Алиса сидела на солнце, закрыв глаза и глубоко задумавшись. Как могло такое случиться, что совершенно неожиданно и в какой-то степени ошеломляюще, она вдруг лишилась тщеславия? Тщеславия! Той самой наполнявшей её, могучей силы, которая заставляла вставать ранним утром, терпеть всяческие неудобства и лишения, ежедневно принуждать себя к мучительному труду, сносить вмешательство пренепреятнейших людей и жить так, чтобы никто не сумел упрекнуть её в лености или равнодушии. Всё шло так хорошо: у неё редко оставалась свободная минута, которая бы заставила засомневаться в правильности происходящего. И тут такое!
Потрогав руками своё лицо, Алиса впервые спокойно отнеслась к своему возрасту. Тридцать пять. Но действительно ли это имеет значение? Почему? Какая разница? Достижения, достижения! Все только о них говорят! А что полезного, приятного, существенного она сделала для себя? Для своей души? А ведь той не нужны великие свершения, самоистязания и беспрестанный контроль.
-Моя душа, моя душа… Ты полетишь однажды дальше и не возьмёшь с собой ничего, кроме опыта, воспоминаний. О чём мне вспомнить? Не о том ли, как я всю жизнь только и поступала, что правильно, логично? Неет, я вспомню о своих рисунках, которые никому не нравились. О группе плавания, которую бросила, потому что мы переехали. О песнях, которые так и не спела, ведь у меня некрасивый голос. Я вспомню о том, как мечтала стать врачом. О, большой, настоящей, безусловной любви, которую так и не удалось испытать, - тихо и спокойно говорила она сама себе, позволяя слезам спокойно струиться из глаз.
Вставши, Алиса медленно побрела по осеннему саду, прилегавшему к небольшому домику, который перешёл к ним с братом от дальней родственницы. Но брат приезжал редко – только поссорившись с женой или за картошкой. А вот она вовсю занялась благоустройством: сделала добротный ремонт во всех трёх комнатках, поставила за свой счёт забор, колодец и баню, посадила по границе свои любимые сосны и дубы, превратив невзрачное место в милый сердцу уголок – уютный и приветливый. Ей казалось, что каждая горсть земли на этом участке отозвалась на её присутствие, на участливое прикосновение ладоней. Земля. Земля ждала её приезда и наполняла тело силой. А разум… Может, это земля совершила с ним изменение?
Куда она теперь собиралась? Ах, да. К Славе. К Славе, который всегда в себе. Который не позволяет нарушать его пространство, что-либо советовать и проявлять себя в большей степени, чем позволяет сам. Слава, ради которого она без сожалений и трепета с радостью отдала бы свою жизнь. Слава. Чтобы заслужить его приязнь, она практически перестала быть собой. А он даже не заметил, что для этого ей пришлось разломать свою личность на куски, превратив себя в набор «удобоваримых» классических конструкций: успешности, самостоятельности, уверенности, самодостаточности, силы… Э-эх!
Солнце начинало садиться, и воздух постепенно разбавлялся свежими, прохладными струйками, которые явственно отличались среди общего ещё горячего потока. Зазвонил телефон, но Алиса отключила его, даже не взглянув на номер. Как хорошо, как невообразимо хорошо просто быть в тишине наедине с самой собой! Раньше её всегда мучила необходимость что-то делать, не позволять времени «бежать сквозь пальцы», постоянно спешить, быть первой и лучшей. Но как удивительно, что столько лет прошло мимо неё!
-Я забыла о том, что каждый направляет другого не из-за любви и доверия. Это гордыня и страх. Гордыня внушает, что нам известно, кому как надлежит проживать жизнь. А собственные страхи подтверждают нашу несостоятельность видеть в окружающих равных себе – способных следовать…
Тут внимание Алисы привлёк собачий лай. Было в нём что-то неприятное и на редкость злобное, беспощадное. Она приоткрыла железную калитку и увидела прижатого к забору видавшего виды мопса, изо всех сил – и, судя по всему, последних - хрипящего на собравшихся вокруг собак, которым уступал и по размеру, и по силе. Мопс. Итак, мопс. Она давно хотела завести именно мопса. Но кто-нибудь всегда настойчиво убеждал её в невозможности подобного приобретения: аллергия, паразиты, шерсть, шум, грязь, необходимость выгуливать.
-Заходи, мопс, - давая проход, пригласила его Алиса, ни капельки не удивившись всей возникшей сцене.
Мопс поднял поцарапанную морду с давно выбитым глазом и, принюхавшись, торопливо вбежал во двор, припадая на переднюю, кривую лапу.
В течение пяти дней она распродала все вещи и купила билет в далёкий, незнакомый город – Выборг, куда они с мопсом вскоре и уехали.