Izabella фрагмент-094

Вольдемар Инк
Девчонок отправились искать в Россию, но предки отказались сообщить их месторасположение, сказав только, что они снова на одном из курортов Европы. По обстоятельствам тайной слежки родители Ирины и Вероники уже перезнакомились тоже меж собой, ибо судьба одной дщери теперь была связана с судьбой и другой дщери. Но и род Одолише не мог оттягивать эту историю, которая уже начала получать огласку, с возвращением Лорена в род и стала действовать жёстче, но Лорен укрылся, перейдя в лагерь Симоны Депардо. И она из-за русских подруг его охотно поддержала.
- «А кто вы собственно говоря такой, мосье Моисеев? Русская культура? Что-то не похоже?», - Симона стояла облачённая в атласную тёмную кожу, почти обтягивающую её стройное тело в высоких сапожках-каблучках, с большими кружевами и складками белой искристой шали повязанной вокруг шеи вместо воротника и самодельной диадемой из драгоценной бижутерии в волосах, она выглядела немного царственно, но и по-народному доступно, словно Гарибальди, как народный полководец. Моисеев шикарно улыбнулся и развёл руками, -
- «Миледи!? Я по-вашему, должен устроить погром в полиции, чтобы доказать вам обратное? У России есть культура и высокая культура. И не мне, вам это тут доказывать! Надо понять просто, ну нагрешили немного девчонки, и они не из дворянской знати как вы, а из так скажем народных нуворишей, которые поднялись на бизнесе...», Моисеев активно эффектно жестикулировал, рисуя из себя персону высшего света, но на лице Симоны нарисовались ещё большие сомнения и она скривила саркастически свои сексуальные губы и подняла бровку, -
- «Что вы говорите? А я и не знала!? Ай-яй-яй! Я думала что коммунисты у вас искоренили все корни русской культуры. Потому, сразу и обозналась в девчонках в первый день их появления. Так и что же по-вашему такое – культура?».
- «Ну , это прежде всего нормативы морально-нравственных критериев социума...», - вальяжно начал Моисеев, но Симона вздохнула обречённо и отошла от стола, подле которого в кресле расселся этот представитель высшей культуры, - «Понятно. Можете не продолжать. Значит и вы туда же? В ту же степь и область фанерной демагогии. Как во вашему, в чём я дворянка? И отчего отличаюсь от эгиды миллионеров? Натура, уважаемый книгоед. Культуру по учебникам не получишь. Нет натуры – нет культуры. Это то, каков есть человек, а не каким старается себя казать в обществе, там красивым, моральным, правильным или наоборот. Естество – вот высший критерий и самая дорогая цена, за которую порой и головы с плеч летят. Бомж в подворотне такой, каков он есть и это тоже разновидность культуры, порождённой нашими условиями социума. Умение говорить высокие умные парафразы – ни есть культура. Девицы-то не грешили. Ибо были естественны и откровенны в своих действиях и оттого чисты перед богом. Вот вам высшие критерии высшей культуры. Лорен сам стал жертвой, не культуры, а политики своего рода. Именно политика, чаще всего уродует культуру. Этикет – это не культура, а лишь её внешний показатель. Так зачем вам понадобился Лорен и Вероника? Вы затеяли какую-то игру? Ни примешивайте сюда ради святых культуру. Даже Лорен понятен в своей ситуации, он из истинной знати и столь же может быть капризен и вспыльчив. Или вы это назовёте отсутствием культуры? Мне нет резона вас не обижать и не предупреждать. Уезжайте отсюда, вы тут лишний. И не заставляйте меня плохо думать о русской культуре. Лорен похоже, без ума влюбился в Ирину. А девчонки мне уже сообщили, что за ними идёт слежка в России и уехали в Европу. Вы их не получите. Они стоят стократ дороже вас, господин Моисеев. Но вам этого не понять», и Симона ушла из кафе «Долорес», оставив Моисеева наедине с собой и он понял, что уже проиграл эту партию и если они узнают, что родители Вероники не имеют с ним никаких отношений, то это будет худший финал.

 Ирина таращила свои глазки на здоровяка с пухлыми щёками и наивным выражения ребёнка на лице, Вероника стояла рядом надменно скрестив руки на груди и смотрела тоже, и так, и этак поворачивая голову и щурясь.
- «Я бы его назвала Вася? Так вот по-русски, просто и ясно. Типичнее ничего не придумаешь. Прямо-таки образец Васи!», - наконец выдала своё резюме Ирина, но Вероника как и полагается подружке и девчонке не согласилась, - «Не знаю насчёт Васи, но это типичный мамочкин сынок!».
Ирина вздохнула, -
- «Непробиваемый! Не сынок, дорогуша моя, а мамочкин мальчик. Именно – мальчик, чуешь!? Его надо просто раскрутить. И где мы такое находим? Тут, у наших друзей в кавычках – немцев!? Ужас господний! Нет, если мы его сейчас упустим, я себе такого не прощу! Я себя русской считать перестану и подстригусь во французские монахи. Кстати, прошли сплетня по углам, что нашими скромнейшими персонами заинтересовался Русский Дом в Париже. А там потомки русских князей, графов и прочих осколков царской диаспоры. Ты как хочешь, я тебе не указ, а этот Вася, моя добыча!», - и Ирина изобразила смешное «гррр» и пошла на таран. И подойдя почти вплотную, осторожно пальчиком поводила по его пухлой щеке, заглядывая в его немного раскосые с голубинкой глаза, это была исконно русская ряшка. Объект изучения раздул как-то вальяжно щёки отчего они стали ещё пухлее и Ирина хихикнула.
- «Я не Вася! Меня Саша зовут! А мой папа консул по искусству в Германии. И я не этот, как его... экспонат!», - выдал веское слово «вася» и постарался гонор казать, но как-то безобидно, по-детски, и Ирина поражённо раскрыла глазки и притворно ахнула, - «Ах какой у нас важный Шурик! И раздулся от важности как шарик. Я тоже позволь заметить не из бомжей родом и при состоянии. Но если я захочу, то ты у меня будешь – Вася! И не спорь, это девчонкин каприз!», и не давая ему опомниться Ирина повисла у него на шее и нашла его губы своими губами. Его губы были не столь пухлые, но мягкие, однако в поцелуе он старался показать, что научен целоваться и сделал губы крепче, однако это получилось смешно, наивно и неумело и Ирина сама подстраивалась под его губы, как бы обучая его целоваться. Но душой от него разило, аж дух перехватывало! И Ирина, словно боясь спугнуть это наваждение, старалась быть как можно ласковее и нежнее.
- «Я не Вася!», - упрямо, не желая сдаваться девичьим чарам, повторил Саша, - «Я Саша Белугин!».
И Ирина рассмеялась мило и заразительно. Она вроде поняла так, что отец у него вечно в делах и командировках и его плотно, что именуется воспитывала мать, что так в нём и чувствовалось. И уж это она его научила, не поддаваться девичьим чарам. И вот это его состояние, теперь нельзя было разрушить, особенно опытными стервами и сберечь его в таком состоянии и закрепить. Вот, это будет – Мальчик!!! Вероника сомнительно всматривалась в эту сцену, всё силясь прочесть мальчишку, но поняла что подруга права, он непробиваемый.
- «Ну-ка подожди! Я сама распробую!», - решительно настроившись подошла Вероника и обняв Сашу за шею страстно его поцеловала в губы. Она пробовала и так и эдак и наконец отпустила его, ошарашенно таращась на Ирину, - «Да уж, вот это стена!? И такой сладкий пирожок!».
Ирина упёрла кулачки в боки, -
- «Есть проблема подруга. Его надо кровь из носу сохранить в таком состоянии и закрепить. И тогда мы и французам носики кружевным платочком поутираем. Стоит до него добраться стерве и капут! Шурик наш будет готов!».
Вероника встала в ещё более решительную и боевую позу, -
- «Ни за что! Я костьми лягу, но Шуру врагам не отдам! Это наше золотце!».
Сам Шура хлопал глазами и вообще ничего не понимая, но считая, что его девчонки наверное разыгрывают. Впрочем, что дружки его круга, что девчонки, они его всегда больше любили разыгрывать, подтрунивая над ним, но он давно разучился на такое обижаться. Потому, как к ужимкам, так и к щедрости от девиц, серьёзно не относился. Раздуют какие-то амуры или романы, а потом оказывается, что это какая-то временная игра. Главное сохранять достоинства своего положения и некую элитарность. У одного - папочка министр, у другого - мамочка директор театра. Простых он почти не знал, но отчего-то запомнил навсегда, когда он сидел в машине отца, дожидаясь около магазина, а из подворья выскочило несколько мальчишек и пару девчонок и тройка мальчишек, подстрекаемая их лидером, стали бросать камни в его машину, а он сидел и ждал когда разобьют его стекло. И они смеялись, показывали на него пальцем  и чего-то кричали, видимо дразня его. Потом прибежал отец и прогнал их, а его отругал за то, что не мог, прибежать в магазин и позвать его. Пару окон в машине было хорошо побито. Ему было лет с десяток и его занимало другое, что если он уйдёт от окна или спрячется – это будет хуже, это будет как трусость и он сидел в своей цитадели и смотрел на врага, но не дрогнул перед ним. Он видел и прислугу и подчинённых отца и те всегда старались с ним держаться на расстоянии, словно он прокажённый или заражённый. Но он не обижался, а просто мирился со своим положением, сына консула. Родители с ним не мудрили и сунули по своим стопам в институт искусствоведения. Курс был небольшой и тут тоже были детки богатых буратино. Он должен был научиться оценивать картины художников, скульптуру, музыку, ювелирные шедевры и прочее в искусстве. Он сам немного рисовал и писал стихи не о чём;
    Я то, что есть ничто, как тень от ветра
    Цветы меня прелестней на холсте
    Я не ищу на цвет и свет ответа
    Идут слова на ум, но все ни те
    Нет в зеркале меня, я – отраженье,
    Своих наивных грёз, что это – я
    Мечта моя, что пузырьков броженье
    Искристых звёзд, шипучих как змея
    В бокале лимонада, как в вине
    Я слышу смех друзей и снисхожденье
    Я рад, что наяву я, как во сне
Мать немного тревожно отнеслась к его поэзии, но он тогда впервые отвернулся от неё, и ничего не сказал, потому что она копалась в его бумагах, не спрашивая у него о том.