Ненормальная. Продолжение 6

Марина Беловол
      Утром  участок снова оказался убранным. Как и вчера, снег был аккуратно вычищен, тротуары посыпаны шлаком. Обескураженная Зина не знала, что думать: когда Валентин успел убрать такую большую площадь? Он делал это вчера и позавчера, но  ни разу не обмолвился и словом…

Она вернулась в барак и снова раскрыла Библию. “ Кто любит Меня, тот исполнит слово Мое,- говорил Иисус, - и Отец Мой возлюбит его, и мы придем и обитель  у него сотворим.” Слова Христа были простыми и ясными: покажи свою любовь на деле, поступай так, как Я тебе говорю, и Я никогда не оставлю тебя...

    Она не знала, как молиться, но чувствовала, что Бог рядом, в этой комнате, и с терпеливым вниманием ждет ее слов.
 
    - Дорогой Иисус, - сказала она дрогнувшим голосом.- Я хочу начать с самого первого, с самого главного: прости меня за все, я жила не так, я все делала неправильно, я не знала, куда иду, зачем… я не думала об этом, я ни о чем не думала, доверяла чужим словам, за которыми ничего не стояло,  хотела быть, как все… У Тебя правда и суд, и прощение… Это все, что мне надо. Я верю Тебе. Я верю Евангелию…  Когда я столкнусь с тем, чего не понимаю, я не буду сомневаться в Твоей правоте, но только, пожалуйста, объясни мне все, потому что я хочу понимать Тебя… не только верить, но и знать, почему…
   
Слезы потекли из ее глаз. Она ощутила такое нежное тепло, такой ласковый свет, словно Бог улыбнулся ей с любовью и положил на плечо добрую отцовскую руку.
 
- Спасибо Тебе, спасибо…- прошептала Зина сквозь слезы.

Она поднялась с колен с удивительной неземной легкостью во всем теле и  подошла к картине.

Цветущий  луг струил тепло и запах меда… белокрылые мотыльки порхали над тугими соцветиями пижмы, серебристые листья подрагивали на ветру… Зина посмотрела в Сашины глаза.

- Что это? - воскликнула она изумленно - Почему я этого не замечала, почему не видела раньше?!
 
Конечно, это было едва заметно, нужно было подойти близко и вглядеться, но все равно, как, почему она никогда не замечала самого главного: в глубине Сашиных глаз отражался Сергей… Оказывается, они шли навстречу друг-другу!..  Его руки были широко распахнуты…

У Зины перехватило дыхание.

- Они вместе, - прошептала  она.- Они всегда будут вместе.  Впереди столько счастья, столько света! Я люблю Тебя, Господи!

         Зину наполнила такая огромная радость, что ей стало тесно в комнате, она схватила пальто и выбежала на улицу.

Утро сияло. Какое счастье, какая радость, как прекрасен мир, как хорошо жить, зная Бога! - восторженно билось Зинино сердце. Нетронутый снег соборного сада, белая колокольня, заброшенный храм, покрытые инием липы, пустынный парк, застывший в ожидании весны,  могучая река все еще покрытая льдом, но уже готовая разорвать оковы, вырываясь из промоин, знакомые улицы, где промелькнуло недавнее детство… и там, вот там, за тем поворотом, училище - трехэтажное здание, пахнущее масляными красками, разбавителем и столярным клеем,  Аполлон Бельведерский, доска приказов, мастерская второго курса, знакомые лица,  мечты….

Зина резко остановилась.
 
Училище сгорело два года тому назад.
   
Гудящее пламя, вырывающееся из окон, дым, лестница с горящими перилами,- как все это смогло выскользнуть из ее памяти?

- Господи, - прошептала потрясенная Зина. - Как я хочу, чтобы все узнали Тебя и жили вечно…

Она свернула а переулок, где жила мать. Знакомый двор был пуст, полосатый кот рылся в ящике с мусором. В подъезде было холодно и грязно. На звонок  никто не ответил.

Зина вышла на улицу и пошла в строну гастронома. Магазин еще не открыли и возле входа толпились женщины с хозяйственными сумками. Они переминались с ноги на ногу, обмениваясь куцыми фразами:

- Долго еще?

- Три минуты.

- Через три не откроют.

- А что там?

- Вчера колбасу завезли. Отдельную.

- Значит, распродали.

- Нет, не успели.

Зина остановилась чуть в строне.

- Сахар есть, не знаете?- спросила ее какая-то женщина.

- Не знаю, - ответила Зина, продолжая думать о своем, как вдруг кто-то судорожно схватил ее за плечи:

- Зинуля! А я и не узнала тебя сперва! Ты такая красивая стала!

Зина обернулась.

- Мама, я только что дома была. Хотела тебя увидеть. Я так и подумала, что ты в магазине где-то.

- Зиночка,- скороговоркой пробормотала мать- как же так? Куда ты пропала? Думала, ты у папы, встречаю его, а он тебя и не видел!  Где же ты живешь?

- Я на работу устроилась, - сказала Зина. - В жилищно-коммунальную контору треста 27. Мне комнату дали… в бараке. Это вроде общежития что-то. А ты как?.. Как дети?

  - Дети… - пробормотала мать, - дети - мое утешение… Если бы не они!…Я так рада, что ты устроилась! Я так хочу, что бы ты не повторила моей судьбы!
 
- Мне надо сказать тебе что-то очень важное, - взволновано сказала Зина. - Мама, я много думала в последнее время.. Мы неправильно жили все эти годы, мы неправильно поступали… мы не знали главного…

Но мать не слышала.
- Мне так не повезло в жизни! - продолжала она. - Так не повезло!.. Зиночка, я понимаю, что виновата перед тобой, все эти интернаты, общежития и теперь вот тоже самое… Но, посуди сама, что я могу сделать? Он пьет. Постоянные сцены, скандалы… -  в этом месте была сделана весьма своевременная пауза для всхлипа и судорожного вздоха.-  Так ты говоришь, что на работу устроилась? В контору? Я рада за тебя, так рада!..  И пальтишко у тебя такое хорошенькое… с песцом…

Зина уже чувствовала, к чему клонится этот разговор, но все еще не решалась поверить.

На мамином лице появилось како-то странное жалобное выражение.

- А как с деньгами? Хватает?..

Зина кивнула.

Мать стояла молча, наклонив голову, собираясь с духом. Но эти слова должны были прозвучать и, наконец, прозвучали:

- Ты не займешь мне немного… а? Он совсем не приносит… все пропивает… а есть ему дай, и дети тоже… У меня три рубля осталось… Вот… ничего больше нету!

Она зашмыгала носом, как девчонка. Из опущенных глаз потекли потоки слез пополам с тушью для ресниц.

        Зина полезла в карман и молча протянула матери пятьдесят рублей. Мать поспешно выхватила деньги, купюра жалобно хрустнула, исчезая в ярком коршельке с объемной картинкой - жизнерадостная японка весело подмигнула Зине и скрылась с глаз.

- Спасибо, спасибо Зиночка! - обрадовано зачастила мать.-  Я отдам, я обезательно отдам! Может, не сразу… но по частям обязательно… Ты в магазин? Нет? Тогда до свиданья! Увидимся как-нибудь!   Побегу, а то дети у соседки,  в садике карантин из-за кори, а мне в поликлинику надо и еще по делам кое-каким! Приходи!

И она счезла в дверях открывшегося магазина, расстворилась в толпе озабоченных покупателей... У нее были деньги на колбасу, хлеб, соль, спички и сахар, другие дети, талон к врачу и своя жизнь, в которой Зине не было места.
 
Утро померкло.

Зина постояла еще немного, вздохнула и пошла домой.

За дощатым забором Преображенского собора лаяли собаки. Разбитый купол врезался в небо оголенными ребрами.  Издалека медленно наплывали  тяжелые серые тучи.
 
Знакомая площадь,  замызганый трамвай, с горохотом выкатывающийся из-за угла, колючие кусты барбариса, торчащие из сугробов, столб с вывеской «ЖКК треста 27 срочно требуются на работу дворники »… - привычный тоскливый пейзаж со стафажем: торговка семечками и идиот Ваня в шапке с оторванным ухом…

       За ящиками она неожиданно натолкнулась на Алика и Витю.Они пили с горла какую-то синюю жидкость с резким мыльно-спиртовым запахом.

- Зинок! - заорал Алик, загораживая дорогу.- Какая встреча!

  - Я  встретил вас и все былое! - произнес Виктор Петрович, громко икая.

- Что это? - спросила Зина, с отвращением глядя на бутылку, которую он трепетно прижимал к своему сердцу.

- “Быстрый», - ответил Алик. - Чудодейственное средство для чистки окон. Мы бедные,Зина, пьем все, что горит.

- У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает, - жалобно забормотал Виктор Петрович.

Зина вздрогнула. Перед ее глазами всплыла темная детская комната в маминой квартире. Пьяный отчим с глобусом в руках наклонился над ее изголовьем, дыша в лицо самогоном и блевотой  : «А ну, Зинаида, показывай, где здесь Берингов пролив?» « Я сплю, дядя Коля, отстаньте, пожалуйста!» « Какой там «сплю»!  Уроки не проверены! Вставай! Отвечай географию!  Отец я тебе или не отец?”

- Зачем вы пьете? -  с горечью и болью спросила она у Виктора Петровича.

Он удивленно икнул, а Алик вытаращил на нее мутно-желтые глаза:

- Зи-ина! - воскликнул он.- Как же нам не пить? Нас никто не любит и даже не жалеет! Мы одинокие, несчастные, всеми покинутые люди! Особенно я! -  и он блудливо подмигнул ей, оскалив давно нечищенные зубы.

- Все наоборот, - возразила Зина. - Вас не любят, потому что вы  алкоголики и  на людей уже не похожи. Поэтому вас все и покинули. Обопьетесь  какой-нибудь гадости и помрете!.. Но ведь это еще не все… - на нее словно дохнуло пламенем адских мук, на которые обрекали себя эти двое, и она содрогнулась…

Алик заржал:

- Знаю! После смерти будем лизать сковородки, пить смолу, вариться в котлах?! Ты ведь богомольная, да? Целыми днями Библию читаешь? А там написано: просящему дай!

- Пропустите меня! - сказала Зина.

- Рубль! - нахально потребовал Алик.

- Ничего я вам не дам, - ответила она. - До сих пор не поняли? Водка вас в могилу загонит. Ясно?

На какое-то мгновение Зинино сердце  сжалось от страха: глаза Алика светились холодной  упрямой ненавистью, казалось, он был готов ударить Зину  в лицо, - но она совладала с собой и решительно шагнула вперед, нечаяно зацепив ногой торчащую откуда-то толстую проволоку. Краем глаза она увидела, как качнулись ящики и Алик с криком  «Ты что - больная?» отлетел в сорону. Загрохотали, рушась, штабеля тары, Виктор Петрович упал лицом в снег, и его тут же погребло под развалинами… Все это произошло мгновенно, и из-под кучи обломков уже растекалось синее пятно «Быстрого».

- Дура! За него деньги плачены! - заорал Алик и бросился расшвыривать ящики.
         Из-под ломаной тары выполз на четвереньках Виктор Петрович. Он плакал, указывая Алику на разбитую бутылку и бормотал что-то несвязное.
 
Зина не оглядывась пошла к бараку. Вслед ей неслись ругательства и угрозы.


В коридоре было темно.

- Зинка, - сказала Болячкина, высовываясь из-за двери, - Иди сюда, покажу что-то. Я рамочку купила и твой рисунок на стену повесила. Теперь у меня тоже картина есть. Не хуже твоей. Правда, не красками нарисовано, но все равно хорошо. Да зайдешь ты или нет?

- Зайду, -  устало ответила Зина.

Комната Болячкиной  была такой же маленькой и тесной, как Зинина, разве что мебель была поновее и шторки поярче. Деревянная кровать, маленький столик с букетом пластмассовых ромашек в дешевой вазочке, два стула…

- Садись, - предложила Болячкина. - Ну, как тебе у меня, нравится?  Ты где была?

- К матери ходила.

- К какой-такой матери? - опешила Болячкина. - У тебя что, родители есть?
   
- Есть, конечно, - ответила Зина. - У всех есть родители, Надя. Людей без родителей не бывает.
 
- В самом деле? - с сарказмом отозвалась Болячкина.- А чего ж ты тогда живешь в этой дыре? Метлой махаешь! С такими руками! С такой головой! С такими способностями! Мать, говоришь, есть, а подушки нет! Какая же это мать?
 
- У нее пятеро детей, - вступилась Зина. - Ей не до меня.

- Хорошо, - согласилась Болячкина. - А родитель твой кто? Папаня, то есть?

- Научный работник.  Но у него своя семья. И работа. Он занят.

Болячкина в этом и не сомневалась:

- Ясное дело!
 
Несколько минут они сидели молча.

- Я на папу и маму не обижаюсь,  - сказала Зина, - Просто я в их жизнь как-то  не вписываюсь.  Да мне и самой с ними тяжелее, чем одной.

- Это плохо, - сказала Болячкина.- Человеку нужна семья. Одно из двух: или ты выходишь замуж за Красовского или я тебя усыновляю.

- Спасибо, - сказала Зина, - но я не пропаду. Я это твердо знаю. У меня есть Бог. Он меня не оставит.

- Здрасьте! - опешила Болячкина.- Какой еще Бог в предверии коммунизма? Ты что, серьезно?

- Серьезно, - ответила Зина.

Минуту-другую Надежда смотрела на нее с открытым ртом, соображая, верить этому странному заявлению или нет, но за Зиной ранее не было замеченно никакой склонности к розыгрышам, и Болячкиной пришлось признать нешутейность ситуации.

- Хорошо, - сказала она.- Но никому об этом не говори, а то тебя в такой оборот возьмут, что мало  не покажется.

- Из дворников выгонят? - спросила Зина.

- Зря смеешься, - ответила Болячкина.- Дворник - это еще не самый плохой расклад. Дворник - это советский человек, которого называют гордым словом «товарищ».
 
- Я не верю в пустые слова, - сказала Зина. - мы Брежневу не товарищи, и Верблюду тоже.
 
- Говорю тебе: не болтай, - с родительской строгостью произнесла Болячкина.- Ватники больше не в моде, но есть места, где выбирать не приходится: будешь носить, что дадут.
 
- Я знаю, - сказала Зина,- но правда важнее.

- Какая правда?- отмахнулась Болячкина,- Нет никакой правды.


                (Продолжение следует)