35
Учился я на «хорошо» и «отлично». По итогам за некоторые четверти бывали
одни пятёрки, но в целом за год нет, одна - две четвёрки проскакивали. Текущими бывали и тройки и редко двойки (ЧП для мамы), двойки были не за количество ошибок, а за невыполненные домашние задания. По устному забыл рассказ прочитать или стихотворение не выучил и как назло спросили, а я не готов. Или после болезни пришёл, а тут контрольная с примерами и задачкой по новой теме и если не удалось списать, то двойка обеспечена. Мама регулярно проверяла дневник и тетради, и скрыть двойку не удавалось, а если удалось, то на родительском собрании вылезет. Со слов мамы Анна Михайловна давала просматривать родителям классный журнал. Тогда неприятного разговора было не избежать. Мама, судя по похвальным листам и грамотам, училась очень хорошо. Вообще в шкафу на бельевой полке хранилось десятка четыре различных маминых грамот, как за учёбу, так и за работу.
Особенно маму интересовало моё поведение в школе. Его оценивали каждую неделю
с записью в дневнике. А если появлялась внештатная запись красными чернилами на полях дневника - ваш сын вёл себя плохо на уроке (разговаривал, мешал
вести занятия, ушёл с дежурства), то это было чрезвычайное происшествие с долгими нравоучениями от мамы. Отец ограничивался парой фраз. Веди себя хорошо, а то в тюрьму попадёшь или учись хорошо, а то придётся всю жизнь кирпичи на стройке таскать. Поводов для недовольства я давал не много как в школе, так и дома, но мама реагировала бурно, и если я возражал, что другие ведут себя намного хуже, она говорила, учись отвечать за себя и спрашивать с себя сам. Жизнь показала, что отвечать научился, а причины своих бед начинал искать с себя.
А вообще по большому счёту учиться меня не заставляли и над душой родители не стояли. Учится хорошо, поведение нормальное - краснеть не приходится, сыт, одет, обут, ну и ладно. А кем вырастет неважно, лишь бы человеком стал.
Я и учился не напрягаясь, что было интересно, тому уделял внимание, что нет, учил для галочки, для хорошей оценки просто как говорилось, проходил предмет. А если проходишь не останавливаясь, то быстро забываешь. Никогда не зубрил, всегда старался понять суть.
Интересовали меня в основном гуманитарные и прикладные предметы, но выбор был интуитивный, понадобиться - не понадобиться, интересно - не интересно. Что в корне не верно, потому что возникают пробелы и в образовании и в общем развитии. И детей надо заставлять заниматься. Пусть пока для них и не любимым делом.
Я во времена начальной школы записывался в несколько секций при гарнизонном доме культуры, но это заканчивалось одним и тем же, интерес постепенно угасал, самодисциплины никакой и я переставал посещать кружки и секции: танцевальный, фотокружок, какие-то спортивные, а в старших классах и другие. Сейчас особенно жалею что не получил в школьные годы музыкального образования хотя в музыкальную школу меня записывали.
Отец как-то вычитал в журнале «Охота» о бескурковом ружье «ИЖ-12» - двустволке 12 калибра с вертикальными стволами под папковую гильзу и «загорелся». Охотничьи магазины были в Новосибирске, и он время от времени туда наведывался, чтобы застать такое ружьё в продаже. И вот однажды он вернулся
с покупкой, только не с ружьём, а с новым аккордеоном «Квинта». Мама ахнула,
о такой покупке речь никогда не шла, отец никаким инструментом не владел, да
и слуха у него не было. Она и на покупку нового ружья с трудом согласилась.
У отца была тульская курковая двустволка и мама не видела смысла в покупке нового ружья. Папа её долго уговаривал и также долго копил деньги именно на ружьё. Разразился скандал, мама всё спрашивала - зачем ты вместо ружья аккордеон купил и зачем он тебе нужен.
Оказалось, что ружья в продаже опять не было, а аккордеон в соседнем магазине был и отец опять «загорелся» уж очень он ему понравился. Понравился он и мне изумрудно-перламутровый с белыми и чёрными клавишами, с пятью регистрами, с красивыми мехами, с множеством кнопок, с коричневыми кожаными ремнями,
подшитыми с внутренней стороны зелёным материалом, с футляром-чемоданом он не мог не понравиться. Но как очень красивая, но бесполезная для нас вещь.
И отец честно признался, что купил аккордеон, потому что красивый и сказал, что будет учиться играть сам, а если не научится, то сын выучится, когда подрастёт, а ружьё он потом купит. На что мама заявила, что или ружьё или аккордеон, а пускать на ветер 150 рублей она не позволит. Много чего ещё говорилось на повышенных тонах, но отец сильно не перечил, наверное, и сам понимал, что сделал глупость. Позже он мне признавался, что тогда понимал,
что не дело делает, но удержаться от покупки аккордеона не смог. В первый раз он только осмотрел и потрогал его, потом ушёл, но вернулся послушать, как он звучит (продавец сыграл несколько мелодий), а в третий раз, дойдя до вокзала
и выпив в буфете, вернулся в магазин и купил этот аккордеон. Став взрослым, я заметил в себе отцовскую черту делать импульсивные покупки (увидел – понравилось - купил) но, как правило, нужные и служившие потом долго и безотказно.
А история с аккордеоном закончилась так. Он остался в семье, да и ружьё и именно «ИЖ-12» через полгода - год было куплено. Папа играть не научился,
хотя и купил пару самоучителей, а меня в третьем классе записали в музыкальную школу, куда я после четвертого похода и первого занятия под названием сольфеджио бросил ходить. Вот тут бы родителям проявить волю, настоять, заставить и даже за ремень взяться (сейчас бы с удовольствием простил), но не случилось.
Так же и с предметами в школе. В семь-десять лет не понимаешь, что образование начинается с азов преподаваемых в начальной школе. Учил правила грамматики
научился не просто писать, а писать грамотно, выучил таблицу умножения и четыре правила арифметики, заложил базу на всю жизнь. Что-то упустил по
какой-то причине и прореха, потому что на каждую тему отводится своё время, а сам вряд ли вернёшься к тому, что уже проходили, если только в сознательном возрасте. Но всё это хорошо понимала наша учительница Анна Михайловна. Сейчас не знаю, была ли она по-своему образованию учительницей начальных классов или же имела специализацию по какому-то предмету, но вот знаний полученных у неё по русскому языку и арифметике мне хватает до сих пор. Развивались и воспринимали материал мы все по разному и она ориентировалась по последним, заменяя второстепенные предметы этими двумя. Анна Михайловна часто
произносила фразу, повторение – мать учения и плакат с этими же словами
висел в нашем классе над доской.
Именно моя первая учительница научила меня правильно говорить: ни экая, ни мекая, ни нукая, не употреблять слова-паразиты, не жестикулировать во время разговора, а также писать без орфографических ошибок. Я учился в то время, когда слово кофе было среднего рода, в словосочетании Москва-река склонялись оба слова, а теперешнее прийти писалось придти (в книгах изданных до моего рождения встречалось притти). И если бы не реформаторы от образования которых в любое время пруд пруди (но во время моей учёбы было всё-таки поменьше) и желающие оставить своё имя в истории образования и для этого меняющие правила русского языка непонятно из каких соображений, то я бы и сейчас чувствовал себя грамотным. Я не слежу за изменениями и пишу по правилам сорокапятилетней давности, хотя некоторые правила в силу возраста напрочь забываются и появляются ошибки. Я понимаю, что язык должен развиваться, но по объективным причинам и ни в коем случае не должен засоряться производными от иностранных слов и жаргонизмами вроде интернетовских.
Но вот с синтаксическими ошибками у меня беда. И эта беда связана с двусторонним воспалением лёгких из-за которого я два месяца не ходил в школу.
По какой-то причине меня не положили в больницу, может, мама не отдала, может, как безнадёжного не взяли. Две недели я пролежал в беспамятстве и мама брала отпуск для ухода за мной. Она рассказывала, что регулярно приходила медсестра и колола меня пенициллином, каждый день приходил участковый врач. Все ждали кризиса, а я метался в горячке и бреду и уже по двору ходили слухи, что я не жилец. Мама несколько раз и в разные годы вспоминала про этот случай и всегда со слезами. А я отчётливо помню только концовку болезни, когда меня навещали одноклассники и приносили домашние задания. После двух месяцев отсутствия я начал ходить в школу, но восстановился только в летние каникулы, хотя заболел или в конце ноября или в начале декабря 1966 года.
К правилам про знаки препинания я не возвращался больше ни в каком возрасте, но научился в изложениях и сочинениях обходиться короткими предложениями, а в диктантах списывать. Чего не скажешь про эти страницы, которые я пишу на компьютере и программа подсказывает где поставить запятые. Но я сильно сомневаюсь в правильности этих подсказок и это всё от незнания нескольких правил.