Лиха беда - начало

Исуэль
   Давным-давно ходили слухи, что триста лет назад на окраине Пасмурного леса жила одна ведьма, упоминаемая в анналах не иначе, как «Ночной кошмар». А всё потому, что от её проказ не знал спасения никто из тогда живущих поблизости – начиная от крестьян и заканчивая королём мелкого государства, которому и достались лавры «победителя над нечистью». С тех пор воцарилась подозрительная тишина, и народ, видимо, стал скучать и выдумывать про ведьму всяческие похабные истории, не опасаясь накликать беду от давно почившего, по их мнению, зла.
    Новость о том, что неведомые тёмные силы удосужились соблазнить новоиспечённую королеву крошечного государства, разнеслась мгновенно, вместе с торговкой рыбой, которой посчастливилось услыхать шушукающуюся стражу замка. То-то было шума! Как говорится, это тебе не какую-нибудь крестьянку на сеновале покрыть. Вскоре новости о беснующемся зле стали выскакивать в разных местах, словно грибы после дождя – то там девка жаловалась на странные сны, то тут кто-то успел обесчестить уготованную для соседа невестушку. Кто-то даже приписал новой напасти убийство, но вскоре дело раскрыли, и оказалось, что то была просто-напросто пьяная драка.
   На деле же всё обстояло куда проще и одновременно сложнее – все эти триста лет та самая пресловутая ведьма, которую народ так боялся, прозябала в жесточайшей затяжной депрессии по поводу того, как же в этом мире измельчали представители мужского полу. А виной тому был случай, покрытый мраком тайны – ведь ни с кем своими бедами ведьма, называемая Йорун, не делилась, да и не с кем ей было поговорить. Тени, что служили ведьме, были безмолвны и тяготились проблемами, этому миру не принадлежащими, а филин, что жил в её комнате, если что-то и знал, то никому не рассказывал. Раньше в мрачной башне, к которой даже самые горячие головы приближаться опасались, водился ещё и чёрный кот - всем котам кот, да только свои причиндалы не держал в почтительном от хозяйских тапок расстоянии, за что и поплатился. В результате, вероятно, на Йорун снизошло некое просветление, и она решила, что продолжаться такое существование больше не может. Но вместо того, чтобы, как и положено отчаявшемуся созданию, принять яду и несказанно своей окончательной смертью порадовать королевство Гергевайс, она решила дать по депрессии молотом ободряющего веселья и отправилась прямиком в царскую опочивальню, даже не удосужившись сменить облик. 
Говорят, что такого унижения молодой король Эрванд не знавал с тех пор, как узнал, что монах, крестивший его во младенчестве, оказался подставным лицом и пытался утопить наследника трона прямо в купели. Хоть Мервальда и отпиралась от содеянного, но по румянцу на её щеках и блестящим глазам можно было догадаться, что гостья в лице страшной ведьмы, да ещё и с такими намерениями, мало того, что девушку не напугала, так ещё и обрадовала куда больше, чем брачная ночь с супругом. Говорят, что король взбесился окончательно только после того, как обнаружил пропажу своей любимой ящерки-саламандры, которую, разумеется, из спальни унесло с собой дьявольское отродье. Среди черни воцарился настоящий ажиотаж, когда Эрванд с небольшой армией двинулся осаждать по слухам неприступную башню Йорун.
Чёрный клык башни по-прежнему торчал на своём месте – на подступах к скале, в небольшой низине, окружённый каменным гребнем, словно природа стремилась охранить логово ведьмы. Дальше же распростёрся лес, днём казавшийся таким светлым и безмятежным, а вот башня из неведомого тёмного камня, у основания поросшая бархатистым мхом, всё равно выглядела мрачной. Сколько ни старалось время подточить её, камень не поддавался, а сваи держали крышу на удивление стойко. Звуки приближающейся армии было сложно не услышать – грохотали на всю округу шаги множества ног солдатни. Народ нервничал куда больше спокойных лошадей, несмотря на ладную погоду и безмятежное, голубое небо. В центре тягловые тащили внушительного вида таран, а пехота несла осадные лестницы. Чуть впереди ехал на белом жеребце, позвякивающем богатой сбруей, самолично Эрванд, чья внешность «серого мыша» резко контрастировала с помпезной напыщенностью, застывшей на лице. Очевидно, он ждал, что силы ада всенепременно выйдут его встречать, хоть и подготовился к этому из рук вон плохо, но его ждало разочарование – на подступах к башне оказалось ни души, только чёрная громада распространяла вокруг себя атмосферу зловещего молчания. В конце концов, когда войско остановилось в десятке метров от логова ведьмы, видимого входа у которого не имелось, Эрванд выехал вперёд и, вынув из ножен меч, воздел его к редким витражным окнам, уходящим ввысь.
- Именем Всевышнего, объявись, мерзкая ведьма! Ты ответишь за свои преступления, о которых помнят даже мои предки, пришло время поставить окончательную точку в твоей истории!
   Молчание длилось так долго, что замерший с поднятым мечом король начал смахивать на дурака, заговаривающего с невоодушевлёнными предметами. Он гневно разрубил воздух в стороне (вояка поблизости при этом спешно опустил копьё, дабы не нарушить важность момента, а так же не лишиться оружия, стараясь не задеть косящегося на него подозрительно соседа,) и изрыгнул проклятие из разряда народного фольклора, переводу не поддающегося. И только тогда, казалось, башня ожила, изрядно напугав всех присутсвующих. Небо над ней потемнело, камень словно завибрировал, стряхивая с себя вековую пыль, а внушительные  двери перед балконом высоко наверху распахнулись сами собой со звуком, ничего хорошего не предвещающим. Исчадие зла, как выяснилось, было вовсе не страшной горбуньей с непременной бородавкой на носу, а стройной молодой женщиной в элегантном платье в тон удивительно длинным, прямым чёрным волосам, с алебастрово-белой кожей и чувственными тонкими, но бледными губами. Единственное, что по-настоящему могло напугать в её облике – это правый глаз, более похожий на демонический своей ядовитой желтизной и вертикальным, драконьим зрачком. Йорун, сопровождаемая тёмным ореолом, плавной поступью вышла, вопреки сказаниям не страшась дневного света, и оперлась аристократическими руками, затянутыми в шёлковые перчатки, об ограду.
- Вот это по-нашему, - препротивнейше усмехнулась она, вздёргивая уголок губ, - Сразу бы так, а то «мерзкая ведьма», «окончательную точку». А этот мыш, восседающий на лошади, что стократ его красивее, и есть доблестный король, потомок Марко Второго? Ну, теперь-то короли пошли умнее, прошлый пришёл один и вызывал меня на дуэль…
Эрванд налился пунцовой краской не то от смущения, не то от гнева, но так и не нашёл, какую бы шпильку подкинуть той в ответ, а потому перешёл сразу к сути дела:
- Ты почто, тварь, сгубила мою любимую Люси?
- Это ту красотку с золотыми волосами? Хороша, чертовка, спору нет.
- Саламандра! Драгоценная моя, таких в мире осталось-то всего десяток…
- Ну конечно, основная часть приспособилась жить в подземельях, подальше от людей. А мне лично несподручно туда лезть – говорят, им покровительствуют драконы, а те будут противниками посерьёзнее, нежели мелкий король.
- Нечестивое создание! Ты за всё поплатишься!
- Да говорю тебе, зря шум разводишь, - ведьма всплеснула руками, кривя губы, - Ты хоть у жёнушки своей спросил, была ли она против? Мне кажется, та ночь была одной из самых счастливых в её жизни, и это не удивительно, с таким-то супругом… Что касается саламандры – так поздно мстить, она украшает интерьер моей комнаты, будучи засушенной до тех пор, пока не понадобится для дела насущного…
- Что?! – тут-то и без того небольшой запас терпения у Эрванда закончился, и он, взметнув снова великолепный меч, заорал что есть духу, едва ли не лопнув прямо в седле, - В атаку, солдаты! Чтоб камня на камне не осталось от этой чёртовой башни, а тому, кто принесёт голову ведьмы, я заплачу троекратный гонорар!
Солдаты вокруг заволновались пуще прежнего, поднялся ропот и возня. Люди переглядывались меж собой и поглядывали на воеводу, который косился то на скептически скривившуюся Йорун, то на короля. В воздухе повисло снова нелепое молчание.
- Троекратный гонорар всем и десятикратный – обладателю головы!
Тогда уже воевода заорал, и вскоре его крик был поддержан ещё несколькими голосами, шум поднялся приливной волной, захлестнул округу, всё пришло в движение. Смекнув, что нечего уповать на благоразумие остальных людей, Йорун бойко отступила на шаг, и вскинула руки, громко выкрикивая заклинания на незнакомом остальным языке…
   О том, что творилось дальше, слухи были неоднозначные. Кто-то рассказывал, что тогда посреди бела дня небо расколола молния, а кто-то говорил, что молнии полетели прямо из пальцев ведьмы. Молочница сказывала, что тогда поднялась невообразимая буря, повалившая немало деревьев в лесу, но пахарь ей возражал – мол, не гроза то была, а стаи летучих мышей, до полусмерти всех искусавших, а особенно – несчастного короля, носа более из замка своего не казавшего. То ли ещё будет, если связываться с потусторонним злом! Но в одном слухи сходились точно – в низкой трусости Эрванда, бросившего свою затею и решившего оставить простых людей на произвол наглой нечистой силы.
  На самом же деле Йорун даже к теневым демонам обращаться не пришлось – хватило и наведённой иллюзии, заставившей разозлённых было солдафонов повернуть назад, благо, те заранее настраивались на то, что им предстоит столкнуться с силами неведомыми, но в своей силе непревзойдёнными. Иллюзия, и правда, выглядела как великое множество зловещих летучих мышей размером с орла и с красными буркалами, застлавшее собой небо. Обомлевшие от страха люди побросали оружие и напрочь забыли про оставленный вместе с тягловыми лошадьми таран, когда сочли наиболее необходимым поле несостоявшегося боя покинуть, а возглавлял армию беглецов «доблестный» король. Злые языки поговаривали, что теперь весь королевский род проклят порождать трусов, а нынешнего правителя прозвали Эрвандом Курвой. Будучи мстительной, ведьма намеревалась запустить в народную молву ещё пару-тройку слухов, но не стала, потому как и нынешний результат её вполне устроил…