Когда сидишь на карнизе, свесив босые ноги с верхотуры девятого этажа, последнее, о чем можно думать, это комфорт…
Ветреный вечер опустился на плечи тяжелым, но вполне уютным одеялом тишины и холодного спокойствия. В руке проскальзывало горлышко наполовину опустошенной бутылки Хеннеси ХО. Ну, надо же, нам подарили ее на вторую годовщину наших отношений, а мы все храним, не торопясь откупорить, такое сокровище…
Ах, не задача, все не привыкну… Мы с тобой уже ничего не храним, нас с тобой уже нет и именно этот факт заставил меня сегодня устроить себе такую сомнительную сиесту на карнизе девятого этажа. Как назло, закончились сигареты, и приходится курить соседовы самокрутки, которые этот хренов плантатор имеет дурную привычку дарить мне каждую осень. Вот пригодились и они.
Итак, надо просто собраться с мыслями, для того, чтобы сделать то, что я собираюсь. Глупо, конечно, но кому какое дело. Я просто прыгну. Наплевать на все вокруг. Через пять секунд после начала падения, мне будет пофиг уже абсолютно на все. Какое мне дело, что там обо мне скажут те, кто меня знает… Те, кто меня… знал…
Мне не нужна ваша жалость, не нужны ваши глупые советы и сочувственные лица. Мне нужен просто покой. Всего лишь чуточку покоя…
Обидно, конечно, что приходится делать это в нашем доме, там, где мы столько лет были счастливы вместе, там, где в каждой пылинке живет частичка нас… Но где еще я смогу спокойно подготовить свое сознание к такому неутешительному концу так, чтобы никто мне не помешал?..
Никаких записок. Вот еще. Кому? Тебе уже не интересно, как я тут коротаю свои дни, а мне нечего больше сказать. Все, что я могла, было озвучено, описано и выплакано тебе уже тысячу раз. И теперь я рада, что кроме тебя у меня никого не было, пришлось бы еще о ком-то думать и переживать. Нет-нет, слова больше не стоят здесь ни песо, сеньорита… Adi;s…
Пожалуй, я сделаю так. Когда на дне бутылки останется один глоток, я шагну вперед и выпью остаток виски прямо в воздухе, приближаясь к концу этой пытки, как ко вратам рая.
Ты ушла месяц назад. Так странно, если подумать, это всего 4 недели без тебя, лишь 32 дня без тебя, каких-то 768 часов без тебя, или 46 тысяч 80 минут без тебя, или 2 миллиона 764 тысячи 800 секунд без тебя… каждая из которых наполнена одиночеством, болью и чувством собственной бесполезности.
Я ненавидела бы тебя, если бы не любила так сильно. Я убила бы тебя, если бы могла представить себе этот жалкий мирок без его главной составляющей.
А 32 дня назад ты просто собрала вещи и исчезла, ни слова не сказав. Я бежала за тобой, звала, кричала, как маленькая трехлетняя девочка, потерявшая маму в большом торговом центре. Ты не обернулась ни разу. Я знаю, что не ангел, что меня трудно назвать бесценным подарком судьбы, но все, же я люблю тебя. И более того, я буду любить тебя до тех самых пор, пока сознание мое не исчезнет в глубоком астрале вселенной.
Я так и не поняла, что случилось, что заставило тебя вырвать мою душу и распять ее в этих четырех стенах нашей спальни… Что заставило тебя поступить так безжалостно, так хладнокровно… Я много чего сделала в своей жизни не так, как следовало, но ничто из этого не могло стоить мне тебя… Стоить мне жизни.
Многое стало мне понятным за эти 4 недели. Например то, что научиться жить без тебя равносильно умению жить без четырех из пяти данных человеку чувств… Осталось только чувство адского пламени, пожирающего меня изнутри, лижущего острым раскаленным языком нервы и открытые душевные раны…
Я прибралась. Расставила все мелочи по своим местам, так как ты любишь. Каждый бегемотик из киндера накрыт прозрачной стопочкой, так они смотрятся очень важно и ценно. Стопочку протереть от пыли гораздо легче, чем бегемотика. Одежда разложена в шкафах не по предметам, а строго по цветам, ибо если ты собираешься надеть зеленые штаны, то в паре полок от них легко обнаружишь коричневую рубашку, подходящего оттенка… И твое любимое постельное белье на кровати, эти тусклые, выцветшие от времени и бесчисленных стирок иллюстрации Экзюпери к «Маленькому принцу»… Ты поймешь, как сильно я ждала тебя, как искренне верила в твое возвращение, поймешь, что у меня к тебе только любовь, никаких обид, никакой злости… Одна только ЛЮБОВЬ, как и прежде…
Только она тебе больше не нужна…
Я не дождусь тебя здесь, но там… Там у меня будет вечность, чтобы все расставить по своим местам… На дне плещется всего пара глотков виски. Один из них скатывается жаркой струйкой в желудок. Второй я оставляю для полета…
Мне не страшно, мне уже несколько дней, как совсем не страшно.
Оставлю тебе свет в коридоре, чтобы ты не шарила рукой по стене в поисках выключателя, ты это так не любишь…
Подо мной ночь и тишина, последняя соседская самокрутка тлеет в замерших пальцах. Я знаю, что я готова и что это последнее, чего мне теперь хочется… Последнее, что способно помочь мне.
Я люблю тебя. Прости…
- Что тут у нас, Палыч?
- Ну, не видишь что ли? Суицид, что-что…
- Как так?
- Да вон, с девятого полетать захотелось…
- Что обе одновременно?
- А вот нет, Саня, тут интересная фигня – разница во времени десять минут…
- Это как? Двойное оно или нет?
- Да хрен поймешь. Одна полетела, через десять минут полетела вторая…
- Из другого окна?
- Не, Санек, из того же окна, что и первая…
- Записки?
- Неа… ну, первая вообще - не понятно… А вторая, видишь, лысая, в квартире мед. книжку нашли – раковая совсем… Чего ей там оставалось-то, неделя-полторы…
- Да обе на всю башку тронутые, по ходу…
- Согласен, Санек. Эй, бригада! Грузи!