Мурманские эллегии

Михаил Тарасовъ
                МУРМАНСКИЕ ЭЛЕГИИ

1.
     Всегда особенный воздух. Соленый ветер с моря, а после – тихие влажные сумерки. Куда-то уходит лето. Темнеющее небо и огни. Фонари и машины. Окна домов. Шаг становится особенно легким, когда идешь, полускрытый моросью и мглой. Никто не слышит… Все звуки концентрируются в пространстве. Никого нет. Кто-то случайный возвращается домой и обходит тебя, как осенний куст, продрогший на ветру.
     Долину Уюта называют «Долина Уют». Как трактир в одном из маленьких городов Скандинавии. Разве не одно замкнутое пространство – этот бескрайний простор внизу, дорога и тяжелая, восходящая вверх линия сопок. Здесь особенно легко дышится накануне осени, в конце августа. Уходящее лето дарит ароматами город, лес, небо, воду озёр, землю, полускрытую травой.
     Если не выходишь из дома, чтобы удержать внутри себя невесомое дыхание Севера, видишь в окне те же деревья и крышу деревянного дома. Твой дом панельный, и в нем холодно без отопления. В деревянном доме напротив (его видно из окна) топится печь, он утопает в поздней зелени. Листва закрывает доски, которые выглядывают зимой из палисадника, прикрытые только снегом. И в дожди, и в буран всегда топится печь, бродят в палисаднике собаки, и люди стучат в деревянную дверь. Это гости. Им открывают, и печь топят – для них. Ты ничего не знаешь про хозяев. Может, они выращивают собак? Может, они любят сады, и этот чахлый палисадник заменяет им сад? Воспоминания о деревне. Свой огород. Свои яблони. Свое молоко…
    Ты вспоминаешь осень. Когда-то можно было уехать далеко-далеко на машине в лес, в те дивные места, равных которым нет и не может быть. Тогда землю покрывали желтые листья – так ровно, как золотые монетки покрывают пол в замке сказочного колдуна. Земля ровная: лес вдоль туломской дороги. В октябре там нет обычного покоя. Лес пестр, аромат увядающей, засыпающей природы особенно остр и пронзителен, а в глубине шумит бурная узенькая река. Она Уже, чем Кола у подножия Соловараки, но шире, чем обычный ручей. Если пробраться между деревьями с их поздней огненной листвой по влажным камням почти на середину лесной реки и сесть на камень повыше, можно увидеть, как река всеми своими потоками и молочной пеной устремляется в многоцветную глубину леса. Хочется построить возле этих камней домик на сваях: и день и ночь слушать шум реки.
     Вспоминаешь феерический путь в аэропорт. Автобус петляет между темными высокими стенами скал, звучат песни, и люди готовятся к счастливому ожиданию перелета. У них у всех «билет на самолет с серебристым крылом». Деревья молча заглядывают в окно. Ты видишь маленькое кладбище – часть большого, от которого ты удален маршрутом автобуса. Смерть и жизнь соединяются в твоей душе, и всё полно музыки…
      Вспоминаешь и скалу на расстоянии «трех сосен» от ленинградской дороги. Там однажды росли, скрытые непонятной зеленью, похожей на папоротник, черные грузди, большие, породистые, как садовые цветы. Знакомая девчонка нашла там сорочье перо, чтобы воткнуть его в шляпу. Перо отливало голубым перламутром. А со скалы открывался замечательный вид на дорогу, сопки, небо и на всеми забытый контрольный пункт.
     Белый пес пил из маленького озера, чьи берега утонули в белых цветах. Они походили на клочки ваты. Пес устал в пути по бесконечным подъемам и спускам, его мучила жажда.
     … Чей это маленький ребенок? Девочка или мальчик? Ребенок садится у лужи играть в кораблики. Вот так и перестаешь вспоминать детство. Где грань между началом и концом воспоминаний, альфой и омегой ностальгических снов?
     Всегда особенный воздух. Соленый ветер с моря, а после – тихие влажные сумерки.
     Осень…

2.
     Зимой Мурманск почти везде одинаковый. Он похож на шамана, который дразнит и не отпускает от себя. Миг его любви – это миг холода. Мороз, сковывающий воспоминания  о лете и о весне. Воздух ледяной, соленый, жёсткий. Полярная ночь. Мне снова хочется быть в свете чистого дня.
      Зимой рождается невысказанное: образ, созданный Севером. Образ детский, но всё-таки без возраста. Тогда я обращаюсь к нему, как к самому себе.
      … Кто сказал, что тебя не бывает? Просто ты никогда не впадаешь в печаль. У тебя много имен, и все они истинные, а придти ты можешь незаметно, когда моя память показывает мне, как дрова потрескивают в печи, и в широком устье кружатся золотые искры. На дворе промозглая сырость. Сытый кот свернулся на лежанке и тихо мурлычет в такт тиканью часов. И тогда ты приходишь, осторожно переступая порог. Под твоими ногами не скрипят половицы, ты не оставляешь следов на разноцветном коврике. Ты тихо садишься за стол, возле окна, за которым я вижу темнеющий ненастный сад и мокрое крыльцо. Я чувствую твою тихую улыбку и тонкое дыхание. Наливаю горькое рябиновое вино в рюмки из желтого хрусталя и говорю: ничего, что твой дом – детство. Мы отметим его постоянство вечным глотком счастья, такого сладкого в морозы. Свиристели пируют, звеня, как колокольчики, и снег у подножия деревьев покрывается красной россыпью ягод. Осень – время нашего пира. Ты никогда не мерзнешь, но ты пьешь вместе со мной, и этот глоток пробуждает оцепеневшую душу и созданный ею образ. Хочешь, я вспомню, как ты летишь вслед за ночными поездами, окунаясь в ледяные озёра, или в жарких тропиках срываешь апельсины, или играешь негритянскими мальчиками пылающим кокосовым орехом? Хочешь, я расскажу тебе, как ты гладишь котят, с любопытством глядящих на бабочек-лимонниц, становишься свистком из акации в руках детей, и они свистят, вылущив маленькие стручки, ешь самые вкусные конфеты и ловишь красивых голубых стрекоз, которые сверкают и потрескивают в камышах над знойным прудом? Хочешь… Но я опять прячу лицо в ладонях, а ты смеешься и вытираешь мне слезы. Я знаю: там же, где и ты, - лица со старых фотографий, полные любви и сияния: милые, нежные лица всех, ушедших от меня. Ты знаешь их всех, не правда ли? Ты проводишь меня к ним в час счастливого обретения долгожданной свободы. Мое тело станнит легким, и, как Маленький Принц, я уйду вместе с тобой туда, где нас будет ожидать Тайна.
     Мы будем держаться за руки, и наши ноги не смогут оставлять следов на коврике, связанном из лоскутков ткани. Не чувствуя ветра, мы спустимся в босоножках с деревянного крыльца. Деревья будут стучать в опустевшие стекла. Ты погладишь рукой шершавую крышу колодца и скажешь мне: посмотри на окна. Там мы сидели за столом, пили горькое рябиновое вино и вспоминали, и рассказывали, и смотрели на траву, на колодец, на дождь. Печь потрескивала, как стрекоза в камышах, и чьи-то лица улыбались нам со старых фотографий. Пойдем к ним, пойдем…
      Так скажешь ты. И тогда я засмеюсь и пойму, что слез во мне больше нет. Снег прорвется сквозь сомкнутые ладони вместе с ветром, пролетит сквозь нас. И тогда ничто не помешает нам уйти по мокрой дороге, постепенно отрываясь от земли – ввысь…
      Когда-нибудь…

3.
     А вот весна. Она похожа на зиму и на лето. Воздух, мягкий и светлый, становится насыщенным. Все предметы на его фоне темнеют, как на картинах Брейгеля. Откуда-то ветер приносит запахи цветов.
     Ты ожидаешь снега, а начинает звенеть и стучать дождь в золоте хмурого солнца. Силы иссякли в холоде зимы, теперь они оттаивают, и весь ты, как отросток фиалки, давшей корни. Тобой овладевает жажда деятельности. Жемчужные легкие тучи уносят зимние грёзы. Ты тянешься навстречу миру, который, как и ты, светел и обновлен, полон надежды и ожидания.
     Разве лето не даст тебе новых сил?
     Здесь, в суровом конгломерате, лето – как пустыня в древней Иудее. Почти белый от солнца песок и белые камни. Говорят, здесь было некогда жарко, росли виноградники, и сочные кисти спускались до самой земли. Но от этого благоденствия не осталось и следа. Нашли одну только окаменевшую виноградную веточку…
      Когда выдается жаркий день, люди идут загорать и купаться на озеро. Оно, говорят, трехдонное; его свинцовая гладь нависла над городом. В нем, согласно саамским поверьям, живут сейды. Многие купаются в жару, и огромное озеро, безмолвное и ледяное зимой, похожее в январе на арктическое пространство, становится синим и отражает солнце.
      Здесь один человек поймал для своей маленькой дочери крохотную рыбку – просто рукой, вместе с горстью воды. Рыбка долго жила в банке. Ей хотелось обратно в озеро. Должно быть, она помнила теплое лето – многие века назад – и виноградники над водой.
      Идешь по городу с ощущением пыли, заполнившей воздух. Бутылочные стекла и мусор  в ручьях напоминают фильм «Сталкер». Ты в зоне собственной опустошенности. Скучно и нечем дышать.
      Но величие камней и воды создают впечатление холодной чистоты и силы, о которой только может мечтать юг. Ты знаешь: эта земля была теплой, потом наполнилась холодом – и превратилась в сокровенную загадку бытия.