Лагеря пионерские

Юрий Крылов 2
   Увы, прошлое отодвигается всё дальше и дальше. Хорошо хоть помню. Почти без пробелов. Ну, там, студенческие, аспирантские годы, превращение в «д.м.н.» и «маститого» профессора, директора НИИ с диктаторскими замашками (кои, признаюсь, давил в себе нещадно). Но, вот, пионерские будни...  Это ж сколько лет прошло! А между тем, помню. Особенно «пионерские лагеря».Свершил я там путь от октябрёнка самого младшего отряда через «средний пионерский возраст» к работе физрука (перешёл в 10-ый класс) и врача (будучи к.м.н. – сезоны 66 и 67 годов). Каждая очередная «ступень роста» характеризовалась некими деталями, кои, наверное, и способствуют памяти сохранять всё это. Давно понял,  память «не вечна» и следует ей помогать. Что и собираюсь сделать, положив воспоминания «на бумагу».
   Итак, 1946 г. Я закончил первый класс  – одна четвёрка по «чистописанию». Когда данная дисциплина исчезла из школьной программы – 5 класс, стал «отличником», каковым оставался вплоть до выпускных экзаменов, где т.н. «высшие инстанции» заменили пятёрки на четвёрки в письменных работах –«сочинение» и «математика» - и отняли право на «медаль».
   Перешедшего во второй класс почти отличника отправили,  видимо, в награду в некий ведомственный лагерь под Казанью. Там обзавёлся дружком-ровесником (Изя Коган – и сейчас стоит перед глазами), к которому, в отличие от меня, постоянно приезжали родители. В очередное воскресенье Изя прибежал и сказал, что уговорил маму его забрать, потому что «здесь очень плохо». Отчётливо помню, что я ничего подобного утверждать бы не стал  - всё-таки, худо-бедно, кормили, а ведь это, считай, первое послевоенное лето. Но... всю жизнь боролся с собой, дабы не следовать примеру других (удавалось далеко не всегда), и я тоже стал плакаться отцу, причём не сразу, а после свидания с дружком, начавшим собирать вещички. Чего уж я папе наговорил, память не сохранила, только укатили мы с ним. Очень уж мне захотелось домой (к тому ж друг-ровесник уезжал!) в Свияжеск – крошечный посёлок в 40 км от Казани, в последней пребывали сёстры – учились, и отец – работал, а мы жили с мамой. В последнее посещение Казани  в 99 году -  пригласили выступить на защите в качестве оппонента - очень хотел попасть в Свияжеск и пройтись по в детстве истоптанным тропам, но как-то не сложилось.
   Возвращаюсь в «пионерские» времена. 1948 г. Мама моего одноклассника, имевшая отношения к благам профсоюзов, достала (!) путёвки: сыну и мне. Место называлось Кораблино, лагерь стоял впритык к селу, и это вызывало нередкие конфликты с его обитателями.
   «Памятных» деталей две. Одна мимолётная, но, тем не менее, забавная, в силу чего и отложилась в башке. Стоим в двухшереночном строю на линейке – девочки напротив. Я, будучи за спиной упомянутого одноклассника, сдёргиваю с него трусики, обнажая мужское естество, и пускаюсь в бега  - он был выше и сильнее, так что встреча «лицом к лицу» ничего приятного мне не сулила. Догнать он не сумел, а я чувствовал себя очень хорошо – «отомстил», значит: за несколько часов до линейки был тоже подвёргнут неожиданному «сдёргиванию», но таки менее  унизительному - девочек рядом не оказалось.
    Другая «деталь» врезалась в голову на 60 с гаком лет из-за «обиды». Дело было так: ночью местные мальчишки сумели сорвать флаг (красный!) с мачты, и под звуки горна в ознаменование «утра» поднимать стало нечего. Переполох, как быть! Мачта – тонкая жердина высотой метров10-15 – взрослого не выдержит. Тут я, обладавший завидным умением с помощью ременной петли, одеваемой на ноги, взбираться на любую, в том числе гладко обструганную деревяшку, говорю, могу, мол. Лихорадочное совещание директора, старшей пионервожатой и физрука. Предлагают «пробное влезание» на высоту их роста. Блестяще справляюсь, после чего беру в зубы верёвку  - её надо продеть в кольцо, закреплённое на верхушке - и лезу. Через некоторое время красный флаг гордо развевается над нами. Ура! Мне жмёт руку директор, объявляет, что мой героический поступок получит должное освещение в прессе и обещает чуть ли не медаль. Старшая пионервожатая ничего не говорит, похоже, слёзы мешают, хватает меня в охапку и страстно (тогда, правда, я этого слова не знал) целует. А «обида»? Так ведь ни «медали» не дали, ни даже на линейке не объявили.Остался я спасшим знамя от супостата «неизвестным героем». А хотелось-то славы...
   1951 г. Сослали меня в лагерь аж на 2 смены. В середине «срока» повадились мы тайно бегать купаться и однажды были пойманы. Не все. Только трое. Я («крыл»), «колян» и «мартын». Сопровождены к Старшой, коя с грозной миной объявила, что «завтра вас отправят по домам и сообщат в школы о безобразном поведении пионеров Крылова, Николаева и Мартынова». Напуганные и обречённые вернулись мы в палату, где нас с сочувствием встретили соотрядники. Я, внутренне холодея от страха, предложил взять, да и убежать самим, раз уж всё равно не судьба «срок» досидеть. Оба моих приятеля с горячностью согласились, и начали мы готовить побег. Сходили в каптёрку, где хранились скудные наши пожитки. Все вещички, как то майки, трусы, рубашки напяляли на себя - чемоданчики иль что, там, у нас было, решили не брать во избежание подозрений - и стали ждать «мёртвого часа». Наконец «час» настал. По команде я и «колян» выпрыгнули в окна, обращённые в сторону забора, а «мартын» застыл в проёме. «Ты чего»?, - шопотом крикнул ему я и, не получив ответа, ринулся на штурм забора. Оба мы благополучно его преодолели и направились через лес на станцию узкоколейки, откуда по нашим рассчётам должны бы ходить поезда на Рязань, до которой и было-то «всего» 18 км по прямой иль 26 на поезде. Удар: поезд ходит раз в сутки и следующий завтра днём. Пошли пешком. По шпалам. Ещё удар: встречный поезд, на одной из вагонных площадок наш физрук  – чего-то заорал, замахал руками и пронёсся мимо. Тут  рельсы стали уходить в сторону от шоссе. Коротко посовещавшись, выбрали шоссе, всё-таки на 8 км короче. Снова зашагали. В какой-то деревеньке спросили дорогу и на встречный вопрос «кто такие», храбро ответили, что «отбившиеся от партии геологи». Стемнело. Очередная деревенька. И вдруг сзади яркий свет фар. Прячемся за палисадник, но машина останавливается и оттуда вылезают физрук и отрядный вожатый. Хватают, сажают в кабинку и везут обратно. Мы, оказывается, не дошли всего 6 км. Честно говоря, никаких сожалений по этому поводу не испытывал, потому как в лагере нас ждал роскошный приём. Собрались все его обитатели во главе с директором. Когда нас достали из машины, по толпе прокатилось полувосторженное «у-у-х!» И посыпались советы, как нам надо было поступить, чтобы не попасться. Лично директор'с взял нас за руки и отвёл в кабинет, где, по-отечески пожурив, сказал, что ежели будут какие проблемы, немедленно к нему. «Только больше никаких побегов!». Как выяснилось, это был беспрецедентный случай, и всему руководству грозили не слабые неприятности, удайся побег. Огромную порцию почитания получили мы в палате. Там в углу сидел, подобно затравленному зверьку, «мартын». В ответ на моё презрительное «Чо-ж ты?», объяснил, что на него «столбняк напал». И ещё: нас обоих привечали теперь ребята из 1-го и 2-го отрядов, разрешая вместе с ними играть в баскетбол иль гонять футбольный мяч. Почёт...   Больше ничего из беспечного пионерского прошлого не всплывает. О «служебных» буднях в рамках той же системы лагерей как-нибудь в следующий раз.