Глава 8
Но вот, наконец-то, зловредная запись закончилась. Пауза. Лёгкий шорох и послышался знакомый, хрипловатый голос: голос ответственного на предприятии за гражданскую оборону.
Героически улыбнувшись, надеясь услышать что-то позитивное, обнадёживающее, Вадим Павлович вернулся в комнату с плеером, заставив себя не думать о гнусном Потапове, и той клевете, что он минутою раньше здесь слышал.
Самохин сам не знал почему, но ответственный на предприятии за гражданскую оборону Когальский Антон Викторович, ему был симпатичен. В представлении Вадима Павловича, подполковник в отставке вызывал образ былинного богатыря – косая сажень в плечах, под два метра росту, рельефное и мужественное лицо, с тонким шнуром неулыбчивых губ. Человек серьёзный, порой, даже суровый, он был одной из тех непреклонных натур, которые смотрят на жизнь сквозь призму долга и, не смущаемые никакими низменными страстями, идут своим тернистым путём, стремясь доказать, что верность присяге и воинскому уставу, стоят превыше людского непостоянства и всевозможных шараханий.
И вот теперь, голос этого мужественного атлета рокотал в номере «Карлтона». По всей видимости, ответственный за гражданскую оборону, разговаривал с кем-то по телефону. Минут пять Когальский рассуждал о внешней политике проводимой страной, постепенно сводя разговор к делам фабричным.
«… А что говорит по этому поводу президент?» И было слышно, как зашуршала газета. «А говорит он то, что в мире вспыхивают всё новые региональный и локальные войны. Возникают зоны нестабильности и искусственного хаоса. Девальвируются и разрушаются базовые принципы международного права. Особенно в сфере международной безопасности …» И снова шелест газеты. «В связи с этим в стране увеличен военный бюджет. В разы увеличен! В разы!!.. И я говорю нашему «Пиджаку», давай, мол, и мы пойдём тем же путём – укрепим безопасность предприятия по полной программе: закупим шанцевый инструмент, закупим партию противогазов, отстроим бомбоубежище, отвечающее современным требованиям. Неплохо было бы создать блок однопрофильных предприятий, которые в случае чрезвычайных обстоятельств, будет способен обуздать зарвавшегося агрессора. Пусть мировая закулиса столкнётся с высокопрофессиональной штабной культурой, а не с воплями и мольбой о пощаде напуганных дилетантов…
Кого в начальники штаба? А ты догадайся с двух раз?..» Когальский в этом месте засмеялся высоким, похожим на ржание смехом. Потом хвастливым голосом продолжил:
«Не зря же я полгода должность начальника штаба полка занимал. И тут управлюсь. Знакомое дело. Но, слушай, дальше … Неплохо было бы создать и свою систему предупреждения о ракетном нападении …»
«Он что – серьёзно? – подумал Самохин. – Ещё бы предложил создать космическую группировку системы «ГЛОНАСС». Ид-диот!.. А я считал его разумным человеком…»
Когальский же, тем временем, разговор продолжал:
«Но главное … главное, я считаю, уже сейчас необходимо срочно повысить денежное довольствие ответственного за гражданскую оборону! Я должен иметь полный пакет социальных гарантий, адекватный моей огромной ответственности на этом чёртовом предприятии. А то моё денежное довольствие, здесь, знаешь какое? Угадай с двух раз? Брось, не угадаешь… На уровне зарплаты уборщицы!.. Да, да, и за такие копейки хожу. Всё лучше, чем дома сидеть, да коньячишкой баловаться. Я не могу без службы, сам знаешь. Так вот, я всё это высказал нашему «Пиджаку». А этот, прости Господи, п и д о …» Когальский смолк: бранное слово едва не сорвалось у него с языка. Но, мгновенье, помешкав, он всё же сдержался, и вместо этого произнёс:
«…А этот, прости господи, п е р с о н а ж, с четверть часа рассуждал о мировом кризисе, о финансовых затруднениях предприятия, о невозможности каких-либо второстепенных расходов …
Слышишь, Коля?.. Это моё-то денежное довольствие - второстепенный расход?!.. Моё?!!.. Потрох с-ссобачий!.. Себе часы за полтора миллиона купил, а других за копейки гнобит. За копейки!!.. Слышишь, Николай, одолжи своего наградного «Макарыча», на доброе дело, одолжи. Я этого стервеца, когда вернётся из отпуска, как бешенного енота г р о х н у , как енота!..»
Самохин вдруг почувствовал, как его правая рука снова стала сжиматься и разжиматься. Несомненно, это был какой-то психический недочёт, какое-то раздражение, порождённое душевной болью. Вот, вот до чего его довёл хвалённый либерализм, - он не умел вести себя с достаточной твёрдостью перед этим сбродом, и теперь его чувства зависят от выражений работающих на него негодяев…
Он протянул к плееру руку и, нажав кнопку, прокрутил диск вперёд. Зачем было задерживаться на этой отвратительной записи, бессмысленной, вздорной и крайне для него унизительной.