Тронулся лед великой реки, глаза обрели непривычную пустоту. Невидящий взор мой объял равнину и горы, взлетев к небесам, остановился на крыше твоего маленького дома. Он был твоим и много веков назад. Почти ничего не изменилось ныне. Его стены дышали тобой, а все вокруг вторило твоему мягкому проникновенному гласу. И не было прекрасней ангела, и не было прекрасней крыльев. И ты жила на земле – хранитель песка времени и забытых вещей на ночных улицах больших городов. Кто-то видел тебя, кто-то нет. Так или иначе, все люди проходили мимо и не останавливали своего взора на серебристом сиянии твоей диадемы, на ожерелье из звезд, что покоилось на твоей груди. Они не внимали рассказам твоим о великой пустыне и о четырех великих равнинах, не знали сути твоей, ибо боялись тебя и тех, кто за тобой. Отдохновение, покой безмятежный находила ты лишь в том домике, у бурных порогов реки вящего познания. Ты заваривала цветочный чай и перед тем как лечь спать, подолгу смотрела в окно, наблюдая за распарывающими темное небесное полотно хвостами комет, ведя беседу с Тем, что дарит Миру.
Дарующий отвечал тебе своей мудростью и наделял тебя силами для начала нового дня. Дни же под небесами бежали легко один за другим, бездна была неподвластна над деяниями твоими и чернокрылые стриги страшились гнева твоего. Лунная нить привела меня к тебе – в город, которому нет названия – в город без имени. Не вняв словам огненного пророка и хрустального змея, я отрешился от досужих удовольствий и познал тьму переулков вместе с тобой, а потом облекся в цвет слоновой кости и канул в водовороте времени безумным странником. Теперь же взором объяв вновь тот мир, что дал тебе пристанище, я благодарю Отца живого древа и Хранителя врат за предоставленный мне шанс. Когда же отворится дверь, не нужно будет боле слов, видимая бессмысленность дум приведет меня к истине в тебе. Суть слова твоего в молчании дней. Каждое мгновение окрашивается в цвет и сияет так, что взор бесполезен в созидании творений твоих. Одно бесконечно живо внутри, словно мелодия, пронзающей сознание виолы. Звон лесного ручья вплетается вестником грядущих перемен, а на ладони твоей по-прежнему, как и века назад, застывают золотые песчинки, что отмеряют время, которого боле нет для тебя. Легкая поступь и горящие костры, взмывающие до самого звездного пространства, отмеряющие края яви и пределы земель, простирающихся за вратами. Желтые глаза черного кота, наблюдающие за нами из тьмы, ставшей ему союзником, так же как нашим союзником стал дух – прозрачный и невидимый. Ароматы лаванды, ромашки, чабреца. Ритуалы поминовения пред полотнами истории, рассказанной людьми о тех, кого они никогда не видели, не знали и не понимали. Странная особенность – сотни лет скользить мимо крыл твоих и обретаться в воображаемом так страстно и истово. Но ладони и крыла сложены в молитве о всепрощении и отторжении вод ненасытного Стикса. Девочка с именем пса в ярости разбивает зеркало, которое показывало ей путы матери ее. Она просит о подъятии из ночной мглы собственной веры в могущество первого. Отступившего от догматов, придуманных Зарёй. Прикосновение твоей ладони дарит тепло и упокоение, безмятежностью наполняется чертог посмертия. Ты улыбаешься, девочка падает на колени, черный кот презрительно фыркает, а я предаю захтак истинному огню. Языки пламени лижут изломы, обретается гармония. Я чувствую биение твоего сердца, я вижу Путь твой. Благословленный Хранителем, я вступаю на него.