Вовка по следам моей памяти

Валентина Гусева -Рыбакова
 Много разных  событий происходит в нашей жизни. Простых и сложных , важных и не очень, радостных и печальных, очень продолжительных и мгновенных. Большинство из них стирается в нашей  памяти,  ветер  времени равнодушно развеет их и превратит в ничто.
Но среди них есть такие,  которые застревают,  отпечатываются  в человеческом мозге на всю жизнь и нет-нет да и всплывают по каким-то неведомым  ассоциациям в  нашей жизни , причем так отчетливо, как будто они случились только вчера.
 Давным-давно, не менее полувека назад,  когда еще были живы мои родители, я  жила в родительском доме и  там же в летнее время у бабушки с дедушкой гостил и их внук,сын моего старшего брата, а мой маленький пятилетний племянник  Вовка. Это был  обыкновенный живой любознательный мальчик  и, как почти все дети,  очень любил  собак и кошек.
 Конечно, и у нас была кошка и  время от времени и, как казалось моим родителям, довольно часто  приносила котят. И всегда много- 4-5. Через некоторое, очень короткое время,  котята, еще не успев открыть глаза, исчезали. Отец не афишировал причину исчезновения котят,  да и так всем было ясно. Иногда по просьбе соседей или на радость детям  оставляли одного самого красивого малыша.
 В этот раз родившихся котят нашел мой племянник. Привлеченный каким-то незнакомым тоненьким писком под крыльцом,  Вовка естественно заинтересовался,  умудрился туда забраться и в укромном уголке,  среди разнообразного хлама,  обнаружил пять слепых  шевелящихся комочков. Кошки, к счастью,  не было и  через несколько минут эти комочки были  извлечены Вовкой из-под крыльца  и водворены дома на диван.
 Конечно, городскому мальчику, впервые увидевшему котят, было очень интересно с ними  повозиться.  Он  с удивлением и восторгом смотрел на  расползающихся по дивану котят,  осторожно брал их и складывал снова  в кучку , рассматривал мордочки, еще не полностью раскрывшиеся глазки, трогал их короткие дрожащие хвостики, счастливым взглядом приглашал и меня полюбоваться этими, еще не ставшими пушистыми, мышиного цвета существами.
А я любовалась Вовкой.
Если бы тогда меня спросили, что такое счастье , я показала бы  на стоящего на коленях перед диваном Вовку. Глядя на увлеченного котятами племянника,  я вспомнила слова Пушкина-« Продлись,мгновенье, ты прекрасно!»
Но мгновенье , оно и есть мгновенье…
 Прошел  день или два, я вернулась с работы и  на скамейке возле палисадника  увидела следующее:
На этой скамейке какой-то,  как мне  показалос ь, потерянный, сидел мой отец. Рядом  стояла лопата.  И рядом же стоял Вовка. Вцепившись в колени деда, весь подавшись к нему и запрокинув к нему лицо, он каким –то  вздрагивающим  срывающимся голосом  произносил только одно слово-  «дедушка,  ну, дедушка…»
И столько отчаяния,  мольбы и ожидания было в его голосе, что у меня сжалось сердце.
Я поняла, что произошло что-то ужасное. На  мой вопросительный взгляд  отец как-то растерянно махнул мне рукой,  что означало –«уйди».
Я вбежала в дом.   Мать ходила из угла в угол,  бесцельно переставляла что-то на столе. -Что случилось? -  спросила я. Она повернула ко мне расстроенное лицо и сказала:- Отец  котят закопал в саду.Только  что. А  Вовка случайно увидел. Вот плачет.
Я  снова вышла.
Нет,  Вовка  не плакал. Разве можно назвать плачем это неописуемое состояние мальчика.
Увидев меня, Вовка повернул ко мне лицо. Его широко  раскрытые глаза  врезались в мою память. В  них было и изумление и  боль и  мольба  и надежда и ужас от того, что еще чуть-чуть и никто не сможет ему помочь.
Он не кричал, не требовал, не топал ногами. Он как будто  догадывался, что есть в этом еще не познанном им до конца мире  какой-то  закон, правило, по которому и поступил его дед. И он просил нарушить  это чудовищное, непонятное ему правило, умолял и надеялся. И эта надежда не давала вылиться слезам отчаяния из его глаз. И они, эти доверчивые, переполненные до краев  слезами, детские глаза, превратились в озера, в озера нарастающего горя . Надежда убывала с каждой секундой и торопила его. Он подбежал к лопате, схватил ее тяжеленную,  втащил на колени деду и, продолжая шептать « дедушка», искал его взгляда.
Отец посмотрел на меня, затем на внука и …слегка оттолкнул его от себя –
-Беги, может,. еще успеешь…
И вот тут Вовка заревел. С этим ревом он понесся в сад. Это был плач. Плач и освобождающий его маленькое сердечко от боли и плач от страха,  что он может не успеть и ужасное свершится.
Пробежав несколько шагов, Вовка  с размаху упал, зацепившись за что-то, тут же вскочил и , не переставая реветь, скрылся  в саду.
Я хотела бежать следом,  но отец остановил меня- Пусть сам.
Я села на скамейку. Мы помолчали. – Успеет,- почувствовав мое беспокойство, сказал отец.

И вот, в моей памяти  снова та же скамейка.
На  скамейке сидит мой отец. Он со спокойной улыбкой смотрит на стоящего рядом  внука. Внук тоже  улыбается. Улыбка его смущенная и немного виноватая. Он как будто извиняется, что нарушил или отменил какое-то  установленное людьми правило,  плохое правило. Его большие серые глаза еще не высохли от слез. Одна нога его в башмаке, другая босая. Вероятно, когда Вовка падал, башмак соскочил с его ноги. Колени  и руки в земле, лицо тоже.  Вовка судорожно вздыхает, он еще не совсем  отошел от рева. Завернутый подол его клетчатой рубашки тяжело отвис. Вовка придерживает его руками. Там котята. Он осторожно выкладывает пищащих котят в неизвестно откуда взявшуюся  старую зимнюю мужскую шапку. Встает на коленки перед скамейкой и смотрит на котят. Мы тоже смотрим, на котят и на Вовку. Он снова судорожно и облегченно вздыхает.
Вечереет. В воздухе сильно пахнет сиренью. Она над нами  в палисаднике. Я поднимаюсь, срываю веточку, вдыхаю ее аромат, Рассматриваю сиреневую кисть и  среди обычных четырех-лепестковых  цветков  нахожу чашечку с пятью лепестками. Срываю и съедаю ее. Таков обычай.

Сейчас Вовки нет в России. Я не знаю, где он.
Вовка, где  ты?