продолжение

Наталия Муха 2
   Но сердце хозяйки было каменное: «Нечего было переться в такую даль! Кто звал! Иди отсюда, а то - погоню взашей, будешь знать». Туся собрала свои сумки и побрела к калитке. Даже воды не дала! На улице женщина присела на лавочку, под забором. Но хозяйка вышла за ней следом: «Чего расселась, как у себя дома? Ты не в гостинице. Проваливай, алкашка! Нам инвалидки еще тут не хватало!» Туся пошла на остановку. Там люди сказали ей, что сегодня автобуса не будет, а только завтра утром. Просидеть ночь под открытым небом женщина была не в силах, она снова заплакала. Одна бабушка пожалела ее: «Пойдем ко мне, детка! Переночуешь, а завтра чуть свет уедешь, и весь кошмар кончится. А что, Коля тебя позвал, а сам не встретил?” – Туся горько кивнула: «Я должна была приехать в 2часа дня, а рейсового автобуса не было. Так я на перекладных в 7 часов только приехала. Не дождался! Сказала его мать, что пошел в магазин за водкой…» - зарыдала Туся. «Та, брехня все это! Он не пьет больше других. Выпьет рюмку-другую, как все. Это сама мать пьяница. Поэтому и зрение потеряла. Поэтому и диабет заработала. А ну-ка, пить ведрами чачу. У них еще виноградник есть 12 соток. Это еще Колин отец насадил – Тимофей. Коля помогал, выучился и ухаживать за ним, и перерабатывать» За разговорами незаметно дошли до небольшого домика, в другой стороне улицы. «Располагайся! Борщ будешь? Молока?» - Туся пообедала и провалилась в сон. Пока гостья спала, добрая бабушка сходила к Коле и рассказала ему, что произошло. Но Николай только рукой махнул: «Что за выдумки! Сегодня Туся приедет, раз вчера не получилось». Он снова пришел на 2 часа дня, на остановку. Сюда же привела женщину и бабушка. Коля радостно обнял любимую и повел к себе, домой. В калитке стояла хозяйка и радостно улыбалась: «Добрый день, Тусечка! Проходи, помощница. Нам так нужна молодая хозяйка, чтоб в огороде управлялась и на винограднике. Козочек завести собираемся – чтоб подоила и молоко на брынзу пустила, или в райцентр свозила продать… А стирки собралось!...Я в больнице лежала полгода, так и на горище поскладывали – не стираное валяется, одеть нечего. А в магазине у нас хлеб редко привозят. Так надо пекти, каждые 2-3 дня…» Туся вошла в дом, куда ее пригласили и в растерянности, остановилась. Присесть было не на что – на стульях висела и лежала грязная одежда его матери. Кофты, платья, и даже бюстгальтеры, хозяйка специально развесила, чтоб отвадить Тусю навсегда. Туся это хорошо поняла. Ну, что же, она поможет им, по-христиански, а там видно будет.
   Бабушка, которая ее привела, была сестра матери. Она сказала: «Если что, Туся, возвращайся ко мне. Я проведу тебя домой, подскажу, какими автобусами ехать». Разгрузив сумки и выложив гостинцы на стол, женщина предложила налепить пельменей и пообедать, а затем уж браться за стирку. Коля принес муки и кислого молока, яиц. Туся достала привезенный фарш. Нарезала лук. Вымесила тесто, разделила кружочки. Коля быстро налепил пельменей. Часть оставили на ужин. Пообедали. Солнце высушило землю. Можно начинать стирать. Туся закладывала стирку, отбирая по цветовой гамме, Коля выкручивал и складывал в миску. Туся полоскала и слегка отжимала. Трудились до глубокой ночи, но управились. Развешивали и по забору, и на ветки, в садку. Коля понатягивал веревки еще – постельного было много. Меняли воду несколько раз. Белье высыхало быстро – солнце и ветер помогали. Любопытные соседки пришли посмотреть. Посидели с хозяйкой на лавочке и во двор зашли, посмотреть, как стирает инвалидка, с больными руками: «Чисто постирано, Викторовна. Не жалуйся! Пусть живут. Не мешай. И красивая…»
    Но хозяйкино сердце болело – не такая должна быть невестка! Не калека, а здоровая. Пусть пьющая, да с детьми, но здоровая. Она все делать будет, а она, Викторовна, тогда только отдыхать. Коля отмахивался от материных заявлений, как от мух: «Мама, отдыхай! Иди к соседке, погуляй. Мы, с Тусей, сами управимся». Они пошли на виноградник, там Коля учил Тусю, как правильно обрывать цветки, чтоб крупнее ягода была, как и чем белить стволы, чтоб зайцы не грызли. Туся радовалась общению с умным и хозяйственным парнем. Ей по душе пришелся его мягкий характер. День за днем, пролетели 3 дня. Туся еще не писала домой, но знала – там волнуются. Да и писать было нечего. За все время знакомства, они даже не обнялись. Странные отношения. Глаза светятся, улыбается ей, отстаивает ее у матери своей, а приобнять не стремится. Спали они в разных комнатах. Соседки уже поженили их, а у них ничего и не начиналось.
    В воскресенье Коля, с Тусей, сходили в церковь. Храм маленький, людей с десяток. Поставили свечки, послушали службу, и – домой. Коля предложил женщине пройтись к магазину, на ставок, показал село. Село крохотное – 300 дворов. Усадьбы обширные, сады-огороды просторные. В магазине пусто – ни хлеба, ни печенья. Зато водки, хоть залейся. Ставок маленький – 200 метров на 100, но глубокий и опасный. Родники холодные. Вода мутная, дна не видать. Особенно у берега, где камыши, опасно. Недавно, мальчик утонул. До сих пор не нашли. Там огорожено красной лентой. Берег глинистый, пополам с землей. Зайдешь в воду, вымажешься по самые уши. Но глина лечебная. И грязь лечебная. Детвора запачкается, а обмываться домой, в душе, идет. Рыба есть, но не здесь, это на другом ставке. Он огромный – длина 7 км и в поперечнике все 2 км. Там Коля ловит толстолобиков и синца, сома и щуку, даже карасей зеркальных. Лодка, правда, у соседа. Но они дружат, и вместе ходят на рыбалку, так сподручней сети закидать. Такие красивые места. Туся любовалась пейзажем и отдыхала душой. Будто и не было скандала. Так хочется любить! Так хочется, чтоб тебя любили! Особенно, в 25 лет…Ага, размечталась!
    Коля постелил на полу, в зале. Закрыл шторки. Предупредил мать: «Мама, не ходи в залу. Мы, с Тусей, спим на полу». Она, вроде, в спальню ушла спать. Ночь. Только Николай обнял женщину, мама из-за шторки: «Колька, ты, что, сдурел? Посмотри на нее, она же – лахудра! Как можно в постель, к мужику, прыгать. Бесстыжая!» Туся подскочила, перелегла на кровать и до утра проплакала, не сомкнув глаз. Утром, в 4 часа начало накрапывать. Они выскочили, собрали постиранное белье. Туся начала было Коле говорить, что она не может вот так жить, что надо что-то решать. Хозяйка выскочила из спальни, растрепанная, глаза горят: «Уезжай, а то я с тобой что-то сделаю! Не доводи до греха!» Коля упал перед матерью на колени и стал плакать-умолять: «Мамочка! Я же за тобой ухаживал, с того света вытащил. Ты мне пообещала, что не будешь мешать жить. Чем тебе плохая Туся – красивая, порядочная, не пьет, не курит, хорошая мать. Какой у нее сын! Послушный, умный. И мне деток нарожает. Не мешай моему счастью!» Стояла, слушала, потом махнула рукой: «Будешь жалеть потом. Мама глупого не посоветует!» Снова плакал-просил. Целое утро бузила хозяйка. Туся затопила печку, вместе с Колей, сварили борща украинского, позвали кушать: «Не пойду! Я заболела» В холодильнике Коля нашел початую бутылку водки. Понятно стало, чем заболела хозяйка.
   Еще три дня выдержала Туся. Они ходили на ставок купаться. Чуть не утонули. Помог участковый, ехал мимо мотоциклом, вытащил. Когда пришли и в душе мылись, его мать не отходила, заглядывала: «Вы что, вдвоем купаетесь, среди бела дня? Как не стыдно!» Туся потихоньку начала собирать свои вещи. Не ждать же, когда старуха очередной скандал устроит. Понятно теперь, почему хороший Коля один.
Снова задождило. Октябрь. Пора уже. Ушло бабье лето. За окном плакал дождь, плакала Туся. Отпуск кончился. Коле надо идти на работу. Он видел приготовления любимой женщины, но промолчал. Оделся, вышел в дождь. А Туся отложила отъезд. Решила подождать его после работы. Ведь нравился! Коля с работы пришел мрачный. Устало поел, посидел, молча, за столом и отправился спать. Туся, в шоке, не двинулась с места. Рано утром, в 4 часа, Коля забрал Тусины сумки и отвел ее на остановку: «Тебе надо уезжать. Ты скандальная. Не нашла общий язык с моей мамой. Ты же видишь, она после операции, нельзя нервничать, а ты ей резко и грубо отвечала. Дома ничего не умеешь делать. Ни копать, ни садить, ни стирать, ни обед сварить – ничего. Правильно мама сказала, ты легкомысленная. Чий  не подвиг – сына родила. Любая мне родит. Вот тебе бог, а вот порог!» Туся стояла в луже, в грязи. На ней было легкое платье из ситца, домашнее. Она не успела переодеться в теплую одежду, даже кофту не нашла. Но забыла и многие вещи, и сапожки, что брала с собой. Коля оделся в плащ и резиновые сапоги. Он был тепло одет – свитер, брюки, байковая рубашка в клеточку. На голове шапка. Дождь шуровал вовсю. Он тоже промок и стоял, ожидая автобус. Когда люди вышли, он усадил Тусю на переднем сиденье, запихнул ей в карман какие-то деньги и бумажку, слегка обнял и заплакал: «Прости меня, но мать дороже!» Автобус тронулся. Туся сидела, в ступоре, ни живая, не мертвая. Развернула записку: «Прости, любимая! Моя мама очень больная. Я ей – сын. Должен ее досмотреть до конца. Ты – хорошая, понравилась. Я наговорил от горя. Приеду через неделю. Жди! Писем не пиши. Я напишу тебе сам. Целую. Коля».
   Через много лет, Туся вспоминала свой путь домой, и не могла вспомнить. Только дождь, Коля стоит и высказывает все. Его слова больно ранили, даже через много лет осталась боль. За что? Она не приехала с пустыми руками - с деньгами, с гостинцами. Покупала продукты и готовила обед, как умела. Помогала стирать. За что так с ней? Коля не написал и не приехал. Туся искала его, с помощью друзей из христианской общины. Они рассказали, что мать спаивала Колю, знакомила и заставляла жить с женщинами, значительно старше себя. С одной из них, он расписался. У нее своих детей было трое. Муж умер. Коля нашел еще одну работу, чтобы легче жилось. Денег все равно не хватало – мама с женой пили дома, а Коля тянулся из последних сил. Когда старший мальчик пошел в армию, Коля подал на развод. Но жена подговорила любовника, проучить мужа. Он избил Колю и бросил, в мороз,  на улице, замерзать. Полуживого мужчину снова нашел участковый, составил протокол и задержал всю веселую компанию – жена, любовник и мама Коли. Это она придумала сына так воспитать, чтоб слушался. Всего 3 дня жил долготерпеливый сын, а потом скончался – сильно обморозился. Ему удаляли сначала пальцы, а затем – конечности, и истощенный организм не выдержал. Когда Туся узнала об этом, пошла в церковь, заказала службу, плакала.