Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Рита подняла глаза на дверь и залилась горькими слезами. Уже который месяц она ссорилась с родителями. Ни отец, ни мать не понимали, как ей сейчас тяжело. Вот и отец пришел ругаться из – за того, что она пропустила очередную тренировку. Они никогда не понимали её. Она хотела танцевать – ее отдали в спорт, а она ненавидела бегать, ненавидела своих одноклассников, ненавидела тренера. Не раз она просила о возможности купить ей хотя бы недорогие краски, чтобы она могла рисовать, но отец считал все это пустыми тратами. И Рита долгими вечерами сидела, уставившись в монитор или книгу. Если бы не Интернет, она давно сошла бы с ума от одиночества, ведь гулять ее не отпускали, а школьных друзей у нее практически не было. Только одна подруга, но та все время проводила с парнем.
Ей захотелось сесть и написать то, что у нее на душе. Ей хотелось кричать об этом, хотелось просто разорвать все в клочья. Испепелить всю ее жизнь до тла. Но она лишь села и написала о своих эмоциях. Перечитав, она осталась довольна. Все – таки легче становится, когда выльешь наружу то, что так долго мучает тебя. Рита просидела с листком в руках долго, минут сорок пытаясь понять, что же это за мир такой, где каждый по – своему, но одинок. Где каждый вечер все собираются вместе лишь физически, по привычке, где живут лишь по инерции, где не любят, а «исполняют супружеские обязанности». Она не могла этого понять, не хотела.
С помятого листка смотрели на нее не слова. Смотрела чистая неиспорченная душа, преисполненная боли и отчаяния. Первые два четверостишья были идеальны, но вот закончить третье Рита никак не могла. В конце концов замучавшись, она просто смяла листок и бросила его в угол комнаты. Бросившись на кровать, она уткнулась в подушку лицом, сжала ее в руках, закричала изо всей силы и проплакала так несколько часов. Потом она крепко заснула.
Наутро она хотела притвориться больной, чтобы не идти в школу, но маму ей провести не удалось, и она, собрав наспех учебники, села в автобус. Давно ей не были так безразличны издевки и насмешки одноклассников. Тут она подумала о парне, в которого была уже давно влюблена, и решила, что это лучший день и лучшее настроение, чтобы признаться ему в своих чувствах. И плевать, что они не знакомы, и что он на два года старше ее, и что у него есть девушка. Это ее последняя надежда, если уйдет и она, ей уже нечего больше терять.
Решимость не покинула ее и после уроков. Она стояла на школьном крыльце и ждала, когда он выйдет. Наконец она увидела знакомую куртку, и помахала ему рукой. Он остановился в нерешительности. Она поспешно подошла и сказала негромко:
- Привет!..
- Привет, - несмело повторил он.
- Мы не знакомы, но я тут… - вот и все, на что хватило ее решимости.
- М? – парень был явно озадачен.
- Ты мне нравишься, - неожиданно для себя самой выпалила она. Мороз обжигал щеки, на ее длинные ресницы падали снежинки, и если бы она могла видеть себя со стороны, то явно удивилась бы яркому румянцу на щеках и такому странному огню в своих глазах. В этот момент она была прекрасна.
Парень озадаченно смотрел на эту странную девушку, которую раньше никогда не замечал. Но было в ней что – то, заставившее ее выслушать. Почему – то он не подумал, что это глупый розыгрыш или очередная проверка. Он не засмеялся, даже не улыбнулся, а стоял и молча слушал девушку.
- Уже давно, очень, - она стояла и говорила это словно во сне, - и я знаю, что у тебя есть девушка, просто я хотела , чтобы ты знал…
То, что она говорила, не казалось ему бредом, даже наоборот. Она все знала, и все же решила ему открыться. Это вызывало у него как минимум уважение.
- Я понимаю, но ведь ты же знаешь, что…
Он не успел ничего ей сказать или объяснить, как только она договорила, то резко повернулась и побежала к выходу из школьного двора.
Дома она долго не выходила из комнаты. Она не могла поверить, что наконец – то сделала это, что наконец призналась ему. И что он даже не рассмеялся ей в лицо, не назвал ее сумасшедшей. Но у него есть девушка, и он был ошарашен ее неожиданным признанием. И понятно, откуда ему знать, что в него кто – то влюблен. На приглашение мамы к обеду она не отреагировала, как и на приглашение к ужину. Тренировку она опять пропустила. И теперь ждала только прихода отца с работы. Вот он придет, шаблонно поздоровается с матерью, поцелует сестру и поднимется к ней, увидит ее сидящей на полу и опять начнет орать, что он лишь зарабатывает деньги, а она бездарно ими раскидывается. Матери, как всегда, будет все равно. Как же уже все это надоело… Еще один раз – и она не выдержит.
Вот она услышала знакомый звук – отец подъезжает к дому. Вот хлопнула входная дверь, раздались бодрые голоса. Вот раздался скрип лестницы. Шаг, еще один, третий. Рита досчитала до десяти и прислушалась. Отец явно стоял под дверью. Вдруг рывком открыл ее, увидел ее сидящей в углу и обнимающей колени и начал приветственную речь:
- Опять ты прогуливаешь тренировку?! Сколько раз тебе можно повторять, что только когда ты будешь работать сама, то сможешь…
И еще минут пять или семь монолога в таком же духе. Рита не поднимала головы. В конце концов она устала от крика и осторожно подняв голову и глядя прямо отцу в глаза тихо сказала:
- Я не люблю тебя.
Отец замер на полуслове.
- Ты …что?...
- И никогда не любила. Как и ты меня.
Отец казалось вот – вот рассыпется на части от этих слов. Такой поворот не вписывался в его предельно ясную картину мира. Но он стоял молча и ошарашенно пялился на чужого ему человека. Рита была права, ему никогда не понять было ее мыслей, чувств, ведь когда эмоций не испытываешь, они атрофируются.
Отец молча вышел, даже не хлопнув дверью. Рита встала, аккуратно закрыла за ним дверь в свою комнату и села обратно в угол. Так , сидя на полу она провела в молчании и неподвижности еще несколько часов. Потом решила зайти в соцсети. Полюбовавшись фотографиями парня, в которого она была влюблена, она подумала, что они с его девушкой очень друг другу подходят. Она была такой красивой, и прямо светилась счастьем.
Выключив компьютер, она решила написать что – нибудь, что не стыдно было бы показать другим людям. Взяв в руки карандаш, она застыла над белым листом. И когда она наконец написала то, что чувствовала, то осталась очень собой довольно. Она решила не ложиться спать. Не сегодня. Никогда.
Утром отец подошел к комнате дочери, чтобы самому разбудить ее и позвать к завтраку. Он хотел подвезти ее в школу, поговорить с ней, возможно, если она согласится, провести с ней день, как это было много лет назад, когда он не был так загружен работой. Но самое главное, он хотел извиниться. За злобу, крики, за свое поведение. Зря он так, она всего лишь ребенок. Он подошел к двери и тихо постучал. Молчание. Постучал снова. Тишина. Он позвал. Рита, видимо, крепко спала. Он отворил дверь после очередного стука и как можно дружелюбнее сказал:
- Доченька, спускайся, там мы с мамой…
Но Риты не было в кровати, она не лежала, как обычно, закутавшись с головой в одеяло. И не сидела в углу. Он тихо позвал.
И тут он перевел взгляд в угол комнаты. Дальний и темный угол комнаты. Зимним утром, не включая свет, он едва мог разобрать фигуру, стоящую высоко, в такой темноте. Произнес тихо:
-Рита…
И только через секунду понял, почему фигура находилась так высоко. Сердце у него упало, грудь словно парализовало, он едва мог вдохнуть. Деревянной рукой нашарил он выключатель на стене, щелкнул по нему.
В ярком искусственном свете он явственно различил тонкую фигурку дочери, висящую на балке под самым потолком. Крик застрял у него в горле. Он встал на стол, развязал узел веревки, держа руками тело дочки, спустился вместе с ним на пол. Дрожащими руками он гладил ее по каштановым длинным волосам, по юному лицу, целовал глаза, пытался отогреть холодные давно руки…
В конце концов просидев около дочери с полчаса и поняв окончательно, что он уже не оживит ее, он горько заплакал. Крик наконец вырвался у него из груди.
После того, как прибежала жена, он долго пытался прийти в себя, успокоить жену. Но у него не получалось ни того, ни другого. Тяжкое бремя горя и вины повисло над его головой, и он уже сейчас чувствовал, что оно будет преследовать его неотступно. Он прижимался солеными от слез губами к холодному лбу дочери, в то время как его жена сидела на кровати дочери и платком закрывала рот, из которого то и дело вырывался плач и стон. Он опустил глаза на ноги дочки. Из кармана джинс виднелся кусочек белой бумаги. Отец потянул за него и вытащил сложенный вчетверо листок всего с двумя слабо накарябанными словами: «Я устала».