Ненормальная. Продолжение 8

Марина Беловол
Зина выключила свет и легла в постель. Сон не приходил, но и думать было трудно.    Ее преследовал терпковато-сладкий будоражащий запах мужского одеколона. Конечно, нужно было встать и вымыть руку, но вместо этого Зина то и дело подносила ее к лицу, с внутренней дрожью ощущая, что Валик становится все дороже и ближе, и что несмотря на всю нелепость и скоропалительность его предложения, сказать «нет» будет невыносимо трудно… Лишь под утро мысли стали путаться и  смешиваться  не то с короткими снами, не то с отрывочными воспоминаниями: мастерская… живопись… Вова Горилов… одеколон…  больница… бессонные ночи со включенным светом, когда делаешь вид, что спишь, для того, чтобы обмануть дежурного санитара… мысли о смерти… кипящая лава… огонь… сера… уколы,  после которых память погружается в вязкий туман и ватное тело становится безразличным ко всему… снова одеколон… от бодрого доктора пахло одеколоном… " Мы тебя быстро вылечим, Заложихина. Ты у нас скоро будешь, как все - здоровенькая, нормальненькая...Мы еще на свадьбе твоей погуляем, Заложихина..." Господи, помоги мне уснуть, помоги не о чем не думать… пожалуйста…

Она взглянула на картину. Серебристый прямоугольник холста дышал покоем и тишиной… Зина не могла различить ни Сашиного лица, ни окружавших ее полевых цветов - одно кроткое нежное сияние  вместе с которым в душу сошла умиротворяющая тишина…
 
 
          Сон был глубоким, но недолгим.
 
- Зинка! Вставай!- орала Болячкина, молотя кулаками в дверь.- Витя помер!

Зина вскочила на ноги:

- Как? Ты что? Не может быть!

- В натуре! Иди посмотри!

Виктор Петрович лежал на боку, нелепо скорчившись, словно хотел скатиться на пол, перевалившись через край кровати. Его посиневшая рука была вжата в живот,  длинные серые волосы упали на лицо и сквозь их грязные пряди глядел мутный бездумно-равнодушный глаз.
 
- Закрой ему глаза! - распорядилась Болячкина, обращаясь к мявшемуся у двери Алику.

- Сама закрой! -  испуганно огрызнулся он.

Болячкина побледнела и сжав зубы, боком двинулась к кровати, вытянув вперед правую руку. На какое-то мгновение ее рука замерла над Витиным лицом, потом резко дернулась вниз, и глаз потух.

- Отчего он умер? - еле слышно спросила Зина.

- «Отчего»! - фыркнула Болячкина. - Жрали всякую дрянь, вот отчего!- и добавила со злостью, обращаясь к Алику: - А ты чего не ужрался?

- Поцапались мы, - неохотно объяснил Алик. - Вот он сам и выглушил. Не дам тебе, говорит, послал по матери и вот еще такую дулю в нос скрутил, падла.

- Настоящий друг, ничего не скажешь, - хмыкнула Болячкина.

- Иди ты! - отмахнулся Алик.

- Сообщить надо, куда следует, - сказала Болячкина Зине, но та стояла, словно окаменев, и глядела на подоконник. В одинокой пустой бутылке  с наклейкой «Агдам», перевернувшись кверху лапками, неподвижно застыл черный таракан.

        Болячкина махнула рукой и пошла сообщать.

- Алик, - тихо сказала Зина, по-прежнему глядя на дохлого таракана, -  а вам не страшно?

- А чего бояться? - неуверенно ответил тот. - Все там будем…

- Нет!- решительно возразила Зина. -  Там  - не все! И вам еще не поздно одуматься! Ведь вы живы!

Внезапно Алика осенило:

- Это все ты накаркала! Кто говорил: обопьетесь, помрете, а? -   проговорил он, отступая задом к выходу. Дверь распахнулась и он вывалился в коридор, чуть было не сбив с ног Болячкину, Верблюда, дам из отдела кадров в брюках с манжетами, сторожа с присохшей к губам папиросе и увязавшихся за ним собак.

- Вон отсюда! - заорала Болячкина. - Вас сюда не звали!

- Вы что с ума сошли? Вы к кому обращаетесь? - негодующе взвизгнула одна из дам.

Собаки, поджав хвосты поскакали к выходу, а Болячкина раздраженно ответила:

- Ну, не к вам же, ясное дело!

- Не толпиться! - распорядился Верблюд.- Обеспечьте проход! Тело будут забирать на вскрытие. Сейчас приедет «Скорая  помощь».
   
        - Ну да... - неожиданно сказала Болячкина. - Помощь... Очень даже вовремя...
 


Зина пошла в свою комнату, легла на кровать, но никак не могла придти в себя. Витин глаз смотрел ей прямо в душу и этот укоризненный взгляд, казалось, говорил ей: «ты не нашла для меня нужных слов»…

  А дверь постучали.

- Войдите, - сказала Зина, поднимаясь с кровати.

Дверь робко приоткрылась и в комнату заглянуло все еще молодое, полное, румяное лицо с черными глазами, растроганно блестнувшими из-под густо накрашенных ресниц.

- Мама!

- Зинуля!

Всед за мамой в комнату боком вошел смущенный и виноватый папа. Это было еще более неожиданно и Зина совершенно растерялась.

- Вот, - сконфуженно пробормотала мама, - мы с папой решили тебя навестить. .. Это твоя комнатка?.. Очень неплохая…

- Проходите, - сказала опомнившаяся Зина. - Я за чашками сбегаю, чай поставлю…

  - Я ненадолго, Зиночка, - смущаясь предупредил папа.- мне нужно на работе быть в половине десятого… не надо чай… лучше поговорим дольше.

Они сели на кровать и пару минут молча смотрели на Зину. Разговор не завязывался.

- Ну, доченька, - наконец произнесла мама, - как ты себя чувствуешь?.. - и не дождавшись ответа, продолжала: - Мы тут с папой встретились… случайно… я ему рассказала о тебе, говорю, навестить бы Зиночку…

- Да-да!- поспешно подхватил папа, улыбаясь молодой белозубой улыбкой. От него веяло дорогим одеколоном. Ночное серебристое окно, бледное и взволнованное лицо Валентина, его нежное дыхание и теплые губы, едва прикасающиеся к беспомощной ладони - все это мгновенно промелькнуло в Зининой памяти, отозвавшись щемящей болью в дрогнувших пальцах…
    
И тут дверь с треском распахнулась! Все вздрогнули.

«Верблюд», - подумала Зина, оборачиваясь, но на пороге, раскрасневшись и сверкая очками стояла Лидия Петровна. Увидев Зину, она несколько опешила…

- Никита, - сказала она, - в чем дело? Почему такая секретность? Ты что сказать ничего не мог? Или ты опять за старое?..

- Лидочка, успокойся, - пробормотал папа,  поспешно отодвигаясь от мамы.

- Мы что же дочь родную навестить не имеем права? - спросила мама. - Так что ли?

- Кто это - «мы»? - возмущенно фыркнула Лидия Петровна. - Никита и я - это «мы», а вы тут не при чем! У вас своя жизнь, у нас - своя! Я знаю, что за этим стоит! Я знаю, к чему это клонится!
 
- Лидочка, ты ошибаешься, - лепетал папа, - ты не права, Лидочка, успокойся…
 
- Здесь живет Зинаида? - раздалось в коридоре и решительно отодвигая Лидию Петровну, в комнату протиснулась еще одна женская фигура в  тяжелой цигейковой шубе. Зина обомлела: это была мать Валентина.

-  Проходите пожалуйста, - еле слышно прошептала Зина. - здравствуйте…

Мать Валентина не ответила и взгромаздившись на стул, обвела всех строгим и решительным взглядом:

- А вы, собственно кто будете?

- Мы… родители, - неуверенно отозвался папа.

- Что ж, - сказала мать Валентина, - если вы все ее родители, тем лучше. Тогда я хочу поговорить с вами о поведении вашей дочери.

- А в чем дело? - робко поинтересовался папа.

- С тех пор, как мой сын познакомился с вашей дочерью, он очень изменился, - произнесла мать Валентина, обращаясь к Лидии Петровне.

Лидия Петровна сверкнула очками.

- Не надо на меня так смотреть! Это не моя дочь!
 
- Неужели он стал… хуже? - пролепетала мама.

- Хуже? - со стоном вырвалось у матери Валентина.- Его совершенно невозможно узнать! Он стал дерзким, неуважительным, грубым!.. Он почти не бывает дома!

Вначале Зина побледнела, но вскоре ее лицо стало покрываться пятнами и болезненно задергалось. Она прижала руку к лицу, чтобы унять дрожь, и мучительный сладковато-терпкий запах ворвался в легкие вместе с тяжелым судорожным вздохом.

  - И нечего вздыхать! - взорвалась мать Валентина.- У него - невеста, заявление в загсе, девушка уже пошила платье к свадьбе, мы продукты закупаем, а тут…

Зина вздрогнула и взглянула на нее широко распахнутыми глазами.

- … а тут эта пигалица - в ватнике, в драном платке, и надо же: вскружила голову! Я дала сыну триста рублей на подарок невесте ко дню рождения, а он купил вашей дочери пальто с песцом! Мы, слава Богу, живем не бедно, но дело в принципе! Разве порядочная девушка станет принимать такие подарки?!

Мама открыла было рот, что бы что-то ответить, но мать Валентина остановила ее властным жестом:

- Мало того, что он снес из дому все вещи моей старшей дочери, у него хватило ума таскать вашу Зину по всем знакомым,  потом они явились на день рождения к его невесте и устроили там  такой скандал, что бедная девушка прибежала ко мне на работу вся в слезах!..

Мать Валентина раскраснелась от гнева, ей стало жарко, она выхватила из рукава носовой платок и стала нервно им обмахиваться.

- Но это еще не все! Да, это не все! Ваша дочь постоянно вымогала у него деньги!

- Вся в мамочку! - вставила Лидия Петровна.

- Зинуля! - вскрикнула мама, вскакивая на ноги. - Ты брала деньги у этого мальчика? Скажи им, что это неправда!

- Это правда, мама, - ответила Зина.- Я брала у него деньги.

Мама застонала и повалилась на место.

Мать Валентина обвела взглядом  убогую комнату Зины. Взгляд ее остановился сперва на Зинином пальто, одиноко висевшем у двери, а потом на картине.

- Это тоже наша вещь!- сказала она, тыча пальцем в Сашу.

Зинино лицо перекослось от судороги.

- Ты что кривляешься! - взорвалась мать Валентина. - Другая на твоем месте сквозь землю бы провалилась!

Зина дрожала. По ее лицу текли слезы.

И тут, громко хлопнув дверью, в комнату ворвалась Болячкина! Глаза у нее сверкали, ноздри воинственно раздувались, волосы стояли дыбом!

- Чего вы орете? - осведомилась она, останавливаясь перед матерью Валентина.- Не вымогала она у него ничего, ясно?! Он сам ей дарил! Это законом не запрещается! Вашему сыночку не три года! Он, что, по-вашему, не зарабатывает ничего? Да ему, к вашему сведению, помимо зарплаты каждый жилец по трешке дает! Так что не лезьте не в свое дело! А если он невесту ради Зинки бросил, так значит, такая невеста! И невеста - не жена! А чтобы вы не плакали, вот вам ваше пальто - подавитесь! - она сорвала с гвоздя пальто и швырнула его на пол, под ноги ошарашенной матери Валентина,- всед за ним полетели сапоги, юбки и кофты из распахнутого шифонера, тяжело плюхнулась большая спортивная сумка с надписью «Адидас». - Ну, чего сидите, как на именинах? - продолжала кричать Болячкина, - Собирайте свое барахло! Кстати, сколько она вам должна? - тут Болячкина сунула руку в карман и вытащила оттуда объемистую пачку десяток: - Сто? Двести? - бело-розовые купюры взлетели к потолку и осыпались на пол, словно листья с ясеня. - Давайте, давайте! В темпе! Вам здесь долго рассиживаться не придется! Шевелитесь, мадам!
 
        Недожидаясь шевеления, Болячкина самостоятельно сгребла с пола десятки и сунула их за пазуху оторопевшему противнику.

- Все? В рассчете? - осведомилась она.- Или она еще что-то у вас брала? Ах, да…! Вот это!
 
  Надежда одним махом сорвала с гвоздя картину и уже была готова швырнуть ее на пол, но Зина метнулась к ней и вырвав из ее цепких рук Сашин портрет, прижала его к себе с отчаяным выкриком:

- Не троньте! Я не отдам!

Опешившая Болячкина обняла ее за плечи. Зина рыдала.

- Да ладно тебе, - бормотала Болячкина. - Ну их всех, наплюй и успокойся…

- Еще одна ненормальная, -  прокомментировала Лидия Петровна.

- То есть, как это… «еще одна»? - недоуменно переспросила мать Валентина, выходя из оцепенения.

- Вы что же, ничего не знаете? - осведомилась Лидия Петровна, и тут же пояснила с потрясающей любезностью: - Наша Зиночка - больная девочка. Она недавно из психдиспансера выписалась. Этим и объясняются все ваши проблемы.

- Что здесь происходит?! - начальственным тоном осведомился возникший в дверном проеме Верблюд.- Заложихина, кто эти люди? Что за сборище в ведомственной квартире? Мне этот дурдом ни к чему! Ты с испытательным сроком принята!
 
- Между прочим, Владлен Владиславович, в воротах конторы каждый вечер окурки! - вставила дама из отдела кадров.

- Убирать участок один раз в день совершенно недостаточно, - вмешалась другая. - Чистоту нужно поддерживать постоянно! У нас восьмичасовый нормированный рабочий день для всех трудящихся! И дворники - не исключение!

- Ага! - поддакнул  красноносый сторож с присохшей к губе папиросой. - У нас все по восемь часов работают! Одни подметалы, как на курорте! А я так понимаю: стой на посту! Упала бумажка - подбери! Бычки  тоже, того,- в мусор. Тебе за это деньги плотют.

- Недаром я в тебе сомневался! - строго проговорил Верблюд, обращаясь к трясущейся Зине. - Товарищи жалуются на низкий уровень уборки! Почему ты в помещении, а не на участке?! Рабочий день только начался!
 
- Что? - отропело переспросила Болячкина.- Да вы чего к ней пристали, товарищ Верблюд? Ни один дворник отродясь восемь часов не работает! И работать не будет!
 
- А ты, Болячкина, не встрявай, - оборвал ее Владлен Владиславович.- И придержи язык! Я и на тебя управу найду!
 
- Щас, - отозвалась Болячкина.- Вы без меня в дерьме утонете.

- Очень хорошо, что вы зашли сюда,  товарищ начальник,-  неожиданно сказала мать Валентина. - У меня к вам жалоба будет  и сообщение.
 
- Жалоба? - настроженно переспосил Верблюд.- Что еще такое? Какая жалоба? На что?

- На аморальное поведение ваших сотрудников.  Вот, Зинаиды этой! - толстый указательный палец едва не ткнулся  Зине в лицо.- А сообщение такое: Я застала здесь ее родственников и они сказали  мне, что их дочь психически ненормальная.

- Этого мне только не хватало! - отозвался Верблюд.- Заложихина, ты здесь больше не работаешь. Чтобы до завтра освободила помещение!
 
- Зиночка, - пролепетала мама, - мы с папой поговорим, мы придумаем что-нибудь!
 
- Что?! - переспросила Лидия Петровна. - Попрошу нас с Никитой в это дело не путать! Ваша Зина совершеннолетняя! Вы и так из нас столько денег выдоили, что на две «Волги» хватило бы!

- Как тебе не стыдно, гадина ты такая!- закричала мама.- Это же его дочь родная!

- Кто сказал? - взорвалась Лидия Петровна. - Сказок не рассказывай!
Да она ни в мать, ни в отца! На кого она похожа? Может, на сожителя твоего, алкоголика?.. У Никиты в роду рыжих нет, а сумасшедших - тем более!

- Лидочка, опомнись,- пробормотал папа, - Зиночка не сумасшедшая, она просто перенесла сильное потрясение…

- Ты на работу опаздываешь! - оборвала его Лидия Петровна.- Тебя Анатолий Иннокентьевич просил быть в половине десятого!
 
Папа испуганно дернулся и поспешно глянул на циферблат наручных часов.

- Вон отсюда! - выкрикнула рассверепевшая Болячкина, - Устроили тут балаган! У нас покойник в доме! Никакого уважения ни к живым, ни к мертвым! 


                (Продолжение следует)