?" - подумал я и так эта запись появилась в характеристике. В действительности в нашей части было всего пару десятков комсомольцев и комсомольским секретарём был офицер из молодых. какой же комитет у нас вообще мог быть? Во время учёбы в Чорткове этот комсомол пихали во все места:решали персональные вопросы, выпускали стенгазету "прожектор", даже на выпускных экзаменах сидел комсорг из срочнослужащих в экзаменационной комиссии словно учитель. В Сибири же этой организации практически не было заметно. Уже по прибытию у нас собрали комсомольские билеты и обратно отдали только при увольнении. Как мы платили членские взносы уже даже и не помню. Но по увольнению я проверил, чтобы все необходимые печати в комсомольском билете стояли. К счатью всё было. За отсутствие печатей на гражданке можно было попасть в неприятную ситуацию.

Повысили до ефрейтора.

Написав себе характеристику я поспешил сразу отнести её командиру роты. Он внимательно прочитал характеристику и видимо остался доволен написанным. Особенно понравилось ему моя комсомольская работа в военной части. Такая позитивная характеристика как бы повысила мой статус в глазах командира роты. В любом случае когда я через несколько дней получил свою характеристику перепечатанной с подписями и печатью то обнаружил, что меня в характеристике повысили до звания ефрейтора. Позже на построении командир вызвал меня перед строем и официально обьявил мне о присвоении звания ефрейтора. На лицах моих сослуживцев после этой новости появилась ухмылка. А именно в Советской Армии ходил анекдот когда срочнослужащий, который перед дембелем получил звание ефрейтора, отказывается увольнятся домой в нужный срок. Ефрейтор означал доборовольную службу в армии ещё полгода пока не получит ещё одну лычку на погон до звания младшего сержанта и только потом может спокойно уехать домой. Теперь друзья похлопывали меня по плечу и желали остаться ещё на полгода после дембеля.
В конце июля все необходимые бумаги для института были отправлены и я с надеждой стал ожидать позитивный ответ. А ответа всё не было и не было. неделя проходила за неделей и я уже понял, что от других студентов в учёбе я отстану более чем на два месяца.

До дембеля осталось 100 дней!! До дембеля осталось 99 дней...

Наступило 28 сентября 1975 года. Вышел приказ министра обороны СССР о увольнении в запас и призыве новобранцев. Это был наш долгожданный приказ который уже 100 дней назад начал свой отсчёт в казарме по вечерам. А именно: в Советской Армии кто то из молодых солдат должен был доложить "дедушке" перед тем, как выключить свет после отбоя громким и ясным голосом: "До дембеля осталось сто дней!" Каждый последующий день молодой должен был также докладывать о количестве оставшихся дней. В случае, если молодой солдат ошибся или не крикнул это ясным и громким голосом, следовало повторить. Молодого наказывали уборкой туалета до белизны.
Сослуживцы со мной одного призыва занимались постоянной подготовкой к отьезду домой. Они делали дембельские альбомы и приводили в порядок парадную форму, пришивали на погоны новые лычки на которых края были украшены по армейской моде украшениями из проволки. также такие же украшения были по краям парадных брюк, на воротнике пиджака и по краям рукавов.
Молодые в то же время полировали знаки и медальоны в виде самолёта, сделанные из мельхиора. Материал для изготовления медальонов брали из кислородных трубок самолётов.
Меня же вся эта подготовка не интересовала. Куда мне в этом мундире ходить дома? Я не похоронил своу надежду на учёбу в институте. Моя парадная форма была самая обычная и я просто ждал отправки домой. Письма из института я уже не ждал, но при прибытии в Эстонию я собирался сразу пойти в институт.
Из ворот военной части вместе с моими сослуживцами я вышел в конце октября 1975 года. Кто то из нас раздобыл бутылку шампанского и в поезде на Иркутск мы вспоминали свою службу, запивая воспоминания шипучим напитком.


1979-1981. ДЕРЕВНЯ ЛОТА, ВАЛГАМАА - ТАРТУ - ТАЛЛИН - РИГА - КАЛИНИНГРАД, РСФСР - РИГА - ЛОТА, ВАЛГАМАА.

Курс по выживанию: в конце туннеля всегда свет.

Тынис Ассон (1960 г.р)

После получения диплома агронома по окончании совхозного техникума надо было вступать во взрослую жизнь. Для этого лицо мужского пола должно было пересечь назначенную черту а именно обязательную службу в рядах Советской Армии. Параграф 123 Конституции СССР говорит: "Общая военная обазанность это закон. Служба в Воосружённых Силах СССР является почётной обязанностью". Параграф 123 говорит, что защита отечества есть священный долг каждого гражданина. Служи и защищай! Если уже в конституции всё так хорошо сказано, что же мне остаётся сказать.
Я отправился в Тартусский военкомат. Мне дали совет подумать о поступлении в военное учебное заведение. В техникуме учитель военной подготовки советовал мне то же самое. Чувствовал, что в этом есть толк. Сельское хозяйство оставляло меня безразличным, но военное дело привлекало. Чувствовал профессиональное призвание. Оккупационная армия и чужая идеология не было достаточно сильным аргументом, чтобы я передумал. Скорее всего я не встретил того человека, который бы провёл серьёзную разьяснительную работу со мной. С такими людьми можно было встретирься в Сибири на лесоповале или в сумашедшем доме, куда инакомыслящих периодически отправляли.

Хотите быть советским офицером? Да пожалуйста!

В военкомате работники почувствовали большую радость, что кто то хочет стать офицером Советской Армии. Я говорил утвердительно, да хочу. О учёбе я, кстати, не говорил. Передо мной сразу открылись двери кабинетов для ознакомления с каталогами о поступлении, которые обычному человеку не показывали ни за какие деньги ( ну разве что только за водку). Все материалы связанные с армией в Советском Союзе были засекречены.
Мне быстренько сделали ясным то, что я не должен бояться вступительных экзаменов на русском языке, меня примут в любом случае. Достаточно того, что приеду на место. В военных училищах Советского Союза имелся план по приёму малых народов и училища всегда испытывали трудности с выполнением этого плана. Особые трудности испытывали военные комиссариаты в Эстонской ССр. Фашисты-националисты не хотели служить на благо родины и практически никогда не хотели быть офицерами.
Ответственный работник военкомата завёл на меня соответствующе дело, в которое должны войти много соответствующего, но интересного материала. На каждого гражданина СССР должно было быть заведено дело, которое отправлялось на уточнения в КГБ. Сохранение большого государства зависело от маленького человека, особенно от ихнего доверия. Доверие нуждалось в постоянной проверке.
Обо мне и о моих родственниках в нескольких поколениях тщательно собирали информацию, особенно о возможной антисоветской деятельности. Я верю, что должны быть вопросы и о моём дедушке по материнской линии, который умер в Сибири. Дедушка во время войны служил в Омакайтсе (военная организация немецкой армии в эстонии во время войны). Больше я боялся вопросов о знакомых и родственниках, живущих за границей. Мёртвых не боялись, но особо не доверяли.
Наступила весна и растаял снег. Я всё ещё был уверен, что буду пробовать военное дело. Мои друзья, закончившие со мной техникум, в свою очередь готовили проводы. Проводы в то время были серьёзным делом. По сравнению с проводами блекли дни рождения и свадьбы. Часто после проводов облёванного и ничего не помнящего призывника запихивали в автобус возле военкомата, который вёз дальше на сборный пункт в Таллин. Некоторые продолжали проводы и на сворном пункте и приходили в сознание уже далеко за пределами республики где суровая действительность быстро отрезвляла затуманенные мозги. Зато в тяжёлой армейской службе потом было что вспомнить.

Выторговал себе повестку в армию.

Когда моему другу, с кем мы вместе работали, пришла повестка, я резко передумал. Захотелось пройти срочную службу и уже потом решить, действительно ли стоит становиться офицером Советской Армии. На служебной машине я поехал в Тарту, чтобы выпросить себе повестку.
Мои водительские права были ещё при мне. У ребят, получивших повестку, водительские удостоверения лежали в железном сейфе военкомата под замком. Из забрали у призывников с дальним прицелом,чтобы правильная, но строгая советская милиция не смогла их отобрать. Боевая мощь Советской Армии могла пострадать если некоторые молодые люди, запланированные служить военными водителями, придут на военную службу без прав и пешком. План есть план и ребята из Прибалтики были хорошими водителями в Советской Армии.
С документами вообще проходили странные штуки. Например у призывника на время обязательной срочной службы забирали паспорт. Паспорт заменяли военным билетом. А в некоторых местах большой родины у многих паспорта никогда и не было.
Я пошел в военкомат на разговор к подполковнику,который был мне дальним родственником. Попросил его об отправке в Советскую Армию. Подполковник рассмеялся, поскольку обычно к нему приходили с просьбой отсрочки или возможности полного освобождения от службы. Я ему ответил, что правильным офицером может быть только человек, который служил солдатом. Что послужу, ознакомлюсь с ситуацией на самом низком уровне и тогда пойду учиться. Здравомыслящим человеком он поддержал моё решение, что для того, чтобы понять солдата, надо побывать самим солдатом. На офицера можно было пойти учиться сразу после средней школы и не надо было проходить никакой обязательной службы. Так я выторговал для себя повестку в армию. По тихой договорённости я получил подтверждение, что буду служить где нибудь недалеко от дома. В моём деле записали: "местные мотострелковые войска". Местные, что значит недалеко от дома, значило не более двух тысяч километров. До времени, указанного в повестке (04.05.1979) оставалось пара недель. Естественно это время надо было использовать с пользой. Мы знали, что большинство знакомых идут служить весной. Всё оставшееся время я посвятил встречам с друзьями и переезжал с одних проводов на другие. Провожал других пока не подошло моё время идти служить. Дома дал прощальный салют из старой немецкой винтовки "маузер 98К", которую сберёг мой брат Яан. Выпустил последние патроны в небеса и отдал винтовку отцу Тынису. Предпологал, что в Советской Армии мне дадут оружие получше. Маме и сестре сказал, что волноваться нечего, быстренько схожу в армию и смогу со всем справиться.

Друзья пели и орали, родственники плакали и махали.

На поезде отправились в Тарту. Недолгое ожидание перед военкоматом и ещё несколько бутылок пива. Наконец вошёл в дверь. Доложил дежурному: "Призывник Тынис Тынисович явился для прохождения обязательной военной службы!" Обратно уже никого не выпускали. Проверка документов и быстрая стрижка под ноль. В то время молодые люди носили волосы длинною до плеч. Кто до военкомата не позаботился о укорочении своей причёски, получил полностью лысую голову. разницы не было, в военной части позже всё равно обривали налысо. Одинаковая форма, лысые головы, лысый мозг и серая масса.
Долго ждали пока у всех проверили наличие всех необходимых документов. Как правило все призванные являлись на место вовремя. Редко кто не являлся в военкомат без серьёзной причины.
На заднем дворе военкомата в тени нас ждал автобус. Более рекрутам не разрешали ни с кем встречаться и уже пробовали отрезвить их перед посадкой в автобус. Автобус быстренько забили телами и быстро выехали через ворота. И пока провожающие смогли понять в чём дело, автобус уже скрылся вдали, мигая подфарниками.
Многие из друзей провожающих пели песни и громко орали, родственники же плакали и махали вслед руками. Вокруг военкомата распространялись волнение и шум. Для работников военкомата это был самый обычный рабочий день. всё это повторялось каждую весну и осень и их это давно не удивляло.
Как правило милиция тоже не вмешивалась. Да и со стохией природы трудно справиться. Советская Армия по крайней мере для своего государства, народа и некоторых служебных контор как невизможная так и неоценимая сила.
В таллинском районе Ласнамяэ находился сборный пункт куда привозили призывников со всей республики. Снова проверяли документы, снова проводили медицинскую комиссию и отпускали на нары ждать по нескольку дней своей отправки в войска. Некоторые из местных умудрялись бегать в самоволку, ходили к подругам и приносили "огненную воду".
О дезертирстве или бегстве никто даже не думал, поскольку до такой степени глупым просто быть невозможно. Для уклонения от службы в Советской Армии было несколько методов, но из них предпочитали деньги и знакомства. Покупали врачей, которые писали нужные болезни. Высоко сидхащим чиновникам давали взятки и так далее. Всё это происходило до сборного пункта. Кто по воле судьбы уже дошёл до этого пункта, тот и уходил служить. Конечно можно было уйти домой, но только до следующего раза. это был худший вариант. Ведь всё было настроено на уход: мосты сожжены, денег нет, места работы тоже и у кого то даже невеста уже отдана другому.
Я встретился в Ласнамяэ с несколькими своими однокурсниками, которые прибыли сюда раньше меня и с теми, кто пришёл позже. На неудобных нарах из массивного дерева было скучно. Больше всего волновала неопределённость и отсутствие информации.
Слухи и легенды из жизни в Советской Армии тоже работали не в хорошую сторону. Появлялась странная тревога перед этим громадным аппаратом. Внешний лоск патриотической программы "Служу Советскому Союзу", которую показывали по воскресеньям, начал тускнеть. До этого момента всё было ясно, но что будет дальше? Всегда ожидание чего то плохого гораздо страшнее, чем это самое плохое.

ОТСТУПЛЕНИЕ.
Из солдатского блокнота:

Призывник:
* в мире животных
*большой бродяга

Повестка в армию:
* выстрел в спину
*сопроводительный лист в неизвестность

Солдат:
*человек без паспорта

Учебка:
*сезон мёртвых

Начало армейской службы:
*обратного пути нет

Служба в армии:
*два года потерянного времени

Выступил с речью о профессиональном выборе.

На третий день появился сдвиг. Суета увеличилась. В воздухе повисла напряжённость. Местный персонал засуетился. Кого то уже выкрикивали по имени. Меня нашли и вызвали в кабинет к большому начальнику. Я должен был выступить на митинге в честь отправки с речью о профессиональном выборе. С патриотизмом и на эстонском языке. Текст уже был готов. Для меня было сюрпризом, почему именно я? Тогда начальник поднял со стола моё дело и сказал, что тут достаточно материала, который показывает моё активное участие в республиканских мероприятиях и как и с какими речами я на них выступал. также в кабинете был ещё русский парень, которого привели туда с той же самой целью, что и меня - для выступления но уже на русском языке.
На торжественной отправке со сборного пункта в Ласнамяэ также присутствовал оркестр, журналисты, немного амортизированный генерал запаса для укола патриотизма в молодое пополнение. Было гордое чувство, когда я с высоты трибуны смотрел на будущих сослуживцев. Оркестр играл, я зачитал своё выступление. Также выступали и многие другие. В заключении лучшие представители колхозников и рабочего класса, специально выбранные для этого момента, прошли торжественным маршем плохим строевым шагом и кривыми шеренгами перед трибуной. У меня промелькнула мысль, что в ближайшее время им придётся ой как долго и мучительно отрабатывать строевые элементы. Внутреннее чувство не подводит.
Из таллина на поезде мы отправились в Ригу. В основном железнодорожный транспорт в Советской Союзе использовали для перевозки товаров, военных и заключённых. Для нормальных пассажиров были другие предпочтения. Ехали в общем вагоне, где можно было откинуть спальные полки. Нам всё ещё было весело. В Рига находился распределительный пункт Прибалтийского Военного Округа. Снова ожидание, хотя непоняток больше. На место приходили "купцы" из военных частей, которые надеялись получить для себя лучший человеческий материал. Искали заинтересованных и, желательно, образованных по разным специальностям. Мне нечего было особо предложить. Водительские права для этого случая были обычным делом. В один момент меня в составе группы вновь посадили на поезд и начался путь в неизвестном направлении. По прибытии на место стало ясно,что стим на большой станции - южном вокзале Калининграда.

Иммануил Кант был русский парень.

Калининград, или по исторически, Кёнигсберг, бывшая столица Восточной Пруссии, с первого взгляда оставил впечатление стильного города. После второй мировой войны, когда город вошёл в Советский Союз, город постарались очистить от немецкой истории. Что нельзя было переделать, то уничтожали.
Местные иногда рассказывали, что ещё в 1950-х в лесах по области расстреливали немецких "лесных братьев" во время "зачисток". Официальная история об этом, конечно же, умалчивает. Когда я хотел поделиться своими знаниями со своими будущими сослуживцами из России, то выяснилось, что Калининград уже несколько веков принадлежит России. Мне оставалось только удивляться о знаниях наших школьных учителей и о недостаточном преподавании истории.
Когда я им старался показать строения совсем не русского типа, то мне обьясняли, что построенные руками трудового советского народа перлы строительного исскуства Советского Союза. И также Иммануил Кант был русский парень, учёный и советский философ.
С вокзала нас на машинах развезли по разным военным частям. Несколько полных маших хорошего человеческого материала, в том числе и меня, отвезли во дну мотострелковую дивизию. В дивизии нас распределили по разным частям, кого в пехотный полк, кого в более меньшие подразделения.
Из меня должны были сделать рядового ракетного полка ПВО, на плечах чёрные погоны. В неофициальной иерархии это было намного выше, чем красные погоны пехотинца. Эти отдельные вещи пока для меня были не совсем известны, но правила жизни Советской Армии я должен был выучить как можно быстрее.

Дембеля произвели перераспределение имущества.

Первая встреча с защитниками велокой родины, в чьи ряды мы должны были влиться, состоялась в спортивном зале пехотного полка. Туда нас привёл какими то дворами, через задние ворота, бледный и чахлый прапорщик. Я предположил, что это для конспирации. К примеру, международные империалисты могут постоянно наблюдать за главными воротами и увидят приток новой и свежей силы. Друг засмеялся и ответил мне на это, что советский прапорщик просто дурак и лентяй и дорога через задние ворота намного короче.
В спортивном зале долго на матах поваляться не получилось, поскольку в зал вошли личности, чей срок службы перевалил в последнюю четверть или угрожал закончиться тёплыми весенними днями. Большая часть была личностями последней категории, дембеля, или солдаты Советской Армии, которые практически отслужили и ожидали отправки домой. Такие солдаты были с человеческим отношением, поскольку дембелю уже ничего делать было не надо. Также они не кричат и не бьют молодых, но вежливо позволяют сделать эту работу другим, то есть тем, кто прослужил в Советской Армии немногим меньше, чем дембель, но заметно больше, чем молодые солдаты. Дембелей интересовала наша одежда и другие вещи такие как часы, цепочки, кольца. Перераспределение имущества проходило по убеждению, а не по физическому воздействию. Дембелю надо для возвращения домой хорошую одежду и немного денег. В форме Советской Армии домой после службы уезжали немногие. Но были и убеждённые, как украинцы или литовцы. В общем уезжающие домой хотели слиться с общей массой и расслабленно почувствовать себя по человечески. Одетый в форму Советской Армии должен бояться военных патрулей и других носителей такой же формы, которых достаточно много передвигалось вокруг. Между носителями формы разных родов войск часто возникали разногласия. Так моряки терпеть не могли сухопутных крыс и наоборот. В дополнение нетерпимость между собой цветов погон и так далее. Остаётся впечатление, что внутри Советской Армии врагов между добой больше, чем с внешней стороны.
Я отдал свою хорошую куртку одному из эстонцев, который через пару дней должен уехать домой.