Праздник Победы – 9 Мая. Кругом ветераны… ветераны… У каждого – грудь сплошь увешана орденами, медалями. Блеск, звонкое побрякивание…
И вспоминаю невольно я в сей торжественный момент историю своего родного дяди Николая, историю нашей семьи…
Дядя в молодости был здоровенным парнем, сибиряк. В 17 лет добровольцем напросился на фронт. Пошёл мстить за своего отца – моего деда Андрея. Тот был председателем колхоза и его в первые же дни войны мобилизовали на фронт. Последнее письмо пришло от него из-под Сталинграда. А потом уведомили семью – пропал без вести. И всё!
Тогда-то дядя и ушёл воевать. Служил связистом. Для тех, кто не знает что это такое, поясню. Связь тогда была проводная, тянулась по земле, а кабель часто перебивало осколками от разрывающихся снарядов. Так вот, связист под любым обстрелом обязан был ползти и восстанавливать прерванную линию. Кроме того, по приказу «в атаку!» первыми из окопа за командиром батальона обязаны подниматься заместители, ординарцы, связисты и другие, составляющие ближайшее окружение. В общем, дядя мой вот так и провёл три года войны – рука об руку со смертью. Неоднократно был ранен и контужен. Однажды, от близко разорвавшегося снаряда тяжело ранило его и засыпало землёй. Хорошо, боевой товарищ всё видел и откопал пострадавшего и когда понял, что однополчанин жив, доставил раненого в санчасть. И сколько ему, бедняге, операций сделали! Исполосовали вдоль и поперёк. Даже череп вскрывали. Прошёл почти всю Европу и до Германии добрался. Мать рассказывала, как семья во время войны получала деньги, причитающиеся за дядины боевые награды.
Победу он встретил в каком-то германском городишке Песнек. Там они, несколько русских солдат, остановились на постой в доме, где проживала немецкая семья. И вот, после капитуляции Германии было объявлено перемирие. Но немцы и в наступившее после этого мирное время продолжали из-за угла стрелять наших солдат. Победители отвечали тем же, отстреливая тихонько ненавистных германцев. И однажды какой-то немец застрелил боевого друга моего дяди, с которым он вместе прошёл многие огненные километры войны. Гада того, к сожалению, не поймали. И тогда, обезумевший от ярости мой дядя, взял и перебил первых подвернувшихся немцев. Жертвами оказалась та самая семья, у которой находились на постое наши солдаты. Всех пятерых прикончил, включая детей. Да, немцев он крепко ненавидел! Мстил им за горячо любимого отца и других погибших родственников. Но чтоб натворить такое!..
Потом был трибунал. Лишили всех наград. Не засчитали предыдущие военные годы в службу. Два года дисбата отбывал в невыносимых условиях: в гиблых белорусских болотах прокладывали дороги и строили разные объекты. Там тяжело заболел малярией. Выжил только благодаря своему могучему организму и выходившей его медсестре Шурочке, на которой впоследствии и женился.
После дисциплинарного батальона заново, как желторотый новобранец, проходил установленную тогда в три года армейскую службу. Итак, его обязательная воинская повинность, то бишь гражданский долг, растянулся аж на долгие восемь лет. Позже, во время правления страной Никиты Хрущёва, награды вернули, но дядюшка все их в негодовании выбросил. Он никогда не одевал эти побрякушки. Не носил и наградных планок, да у него их и не было. В то время и другие фронтовики-окопники пренебрежительно относились ко всем этим цацкам. На их памяти ещё живы были перенесённые ужасы войны. И истинной наградой они считали дарованную судьбою жизнь. Мы, пацаны послевоенного поколения, играя в войнушку, нацепляли на себя ордена и медали отцов и так бравировали друг перед другом. Выменивали на них кости для игры в бабки или делали из медалей биты, чтоб играть в пристенок на деньги.
Да, не любили фронтовики рассказывать о войне, и всё, что о ней напоминало, люто ненавидели. Воспоминания свои заливали водкой. Почти никто из ветеранов-окопников не дожил до наших дней. Хорошо помню то время, когда прошло 15… 20… 30 лет после войны, а матери всё ждали сыновей с фронта и таким же несчастным, как сами, дабы поддержать их в горе, пересказывали невероятные истории возвращения после долгих лет небытия пропавших солдат. Наверное, так и родилось выражение: надежда покидает последней. До самой своей смерти матери надеялись и дожидались с войны сыновей.
Велика была радость семей, дождавшихся своих близких с войны. Родитель, овеянный славой победы, впрягался в повседневность, поднимал семейный достаток. А у моей бабки – муж погиб, сын – в дисбате, трое малышей на руках. Не описать как ей трудно было. И много таких на Руси проживало: несчастных, задавленных рабским трудом, тянущих непосильную лямку наложенного ярма. В колхозе на то, что выдавали за отработанные трудодни, особенно не разживёшься. Причитались ещё какие-то рублёвые гроши, но их бесцеремонно забирали и вместо денег всучивали ненужные бумажки-облигации, которыми потом мы, ребятишки, играли на улице. Ох и тяжело было моей бабусе поднимать одной детей. Тут ещё шлейф буржуазного прошлого и раскулачивания тянулся за семьёй. Потому и прожила она немногим более полста лет. Всем нелегко было, у кого отцы и мужья не вернулись с фронта.
В разгар развитого социализма и в самый его так называемый «застойный» период, во времена брежневского правления, вспомнили наши правители наконец о ветеранах, поблажки всякие стали делать, заботу, так сказать, проявили: льготы на путёвки в санаторий и проезд в транспорте, подарки к Дню Победы, прибавку к пенсии. Всё это существенно поддержало бюджет вошедших уже в преклонные лета фронтовиков. Это время 80-х годов прошлого уже века весьма нелёгким было для страны, для простого люда. Не было в продаже многих вещей первой необходимости. Дефицитом были те же женские сапожки, столь необходимые в нашем суровом климате; не было одежды, мебели, посуды, постельного белья, электротоваров; не хватало продуктов питания. Да мало ли что ещё отсутствовало в нашем великом государстве!..
Я в то время – молодой человек, пребывал в самом расцвете лет. Только что начал свой трудовой путь. Организм молодой, здоровый – требует много калорий, а их негде взять – прилавки пусты. Когда в магазине выбрасывали мясные продукты, там, сардельки какие-нибудь или так называемые суповые наборы – обрезки мяса с костями и сбои, то выстраивались километровые очереди.
Благо, ветеранам войны полагались талоны на весь этот дефицит и этим старикам не было нужды штурмовать торговые точки, как вражеские траншеи, и не идти снова, как на амбразуры, в чиновничьи кабинеты.
По соседству с нами проживала семья совершенно одряхлевшего к тому времени участника войны. Старец уже пребывал в раздумьях о вечности. Ему совсем не надо было ни модных модельных женских сапожек на шпильке, ни кассетного магнитофона, ни современной мебельной стенки, даже мясо было ни к чему, тем более, что жевать его совершенно нечем. Зато его предприимчивые внуки «заслуженно» пользовались всеми благами, положенными деду-ветерану. Они нахраписто гребли талоны на дефицитные товары и хапали… хапали… хапали… А семьям вроде нашей лишь оставалось на это завидовать. Что ж, терпила – он и есть терпила!
И задумался я тогда: как же так, в их семье и так привалило великое счастье – родитель вернулся целёхонек с фронта. Потом всей семьёй в полном достатке они шли по жизни. Теперь и в трудную пору дефицита пользуются разными, вовсе не им предназначенными, благами. Наша же семья кругом пострадала. О сложивших головы за светлое будущее народа и страны – совершенно забыли. А ведь заявлено во всеуслышание будто никто у нас не забыт, а подвиг павших бессмертен. Тем не менее семьям погибших так и выпала доля на бесконечное страдание.
Вот так и жила наша первичная ячейка общества.
А дядя Коля, так и не приспособившийся к наставшей после войны «счастливой» жизни, застрелился в начале 70-х. Он тогда работал во вневедомственной охране на каком-то секретном объекте в Брянской области. Не вылезал из больниц – давали знать о себе фронтовые ранения. Пил. Домашние неурядицы преследовали по пятам. От всего этого он и пустил себе в голову пулю из карабина…
Такие вот дела творятся в отчаявшемся нашем Королевстве Кривых Зеркал!..