29.
На бывшей даче Мерников – упоительная тишина. Высокая ажурная ограда утопает в густой садовой зелени, как утопает в зелени плюща и белый, как молоко, дом дачи. Возле бани и у веранды растут самые разнообразные сорта роз и других цветов, у ограды – несколько яблонь и вишневых деревьев. Близ сарая Петр Егорыч поставил для Даньки качели – досочку, укрепленную веревками. Его супруга, Арина Матвеевна, уже приготовила с помощью Маши и обед, и ужин – на всех. Осталось только разогреть кушанья в печке. Фамилия «дачных» супругов – Вёшниковы. Им обоим уже за шестьдесят, но они такие же крепкие и проворные, как баба Зина. Егорыч – человек не слишком разговорчивый и изъясняется, в основном, междометьями. Арина Матвеевна очень умелая хозяйка и добрая, общительная женщина. Оба встают раньше всех. Егорыч поливает сад, а Арина Матвеевна готовит завтрак; она всё делает сама – и творог, и сливочное масло, и ряженку. В семь часов один из жителей Плетневки привозит им свежее молоко в трехлитровой банке. Кто-нибудь из супругов принимает это молоко; за него заплачено заранее. Вечером тот же человек привозит еще такую же банку – к ужину. Недопитое хозяевами и гостями дачи молоко Арина Петровна превращает в масло, сыворотку, творог и так далее.
Сейчас оба супруга трудятся в Плетневке на своем огороде. Карп, Люба, Саша и все Миляшины (кроме Кати, которая работает в клинике) – на строительстве храма, на Пересвете, и вернутся только к ужину. Маша Русакова одна. В свободном ситцевом сарафане она сидит в саду, в шезлонге и перечитывает одну из своих любимых книг – «Обрыв» Гончарова.
Ее положение уже очень заметно, но просторный сарафан скрывает его. УЗИ показало: Маша ждет мальчика. Правда, врачи сказали, что это еще не совсем точно, но баба Зина, увидев Машу, уверенно заявила:
- Мальчик будет! Живот, гляди, не круглый, а как бы «кормой»; наверняка мальчик.
Бабушка на дачу не поехала, только погостила два дня. Она так привыкла к своей городской квартире, к налаженному там хозяйству, что не хочет оставлять их. Но дача ей очень понравилась, и она расхвалила ее на все лады. Особенно она порадовалась тому, что рядом река и сосновый бор. Она посоветовала Маше и Кате почаще гулять в бору.
- Там воздух здоровый; и для вас полезно, и для будущих детей…
Катя с Машей сами знают это – и гуляют в бору при всяком удобном случае. Сухой, смолистый аромат, исходящий от сосен, действительно очень приятен – и успокаивает.
Маша в декрете, но ей не сидится на месте. По природе своей она человек неугомонный и очень деятельный, поэтому два раза в неделю обязательно ездит в город, в Дом Культуры, и дает своей временной заместительнице ценные советы по поводу выставок, поэтических и музыкальных вечеров. Сейчас с этим труднее: половина города разъехалась, но всё-таки кое-что можно устроить.
Заместительница очень признательна Маше за советы. Она робкая и не слишком предприимчивая женщина; вряд ли она сама придумала бы что-нибудь по-настоящему интересное.
Маша улыбается, вспоминая, как ее родители были несколько разочарованы, что их дочь и зять собираются назвать их будущего внука не Аркадием, в честь Машиного отца, а каким-то Женей. Но Маша твердо пообещала им, что второй малыш обязательно будет Аркадием.
- А если в другой раз девочка родится? – недовольно спросила Елена Акимовна.
- Значит, она будет Аркадия, - не задумываясь, ответила Маша.
Отец всплеснул руками:
- Да разве девочек так называют? Что это за имя – Аркадия? И как будет уменьшительно звучать?
Маша обещала подумать над уменьшительным именем Аркадии, и родители несколько приободрились. Так или иначе, а кто-нибудь из Игоревых детей всё же будет носить имя Машиного отца!
Она откладывает книгу (ей сегодня не читается), встает с шезлонга и уходит в дом. Она обходит комнаты. Она здесь уже две недели, с двадцатого мая, но всё равно обход их дачи доставляет ей неизменное удовольствие. Вот их с Карпом комната, вот комната Миляшиных, а рядом – Данькина и Сашина; они устроились вместе. Конька и Люба поселились на втором этаже, куда ведет красивая деревянная лестница. В Конькиной комнате – широкая тахта. Он специально выбрал эту комнату, чтобы им с Любой было удобно ночевать вдвоем.
Маша заходит в их с Карпом спальню и берет свой фотоаппарат. Она будет фотографировать сад и цветы! Все хвалят ее снимки. Вот бы сделать к осени свою собственную фотовыставку!
Вдохновленная этой идеей, Маша спешит вниз, твердя себе: обязательно сфотографировать розы так, чтобы и небо было видно! Это очень важно.
ХХХХ
Одиннадцать часов вечера.
Почти все обитатели дачи уже спят, но в чердачной комнате, в мастерской Карпа горит свет. За столом в определенной позе сидит Саша Прохоров, а Игорь работает над глиняной моделью памятника Пушкину. Следуя совету Столешникова, он поехал к Андрею Петровичу Ладогину, и тот выбрал для него самые крупные и самые лучшие репродукции портретов Пушкина, написанных в девятнадцатом столетии. Карп долго не думал. Его душа возликовала, когда он увидел портрет, написанный Тропининым. Перед ним был настоящий, живой Пушкин – тот самый, которого жаждало, искало его творческое чутье! Это был ЕГО Пушкин. Он задумался, как бы увеличить репродукцию, чтобы лицо поэта было крупнее, но и тут Ладогин выручил его: он вручил ему фрагмент репродукции, где было только лицо Тропининского Пушкина в натуральную величину. Карп долго и горячо благодарил Андрея Петровича и пригласил его пожить у них с Машей на даче, но Ладогин, улыбаясь, мягко отказался. Возможно, позже он заедет в гости, прибавил он. Игорь ушел от него счастливый, с гипсовым бюстом Пушкина и обеими репродукциями. Бюст был ему необходим, чтобы точно вылепить голову поэта и соблюсти соотношение головы и плеч. Сложение поэта, его рост и даже вес он давно изучил с помощью интернета, и всё-таки Саша ему позирует. Он чуть повыше Пушкина и сложен почти так же, а Карпу необходимо запечатлеть каждую складку одежды.
Он увлеченно трудится над глиняной моделью. Ради этого он даже не ездит по субботам на строительство храма. Работает он бережно, тщательно, с величайшим наслаждением. И никому не показывает того, что делает. Только Саша может видеть его работу, но Карп взял с него слово молчать о модели.
Скульптура небольшая; полтора метра вместе с постаментом. Карпу не хватает дневного времени; ведь он должен уделять внимание не только Маше, но и своим гостям. Поэтому он работает с одиннадцати вечера до двух часов ночи. В эти минуты вдохновенного созидания он бесконечно счастлив.
Саша Прохоров тоже работает в кладовой, что рядом с мастерской Карпа. Он с упоением лепит мини-скульптуры, обжигает их в мастерской Игоря, потом раскрашивает и покрывает прозрачной эмалью. Еще он помогает строить церковь, катается по бору и по лесным дорожкам на велосипеде, купается в Подоле – и ему бесконечно хорошо.
Данька также очень доволен: он купается вместе «с большими», делает посильную для него работу на берегу Пересвета, где строится храм, а в субботу и воскресенье гоняет по бору на скутере. Если скутер нужен Коньке, Данька с не меньшим удовольствием ездит на своем велосипеде, качается на качелях или повторяет на синтезаторе выученные и сочиненные им мелодии.
Словом, гости Карпа не скучают. Их дни так полны и насыщены, что один день кажется неделей. Еще только десятое июня, а у них такое ощущение, будто они прожили на даче месяц. Даже Катя, как она ни устает на работе, чувствует, что отдыхает…
ХХХХ
Одиннадцатого июня у Марата Хаджиева день рождения.
Он решает в этот раз устроить НАСТОЯЩУЮ вечеринку: заранее моет и чистит квартиру, в которой справлял Новый год, и заранее же приглашает по мобильнику оставшихся в городе девочек: Любу, Иринку Петрову и Нину Самохину, свою тайную любовь, помочь ему «организовать стол» так, как это делали Маша с Любой на богатой даче.
Девочки очень охотно берутся за дело. Они посылают именинника за недостающими продуктами, а сами принимаются быстро и аккуратно нарезать кусочки овощей, сыра, жареного мяса, рыбы, малосольных огурцов или соленых грибов и хлеба для «канапе». Пока две режут, третья аккуратно делает бутерброды – нанизывает кусочки на пластмассовые шпажки. Очень скоро получается целое огромное блюдо аппетитной закуски. На стол ставят также бутерброды с икрой, блюдца с ломтиками торта, пирожными и огромную коробку шоколадных конфет «ассорти». Затем девочки берутся за приготовление флипов; их разливают в бокалы. Ставят еще пустые бокалы для шампанского, небольшие кружки для пива и кладут салфетки. Марат и пришедший пораньше Конька помогают девочкам.
Марат доволен. Сегодня его «шведский стол» имеет красивый и солидный вид, не то, что в новогоднюю ночь. Из прежних гостей он приглашает, не считая Коньки и Любы, только Валеру Зуйкова и Олега Рябинина. Мишка Живой и Серега Земченко слишком сдружились с пошляком Толькой Зябиным, а Лёха Дягилев и девочки, бывшие в прошлый раз, усердно зубрят билеты; ним грозит беда: не сдать ЕГЭ. Из новых гостей приглашены Илья Мерник и Саша Прохоров.
Когда являются юноши, девушки уже в полной боевой готовности: они подкрашены (все, кроме Любы) и все три празднично одеты. Марат делает «затемнение» - опускает на окна темные жалюзи, включает светомузыку, и начинаются танцы. Илья не танцует. Он принес Марату иконописный образ святого апостола Марка (Марат в крещении Марк) – и теперь сидит у окна, не глядя на танцующих. Он задумчиво смотрит на улицу через щель в жалюзи. Скоро он покинет Чистый Дол и будет учиться в семинарии очно, сразу в третьем классе, так как уже приобрел необходимые знания. Заметив, что гостям, да и хозяину, неловко танцевать и веселиться при нем, таким строгим и задумчивым, он тотчас удаляется на кухню. Там он и сидит, одинокий, молчаливый, задумчивый, пока все не устают танцевать. Тогда Марат зовет его к столу. Именинник открывает шампанское и разливает его по бокалам. Гости пьют за его здоровье, закусывая, кто чем хочет. Илья тоже ест и пьет – с удовольствием, но как-то немного отстраненно.
Затем Марат при всех открывает свои подарки, один за другим – и радуется: каждый подарил ему что-нибудь полезное и нужное. Он благодарит гостей, а те снова поздравляют его. Долго не смолкают веселые оживленные разговоры. Илья в них не участвует. В скором времени он прощается и уходит – на Пересвет, помогать строить церковь…
ХХХХ
Жаркий солнечный день царит над всей округой. Синее чистое небо распростерлось над землей, уже три дня как не знающей дождя. Да и дождь не был долгим. Словно по необходимости он в течение часа обильно орошал поля, луга, Чистый Дол и загородные дачи, теплый, словно парное молоко. А потом он вдруг кончился, и солнце вновь щедро залило освеженную землю. По ночам так же полно и щедро светит луна. Соловьи щелкают и заливаются трелями в лесных кустарниках и дачных садах. Ночи очень теплы, даже душны; люди спят под одними простынями, а то и без них, с раскрытыми настежь окнами.
Но сейчас день, и Карп идет купаться. Сегодня суббота; все его гости остались дома, и всех после обеда сморила жара. Большинство обитателей дачи спит или дремлет в саду и в доме. Маша уснула в гамаке под густой тенью яблонь, Гришу с Катей и Любу с Конькой тоже не слышно. До обеда все были более менее оживлены и даже купались, но сейчас жара победила их – всех, кроме Карпа. Вот уже как два дня он закончил работу над моделью памятника, и очень доволен. За время своего пребывания на даче он успел приобрести у рыбаков отличную легкую лодку с рулем (она пока что привязана цепью к пляжным мосткам), да еще Илья Мерник вчера же привез на маленьком грузовике свою моторную лодку и подарил ее Коньке. Она большая, красивая – и тоже покачивается на воде у мостков, надежно привязанная. «Порыбачим с Гришей, Конькой и Саней, - мечтает Карп. – Выйдем на закате. И сети есть, и удочки. Верши надо будет сплести, поставить…»
Одет он легко: в оранжевую майку с портретом Высоцкого и длинные шорты до колен. На ногах нет обуви, он любит ходить босым. Через плечо у него перекинуто полотенце.
От дачи до пляжа пять минут ходьбы, но Игорь перед этим еще прогулялся по бору. Он бросает полотенце на траву, и вдруг слышит за своей спиной знакомый голос:
- Добрый день, Игорь Александрович! Никак искупаться решили?
Он оборачивается и видит Столешникова – в коричневом костюме, с дипломатом.
- Добрый день, Владимир Геннадьевич, - Игорь подходит и с улыбкой пожимает ему руку. - Да, решил окунуться. Очень рад вас видеть. Где машину оставили?
- Возле вашего гаража, - отвечает заведующий отделом культуры, вытирая платком вспотевшее лицо. _ Ваш Егорыч-то знает меня, впустил.
- Очередную кунсткамеру мне привезли?
- Вроде того, - Столешников усмехается. – Явился, так сказать, по обязанности.
И добавляет, с тоской глядя на воду:
- Господи, искупаться-то как хочется…
- Так купайтесь, в чем проблема, - весело говорит Игорь.
- Помилуйте, - завотделом культуры широко раскрывает глаза. – Я по делу приехал, а потом, я в костюме… и, пардон, запасного белья не взял.
- Бросьте, ничего с вашим костюмом не случится. Сложите его на траве, да и всё. А белье – очень оно нужно. Купайтесь без него.
- Что, вам обнаженных моделей мало? – несколько язвительно осведомляется Столешников.
- Я сам обнаженная модель, - отзывается Игорь, раздевается и, вбежав в воду, плывет кролем через Порог, к противоположному берегу.
Владимир Геннадьевич задумывается. Затем решительно кладет дипломат на траву, раздевается и быстро входит в воду. Он с наслаждением погружается в нее и, тоже кролем, плывет через Порог. На середине реки он встречается с Игорем, который возвращается обратно.
- А, всё-таки решились, - смеется Игорь и плывет дальше. Переплыв Порог, Владимир Геннадьевич делает небольшую передышку на берегу и пускается в обратный путь.
Когда он, преодолевая некоторое смущение, выходит из воды, Игорь лежит на траве в тени деревьев, в одних трусах, согнув ногу в колене и закинув руки за голову: загорелый, крепкий, по-своему стройный. Его глаза прикрыты, но сквозь ресницы он видит Столешникова и говорит:
- Берите полотенце. Оно чистое, я им не вытирался – обсох на воздухе.
Столешников благодарит и вытирается полотенцем, но так, чтобы Игорь его не видел. Он чувствует себя отлично – словно чистая прохладная вода влила в него свежие силы. Надев трусы, он садится на траву рядом с Игорем – невысокий, тонкий, бело-розовый. И вдруг говорит:
- Игорь Александрович, давайте на «ты» перейдем. Устал я от этого «вы» и от вашего отчества.
- А я – от вашего, - Игорь улыбается, не открывая глаз. – И как же тебя называть, господин Столешников? Володя?
- Влад, - поправляет его Столешников. – Меня так с детства прозвали.
- Ты на Олега Даля здОрово похож, - замечает Игорь, по-прежнему не открывая глаз.
- Да, мне говорили, - соглашается Владимир Геннадьевич, который отныне для Игоря просто Влад. - Да я и сам вижу: похож. Меня даже в институте прозвали Принц Флоризель. Слушай, Игорь, взгляни ты на эти чертовы эскизы. Мне очень стыдно тебе их показывать, но я должен показать, за этим и приехал.
- Давай их сюда, - Игорь тоже садится на траве. «Принцу Флоризелю» лень вставать, он дотягивается до своего дипломата, ухватывает его за ручку и подтягивает к себе. Открыв дипломат, он перебирает находящиеся в нем папки, а Игорь краем глаза посматривает на него и про себя машинально отмечает: неплохо сложен парень, только плечи чуть узковаты. Икры высокие, но не слишком, а как надо, ноги прямые, подъем у ступней высокий, и сами ступни хорошей формы, вроде как у Коньки. Волос на груди почти нет; на шее крестик на цепочке.
- Вот, - Влад достает из дипломата синюю папку. Игорь берет ее и минут десять изучает безобразные, бездарные эскизы, сопровождая их такими меткими и остроумными комментариями, что Столешников хохочет без умолку, так, что на глазах у него даже выступают слезы, и он вытирает их ладонями.
- Короче, не годится, - Игорь отдает ему папку обратно.
Всё еще смеясь, Влад кладет папку обратно в дипломат. Потом постепенно становится серьезным и ложится на траву, подобно Игорю, закинув руки за голову.
- А хорошо здесь, - говорит он задумчиво, прикрыв глаза. – Очень хорошо. Как говорили в старину: благодать.
- Мгм, - голос Игоря звучит утвердительно. – Вот и погости здесь.
- Погости, - Столешников вздыхает. – Я ведь на работе. Вот сейчас поеду в мэрию…
- … а потом съездишь домой, соберешь свои вещи и вернешься сюда, - договаривает за него Игорь. – И будешь отсюда уезжать на работу, а после работы возвращаться обратно. Я тебе хорошую комнату дам… ну?
Искушение сильное. Столешников молчит, обдумывая предложение Карпа. В его характере спорить и сопротивляться до конца, когда ему этого совсем не хочется. Поэтому он выкладывает свой последний «козырь»:
- Да ведь у тебя «полна горница людей»! Ты, Мария Аркадьевна, Миляшины – все четверо, какая-то девочка плюс Саша Прохоров… Восемь человек, мама дорогая! Ну, твою супругу и тебя считать не будем… но шесть человек! Это же одуреть можно. Я с ними не уживусь, я мизантроп. И потом, завтракать, ужинать вместе… Слуга покорный, я к такому не привык.
Карп пожимает плечами.
- Значит, будешь один хавать, на кухне. Ты мой гость: чувствуй себя, как дома. А моих гостей ты будешь видеть только мельком: у них у всех свои занятия. Кстати, откуда ты узнал про Миляшиных?
- Илья Мерник узнал, - уточняет Влад. - Он сказал своему отцу, отец сказал мне. Я через Ефима с Ильей всю их семью заочно знаю: ведь Коня Илью спас, да и вообще у Мерника работает.
Он умолкает. Ему представляется его безрадостная, пустая квартира в Чистом Доле, и он вздыхает:
- Хорошо, Игорь, я после работы приеду к тебе, раз ТЫ НЕ ПРОТИВ.
Игорь чешет бровь.
- Только телевизоров у нас всего два… - Не произноси этого слова, - просит Столешников. – Как сказал Шариков у Булгакова: «Неприличными словами не выражаться». Ненавижу я эти телевизоры; с конца девяностых годов не смотрю. Я свой ноутбук привезу с колонками. Захочу – фильм посмотрю, захочу – новости узнАю. А современный телевизор – это порнография; терпеть его не могу.
- Да мы все тоже его почти не смотрим, - признается Игорь и вдруг произносит, приподнимаясь на локте:
- Влад! А ведь я модель для памятника Пушкину уже сделал.
- Как сделал! – Столешников мгновенно садится на траве и впивается взглядом в Игоря.
- Так, сделал, - Карп улыбается, в его глазах едва заметное торжество.
- И ты молчал! - Столешников взволнован до глубины души. – И еще эти долбаные эскизы полчаса рассматривал…
- Это чтобы посмеяться, - признаётся Игорь. – Да и ты повеселился. А здоровый смех полезен.
- Покажешь мне его? - жадно спрашивает Влад. – Ведь покажешь, да?
- Да. Правда, он маленький, всего метр вместе с постаментом…
- Бог мой, какая разница; это еще лучше: удобней перевозить!
- Ладно, пойдем, посмотрим, - Игорь одевается. Влад одевается тоже, и оба идут на дачу, где по-прежнему царит тишина.
Они входят в дом и поднимаются на чердак, в мастерскую. Игорь задергивает окно темными шторами и включает лампы дневного света, расположенные Егорычем по его, Карпа, указанию, так, чтобы свет ровно освещал всю мастерскую. Никаких теней и полутеней быть не должно, иначе можно допустить ошибку: исказить черты лица или неправильно сделать мелкие детали: части обстановки, складки одежды и тому подобное.
Влад подходит к модели и весь погружается в ее созерцание.
Пушкин Игоря сидит за столом и смотрит немного в сторону. Перо в его согнутой руке, которая опирается локтем о стол, чуть касается губ, а губы слегка разомкнуты, словно он повторяет про себя заветные строки, мысленно проверяет их точность, прежде, чем написать их чернилами. Глаза его устремлены куда-то сквозь предметы. Он будто бы смотрит внутрь себя, прислушиваясь к звучащей в нем музыке будущего стихотворения. Левая рука машинально чуть придерживает фрак, неровно накинутый на плечи и немного сползающий с левой стороны. На поэте рубашка, расстегнутая сверху на две пуговицы, видны лямки подтяжек, поддерживающие длинные, до щиколоток панталоны со штрипками. На ногах не обуви, только чулки. Одна нога, просто согнутая в колене, - под столом и чуть отведена в сторону, другая касается чуть согнутыми пальцами передней ножки стула с подлокотниками. Поэт слегка отвернулся от стола, за которым сидит, но вся его фигура настолько живая, что, кажется, он вот-вот повернется, склонится над бумагой и начнет писать. У стола ботинки. Они словно сняты наспех; один стоит, другой лежит рядом; на соседний стул небрежно брошен жилет, и к этому же стулу прислонена трость. Совершенно ясно, что вдохновение застало Пушкина по пути домой, вероятно, из гостей или с какого-нибудь приема, и вот он, едва скинув обувь и жилет, накинув на плечи фрак, сел за стол, чтобы не потерять те удивительные строки, которые совсем недавно родились в нем, не упустить изменчивую музу, которая пока что с ним – и нашептывает ему таинственные, бессмертные слова…
На столе с краю – неровно положенная стопка книг и так же небрежно сложенные литы бумаги. Ближе к поэту – подсвечник с тремя колеблющимися свечами и раскрытая чернильница.
Влад несколько раз медленно обходит скульптуру, не спуская с нее глаз, потом вновь останавливается напротив Пушкинского лица, и Игорь вдруг ясно видит, как сквозь черты Владимира Столешникова таинственным образом поступает облик Пушкина: его лицо, взгляд, чувство, душа… «Он чувствует Пушкина! - думает Игорь. – Он видит, понимает его! И понимает менЯ. Ему открыто всё, что я выразил в этой скульптуре».
Наконец Влад переводит взгляд на Игоря и вдруг низко кланяется ему. Тот так растерян, что молчит и не двигается. Влад снова выпрямляется, бледный и торжественный.
- Я кланяюсь гению, - произносит он.- Потому что ты гений, Игорь. Ибо это Пушкин. Живой, настоящий Пушкин – именно такой, каким он был. Эта скульптура – шедевр. Поздравляю тебя! Во всём мире нет памятника, подобного твоему. Я пожал бы тебе руку, но этого мало. И сказать мне нечего, потому что есть вещи, которые нельзя назвать словами, они превыше слов, несмотря на всё богатство русского языка. Музыка, картины, твое великое произведение – как скажешь о них? Да никак, потому что это тайна Божья. Ты Моцарт, Игорь, мэр прав. А во мне живет Сальери, который всё видит и понимает, однако сам ничего создать не может. Впрочем, я Сальери под знаком плюс, потому что если и завидую тебе, то самой белой завистью. Да, сам я ничего не умею, но преклоняюсь перед твоим искусством.
Он подходит к зашторенному окну и, глядя куда-то сквозь него, вдруг размеренно говорит наизусть:
Поэт на языке богов
Почти коснулся откровенья,
Но нет морей без берегов,
Полета без сопротивленья.
И слова нет, как ни зови
Его из глубины сознанья
Для абсолютности любви,
Для беспредельности страданья.
И умолкает, склонив голову.
- Это твое? – спрашивает Карп.
- Нет, - Влад поворачивается к нему. Это Мария Вега. Была такая поэтесса. И она права – нет слов для абсолютности любви и беспредельности страданья. Но он – Влад указывает на Пушкина, - сумел найти такие слова, за которыми скрываются уже никаким словами не выразимые чувства. Поэтому любое слово Пушкина в «Евгении Онегине», например, - свято, за ним стоит тайна абсолютности и беспредельности… и ты сумел, ты смог это показать! Модель чугунная?
- Нет, глиняная.
- Тогда ними ее с табурета, - беспокоится Влад Не дай Бог разобьется. Пусть стоит на полу . Я не возьму ее сегодня с собой; мы вместе покажем ее в понедельник Звягинцеву. Представляю себе его реакцию; он просто рухнет!
- Возможно.
Карп ставит скульптуру на пол, «снимает затемнение», выключает свет и, распахнув оно, закуривает, сидя на подоконнике. Он угощает Влада сигаретами, и тот закуривает тоже. Они молчат; Влад всё еще находится под сильнейшим впечатлением от скульптуры, а Карп не вполне оправился от поклона и вдохновенной речи Влада. Наконец. Карп роняет:
- Ты заметил, я сделал, как ты советовал: взял лицо Пушкина у Тропинина.
Влад кивает, но тут же говорит:
- Тропинин стал для тебя только основой. ТВОЙ Пушкин совсем другой. Я бы тоже выбрал Тропинина; Кипренский как-то не по мне. Как ни странно реалистический образ Тропиниского Пушкина для меня более романтичен, сем романтический портрет Кипренского…
Они покидают мастерскую. Карп угощает Влада квасом, сделанным по рецепту Акимыча. Влад с удовольствием выпивает кружку, благодарит и уезжает, бросив на прощание:
- До вечера, мастер!
После его отъезда Карп снова ставит скульптуру на табурет, и, по мере того, как оживает дом, показывает всем свою работу. Подобно Столешникову, все в восторге, но выражают свои чувства с гораздо большим трудом, чем Влад. Но в одном все согласны: Пушкин Игоря гениален. Особенно очарованы моделью Маша и Саша Прохоров. Маша заранее горда и счастлива тем, что ТАКОЙ памятник украсит их город, и автор этого шедевра – ее муж, а Саша делает несколько фотографий скульптуры с разных сторон и тщательно записывает размеры каждой детали: ему не терпится сделать копию с такой великолепной модели.
Карп объявляет всем, что вечером к ним на дачу приедет гость и уточняет имя гостя и его должность. Он добавляет, что это гость уже заезжал сегодня, пока все спали, и тоже очень высоко оценил модель скульптуры.
Все смущены, но Игорь успокаивает общество:
- Живите, как жили; это устроит и его, и вас.
Он решает отдать Владу комнату на втором этаже, в конце коридора с балконом: там ему будет спокойно и уютно. К тому же, рядом с его дверью будет запасной выход в сад; он сможет покидать дом, никого не уведомляя об этом.
В ожидании Влада Игорь учит Коньку плести верши из ивовых прутьев. Несколько штук уже готовы; Карпа хочет поставить их завтра вдоль берега реки. А сегодня они с Конькой и Сашей собираются подняться на моторной лодке вверх по Порогу и поудить там. Вдохновленный их намереньями, Григорий Степанович тоже хочет выйти вечером на рыбалку, но в простой лодке. Он собирается взять с собой Даньку и Петра Егорыча, скучающего по рыбной ловле.