31.
Теперь они строят церковь вместе. Отныне Влад уже не трапезничает один в кухне, а завтракает и ужинает на веранде, вместе со всеми обитателями дачи. Там же он и обедает по воскресеньям. Он говорит мало, но всегда вовремя, внимательно слушает застольные беседы и исподтишка изучает гостей Карпа. Все они очень нравятся ему. Григорий Степанович, веселый, простой и в то же время внутренне твердый и надежный, вызывает в Столешникове большое уважение и симпатию, как и Катя Миляшина. Про себя Влад отмечает, что Конька умен и очень начитан, а Данька спокоен, ненавязчив и всегда в хорошем настроении. Оба брата замечательно воспитаны, с ними приятно общаться. Однажды в воскресенье, когда Данька в одиночестве увлеченно занимался музыкой на синтезаторе, Влад зашел к нему в комнату и попросил сыграть что-нибудь. Данька с удовольствием сыграл ему весь свой репертуар, уже довольно богатый, а также свои собственные сочинения. Влад остался очень доволен исполнением Даньки, а собственная музыка восьмилетнего мальчика просто покорила его; она была гораздо взрослее ее юного автора.
- Ты обязательно будешь настоящим композитором, - вдруг пророчески произнес Влад. – У тебя «говорящая» музыка. Она очень мелодична и выразительна. Для тебя ноты – как слова, которыми ты передаешь свои чувства и мысли: кратко, точно, ясно. Тебе есть, что сказать, и ты это говоришь на языке музыки. Есть момент подражания Моцарту и Баху, но иначе и быть не может: всякое настоящее искусство начинается с подражания. Сыграем «Сулико» в четыре руки?
Данька охотно соглашается. Он в восторге от пророчества Владимира Геннадьевича и от его похвалы. Они садятся рядом и играют в четыре руки «Сулико» - так красиво и проникновенно, что все, кто сегодня дома, останавливаются у полуоткрытых дверей, послушать. А Влад, тем временем, увлекается игрой – и так исполняет «Турецкий марш», что Данька млеет – и слушатели за дверями тоже. Вслед за этим Влад играет музыку из фильма «Семнадцать мгновений весны», которую когда-то подобрал сам, на слух. Эта музыка звучит удивительно лирично: с аранжировкой, аккордами и переливами Влада; она красивей, богаче, нежели в фильме, а уверенное, беглое и в то же время мягкое исполнение совершенно завораживает слушателей, и все очень жалеют, когда Влад перестает играть.
Когда он выходит из комнаты, его осыпают похвалами, а Маша говорит:
- Ты чудесно играл, Влад! Так легко, мягко… и профессионально. Ты где-нибудь учился?
- Да, - не очень охотно отвечает Влад. – Окончил музыкальную школу и два первых курса училища, а на третьем меня выгнали за драку. Но я не очень огорчился; литература привлекала меня больше музыки, особенно поэзия.
Спустя два дня он с нарочито небрежным видом показывает Карпу его же, Игоря, портрет, сделанный Владом по взятой у Маши фотографии. Портрет бесподобен – и тоже очень профессионально выполнен. Он полон жизни, как и скульптуры Игоря. Игорь взволнован. Он благодарит Влада, а тот, втайне очень довольный его похвалой и признательностью, говорит:
- Я две недели над ним работал. Но я не учился живописи; просто могу делать в карандаше портреты по фотографиям. Всю жизнь увлекался этим, ну, и дар, вероятно, есть. Вот к сорока годам и достиг некоторых успехов…
- Каких там некоторых! – Игорь не может оторвать взгляда от рисунка. – Если в Чистом Доле и есть настоящий портретист, то это ты!
- Если понравилось, то дарю тебе, - улыбается Влад.
- Спасибо, - Карп пожимает ему руку.
Он показывает портрет Маше и Любе; обе расхваливают его на все лады.
- Такой портрет и наши учителя в «художке» не сделали бы, - уверенно говорит Люба.
- Я обязательно выставлю его в ДК, когда мы будем выставлять портреты и автопортреты, - решает Маша – и делает для портрета паспарту. Узнав о ее намереньях, Влад пытается протестовать, но вскоре понимает, что это бесполезно. Тогда он просит Машу никому не выдавать его таланта, а под портретом поставить псевдоним его, автора: Сергей ЛимАнов. Маша охотно соглашается, и Влад успокаивается.
Уменьшительными именами его называют только Карп и Маша; для всех остальных он Владимир Геннадьевич. Маша говорит ему, что он похож на Марка Волохова из «Обрыва». Влад с ней согласен; в его характере много черт, придающих ему сходство с Марком, но герой книги, конечно, гораздо жёстче, эгоистичней и легкомысленней Влада.
Работа на берегу Пересвета постепенно увлекает его и даже становится ему необходима. Он трудится в простой одежде, которую не жалко: в своей старой клеенчатой рубашке, обрезанных до колен джинсах, тоже старых, и в кедах. Ему больше всего нравится физический труд. Он быстро постигает, как готовить строительные растворы и класть кирпичи – и вместе с Григорием Степановичем и монахом, братом Никанором, реставрирует колокольню. Ему нравится веселое, бодрое настроение строителей, их остроумные шутки; его невольно захватывает их энтузиазм. Ему по душе и час отдыха, когда каждая группа строителей по восемь-десять человек рассаживается прямо на траве, вокруг котла, в котором густая уха, щи или каша, а рядом щедрой горкой лежит нарезанный хлеб. Люди накладывают себе еды, сколько хотят, в жестяные миски и едят деревянными ложками, которыми их снабдили монахи. Во время обеда все смеются, спорят, рассказывают друг другу забавные или просто интересные истории, потом пьют чай или кофе – с патокой, привезенной из монастыря в целях экономии сахара.
В жаркие дни полчаса отводятся для купания, чтобы люди могли освежиться и отдохнуть. Но мужчины обязаны купаться в трусах и майках, а женщины в трико или длинных платьях: таково строгое требование отца Германа. Для женщин даже поставлен специальный барак, где они могли бы переодеваться.
Всё это приходится Владу очень по сердцу. Особенное уважение к строителям вызывает в нем то, что прежде, чем преступить к работе или трапезе, они непременно крестятся. К тому же, почти всякое утро, в восемь часов можно исповедаться и причаститься, если, конечно, ты не завтракал. У священников, помогающих рабочим всегда всё готово для этого таинства.
Вечерами и в выходные Влада, как магнитом, тянет к Карпу. Если Игорь один, Влад непременно сопровождает его, как тень. Он купается с ним в Пороге, катается на лодке и заодно выучивается грести, сопровождает его в прогулках по бору и лесу – пешком или на велосипеде. Часто с ними бывает и Саша Прохоров, но он совсем мешает Владу вволю говорить с Карпом об искусстве и книгах. Это излюбленная тема обоих. Но Карп не часто бывает один, и Влад в душе досадует на недостаток общения с ним и вообще на одиночество, потому что без Игоря он одинок, сколько бы людей не было вокруг. А Игорь называет его то Владом, то Флоризелем, то Принцем, посмеивается над ним, поддразнивает его. Влад обожает его подколки. Он отвечает ему в том же тоне, и оба хохочут. Такие минуты для Влада – идеал, вершина их дружбы, и про себя он молит Бога не лишать его этого дара: общения с человеком, к которому он с каждым днем привязывается всё глубже и сильней.
ХХХХ
Глубокая ночь.
Столешникову не спится. Сегодня он чувствует себя одиноким, как еще никогда. Он уже покурил на балконе, попробовал читать и даже сочинять стихи, чего уже давно не делал, и теперь лежит на своем диване, на застеленной его половинке (диван сложен) и слушает, как часто, дробно стучит за окном дождь. Он шел весь день и теперь продолжает идти. Слушать его голос приятно и уютно, но Влад терпеть не может бессонницы. Она редко на него нападает; тем не менее, он ее боится и не любит. Когда вот так без толку валяешься в постели, в голову непременно лезут всякие никчемные мысли. Он жалеет, что днем не попросил у Кати Миляшиной снотворного на всякий случай; обычно он это делает. Но Катя сегодня работает в ночь, да если бы она и была дома, он, конечно, не осмелился бы ее будить.
Вдруг Влада осеняет счастливая мысль. В кухне, в холодильнике, есть крепкое пиво. На Влада оно неизменно действует, как лучшее снотворное. «Пойду, уговорю литрУшку, - думает он, - авось, да засну. А не поможет, приму еще на душу населения».
Он жалеет, что эта мысль не пришла ему в голову раньше.
Встав с постели, он включает бра над изголовьем дивана и надевает трусы с футболкой (в комнате очень душно, и он, подобно гостям и хозяевам дачи, спит без одежды). Босой, он выходит из комнаты. Полы в доме исключительно чистые, благодаря попечительности Арины Матвеевны и тому, что даже летнюю обувь принято снимать в коридоре или же очень тщательно вытирать о коврик у порога. Ковриков несколько, и Арина Матвеевна каждое утро их меняет: вместо использованного половичка кладет чистый.
Проходя по коридору, Столешников вдруг слышит негромкий стон, доносящийся из Конькиной комнаты, и этот звук мгновенно пробуждает в нем всю его чувственность. Он уже знает то, чего никто не знает, кроме Карпа и Маши: Конька с Любой ночуют вместе. Стон Любы будит волнение в его крови и в то же время так живо напоминает ему о его собственном одиночестве и последних неудачных романах, что он, стиснув зубы, спешит миновать комнату, где царит земное счастье, которого он лишён. Ему горько сознавать, что он сам виноват в своем одиночестве. Как мужчиной женщины им довольны, но его склонность порой резко отвечать им, противоречить и «психовать» по пустякам отталкивают их от него. С ним действительно трудно ужиться, и сейчас он ненавидит себя за это. Сколько раз из-за какой-нибудь мелочи он портил настроение своей очередной подруге – и не спешил извиниться, а потом бранил себя за это, но было уже поздно.
Он подходит к лестнице и тотчас все его безрадостные размышления улетучиваются. Они сменяются удивлением: пи слабом свете ночников он видит Сашу Прохорова. Саша сидит на нижней ступени лестницы в одних трусах, склонив голову. Услышав поскрипывание деревянных лестничных ступеней за своей спиной, он поспешно оборачивается и вскакивает на ноги. Вид у него растерянный, лицо несчастное, заплаканное и испуганное.
Влад спускается вниз и дружески спрашивает:
- Саш, ты чего? Что случилось?
- Ничего, Владимир Геннадьевич… - отрывисто отвечает Саша; в его голосе вина и страх. – Я сейчас пойду спать… правда, пойду…
Его губы слегка дрожат.
- Подожди, - Влад кладет ему руку на плечо. – Давай-ка, говори, в чем дело. Я вижу, ты чего-то боишься. Скажи, чего? Клянусь, я буду молчать, что бы ты ни сказал.
- Мне… мне просто страшный сон приснился, - Саша опускает голову и, не выдержав, снова всхлипывает. – Я проснулся, а в комнате темно. Даня спит, а меня всего колотит. Я пришел сюда, где свет… не мог больше оставаться в темноте. Но я один… и мне всё равно страшно. Этот сон перед глазами так и стоит. Если бы Игорь тоже был один, я бы, наверно, не выдержал, разбудил его… потому что мне очень страшно… но он с Марией Аркадьевной. Все с кем-нибудь, никого не разбудишь… хотя я понимаю, стыдно в четырнадцать лет снов бояться…
Глубокая нежность и какое-то сокровенное понимание охватывают вдруг Влада. Он в единое мгновение постигает всё одиночество Саши, весь его страх и беспомощность перед этим страхом, его стыд, растерянность, тайное отчаяние. Неожиданно для самого себя Влад чувствует, как в нем пробуждается нечто отцовское и материнское одновременно, и это совершенно новое для него чувство заполняет всё его существо. Он знает: необходимо немедленно защитить Сашу от всех его страхов, изгнать из его души всю печаль.
Он обнимает Сашу за плечо и дружески говорит ему:
- Всё хорошо, брат, всё в порядке. Ничего не бойся. Неважно, сколько человеку лет: все мы имеем право бояться страшных снов, и стыдиться тут нечего. Я тебя не оставлю. Всё пройдет; ведь это всего-навсего сон. Мы с тобой справимся с ним.
Его голос исполнен такой мягкой, бережной нежности, что Саше на мгновение кажется, будто сама мама обняла его и успокаивает, как это бывало, пока она не умерла. Даже папа, добрейший из всех людей, никогда не утешал Сашу с такой поистине женской, материнской заботой. Исполненный любви и благодарности, Саша улыбается Столешникову – взрослому, сильному защитнику, который не бросит, не оставит его, который помог ему и еще поможет.
- Неси сюда свою подушку и простыню, - Влад проводит рукой по его волосам. – Переночуешь у меня.
У Саши, внутренне возликовавшего от такого великодушного предложения, не хватает духу отказаться от него. Он быстро приносит из их с Данькой комнаты свою подушку с простыней и поднимается вместе с Владом наверх, в его комнату.
Теперь Владу весело и легко на душе. Он раскладывает диван, полностью застилает его простыней, надевает на бра бумажный колпачок своего изобретения, так что получается уютный ночник и кладет у стены подушку Саши:
- Ложись.
Саша немного смущен.
- Я пинаюсь во сне, Владимир Геннадьевич. Мне Игорь сказал. Мы с ним однажды тоже вместе ночевали у него в мастерской.
- Пинайся, я выдержу, - Влад негромко смеется. – И я для тебя просто Влад. Как Игорь Карпенко – просто Игорь.
- Спасибо, - Саша пожимает ему руку и добавляет:
- Мужчины так благодарят, мне Игорь сказал. И запретил его обнимать. Сказал, что это для девчонок.
- Вот как? «Суров ты был…» - задумчиво цитирует Влад, укладываясь на диван. – Я несколько другого мнения. Если человеку плохо, его можно, даже нужно обнять, и девчонки тут ни при чем. И если испытываешь сильную благодарность, тоже не грех выразить свои чувства. Но только со знакомыми людьми. С незнакомыми нужно быть очень осторожным. Ложись. Ты не расскажешь, что за сон тебе приснился?
Саша ложится рядом, глубоко вздыхает и рассказывает. Сон действительно ужасен, но Влад нарочно высмеивает (очень тонко и остроумно) каждую деталь этого сна. И происходит чудо: сон перестает быть страшным. Саша от души веселится, слушая комментарии Влада. Потом они вместе читают вполголоса «Отче наш», и Влад говорит:
- Это, братец, чертики тебя навестили, потому что ты помогаешь церковь строить. Им это не нравится. А теперь постарайся заснуть. И не бойся, я не засну раньше тебя.
Саша засыпает очень быстро – и так крепко, что даже не пинается во сне. Влад засыпает рядом с ним. Ему больше не нужно снотворное – ведь он сейчас не одинок.
ХХХХ
На следующее утро оба просыпают завтрак. Карп идет выяснить, в чем дело. В первую очередь он стучится в дверь Влада. Ему никто не отвечает. Так как дверь не заперта, Игорь входит в комнату – и немеет от неожиданности. Саша и Влад мирно спят на одном диване. Чутье подсказывает Карпу, что ничего худого не произошло; просто за этой сценой кроется какая-то загадка. Сашу он решает не будить, но Владу нужно ехать в мэрию, - и он осторожно будит его.
Они завтракают в кухне вдвоем, и Влад признается Игорю, что вынужден был приютить Сашу – и сделал это с удовольствием.
- Остальное узнай от самого Саши, - он смотрит в глаза Карпу ясным, спокойным взглядом. – Я дал слово молчать о его тайне – и своей клятвы не нарушу.
Вечером после работы на берегу Пересвета Карп расспрашивает Сашу, почему тот ночевал у Влада. Саша чистосердечно всё ему рассказывает. Карп вздыхает, треплет его по волосам и уходит. Он благодарит Влада за помощь, которую тот оказал его другу и ученику. Влад повторяет, что только рад был это сделать и добавляет:
- Знаешь, Игорь, мне кажется, если бы ты был с Сашей немного ласковей (я не боюсь этого слова), он был бы счастливей. Ведь он любит тебя, как друга. А ты люби его еще и как сына – ведь он твой лучший ученик. Разве ты не помог бы сыну, если бы тому было одиноко или страшно?
- Помог бы, - признаётся Карп. – Ты прав. И знаешь, что? – он улыбается. – Соврал ты мне насчет того, что в тебе нет любви. Ее в тебе – море!
И добавляет задумчиво:
- А сон действительно был страшный. Мне Саня рассказал, так я сам… дрожь до костей пробрала.
- И меня, - сознаётся Влад; на Карпа он не смотрит, несколько смущенный его словами о любви.
Позже Карп ставит в их с Машей комнате раскладушку, застилает ее, закрывает ширмой – и показывает Саше.
- Если тебе ночью станет страшно, приходи и буди меня, не бойся, - говорит он. – Мы с тобой разберемся, что к чему. И в таких случаях ты будешь ночевать вот за этой ширмой, понял?
Саша кивает и благодарно улыбается ему в ответ. Карп дарит ему иконку святого Александра Невского: чтобы по ночам злые силы не тревожили его друга и гостя. Саша очень доволен. Он верит в то, что Александр Невский отгонит от него своим грозным мечом все недобрые сны и страхи. К тому же, теперь Саша обязательно молится перед сном.