Глава 33

Кира Велигина
33.
     Двенадцатого июля Карпу звонит на дачный домашний телефон Андрей Петрович Ладогин. Они очень тепло приветствуют друг друга. Андрей Петрович осведомляется о здоровье Марии Аркадьевны и о Миляшиных. Карп дает ему вполне развернутые ответы, спрашивает, в свою очередь, о здоровье Ладогина и зовет его в гости на дачу. 
     - Я завезу вам Пушкинский бюст и репродукции – и заодно заберу вас с собой, - предлагает он.
     - Вот об этом я как раз и хотел побеседовать с вами, Игорь Александрович, - немного волнуясь, говорит Андрей Петрович. – Видите ли, ко мне приехала из Воронежа наша с Оленькой внучка. То есть, это внучка моей покойной Оленьки. Видите ли, я был вторым супругом Оленьки, а в первый раз она вышла замуж двадцатилетней. У нее родилась дочь, которая скончалась совсем молодой, оставив двухлетнюю дочь, Лиллу. Это отец дал ей такое имя, он был венгр. После смерти жены он отказался от дочери, и мы взяли Лиллу к себе. Конечно, Лиллой мы ее не называли. Она у нас стала Лилечкой, Лилией, в крещении Елизаветой. В общем, Лилия Андреевна. Я понЯтно говорю, Игорь Александрович?
     - Да, конечно, - отвечает Карп. – Продолжайте, Андрей Петрович.
     - В девятнадцать лет Лилечка вышла замуж и уехала в Воронеж. Мы с Оленькой не видели ее десять лет, а Оленька и вообще ее больше не увидела, хотя мы постоянно переписывались и звонили друг другу. Только год назад она приехала на похороны Оленьки: всего на три дня. У Лили тоже родилась дочка: Арсения, Ася. И вот случилась беда: муж Лилечки бросил ее. И она две недели назад приехала ко мне, своему деду и опекуну. Купила тут квартиру, двухкомнатную, на Привокзальной, рядом со мной (воронежскую квартиру, которую ей оставил муж, она продала). Но пока что они с Асенькой живут у меня. Лилечке сейчас двадцать девять лет, а моей правнучке, Асе, - восемь. Так вот, Игорь Александрович, не сделаете ли вы мне одолжение, не возьмете ли на лето Асю? Она очень тихая, послушная девочка…
      - Постойте, - мягко перебивает Игорь. – Но что вам мешает, дорогой Андрей Петрович, приехать ко мне погостить вместе с Лилией Андреевной и Асей?
      - Как, втроем? – Андрей Петрович растерян. – Боже мой, но ведь мы, наверно, очень стесним вас…
      - Нисколько, - возражает Карп. – Помилуйте, Андрей Петрович, у меня на даче девять комнат! Вас я помещу в отдельной комнате на втором этаже, а вашу внучку с девочкой – в гостиной. Им там будет удобно и вам тоже. И я обещаю, что на веранде будет стоять пианино. Я уже купил его, осталось только привезти…
     Карп лжет так смело, потому что ему очень хочется заполучить в гости Андрея Петровича. Тем более, что пианино он и вправду купит и привезет: только бы Ладогин согласился приехать!
     Андрей Петрович молчит в течение нескольких долгих секунд, затем весело и решительно восклицает:
     - Ну, что тут скажешь! Уговорили! Как я вам признателен, Игорь Александрович, знали бы вы!
     - Это Я вам признателен, - смеется Игорь. – За согласие. Когда мне приехать за вами?
     - Мы будем готовы через три дня, - улыбается Ладогин.
     - В таком случае, ждите меня в субботу, в полдень, - говорит Игорь. Ладогин еще раз горячо благодарит его, и они прощаются.
     Игорь немедленно идет к Столешникову, сидящему на траве возле шезлонга, в котором устроилась Маша, и о чем-то увлеченно с ней беседует. Так как Маша тоже здесь, Игорь объявляет им обоим, что к ним в субботу приедут гости: Андрей Петрович Ладогин с внучкой и правнучкой. Он коротко передает обоим содержание их с Ладогиным телефонной беседы, но не успевает спросить Машу, будет ли она рада гостям. С трудом дослушав его, Маша вскакивает с шезлонга, взволнованная и радостная. Ее красивые глаза цвета густой лазури разгораются, и всё лицо оживляется. Она крепко обнимает мужа, целует его (он отвечает ей тем же) и говорит:
      - Вот здорово, Игорёчек! Какой же ты молодец, что зазвал их в гости! Наконец-то у меня появится разнообразие в жизни, а то все нас бросили, а ты почти всё время занят у себя в мастерской…
      - Чем бы я ни был занят, ты у меня всегда на первом месте, - Карп снова целует ее, подхватывает на руки и кружит, а Маша смеется, обняв его за шею.
     Он снова сажает ее в шезлонг и обращается к Столешникову, который задумчиво наблюдает за ними:
     - Влад, нужно срочно покупать пианино. Ты у нас завкультурой. Какой инструмент лучше: «Красный Октябрь», «Березка» или что-нибудь еще?
     Влад встает с травы, деловито оправляет на себе футболку и говорит:
     - Пианино покупать не надо. Я отдам тебе свое фортепьяно ручной работы. Мне его продали за четверть цены; там четырех клавиш не хватало, и оно всё было облезлое. Ну, я призвал мастеров из мэрии; они мне и клавиши поставили, и фортепьяно покрасили под красное дерево, и лаком покрыли. И взяли с меня не так уж дорого. В общем, это меня не разорило. Думал, буду приходить после работы, играть… Да вот, что-то не играю. Ну, и подумал сейчас: чего инструменту даром стоять? Пусть на нем занимается мастер. Только, мне кажется, оно расстроено – и сильно…
      - Не беда, - Игорь очень доволен. – Спасибо тебе, Влад, выручил! – он пожимает Владу руку. - Знаешь что? Поехали сейчас к тебе на квартиру; закажем пикап да и перевезем… чего ждать?
      - Поехали, - охотно соглашается Влад.
      - Может, меня возьмете? – с надеждой спрашивает Маша.
      - Возьмем, моя радость, - Игорь целует ее в волосы. – Собирайся.
      … Вскоре они уже едут в Чистый Дол на улицу Листопадную, к дому номер десять. Влад везет их в своей машине. Маша в простом и в то же время нарядном летнем сарафане; она чуть подкрашена, ее темные волосы аккуратно собраны на затылке и закреплены красивой заколкой. Мужчины взяли бы с собой и Сашу, но тот пока что занят: помогает отцу и его приятелям-столярам делать генеральный ремонт квартиры Прохоровых. Впрочем, в субботу он вернется на дачу на Конькином скутере (уезжая, Конька позволил ему пользоваться своим мини-мотоциклом и отдал «змейку»-замок и ключик).
       Дом Влада трехэтажный, малинового цвета. Влад живет во втором подъезде, на первом этаже. Он открывает дверь, и Карп с Машей входят в его квартиру. Двухкомнатная, чистая, уютно, изящно меблированная, она всё-таки кажется заброшенной. В ней точно навеки поселилось одиночество. Игорь и Маша чувствуют это очень ясно. Но вид фортепьяно поднимает им настроение. Это удивительно красивый инструмент, с резными, витыми, точно у старинных стульев, ножками, как бы поддерживающими клавиатуру. На нем вырезаны виноградные гроздья и листья, и он производит впечатление совершенно новой вещи. Правда, фортепьяно действительно сильно расстроено, но Карп и Маша говорят Владу, что Андрей Петрович умеет настраивать инструменты и даже предпочитает делать это сам.
       Влад искренне радуется, что его инструмент понравился, и что сам Ладогин будет играть на нем. Рад он и за инструмент, который полюбил, как живое существо, и прозвал Братишкой. Теперь его Братишка будет востребован, да еще как! Не то, что до сих пор…
     Карп звонит в компанию по перевозке мебели. Компания с трудом сводит концы с концами, потому что в июле мало кто занят перевозками. Поэтому пикап и рабочих высылают немедленно. Плата за заказ, за перевозку и перенос инструмента – пять тысяч. Влад хочет оплатить половину расходов, но Игорь ему не позволяет. Столешников и без этого очень им помог. Он даже хочет отдать Владу деньги хотя бы за изначальную стоимость инструмента, но Влад отказывается от денег столь решительно, что Игорь не настаивает, боясь его обидеть.
      Всё совершается очень быстро. Инструмент бережно переносится в пикап, квартира запирается, и вот уже пежо Влада едет впереди пикапа, указывая дорогу. На дачу приезжают быстро. Грузчики осторожно вносят фортепьяно на веранду и ставят у стены. Карп расплачивается с ними, и они уезжают.
      Братишка великолепно смотрится на веранде: слегка нарушив симметрию расставленной на ней мебели, он в то же время добавил веранде уюта; всем показалось, будто он всегда стоял именно здесь. На следующий день Карп приобретает вращающийся табурет для фортепьяно и ставит его рядом с инструментом. Теперь почти всё готово к приему новых гостей. Арина Матвеевна застилает постель в комнате на втором этаже и наводит небольшой порядок в гостиной, а Влад бережно протирает Братишку тряпочкой и шепчет про себя:
      - Лилла… Лиля… Лилит…
      Его заворожило имя их будущей гостьи, и как поэт он не смог остаться равнодушным к этому имени. Правда, сама гостья мало его интересует; наверно, самая обычная женщина, да еще с ребенком. Лилия Андреевна Ладогина. Звучит красиво, но и только. К женщинам с детьми Влад равнодушен, хотя по отдельности он весьма благосклонно относится к тем и к другим. Карп по секрету сообщил ему, что муж бросил Лилю. «Полюбил другую, - тотчас догадывается Влад. – А ведь десять лет вместе прожили. Н-да, это вам не шутки. «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…» - и обязательно разрушит семью, если таковая имеется».


ХХХХ
     В субботу Игорь привозит гостей на своем джипе. Маша встречает их так радушно и просто, что Андрей Петрович сразу начинает чувствовать себя, как дома. Влада на даче пока нет. Он нарочно уехал кататься на велосипеде, чтобы избежать «радостной встречи». Ему не по душе подобные «волнительные» ситуации. Пусть люди освоятся, успокоятся, придут в себя; только тогда он покажется им на глаза.
     Лилия Андреевна держится приветливо, но несколько скованно. Она с симпатией смотрит на Машу, но говорит мало. Маша отмечает про себя, что Ладогина (фамилию при замужестве она не поменяла) – очень красивая женщина. Подобно Кате Миляшиной, она выглядит гораздо моложе своих лет; ей не дашь больше двадцати трех. И так же, как Влад удивительно похож на Олега Даля, так и Лиля (она просит всех называть ее уменьшительным именем) – просто одно лицо с молодой Мариной Влади, и голос у нее такой же, правда, волосы другие. Они золотые, как цветочный мед, без малейшего рыжеватого оттенка – и блестят золотистым блеском. Лиля заплела их в толстую косу, а косу подвернула и заколола шпильками на затылке. Глаза у нее густо-голубые, но не темные, брови гораздо темнее волос, а ресницы почти черные. Она среднего роста, очень стройная, на ней белое легкое платье, густо усыпанное голубыми васильками. На ее маленьких ногах – голубые носочки и светлые босоножки с низким каблуком. Она кажется спокойной, но от внимания Маши не ускользает ее бледность и какая-то усталость в лице, а во взгляде словно навеки застыла глубокая печаль. «Как ее муж мог бросить такую красавицу», - с невольным недоумением думает Маша.
      Дочка Лили тоже какая-то невеселая. Она очень хорошенькая, но на мать совсем не похожа. Вероятно, она много унаследовала от отца или от своего деда-венгра. Арсения, она же Ася, - смуглая, с короткими темными волосами и серыми глазами. В ней есть что-то мальчишеское. Она очень напоминает Маше Мирабеллу из детского фильма «Мария, Мирабелла». У нее даже точно такая же красная панамка, как у Мирабеллы, и короткие красные шортики, в которые заправлена светло-серая футболка с короткими рукавами. На ногах – серые носки и коричневые закрытые сандалии. Она маленькая, худенькая, но изящная – и такая же бледная, как Лиля, правда, благодаря ее смуглой коже, это не так заметно. Взгляд у девочки умный, серьезный, внимательный, но, кажется, она совсем не умеет улыбаться.
      Лиля благодарит Машу и Карпа за отведенные им с Андреем Петровичем комнаты, и хозяева видят: ей действительно очень нравится здесь. А Андрей Петрович уже в восхищении созерцает инструмент на веранде. Нет надобности говорить ему, что это ручная работа; он увидел это с первого же взгляда. Тут же, достав из своего чемодана необходимые инструменты, он принимается настраивать Братишку.  Пока Карп рассказывает ему историю фортепьяно, Маша показывает Лиле и Асе дом и сад. Лиля очарована. За десять лет своего замужества она всего три раза выезжала из города; а ее дочка и того меньше. Поэтому обе всем существом упиваются тем, что видят, только Лиля высказывает свои чувства вслух, а Ася молчит. Но она, как губка, впитывает в себя всё, что видит вокруг, - и окружающая ее загородная благодать кажется ей царственной, волшебной, сказочной. Маша выводит их за пределы дачи, чтобы показать речной пляж и бор. Лиля с Асей в тайном восторге. Неужели до конца лета они будут жить среди всей этой красоты, наслаждаться ею – и покоем, которым наполнено всё вокруг? А какой здесь воздух! Обе глубоко вдыхают его в себя.
      Маша снова ведет их в дом и вручает Лиле ключ от калитки в воротах дачи. Она хочет дать ключ и от гостиной, но Лиля приветливо отзывается:
      - Спасибо, не надо. Мы будем запираться только на щеколду, изнутри, перед сном. А так – пусть гостиная будет открыта. Ценных вещей у нас нет, нам бояться нечего…
      К этому времени Андрей Петрович уже настроил Братишку, взял на нем несколько бархатистых аккордов и с удовольствием сказал:
      - Право, инструмент едва ли не лучше моего! Ну, великое спасибо Владимиру Геннадьевичу! Кстати, где же он сам?
      - Думаю, к обеду он будет, - отвечает Карп.
      Они с Машей предоставляют гостей самим себе: раскладывать и развешивать в шкафах вещи, осматриваться, привыкать к новой для них обстановке.
      К обеду погода меняется, начинается дождь. Влад вынужден вернуться на дачу, но он делает это крайне незаметно. Быстро поставив велосипед в гараж, он сразу проскальзывает по черной лестнице к себе в комнату. Саша приезжает на скутере несколькими минутами позже, моет руки, переодевается и спешит на веранду. Карп предупредил его, что у них будут гости, И Саша здоровается со всеми.
      - Это мой лучший ученик, Саша Прохоров, - представляет его Игорь.
      - Очень приятно, - с улыбкой говорит Лиля. – Дедушка рассказывал мне о вас, Саша.
      Саша смущенно улыбается ей и Андрею Петровичу и садится за стол.
      Влад обедает на кухне. Он еще внутренне не готов к встрече с гостями и беседе с ними.
      Андрей Петрович несколько восполняет его отсутствие, объясняя Лиле, кто такой Владимир Геннадьевич Столешников, как он тонок, умен, и какой чудесный подарок он сделал Игорю Александровичу.
      - Просто Игорю, - Игорь с мягкой, дружеской улыбкой смотрит на Лилю. – И можно на «ты». Даже не можно, а нужно.
      - И меня на «ты», - просит Маша.
      - Хорошо, спасибо, - улыбается в ответ Лиля.
      - А я вот не столь демократичен, - вздыхает Андрей Петрович. – Я бы рад быть другим, но… я могу называть людей без отчества и на «ты» только если знаю их с детства или с юности.
      - А ты попытайся, дедушка, - говорит Лиля. – На «ты» не переходи, а просто Игорь, Маша… это же так легко.
      - Не так уж легко, Лилечка, в семьдесят лет менять свои привычки, - замечает Андрей Петрович.
      Ася не сводит внимательного, серьезного взгляда с Саши. Она впервые сидит за одним столом с таким симпатичным синеглазым мальчиком. Сашу смущает ее внимание. Лилия это замечает.
      - Кушай, Ася, - напоминает она.
      Ася послушно принимается за еду, несколько сконфуженная. Ведь мама не раз мягко внушала ей, что нехорошо таращиться на людей, даже если они тебе интересны, или ходить за ними по пятам с целью поближе с ними познакомиться. Но порой, увлекаясь новыми для нее лицами, Ася забывает наставления мамы, как, например, забыла сейчас.
      Дождь продолжает лить весь остаток дня. «Хоть бы завтра была хорошая погода, - думает Карп. – Гриша с Катей обещали приехать – и Зинаиду Михайловну привезти…»
      Но он находит, чем развлечь гостей: показывает им Сашину копию его, Игоревой, модели и рассказывает о будущем памятнике Пушкину. Андрей Петрович очарован. Он с жаром заявляет, что памятник будет гениальным: ведь гениальна же модель! И горячо хвалит Сашу: чтобы сделать точную модель такой скульптуры, нужно самому быть талантливейшим скульптором. Лиля молчит, но Игорь видит: она, как в свое время Влад, вся погрузилась в созерцание модели и не слышит, что говорит Ладогин. А Асе немного скучно. Ей хочется, чтобы поскорее кончился дождь, и можно было бы покачаться на качелях в саду…
      Маша видит, что девочке не до памятников. Она берет ее за руку и уводит в их с Игорем комнату, чтобы дать ей несколько книжек, оставленных Данькой.
      - Ты любишь читать, Ася? – спрашивает она.
      - Да, очень, - взгляд Аси становится заинтересованным.
      - А что ты уже читала?
      - Я? – Ася задумывается и медленно начинает перечислять:
      - Ну, «Волшебник Изумрудного города», «Семь подземных королей», про Урфина Джюса… это Волкова, - поясняет она. – Потом Крапивина «Мальчик со шпагой», «Журавленок и молнии», потом про Тома Сойера и Геккльберрифинна, это Твен, потом «Отверженные» Гюго…
      - Что? – Маша широко раскрывает глаза. – Ты читала «Отверженных»?
      - Да, - Ася слегка удивляется ее изумлению.
      - И ты что-нибудь поняла? О чем эта книга?
      - О Жане Вальжане, - не задумываясь, отвечает Ася. – Его зря посадили на каторгу, он сбежал, обокрал священника, а священник не выдал его полиции и всё ему подарил. И тогда он стал добрым и спас Козетту, а Козетта была дочь Фантины, которую бросил Толомьес. А потом Фантина умерла, и Жан Вальжан взял Козетту к себе и вырастил в монастыре. А еще там был мальчик Гаврош, он зачем-то полез под пули на баррикадах, и его убили…
       - Я поняла, ты всё помнишь, о чем прочла, - мягко останавливает ее Маша. – И тебе было интересно?
       - Не всё, - честно признаётся Ася. – Когда Гюго там слишком много пишет, я пропускала, потому что скучно. Еще я читала Горького «Детство» и до половины «В людях», потому что дальше тоже скучно. А еще мне мама читала вслух «Детство Багрова-внука». Вот это мне очень понравилось, там мальчик, его звали Сережа, на меня похож. Вообще, детские книги лучше, - признается она. – Потому что там всё ясно написано. А взрослые всё чего-то рассуждают, так что забываешь, о чем они начали писать.
       Маша от души смеется, и Ася тоже улыбается – впервые с тех пор, как приехала. У нее очень славная улыбка.
       - Вот, возьми эти книги, - Маша дает ей «Великолепная Гилли Хопкинс», «Белый Клык», «Саджо и ее бобры» и «Черную курицу» Погорельского. – Не читала?
     Ася внимательно просматривает названия на обложках и мотает головой: нет, не читала. Маша рада: книги отличные и наверняка понравятся Асе. Она рассказывает, что эти книги оставил Асин ровесник, мальчик по имени Даня Миляшин…
     - А, знаю, - с живостью откликается Ася. – Дедушка много про него рассказывал. Говорил, что он очень умный и одаренный. И ему тоже восемь лет, как и мне. Он ведь еще вернется?
     - Да, - говорит Маша. – В августе. А ты любишь музыку, Ася?
     - Не знаю, - Ася задумывается. – Дедушка говорит, что только тот любит музыку, кто часто ее слушает, играет или сам сочиняет. А я могу совсем не слушать музыку – и не скучаю. Хотя мне многие мелодии нравятся. Я больше рисовать люблю. Мама говорит, что во втором классе отдаст меня в художественную школу. Но я и физкультуру люблю. Хочу в какую-нибудь секцию, вроде каратэ. Хотя, вообещ-то, можно и в школу, и в секцию ходить.
      - А стихи ты любишь? – продолжает спрашивать Маша.
      - Да, некоторые, - отзывается Ася. – Стихи я люблю больше музыки.
      - Ах, вот ты где, - Лиля с улыбкой заглядывает в комнату. – А я тебя обыскалась.
      - Мне тетя Маша книжки дала почитать, - откликается Ася.
      - Извини, Лиля, я втихаря похитила у тебя дочь, - улыбается Маша. – И мы с ней чудесно поговорили.
      - Спасибо, Маша, что ты заняла ее, - в голосе Лили признательность. – Она очень любит книги. Пойдем, Асенька, ты еще наговоришься с тетей Машей. Она тебе еще надоест, - смеясь, обращается Лиля к Маше и уводит дочь за руку. Ася на прощание посылает Маше воздушный поцелуй. Обе женщины хохочут, и Ася тоже смеется – очень весело и заразительно.
      Весь оставшийся день, до ужина, Андрей Петрович наслаждается фортепьяно; он играет мелодию за мелодией. Лиля сидит тут же, на веранде, на венском стуле – и слушает его. Ася то читает то рисует в гостиной, Маша, Игорь, Саша и Акимыч играют в тысячу, а Влад, приняв ванну (опять же, как-то незаметно для всех) увлеченно совершает виртуальную поездку на машине по красивой дороге, где всегда можно проехать по лесу и свернуть на луговую дорожку, проехаться по берегу реки, посетить деревню или город… Это очень дорогая игра, со множеством пейзажей самого лучшего качества, самых живых красок. Влад купил игру в кредит, который потом выплачивал почти целый год…
      За ужином они, наконец, собираются все вместе. Андрей Петрович с самым горячим чувством благодарит Владимира Геннадьевича за великолепный инструмент и знакомит с ним внучку и правнучку. Влад что-то любезно говорит всем троим, после чего неторопливо, с достоинством приступает к трапезе. Его лицо решительно ничего не выражает, но в душе он потрясен. Он и представить себе не мог, что Лиля Ладогина окажется такой красавицей. «Настоящая королева, - думает он, глубоко восхищенный. – Вот это женщина, это я понимаю.. и не только красива, но и умна. Говорит мало. И до чего у нее спокойный, приятный голос… и как держится… но в глазах печаль. Да, печаль, безысходность. Она несчастна, очень несчастна, хотя улыбается и смеется. И двадцати девяти лет ей нипочем не дашь… Господи, какой же это идиот бросил ЕЁ, Лиллу? КАК можно было ее бросить! Да еще с такой дочкой. Настоящий пацаненок, сорвиголова – и всё-таки девочка, да еще премиленькая. Улыбка у нее – класс!»
     Однако внешне он ничем не выражает своих чувств. Говорит он очень мало, даже суховато, как и подобает чиновнику. Только в конце ужина, когда Маша раскладывает по тарелочкам специально испеченный в честь приезда гостей торт, он устремляет пристальный взгляд на Лилю и произносит:
     - А знаете, вы удивительно похожи на молодую Марину Влади, Лилия Андреевна.
     Она отвечает ему спокойным, приветливым и внимательным взглядом.
     - Я для вас просто Лиля, Владимир Геннадьевич. Да, мне говорили, что я похожа на Марину Влади. А вот вы поразительно похожи на Олега Даля. Но, вероятно, вы об этом тоже знаете.
     - Знаю, - подтверждает он. – Но если вы для меня просто Лиля, то я для вас просто Влад. И вЫ меня так называйте, Андрей Петрович.
     Ладогин улыбается ему:
     - Я постепенно учусь называть взрослых людей по именам. Здесь почему-то все этого хотят, и я стараюсь идти навстречу всеобщему желанию, но, как говорится, не всё сразу. Я должен привыкнуть. Но знаете, Владимир Геннадьевич… простите, Влад… я даже не предполагал, что вы музицируете. А вы, мой читатель, молчали об этом! – он укоризненно покачивает головой.
     - Да, молчал, - Влад несколько смущен. – Потому что вы – великий музыкант, и я по сравнению с вами – так, знаете, просто школяр.
     - Сыграйте что-нибудь, - задушевно и просто предлагает Ладогин.
     Это предложение, исходящее от одного из лучших пианистов в стране (Влад отчетливо это понимает), от Мастера с большой буквы приводит Столешникова в смятение, и в то же время ему неудобно отказывать Ладогину.
      - Хорошо, - с некоторым трудом отзывается он и вдруг поспешно добавляет, словно защищаясь:
      - Но только после торта!
      Веранда дрожит от дружного смеха присутствующих. Влад готов провалиться сквозь землю, но его выручает Карп. Как всегда, когда его друг смущен или растерян, Игорь немедленно принимается подкалывать его и подпускать ему шпильки, зная, что только так можно привести в чувство Влада, чей язык отточен, как бритва. С юмором и умом у него тоже всё в порядке, поэтому он всегда отвечает тонко, остроумно, не задумываясь. Все восхищены его умением мастерски парировать иронические нападки противника (в данном случае Игоря). Теперь уже и Влад смеется вместе со всеми, и не над собой, а, как и остальные, над их с Игорем пикировкой. Его настроение мгновенно поднимается, и он с удовольствием съедает свою порцию торта с чаем.
      Затем он смело садится за инструмент и исполняет по памяти «Турецкий марш». Музыка звучит ярко, красиво, выразительно. Ладогин весь обращается в слух. Когда затихает последний аккорд, Андрей Петрович, переждав аплодисменты, подходит к Владу и серьезно говорит:
      - Очень недурно играете! – в его голосе настоящее одобрение. – Да, совсем неплохо. Только вы немного небрежничаете с нотами. Позвольте, - он садится за фортепьяно. – Вот этот отрывочек должен звучать помягче, полегче, вот так…
      И он проигрывает фрагмент из марша.
      Влад мгновенно улавливает разницу в их игре и то место, где он «снебрежничал». Лиля тоже это слышит. Остальным подобные тонкости недоступны, им кажется, что никакой разницы между исполнением Влада и Ладогина нет.
      - Поняли, что я имел в виду? – спрашивает Андрей Петрович.
      Влад кивает и, стоя, играет фрагмент уже чуть иначе, именно так, как сыграл Ладогин.
      - У вас абсолютный слух? – почти утвердительно спрашивает Андрей Петрович.
      - Да, - сознается Влад.
      - У Лилечки тоже, - задумчиво роняет Ладогин. – И у Дани. Но у вас, Влад, немного хромает техника. Конечно, сами чувствуете, да?
      Влад кивает.
      - Что вы окончили?
      - Школу и два курса училища…
      - Давайте я вас немного подучу в свободное время, - дружески предлагает Андрей Петрович. – Вам стоит лишь немного поработать над техникой – и блестяще будете играть. Для меня будет только радостью вам помочь. Хотя бы три часа в неделю… а?
      - Согласен, - охотно говорит Влад. Они с Ладогиным пожимают друг другу руки. Все очень довольны их игрой и беседой. И каждый покидает веранду в приподнятом настроении, словно сам обладает абсолютным слухом – и удостоился похвалы мэтра Андрея Петровича…

ХХХХ
      Ночью Влад долго не может заснуть. Образ Лили Ладогиной стоит перед его глазами столь ярко и неотступно, что сон бежит от него. Воспоминание о ее лице, голосе, движениях, о ее золотых волосах, о белом платьице с васильками сладко волнуют его, и он от души жалеет, что не умеет рисовать красками. Никогда в своей жизни он еще не встречал такой яркой, ослепительной красоты. Ему вспоминается и другое: гибкая шея Лили, ее красивые, безупречной формы руки, высокая, не слишком большая, но полная грудь… и сколько в ней ненавязчивой, мягкой, пленительной женственности! В ней чувствуется внутренняя сила и в то же время слабость, беззащитность, свойственные большинству женщин. Сочетание в Лиле этих двух противоположностей особенно сводит Влада с ума. Он почему-то уверен: С ЭТОЙ женщиной он был бы счастлив, он готов хоть завтра сделать ей предложение!.. но его останавливает боязливая мысль: а будет ли она,  королева, счастлива с ним? Если бы у него был характер, как у Игоря, или, скажем, как у Андрея Петровича, она, безусловно, была бы с ним счастлива. А делать ее несчастной он, Влад, не имеет права. Тем не менее, он влюблен в нее, влюблен до безумия, его душа и тело – всё точно огнем горит от любви к ней, от преклонения перед ней, всё его существо жаждет ее…
      Наконец, изрядно измученный своими чувствами и мыслями, он принимает снотворное, которым его снабдила перед отъездом Катя Миляшина, и засыпает, твердя себе, что Лиля еще только приехала – и вовсе не думает о нем.
      Он не совсем прав. Лиле он показался очень интересным и загадочным человеком, к тому же, талантливым, остроумным, обаятельным. Но, хотя она уже пережила свое горе от разлуки с мужем, которого глубоко любила, в ней еще остался какой-то горький осадок тоски по нему. Этот тихий, добрый человек ни разу не обидел ни ее, ни дочь; он всегда был с ними внимателен и добр. За десять лет совместной жизни они ни разу не поссорились. Правда, Лиля хотела еще одного ребенка, а Олег не хотел – и она подчинилась его уговорам. Также он был очень посредственным любовником, но его доброта, внимание и ласка, его дружеская поддержка и спокойный характер вполне искупали в глазах Лили этот недостаток, и она охотно мирилась со всем, чего ей не доставало. Ее муж был замечательным другом, на которого всегда и во всём можно было положиться; она очень ценила это, так как знала: такой муж – редкость.
     Когда Олег спокойно и, как всегда, очень бережно признался ей, что полюбил другую женщину, она сперва приняла его слова за шутку. Но в самом скором времени ей пришлось убедиться, что это не шутка, а прискорбная правда – и изменить уже ничего нельзя. Она была поражена, как громом; ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног, что всё это не реальность, а какой-то кошмарный сон. Первые несколько дней у нее даже не было слез, чтобы облегчить свою душу от внезапно обрушившейся на нее катастрофы. Потом слезы появились, да еще какие! Несколько ночей кряду она безутешно рыдала в их с Олегом спальне, на кровати, которая стала теперь такой пугающе большой и пустой. Но днем никто не видел ее слез: ни Олег, порой забегавший ее «проведать» (он всё-таки переживал за нее), ни Ася. Когда мама сдержанно и спокойно сообщила Асе, что папа ушел от них навсегда, Ася сразу поняла, что это значит. Сама она не слишком огорчилась, что папа их бросил; он всегда мало обращал на нее внимания, и она тоже не слишком интересовалась его особой. Но ей стало чрезвычайно горько и обидно за мать, которую она любила горячо, всей силой своего сердца. По ее мнению, мама была идеалом всех мам, самой доброй, мудрой, милой, талантливой, несказанно красивой, и ни одна женщина в мире не могла с ней сравниться. Ася немедленно прониклась к отцу тайным гневом и отвращением и про себя прозвала его «предатель». Мамины вздохи о том, что «сердцу не прикажешь», и что «всё к лучшему», не сделали Асю более снисходительной. И когда отец, уже после развода, в очередной раз пришел «навестить» их и принес Асе красивую дорогую игрушку, гнев и отчаяние девочки, наконец, вырвались наружу (возможно, еще и потому, что мамы не было дома). Она с такой силой швырнула игрушку о стену, что та разлетелась на куски, крикнула отцу:
      - Уходи, ты, предатель! – и расплакалась.
      Отец побледнел и немедленно ушел, а Ася, всё еще всхлипывая, принялась собирать обломки отцовского подарка.
      Вечером она не выдержала и всё рассказала маме. Та укоризненно покачала головой:
      - Ну, зачем ты так, Асенька! Это же твой папа!
      - Он мне больше не папа, - со вздохом, но твердо ответила Ася. Мама внимательно посмотрела на нее, обняла, поцеловала и больше с ней об отце не разговаривала. Олег, напуганный и пристыженный выходкой и словами дочери, больше у них не появлялся, и душевные раны Лили начали постепенно затягиваться. Но Воронеж, где всё напоминало ей о радостно и безмятежно прожитых годах и о муже, стал ей чужим. Она больше не могла оставаться в этом городе и решила вернуться в Чистый Дол, к деду. По причине небольших доходов семьи она не могла себе позволить навестить своих горячо любимых опекунов раньше, да еще с Асей; по той же причине и они не могли выбраться к ней. Но теперь, продав квартиру и все золотые украшения, оставшиеся ей в наследство от матери, чей супруг не скупился на дорогие подарки для возлюбленной жены, она уехала из Воронежа. Золото она не носила, так как вообще не любила себя украшать, но до последнего берегла драгоценные вещи для Аси. Теперь же она на всё махнула рукой: дедушка был для нее и ее дочери гораздо важнее и дороже любых украшений.
       Поселившись у Андрея Петровича, Лиля быстро, не торгуясь, купила большую квартиру вместе со всей обстановкой рядом с дедушкиным домом и уже хотела переехать туда и заняться поисками работы. Но Андрей Петрович уговорил ее погостить у него. Он нашел, что его внучка и правнучка утомлены, а девочка даже худовата, – и твердо вознамерился обеспечить им отдых, заявив, что работа никуда не убежит, а здоровье дороже всего.
      И вот теперь они на даче у дедушкиных друзей, очень милых людей, по мнению Лили, и устроили их так удобно. Сама она спит на диване, не разложив его, а Асю уложила на канапе. Ася уснула мгновенно. Лиля тоже постепенно засыпает. Ей хорошо, спокойно, отрадно на душе, и даже печаль, казалось, поселившаяся в ней навеки, точно притупилась, слегка поблекла и чуть отступила прочь, как бы пропуская в душу пока еще неуверенный, но ясный и живой свет. В эту ночь ей снятся замечательные сны, но, проснувшись, она не может вспомнить, что именно ей снилось. Однако след от добрых видений остается в ее сердце на весь день…

ХХХХ
     Карп и Маша тоже не сразу засыпают в эту ночь.
     Прижавшись в постели лицом к плечу Игоря, Маша задумчиво размышляет:
     - Лиля изумительно красивая, и характер у нее такой милый… как можно было ее бросить?
     - Да, у Лили яркая внешность, - соглашается Игорь. – И вообще она очаровательна. Но жизнь – загадка. Я заметил: красивые женщины бывают несчастны гораздо чаще… м-м… в общем, других женщин. Но, конечно, она недолго будет одна, - его голос звучит уверенно. – Только бы на этот раз хороший человек попался, а не какая-нибудь скотина.
      - Дай Бог, - вздыхает Маша. Ребенок сильно толкается у нее в животе; она ойкает, а Карп смеется:
      - Женька! Ты еще не родился, а уже пинаешься. Футболистом, что ли, будешь?
      И он нежно поглаживает Машин живот, где пока что прячется его малыш. Карп неизменно испытывает чувство нежности, когда чувствует движения своего ребенка. Им даже овладевает нетерпение: так ему хочется поскорее увидеть своего сына… или дочь, как получится.
      Они с Машей целуются. Маша рассказывает мужу, какая умненькая и развитая не по годам Ася. Карп внимательно слушает: Ася и ему очень понравилась. Постепенно голос Маши прерывается, и оба погружаются в сон.
      … На Сашу Прохорова красота Лили тоже произвела величайшее впечатление. Но так как по возрасту он годится лишь в пажи этой королеве, он может только мысленно, благоговейно думать о ней, пока сон не одолевает его.